Наконец исполнилась страстная мечта, засияло солнце великой Свободы.
Самодержавие свергнуто, пал ненавистный царизм. Освобожденный народ втыкает осиновый кол в могилу поверженного врага и торжествует начало вольной, свободной жизни. Да здравствует революция! Она „...пришла и разрушила вековую твердыню, царство мрака, гнета, розги, кандалов и крови, крова...
„Еще до указа Временного правительства об амнистии, двери Шлиссельбурга были открыты «волею восставшего народа»,— как говорилось в удостоверениях, выданных бывшим каторжанам, — и все освобождены... Сразу возник вопрос: «как быть с Шлиссельбургом?». Были сторонники немедленного уничтожения, но были сторонники и сохранения его как исторического памятника. Начались дебаты... Вопрос решила телеграмма Керенского: «Сохранить во что бы то ни стало».
„Решили Шлиссельбург упразднить.
„Зажгли.
„Долго и медленно горел, наводя по ночам жуткое настроение на всю окружность...
„Не стало каторжной тюрьмы..." (1).
„Когда, — рассказывает один из рабочих, товарищ Иустина Жука по Шлиесельбургекому заводу, Александр Кузьмич Морозов,— когда стало известно, что в Петрограде началась революция, рабочие Шлиссельбургского порохового завода устроили митинг, на котором решили немедленно освободить из Шлиссельбургской крепости политических заключенных. Это было 2 марта (2). Лед на Неве стоял крепкий. Рабочие с красными флагами, с пением революционных песен направились в город. Там был вторично устроен митинг совместно с рабочими ситценабивной фабрики. На этом митинге было решено всем в крепость не ходить, а отправить туда делегацию из 18-20 человек, в числе которых был и я. Делегация немедленно явилась к начальнику тюрьмы с требованием освободить политических заключенных. Сопротивления никакого не было, и мы в первый же день освободили 67 человек".
Одна за другой открывались мрачные двери, выпуская на свободу заключенных узников. Одним из первых вышел из своей камеры т. Жук. „Этот человек меня невольно поразил своим видом: исполинского роста, богатырского телосложения, с глазами, в которых сквозила непоколебимая сила воли" (3).
„По освобождении все политические, вместе с рабочими, отправились на пороховой завод, где сразу же начали революционную работу. В этот вечер был создан временный революционный комитет, в который вошел и т. Жук. На заседании комитета в эту же ночь встал вопрос о судьбе всех вообще заключенных в крепости, и т. Жук с присущей ему энергией горячо отстаивал освобождение не только политических, но и уголовных. На следующий день были освобождены все, около 1 000 человек. С этого дня т. Жук ушел с головой в революционную работу на Шлиссельбургском пороховом зпводе, и с того же дня он стал любимым товарищем и руководителем рабочих порохового завода. Девизом его было: «больше дела, а меньше слов», и это сквозило во всех
----------------------------
1. В. Градский, Шлиссельбургская каторга, „Былое", № 2/30, 1925 г.
2. По другим показаниям — 28 февраля 1917 г.
3. Из воспоминаний А. К. Морозова.
----------------------------
его делах. В своих выступлениях он был краток, но зато каждое слово его западало рабочему глубоко в сердце. Для этого человека, казалось, не было невозможного" (1).
Легко себе представить счастье свободолюбивого анархиста, когда, 28 февраля (2) 1917 года, в 2 1/2 часа дня, открылись тяжелые ворота крепости и т. Жук вместе с 62 другими товарищами, бывшими каторжанами-политиками, очутился вне высоких крепостных стен, на широком просторе красавицы-Невы. Жук не был коммунистом, но классовое самосознание было развито в нем до последней степени и заговорило с первого же момента, когда донеслось до него дыхание свободы, разбудившее его пролетарскую сущность. На первом же митинге, на котором выступали освобожденные из каторжного плена шлиссельбургские узники, т. Жук овладел вниманием присутствующих своей речью, звучавшей страстным призывом на защиту революции. Он призывал рабочих записываться в боевую дружину: „Тех, кто дрожит, — говорил он,— за свою шкуру, я прошу не записываться... Не надо строить иллюзий: буржуазия без боя не сдаст своих позиций. Нам придется пролить немало крови, прежде чем мы укрепим за собой политическую власть" (3).
