К.Д.Ушинский. Собрание сочинений, М., 1974. OCR Biografia.Ru
Проект учительской семинарии
Самый существенный недостаток в деле русского народного просвещения есть недостаток хороших наставников, специально подготовленных к исполнению своих обязанностей. Недостаток этот особенно чувствуется в младших классах средних учебных заведений, в уездных и приходских училищах, в младших классах гимназий. Чем ниже сфера учебной деятельности наставника, или, лучше сказать, чем глубже идет она в массы народа и в детство человека, тем менее, конечно, требуется от наставника дознаний; но зато тем более должен он быть хорошим воспитателем и действовать своим преподаванием не на одно обогащение ума познаниями, но на развитие всех умственных и нравственных сил воспитанника. Вот почему для такого рода преподавателей в особенности необходимо специальное педагогическое подготовление, тем более что нельзя ожидать, чтобы они сами, при ограниченности своих познаний, могли самостоятельно подготовиться к своему делу, так как знание иностранных языков, а вместе с тем и чтение иностранных педагогических сочинений для них большей частью недоступно. Кроме того, в деле воспитания одного знания еще крайне недостаточно, а необходимо и умение. Природные воспитательные таланты, сами себе прокладывающие дорогу в деле воспитания, встречаются реже, чем какие-либо другие таланты, а потому и нельзя рассчитывать на них там, где требуются многие тысячи учителей. Но знание и умение преподавать и действовать преподаванием на умственное и нравственное развитие детей могут быть сообщены молодым людям, и не обладающим особенными способностями. Кроме того, в каждом наставнике, а особенно в тех наставниках, которые назначаются для низших училищ и народных школ, важно не только умение преподавать, но также характер, нравственность и убеждения, потому что в классах малолетних детей и в народных школах больше влияния оказывает на учеников личность учителя, чем наука, излагаемая здесь в самых элементарных началах. Даже и познания этого рода учителей должны иметь некоторую особенность, которой не могут дать им ни гимназия, ни университет. Познания эти, неглубокие и необширные, должны отличаться энциклопедичностью и в то же время оконченностью, определенностью и ясностью.
Все эти соображения и, кроме того, желание правительств иметь прямое и положительное влияние на народное образование побудили правительства Германии, Франции и Англии к учреждению учительских семинарий и нормальных школ, назначенных в особенности для приготовления наставников народных училищ. Семинарии эти и нормальные школы оказали столь благоприятное действие на народное образование, что число их в последнее десятилетие умножилось весьма быстро и умножается ежегодно. В Пруссии, например, в течение нынешнего столетия открыто 50 учительских семинарий, из которых некоторые достигли цветущего состояния, но и это число семинарий оказывается недостаточным при населении Пруссии в 17 миллионов душ.
В России, за исключением Остзейских провинций, нет ни одного такого заведения. Педагогический институт приготовлял в особенности преподавателей для средних и высших учебных заведений; а усвоив себе университетский курс наук и закрыв свою практическую школу, педагогический институт потерял совершенно всякий специально-педагогический характер и сделался каким-то бесполезным дополнением к университету.
В Проекте устава низших и средних народных училищ предположено открыть при гимназиях и народных училищах приготовительные педагогические курсы. Но нельзя ожидать, чтобы из этих курсов могли выходить педагоги, приготовленные хотя сколько-нибудь порядочно теоретически и практически к воспитательной деятельности. Едва ли наши гимназии имеют сами достаточно педагогических знаний и сил, чтобы образовать хороших педагогов. Кроме того, самый курс гимназии рассчитан более на приготовление молодых людей к университету, чем на образование наставников народных школ. Курс наук уездных училищ более гимназического соответствует потребностям образования народных наставников; но едва ли мы можем ожидать, чтобы наши уездные училища, сами крайне нуждающиеся в педагогических силах, могли приготовить сколько-нибудь хороших педагогов. Познакомиться с лучшими теориями заграничной педагогики и различными методами преподавания, испробовать их на деле, выработать из них сколько-нибудь самостоятельно приложимую к нам теорию и привести ее в исполнение вовсе не так легко, чтобы кто-нибудь был вправе ожидать этого от наших уездных учителей. Эти приготовительные курсы могут, конечно, принести , большую пользу, но только тогда, когда для воспитанников их, испытавших уже свои силы и способности на педагогическом поприще, будет открыта возможность дальнейшего педагогического образования — как теоретического, так и практического. Приготовительные педагогические курсы существуют также в Германии и Англии при различных средних учебных заведениях, но там эти курсы имеют назначение только облегчать выбор воспитанников учительским семинариям и несколько подготовлять к ним молодых людей.
Кроме того, и по самому устройству своему, предположенные у нас педагогические курсы при университетах и гимназиях не могут приготовить настоящих педагогов. Требуя от наставника, чтобы он не одним ученьем, но всем своим характером имел влияние на столь же всестороннее развитие своих воспитанников, должно позаботиться и о том, чтобы педагогическое подготовление наставников не ограничивалось одним теоретическим и практическим обучением. Вот почему в Германии после многих попыток пришли к убеждению, что учительские семинарии должны быть по преимуществу заведения закрытые, интернаты, тогда как в отношении всякого другого рода учебных заведений в той же Германии господствует совершенно противоположное мнение.
Причины, требующие устройства особых учительских семинарий и того, чтобы эти заведения были интернаты, выкажутся еще яснее, если взглянуть на то, к какой цели должна стремиться всякая учительская семинария, или, другими словами, какие качества должен иметь учитель народной школы или воспитатель малолетних детей, чтобы с успехом выполнять свои обязанности.
