В одном из приказов, изданных в марте 1920 года по 2-й Верхнеудинской дивизии, в состав которой входил и наш отряд, имелся следующий параграф:
«1-му Юго-восточному партизанскому отряду выступить в верховья реки Ингоды, а затем на Онон для выполнения задач, поставленных перед отрядом».
Таким образом мы выходили из состава Ингодинской группы войск тов. Жарцева (часть 2-й Верхнеудинской дивизии), порывали связь с армией и становились в полном смысле партизанским отрядом.
Выполняя приказ, отряд 31 марта прибыл в село Дюшелан. Через это село из Ингоды идет тропа на Онон.
В Дюшелане нам нужно было запастись продовольствием на 6—7 суток пути по тайге, надо было наладить и приспособить на лошадях вьюки с оружием и продовольствием, а также дать отдых себе и лошадям. Предстояла трудная дорога.
Двигаясь гуськом, один за другим, по тропе, преодолевая одни хребет за другим, мы без особых приключений 10 мая заняли село Куленда, первую деревню на тропе Ингода — Онон.
Накануне нашего занятия села Куленда в него приходил разъезд кыринских казаков-дружинников. Оказывается, что нас все-таки поджидали.
Одиннадцатого мая утром мы также беспрепятственно заняли село Бырла. С сопок, возвышающихся над Бырлой, открывался вид на долину притока Онона, реку Кыру и на мою родную станицу этого же названия.
В полдень примерно один из наблюдателей сообщил, что от Кыры по дороге на Бырлу едут пять вооруженных всадников, причем один из них с полдороги вернулся обратно. По всему судя — казачий разъезд.
Мы прекрасно понимали, что от поимки этого разъезда зависит очень многое, потому решили во что бы то ни стало его уничтожить или захватить в плен.
Ничего не подозревая, казаки переправились через реку Кыру и направились в селение. После переправы они однако заметили нашего постового, притаившегося за пнем. Двое из них повернули лошадей и бросились вплавь через реку, а двое во весь карьер — в деревню с целью пересечь ее и скрыться в лесу. Один из них был убит, а второй легко ранен в ногу и взят в плен. Двое возвратившихся пытались убежать от нас, но это им не удалось. Километрах в трех от деревни, где дорога на Кыру с одной стороны почти вплотную подходит к отвесной горе, а с другой — имеет реку, я лежал со своими людьми согласно разработанному нами плану. Дорога от самой деревни шла кустами, была очень извилиста и мало удобна для наблюдения.
Вот впереди послышался топот. Я дал знак приготовиться, нo не показываться на дороге до моего сигнала, а также без приказа не стрелять.
Из-за кустов на повороте дороги показались два скачущих всадника. Подпустив их к себе метров на двадцать, мы выскочили из своего убежища:
— Стой, ни с места!
Лошади шарахнулись в сторону, дула наших винтовок уставились прямо на них, и казаки спешились. Само собой — от пленников мы получили все необходимые нам сведения.
Оказалось, что в станице Кыра стоит хорошо вооруженная дружина человек в сто местных казаков, что дружиной командует присланный военными властями прапорщик Андреевский (верхнеульхунец) и что дружина вооружена японскими и русскими трехлинейными винтовками.
Этих сведений было достаточно для того, чтобы незамедлительно решить, что нам нужно делать.
Взять Кыру в открытом бою при наших силах (45 человек) было конечно трудно. Поэтому нужно было действовать немедля, пока нас не обнаружили, и захватить дружину врасплох.
Мы вполне правильно предположили, что дружина во главе со своим прапором, послав разъезд и не получая от него никаких сведений, будет спокойно спать.
Исходя из этого и пользуясь пленными как проводниками, мы решили этой же ночью, т. е. с 11 на 12 мая, разоружить дружину.
С этой целью мы выработали следующий, пожалуй, не лишенный оригинальности план действий.
Станица Кыра имела в то время одну улицу, раздваивающуюся в восточной части на два посада. И мы решили вступить в нее со всех трех концов, бесшумно войти в избы и поодиночке разоружить казаков.