Немного поосмотревшись на свободе, т. Жук поехал к себе на родину — отчасти для того, чтобы повидаться со стариками-родителями и сестрой (за это время один из братьев умер в тюрьме, другой же находился на фронте, а затем попал в плен), отчасти же — чтобы посмотреть, как отразилась там революция.
Пробыл на Украине т. Жук недолго, не более двух недель. Повидимому, дальнейшее пребывание там под опекой Национальной центральной рады, в то время как на севере, в Петрограде, кипела борьба и творилась история, было невтерпеж деятельному, энергичному Жуку, и он вернулся.
Получив счастье свободы из рук определенной группы — рабочих Шлиссельбургских пороховых заводов, Жук решился связать свою судьбу с озвободившим его заводом, посвятить ему и его населению себя и свой труд. В десятых числах
----------------------------
1. Из воспоминаний А. К. Морозова.
2. По другим сведениям — 2 марта.
3. Из статьи И. Камышева в сборнике „Вместо венка на могилу павших", Шлиссельбург, 1922 г., изд. Коллектива РКП (б) Шлиссельбургского порохового завода.
----------------------------
марта 1917 года возобновились работы на заводе после остановки, вызванной революционными событиями. Тотчас по возвращении с Украины, Жук поступил на завод в качестве подручного слесаря (1). Но недолго оставался на своем посту новый подручный. Он сразу обратил на себя общее внимание благодаря своей энергии, железной воле и организаторскому таланту. Он сразу завоевал себе положение, сразу стал необходим заводу и как хозяйственник и как политический руководитель, и ему уже нехватало времени для работы в мастерских.
„О первого же дня после освобождения с каторги т. Жук стал политическим руководителем завода. Будучи зачислен в штат, он не работал в мастерской, а взял на себя работу в революционном комитете освобожденных каторжан по отправке и обмундированию последних. В конце 1917 года он уже состоял членом коллегии по управлению заводом" (2). И, не покладая рук, работал т. Жук, измышляя всевозможные способы поднять общее благосостояние поселка. „Работа спорилась в его руках, — рассказывает о нем т. Зиновьев.— В своем родном Шлиссельбурге он делал чудеса. В его крепких, умелых руках всё двигалось как машина — мягко, бесшумно и в то же время уверенно и правильно.
„Благодаря его усилиям в Шлиссельбурге при пороховом заводе рабочие поставили выработку винного сахара из древесных опилок. Это было детище Жука. В это дело он вложил свою душу. И как велика была его радость, когда он увидел результат своей работы, когда он смог принести нам первый выделанный сахар! Он радовался как ребенок, мечтая, как ему удастся подобные же сахарные заводы построить по всей России — «всюду, где есть леса»... На таких людях держится пролетарская диктатура. Такие люди — цемент рабоче-крестьянского государства.
„В архиве Ленинградского исполкома имеется записка т. Ленина, из которой видно, что Владимир Ильич относился с большим интересом к проекту Жука о выработке сахара. «Говорят, — пишет т. Ленин, — Жук (убитый) делал сахар из опилок. Правда это? Если правда, надо обязательно
------------------------------
1. 1 марта 1917 г. т. Жук был зачислен подручным слесарем ремонтных мастерских (сведения фабрично-заводского комитета Порохового завода „Красный шлиссельбуржец" имени т. Морозова, от 15 марта 1926 г.).
2. Там же.
------------------------------
найти его помощников, дабы продолжать дело, важность гигантская. Привет. Ленин».
„Человек богатырского сложения, великан, Жук в то же время отличался необыкновенной добротой и детской мягкостью характера. В глазах светились ум и воля. Он был как бы олицетворением рабочего класса, подымающегося на борьбу. „Жук не был формально членом нашей партии. Но он был горячим поборником коммунизма и он знал, что наша партия — единственная рабочая партия в мире, которая поставила на очередь борьбу за коммунизм. И он отдал себя в распоряжение нашей партии. И он признал ее суровую дисциплину" (1).
Но, отдаваясь всей душой работе под эгидой советской власти, т. Жук не порывал и со своим анархистским прошлым. Так, войдя в сношения с находившимся где-то в Петрограде, на Петербургской стороне, кажется на Бармалеевой улице, анархистским книжным складом, т. Жук стал принимать чрезвычайно активное участие во всех делах этого склада и работал там, насколько мог и насколько хватало у него времени. Между прочим ему приходилось иногда обращаться туда за деньгами, когда их нехватало для расплаты с рабочими пороховых заводов и там требовалась необходимая временная поддержка" (2).
Работая на заводе и отдавая ему все свои силы и время, т. Жук особенно много обращал внимания на детей. Он стремился всячески улучшить их положение вообще на заводе и в частности в организованном при заводе детском доме, где т. Жук старался дать детям наибольший, возможный для того времени, уют. И детишки чувствовали его теплое к ним отношение и платили ему тем же. Когда пришло тяжелое время и они узнали, что лишились своего любимца, то не было границ их горю. Долго еще потом плакали детишки и спрашивали: „Как же нам теперь быть? К кому же мы теперь пойдем жаловаться, если нас обидят?". Вопросы эти вполне понятны, так как т. Жук был членом правления заводского комитета, он же был комиссаром продовольствия, словом — он был для завода всем, и все шли к нему за помощью. Уроженец благодатной Украины, с ее прекрасной природой, агроном по образованию, Жук всегда мечтал поехать на
-----------------------------
1. Г. Зиновьев, Иустин Жук (из газеты "Петроградская правда", от 26 октября 1919 г., № 244).
2. Из воспоминаний жены т. Жука, С. П. Жук.
-----------------------------
родину и заняться там коммунальным сельским хозяйством. „Вот, как только поставим на ноги завод, улучшим квартирные условия рабочих, облагородим внешний вид поселка,— говаривал он, — тогда и махну к себе, на Украину!". Но не сбылись мечты т. Жука. Дело революции не ждало, не давало отдыха, а требовало всё новых и новых сил, заставляя забывать о родине и о всем на свето.
„Жук был один из самых замечательных сынов рабочего класса, каких мне довелось встречать за последние два года великой борьбы" (1). „Жук не был членом коммунистической партии, он был анархистом-синдикалистом, но, войдя в круг коммунистов — рабочих Шлиссельбургских пороховых заводов, он работал как самый преданный большевик" (2).
Еще весной 1917 года была организована в Петрограде первая конференция фабрично-заводских комитетов, большинство членов которой оказались сторонниками советской власти. На этой конференции впервые был выдвинут вопрос о передаче всех фабрик и заводов в управление рабочих. Делегированный сюда от Шлиссельбургских пороховых заводов, Иустин Жук был избран в президиум и в комиссию для выработки резолюций. Меньшевистские верхи были напуганы этой конференцией и занятой на ней рабочими позицией. Тов. Жук, как один из крупных рабочих лидеров, привлек к себе внимание меньшевиков, и с этих пор антипролетарская пресса взяла его под обстрел. Не было клеветы, которую затруднились бы бросить в лицо т. Жуку. Говорили, что он попал на каторгу не как политический, а как уголовный, что он обвинялся в убийстве своей матери и т. п. Словом, была организована целая травля против Жука, что вызвало дружный протест со стороны товарищей.
После этих выпадов т. Жук был вынужден напечатать в газете „Новая жизнь" письмо следующего содержания (3):
„Письмо в редакцию.
„Гражданин редактор!
„В вашей газете от 23" июня напечатано: «Присяжный поверенный Т. заявляет, что, по его сведениям,
-------------------------------
1. Г. Зиновьев. Иустин Жук (из газеты „Петроградская правда" от 26 октября 1919 г., № 244).