В соответствии с этим отряд выделил три группы по 10—12 человек. Четвертая составляла как бы резерв и непосредственного участия в разоружении не принимала.
К каждой группе был придан один из пленников, и при помощи этих-то пленников мы и должны были, не вызывая никаких подозрений, проникнуть в дома и разоружить казаков.
План был осуществлен — в 2 часа ночи мы вошли в Кыру с трех концов. Я возглавлял одну из групп, и первой моей задачей было взять в плен командира казаков — прапорщика. В моем распоряжении находился начальник захваченного мной разъезда.
На его стук и просьбу открыть дверь нам открыла старуха — хозяйка. Увидав начальника разъезда Антона Серебрякова и узнав его, она ничего не заподозрела и указала нам комнату прапорщика. Последний, как выяснилось впоследствии, не очень давно пришел с картежной игры и спал безмятежным сном.
Забрав висевшее над кроватью оружие — японский карабин и наган, — мы его разбудили. Он, увидев своего подчиненного, меня в форме офицера, — а я действительно для проведения этой операции надел шинель взятого в плен еще на Ингоде каппелевского штабс-капитана, — и вооруженных людей, совершенно не похожих на его подчиненных, некоторое время не мог понять смысла происходящего. Сообразив наконец, в чем дело, он заявил, что он крестьянин с Чикоя и приехал сюда покупать хлеб.
Однако разговаривать с ним не было времени. Мы заставили его одеться, связали ему назад руки, оставив длинный конец веревки свободным, передали его коноводам и двинулись дальше наносить визиты в следующие дома.
Другие две группы действовали так же успешно, проникая в дома и забирая оружие.
При разработке плана захвата Кыры нами было решено сельской милиции ночью не трогать, а взять ее после разоружения казаков.
Милиция находилась в центре станицы.
Я закончил прежде всех и на рассвете был у помещения милиции. Две других группы еще продолжали свою работу, но я имел с ними связь и узнал, что они проводят свою работу без особых затруднений. Поэтому я решил взять и милицию.
Окружив помещение, я постучал в двери. На вопрос — кто и что нужно — я ответил буквально: «Именем РСФСР предлагаю открыть двери и сдаться». Было слышно, как в доме поднялся переполох. Через минуту-две открылись двери, и нам сдали все имеющееся оружие.
Стало светло. К этому времени все было окончено. Кыра без единого выстрела оказалась в нашей власти. Мы получили свыше ста трехлинейных и японских винтовок, значительное количество патронов.
Кыряне, которых мы ночью не потревожили из-за отсутствия в их домах вооруженных людей, проснувшись, с удивлением протирали и таращили глаза на красный флаг, гордо развевавшийся над зданием их станичного правления.
Перед тем как приступить к операции по разоружению Кыры, мы естественно перерезали телеграфные провода, соединявшие Кыру с Мангутом, а следовательно и дальше с Читой, а также и со станцией Букукунская — юго-западнее Кыры.
Захватив Кыру, мы восстановили линию и вызвали Мангут, где находился штаб 12-го казачьего полка, в состав которого входила разоруженная нами кыринская дружина.
Мы попросили вызвать к аппарату командира полка.
На его вопрос — кто говорит — мы ответили: «Станичный атаман» и сообщили, что в Кыре все благополучно, и попросили дальнейших распоряжений. Он ответил: «Приготовьте фураж и продовольствие для бурятского отряда Табхаева, который на-днях прибудет в Кыру». Мы ответили, что будет исполнено. Однако дальше не выдержали, созорничали и конечно сделали глупость. Мы ответили, что никакого в Кыре станичного атамана нет и больше не будет.
Видно было, что командир полка растерялся. Несколько секунд, а может быть и минутку аппарат молчал, но затем вновь застучал, и мы на ленте прочитали наивный вопрос:
— А вы откуда взялись?
Мы ответили:
— Из советской России.
Аппарат замолчал, и завязать новый разговор нам больше не удалось.