2. "Шлиссельбургекие известия" за октябрь 1920 г., № 4.
3. „Новая жизнь" № 59, от 27 июня (10 июля) 1917 г.
-------------------------------
анархист с дачи Дурново, Жук, подписавший протокол осмотра дачи и принимавший деятельное участие в сношении с властями в качестве представителя анархистской организации, содержался в Шлиссельбургской каторжной тюрьме за убийство отца и матери». „Прочитав все это в вашей газете и не зная, кто такой прис. пов. Т., предусмотрительно скрывающий свою фамилию, я самым категорическим образом заявляю, что вышесказанное обо мне этим господином Т.— чистейшая ложь. Я также считаю необходимым для восстановления истины заявить, что судился я Киевским военно-окружным судом по делам южно-крестьянских анархистских федеративных групп, за что и отбывал каторгу в Шлиссельбургской крепости.
„Что же касается «убитых» мною моих родителей, то они и до сих пор живут в местечке Городище, Киевской губернии, Черкасского уезда, где редакция может всегда навести о них необходимые справки.
„Иустин Жук".
В настоящее время отец т. Жука умер, но его мать жива и сейчас (май 1926 г. М. М.), после смерти своего „старика", отца т. Жука, живет в большой нужде на старом месте, наполняя свою жизнь воспоминаниями о своем сыне Иустине.
Со времени указанной конференции партия большевиков особенно укрепилась в Шлиссельбургском уезде. Совет рабочих депутатов еще при Керенском, задолго до Октябрьской революции, был здесь единственной властью. Под руководством этой власти был произведен организованный захват рабочими Шлиссельбургских пороховых заводов имения Щеглово, Рябовской волости. Одним из главных руководителей этого революционного захвата был т. Жук, командированный рабочим коллективом своего завода на станцию Щеглово, в местный совхоз для переговоров с рабочими совхоза о передаче его в ведение Шлиссельбургских пороховых заводов. Две пролетарские организации, конечно, скоро поняли друг друга и пришли к соглашению, но „Керенского пугала столь усилившаяся власть". „Буржуазная печать того времени раздувала и искажала события, происходившие в «Шлиссельбургской республике»... Из Петрограда по предписанию главы Временного правительства Керенского едет комиссия во главе с самим Чхеидзе для ознакомления с положением дел на месте.
Комиссия убеждается, насколько незыблемо прочна власть Советов на Шлиссельбургских пороховых заводах"... Приезжал туда и целый рад других комиссий (1).
Когда на конференции был затронут вопрос о передаче рабочим фабрик и заводов, то... „не было более пламенного сторонника этой меры, как т. Жук. В своем Шлиссельбурге он давно уже сумел всё взять в свои руки. Шлиссельбургские рабочие, не самые передовые по своему развитию, шли в первых рядах, вдохновляемые всё время их признанным вожаком и любимцем — Жуком... Для шлиссельбургских рабочих Жук был всё: их политический вождь, руководитель их хозяйства, их продовольственный комиссар, организатор их отрядов" (2).
„Что касается влияния Жука на заводе, — сообщают тт. фабзавкомцы Порохового завода, — то таковое он имел неограниченное среди рабочих и служащих и всего населения завода" (3).
Шлиссельбургский пороховой завод был в полном ходу до начала января 1918 г., когда сильно уменьшились военные заказы и завод сократил свое производство на 75%. Но запасы пороха, пироксилиновых шашек, динамита и других взрывчатых веществ были на складах завода очень велики, и при наступлений октябрьских дней военная администрация решила ликвидировать временно завод, распределив имеющиеся там взрывчатые вещества в целях вооружения рабочих. Ликвидация была поручена Жуку, который раньше всего настоял на уничтожении имевшегося на заводе в громадном количестве винного спирта. Затем около 1 500 пудов пороха, большое количество динамита и других сильно взрывчатых веществ было вывезено в Ленинград, в Смольный, и оттуда распределено между заводами, которые уже от себя снабжали своих рабочих, причем пироксилиновые и грубинтовые шашки должны были заменять бомбы, когда настали горячие октябрьские события (4). И перемещение всех этих опасных грузов производилось под неотступным наблюдением т. Жука.
Тов. И. М. Гордиенко, помогавший И. Жуку во время распределения этих опасных, но необходимых для военного
---------------------------
1. „Шлиссельбургские известия" от 30 октября 1920 г., № 4.
2. Г. Зиновьев, Иустин Жук (из газеты „Петроградская правда", № 244, от 26 октября 1919 г.).
3. Сообщение фабрично-заводского комитета порохового завода „Красный шлиссельбуржец" имени т. Морозова от 16 марта 1926 г.
4. Из воспоминаний А. К. Морозова.
----------------------------
времени материалов (а описываемый момент безусловно заслуживает названия военного времени), рассказывает о том, как был счастлив т. Жук, снабдив своевременно Выборгский рабочий район динамитом и пироксилиновыми шашками, как он был обрадован, увидев, что наконец-то, после скучных переговоров со струсившими меньшевиками, он попал к настоящим людям, проникнутым чисто пролетарским, рабочим духом, относящимся к делу революции как к своему собственному, личному, родному делу:
„Много яркого, неожиданного среди своей повседневной работы переживал Исполнительный коиитет Выборгского районного совета в первые дни революции. Помню, прибежал как-то из заседания райпарткома в райсовет секретарь последнего т. Каюров в самом жизнерадостном настроении. Позвал меня и председателя исполкома т. Куклина и отрекомендовал нам пришедшего с ним большого, сажень в плечах, детину.
„— Жук, рабочий из Шлиссельбурга, бывший матрос, каторжанин, революцией освобожденный из тюрьмы.
„Я заинтересовался широкоплечим рабочим, имеющим такой длинный титул, и с любопытством стал рассматривать его. С неменьшим любопытством рассматривал его и т. Куклин, а Жук тем временем присел к большому столу, облокотился на него и начал нам рассказывать:
„— Нагрузил я в Шлиссельбурге баржу с пироксилиновыми шашками, прицепился к катеру и причалил к набережной около Смольного. Ввалился в кабинет председателя Петербургского совета Чхеидзе и говорю ему: так мол и так, привез я тебе, дружище, баржу пироксилина, да еще на придачу 400 человек, вооруженных винтовками...
„— «Да ты что, — говорит он,— сума сошел? Взорвать может». Меня этакий прием председателя Петербургского совета взбесил.
„— «Конечно, может взорвать, — говорю я ему: — искру только покажи, так твой Смольный, а с ним и пол-Питера на небеса к господу богу взлетят». Чхеидзе замахал руками:
„— «Не надо, не надо нам твоих шашек!». — «Как не надо?- говорю я ему: — Корнилов наступает». А он орет:
„— «Не надо, не надо, увози ты их»...
„— «Куда?» — спрашиваю я его.
„— «Куда хочешь, только подальше. Нельзя же из-за твоей прихоти подвергать опасности жителей столицы. Вези ты их в открытое море и пусти там баржу ко дну».
„— Это шашки-пироксилинки-то — ко дну! Ну, нет, шалишь,— думаю я: — ко дну я их не пущу и разговаривать с тобой больше не стану.
„— Выскакиваю из его кабинета, туда-сюда по длинным мрачным коридорам Смольного, наталкиваюсь на ребят.
„— «Ты, — говорят они мне, — на Выборгскую сторону вези!»
— «А там возьмут?» — спрашиваю. — «Возьмут, да еще и спасибо скажут».
„— Вот я к вашей набережной и причалил, — закончил Жук и вопросительным взглядом прощупал нас.
„ — Я людей с баржи снял и в Московские казармы направил,— добавляет к словам Жука т. Каюров: — а вот теперь надо подумать, что нам делать с пироксилинками ? Не отправлять же их обратно в Шлиссельбург, а в пороховые погреба и склады отправлять тоже не сподручно.
„Посудили, порядили мы и решили баржу разгрузить и разместить пироксилинки по заводам.
„Всю ночь работали на барже посланные туда заводскими комитетами ребята. Всю ночь развозили их по заводам грузовики, а на рассвете снова пришел в райисполком т. Жук.
— Ну, что? — спрашивает его Каюров. Жук вместо ответа вывернул карманы своих широких брюк и, улыбаясь во все широкое скуластое лицо, показал их Каюрову.
„— Пусто? — спросил тот.
— Вот так и на барже. Ваши ребята, точно муравьи, растаскали пироксилинки. Может быть, вам еще надо? Я привезу. А то можно и динамиту.
„ — Привози.
„— Вот спасибо, а я уж думал, что на свете нет настоящих революционеров и остались одни мокрицы. Начал было жалеть те годы, что в каторге провел, а теперь вижу — ошибся. Жить можно, да и работать есть для чего. Спасибо...
„— Спасибо тебе за подарок, — ответил ему Каюров. Жук пожал нам руки, пожал крепко, дружески, рассказал, как там у них ребята изобрели способ из древесных опилок сахар добывать. Рассказал еще кое-какие новости из жизни в деятельности рабочих города Шлиссельбурга. На прощанье еще раз бросил:
„— Если что, так вы передайте. Пироксилину и динамиту надо будет — я привезу.
„— Ладно, — ответил ему Каюров.
„И бодрым, уверенным, что революция победит, ушел от нас т. Жук, а Чхеидзе и друзья его по партии узнали, что Выборгский районный совет принял от Жука пироксилинки, загрузил ими заводы, и всполошились. Всполошили и нашу большевистскую фракцию Петербургского совета и Петербургский комитет большевистской партии. Те послали к нам в район для расследования дела о пироксилинках т. Рязанова. Пришлось райсовету уступить настойчивым требованиям т. Рязанова и переправить пироксилинки с заводов в пороховые погреба и склады. Но рабочие отдавали их из рук своих неохотно — прятали, зарывали в землю, и я уверен, что кое-где они до сегодняшнего дня находятся там. Но Смольному было сообщено, что заводы очищены от пироксилина, и он успокоился.
„Жука же я больше не встречал", — заканчивает свой рассказ т. Гордиенко.
Так как т. Жук держал тесную связь с большевиками, то он был хорошо осведомлен о политической ситуации момента. Поэтому он предвидел могущие наступить военные осложнения, и уже с мая 1917 г. „им было организовано обучение рабочих военному делу" (1). Был введен такой распорядок трудового дня: 6 часов работа на заводе, а весь остальной день — военная учеба. Благодаря этому, в памятные всем октябрьские дни пошел на завоевание пролетарской революции весь завод как один человек, поручив охрану заводского имущества женщинам и выдвинув хорошо обученные отряды, в количестве человек пятисот, которые, идя под руководством т. Жука, проявили себя деятельными защитниками рабочего дела. Участники этих событий вспоминают отдельные эпизоды этой борьбы. Так, однажды собранный в Смольном рабочий отряд, узвав, что под Красным Селом сосредоточились силы Керенского, пешком двинулся туда. По дороге получилось известие, что Керенский сдался и рабочий отряд может считать себя свободным до нового задания. Немедленно явился отряд в Смольный и был встречен сообщением, что задание уже готово. Необходимо было экстренно выбить из их убежищ юнкеров двух военных училищ, укрепившихся в своих школах. При помощи отряда матросов, понесшего приэтом большие потери, задание было выполнено, и шлиссельбуржцы-рабочие возвра-
--------------------------------
1. Из воспоминаний А. К. Морозова.
--------------------------------
тились на завод с боевыми трофеями: тут были два-три грузовых автомобиля, около 300 винтовок, около 10 пулеметов, 3 шестидюймовых орудия (1).
Затем, когда при нападении Юденича Петроград оказался под угрозой нашествия врага и Петросовет был вынужден обратиться ко всем рабочим и крестьянам с просьбой о защите революции и населения, рабочие Шлиссельбургских пороховых заводов одни из первых смогли ответить на призыв, сорганизовав немедленно прекрасно обученный батальон со своим командным составом и своим вооружением — винтовками, пулеметами и пушками, чтобы дать надлежащий отпор зарвавшемуся врагу.
После октябрьских дней т. Жук еще больше погрузился в работу, и не было такой области работы, где бы он не руководил ею; и везде успевал — личной жизни для него не существовало.
1918-й год. Начало голода, и т. Жук старается достать лишний вагон хлеба для рабочих.
„Помню такой случай.
„Январь месяц. Колоссальные снежные заносы, движение по Ириновской железной дороге прекращено. На заводе массовое сокращение; денег нет, нет хлеба. Тов. Жук выходит из положения. Достает хлеб в Питере, достает деньги, чтобы подвезти хлеб, призывает рабочих очистить с железнодорожного пути снег. Рабочие пошли за своим вождем, и в течение дня все полотно на протяжении 39 верст было очищено, и хлеб был подвезен. За весь этот период мне пришлось работать под его руководством в различных организациях, и всегда я восхищался его организаторскими способностями" (1).
Во времена Юденича т. Жука уже не было на заводе. Как агронома и хозяйственника-организатора, его постоянно тянуло к земле, к культурной работе среди крестьянства. Всей душой рвался он на работу по восстановлению нашего разоренного войною хозяйства, но пролетарская революция призвала его под ружье.
В июне 1918 г. Украина находилась в очень тяжелых условиях. С одной стороны, извне, она была оккупирована немцами, стремившимися, конечно, возможно полнее использовать временно оказавшуюся в их владении богатую, хлебо-
---------------------------
1. Из воспоминаний тт. А. К. Морозова, Никитина, И. М. Чекалова и др.
---------------------------
родную страну. С другой стороны, внутри, на ней отражалась борьба между слабевшей гетманской властью и элементами, чувствовавшими в себе силу, способную оттеснить гетмана. Среди населения также не могло быть единодушия: беднота ходила с красными флагами и, как к свету, тянулась к советской власти; кулаки ждали помощи от Петлюры, средняя масса была индифферентна и нуждалась в самоопределении. Вот сюда-то и направились мысли Жука. Украина была полна революционного пыла, но нужно было повлиять на массы, оттеснить Петлюру, сбить с позиции гетмана, направить в правильное русло течение народной жизни и мысли, создать советский центр, привлечь в этом направлении активные силы. Как природный организатор и агитатор, как выходец из Украины, знающий местную жизнь и местное население, т. Жук как нельзя больше подходил для этой работы. И он взялся за нее. И, по обыкновению, отдался ей целиком, не щадя ни своего времени, ни здоровья, ни жизни, и в отплату за это, конечно, получил ненависть как русских, так и немецких жандармов. Войдя в соглашение с представителями советской власти в Петрограде, заехав в Москву и получив оттуда необходимые директивы для своей будущей работы, он снесся письменно с несколькими своими единомышленниками-товарищами, и пригласил их присоединиться к нему. Затем он выехал в Курск где в то время был центральный повстанческий комитет, находящийся в ведении местной Курской парторганизации; скоро приехали сюда его 6 товарищей, и все семеро выехали на Украину. Здесь дальнейшая их работа протекала под руководством повстанческого комитета, действовавшего всё время в тесном контакте с советской властью РСФСР.
„С июня по сентябрь 1918 г. мне пришлось с ним работать конспиративно на Украине, особенно в районе Киевщины. Тов. Жук среди крестьянства был также вождем и руководителем. Всегда ласковый, добрый, но вместе с тем настойчивый, он невольно привлекал на свою сторону каждого, крестьяне его боготворили. Область работы у нас с ним была самая разнообразная: 1) призыв крестьян к вооруженному восстанию против немцев и Скоропадского, 2) организация повстанческих отрядов, 3) внедрение среди крестьянства идеи советской власти, 4) распространение среди крестьянства революционной литературы, перевозка ее через границу, 5) организация взрывов военных штабов (в частности взрыв гарнизонного штаба в Харькове) и т. д. Я не знаю, когда этот человек даже спал: всегда он был по горло загружен работой, вечно занят. На Украине мы с ним вели кочевой образ жизни, ибо чувствовать себя спокойно было нельзя. У каждого охранника была мечта поймать т. Жука и за него получить награду, а, главное, уничтожить работу, от которой им приходилось солоно" (1).
В Харькове т. Морозов был арестован с паспортом на имя Морякова, сфабрикованным тем же т. Жуком. Его здесь продержали 10-12 дней. Первым делом ему показали карточку т. Жука и требовали откровенных показаний о его личности, намерениях и деятельности. Тов. Морозов, разумеется, отказался давать такие сведения, вследствие чего был подвергнут разного рода пыткам, угрозам, лишению воды при усиленном кормлении селедками и т. п.
Арест т. Морозова произошел при следующих условиях. Выехавшие в Курск в количестве 7 человек шлиссельбургские рабочие затем разделились на пары. Товарищи Жук и Морозов направились в район станции Знаменка. Затем они снова доехали до Курска, откуда, с присоединившейся к ним другой нарой — тт. Николаевым и Рекстом, двинулись за границу, на Украину. На станции Белянихино пришлось принимать известные меры предосгорожности, так как было замечено появление двух шпиков, из которых один, немец, называл себя поручиком армии, но не имел установленной формы. Вскоре он исчез, повидимому был арестован. Другой же продолжал сопровождать наших путешественников. Проехав некоторое время на лошадях, в повозках, обе пары пересели в вагон, но оказалось, что шпик очутился в том же вагоне. Тогда т. Морозов, которого шпик узнал и поздоровался с ним, спасая положение и своих товарищей, успел шепнуть им: „спасайтесь". Таким образом на этот раз все уцелели, но, очевидно, шпик запомнил Морозова. И вот однажды, в конце сентября, когда в процессе работы тт. Жуку и Морозову пришлось быть на станции Хвостово, Киево-воронежской железной дороги, верстах в 50 от узловой станции Знаменка, первый из них, оставшись в Хвостове, командировал Морозова с секретным поручением в Курск. Здесь т. Морозов задержался дня на четыре в распоряжении уполномоченного, после чего пустился в обратный путь, но, доехав до Харькова, был задержан.
-----------------------------
1. Воспоминания А. К. Морозова.
-----------------------------
Доведя т. Морозова до полного изнеможения, до нервного расстройства, отняв у него все вещи и документы, его отправили под конвоем из шести солдат в Белгород, где сдали коменданту города. Через день его посадили в служебный вагон железной дороги, привезли на станцию Гостиница, где была пограничная зона. Здесь его выпустили, вывели на тракт и дали пропуск на станцию Беленихино, куда он шел пешком в течение 12 часов. Все эти приключения, пытки и путешествия совершенно расстроили его здоровье и дают себя знать и но настоящее время.
„После всяческих пыток я, совершенно больной, недели через 3 был освобожден, но уже работу продолжать был не в состоянии и вынужден был вернуться ва Шлиссельбургокий пороховой завод. Снова встретился с т. Жуком я на заводе в ноябре месяце того же года, по его приезде на завод, и первой его фразой было: «Ну, как, приятель, выдержал крещение?» По приезде на завод он сразу же принялся за разработку проекта выработки искусственного сахара из древесных опилок, но этой работы закончить ему не удалось, и впоследствии выработка искусственного сахара не осуществилась по причине его смерти. В начале 1919 года я был мобилизован на Северный фронт и, в качестве военного комиссара, был направлен в 15-й военно-строительный отряд 6-й армии, и мне с т. Жуком увидеться больше не удалось.
„Весть о его убийстве на Карельском участке белыми бандами я узнал из статьи т. Зиновьева в «Петроградской правде».
„Свои воспоминания мне хочется закончить словами, которые более чем к кому-либо подходит к т. Жуку: «Много работал, но мало пожил»" (из воспоминаний А. К. Морозова).