1. Для учителя всякой народной, точно так же, как и всякой элементарной, школы * (* Между образованием учителя элементарной и учителя народной школы есть значительная разница, но в этом предварительном проекте не место входить в подробности.)
нет надобности в обширных познаниях, которые скорее вредно могут подействовать на его деятельность. Вот почему некоторым прусским семинариям прямо ставится в обязанность — не переучить (nicht uberlehren) будущих учителей. И действительно, обширные познания могут только вытеснить учителя из той скромной колеи, которую он для себя избрал, и помешать его ограниченной, но в высшей степени важной для государства деятельности.
2. Но небольшие сведения народного учителя должны быть по возможности ясны, точны и определенны. Так, например, обширные филологические познания не нужны народному и элементарному учителю — филологические идеи скорее принесут ему вред, чем пользу, но та небольшая грамота, которой он обладает, должна быть ясна, точна и определенна. Германские педагоги именно замечают, что молодые люди, слушавшие университетские курсы и вынесшие из них высокие научные идеи, по большей части являются дурными элементарными и народными учителями, внося эти идеи со всей их обширностью и вместе со всей неопределенностью в свою школьную деятельность. То же самое замечание приложимо и к нашим уездным училищам и младшим классам гимназий.
3. Сведения учителя народной школы должны быть очень разнообразны. Он должен иметь познание не только в законе божьем, грамматике, арифметике, географии и истории, но и в естественных науках, медицине, сельском хозяйстве; кроме того, уметь хорошо писать, рисовать, чертить, читать ясно и выразительно и, если возможно, даже петь. Тогда только он будет в состоянии сообщить ученикам своим сведения, необходимые или полезные для них в жизни. Гимназическое же учение дает, с одной стороны, слишком много сведений, а с другой — слишком мало для народного учителя. Кроме того, не только в каждом классе гимназии, но и во всей гимназии нет и не может быть той оконченности в образовании, той ограниченности и вместе той полноты и отчетливости, которая требуется в образовании народного учителя. Странным может показаться, если мы скажем, что у нас весьма трудно найти преподавателя для малолетних классов, который бы умел читать так ясно, громко и выразительно, отчетливо и впечатлительно, как этого требует слабое еще развитие способности внимания в детях, а учитель народной школы или малолетних классов должен часто прибегать не только к письму, но даже к рисованию, если хочет напечатлеть верно и прочно первые и потому самые важные образы в душе дитяти.
4. В самой передаче сведений в народных школах, где учитель становится лицом к лицу с таким классом народа, для которого вовсе не назначаются гимназии, имеется много особенностей, так что хороший учитель гимназии не будет еще хорошим учителем народной школы.
5. Метод преподавания можно изучить из книги или со слов преподавателя, но приобрести навык в употреблении этого метода можно только деятельной и долговременной практикой. В германских учительских семинариях практикант обыкновенно сначала присутствует на уроках хорошего учителя и помогает ему по его указанию, а потом сам пробует преподавать по лекции, составленной заранее и обдуманной с учителем. При таком уроке практиканта присутствуют его товарищи и учителя и замечают каждую его ошибку, а после урока, в особом педагогическом собрании, высказывают практиканту все сделанные на его лекции замечания, причем обращается внимание даже на мельчайшие подробности преподавания, как-то: на интонацию, движения и проч. Выслушав эти замечания, практикант приготовляется к новому уроку. Такое приготовление вначале бывает очень медленно и трудно: практикант не только должен уяснить себе предмет урока во всех подробностях, но придумать объяснения, выражения, вопросы, приготовиться ко всем случайностям урока, обдумать каждое движение. Понятно, что после двух или трех лет таких занятий из практиканта образуется хороший преподаватель, с отличными преподавательскими приемами и привычками, и что, кроме того, предмет преподавания установится в его голове в полной ясности и определенности. Но, конечно, такие упражнения, такие педагогические беседы, такая взаимная критика и взаимное подражание гораздо удобнее делаются при совместной жизни семинаристов в интернате.
6. От учителя народной школы, особенно живущего в деревне или в небольшом городке, справедливо требовать, чтобы жизнь его не только не подавала повода к соблазну, не только не разрушала уважения к нему в родителях и детях, но, напротив, служила примером, как для тех, так и для других и не противоречила его школьным наставлениям. Только при этом условии он может иметь нравственное влияние на детей и его школьная деятельность будет истинно воспитательной деятельностью. Вот почему в учительских семинариях молодые люди, избравшие для себя скромную карьеру народного учителя, должны привыкать к жизни простой, даже суровой и бедной, без всяких светских развлечений, к жизни с природой, строгой, аккуратной, честной и в высшей степени деятельной. Понятно, что только в закрытом заведении можно иметь сильное влияние на образование привычек к такой жизни и, кроме того, узнать нравственные качества будущего учителя.
7. Выше уже было сказано о важном значении нравственных качеств и убеждений народного учителя. Но на убеждение и нравственность молодого человека в 18 и 19 лет ничто не имеет такого влияния, как тот кружок товарищей, в котором он живет. Выбор этого кружка, избавление его от вредных членов, наблюдение за его направлением, все это возможно только в интернате.
8. Нет нужды доказывать, что убеждения всякого народного учителя христианского народа должны быть проникнуты идеей христианства. Вот почему народных учителей вредно возводить на ту среднюю ступень образования, или, лучше сказать, сообщить им то поверхностное, самонадеянное полуобразование, которое скорее всего ведет к сомнению в религии, а потом к безверию. Ожидать, чтобы учитель народной школы сам перешагнул за эту ступень и достиг того высшего образования, которое снова возвращает человека к религии, никак нельзя. При образовании учителей для народных школ более всего нужно бояться этого полуобразования, возбуждающего самонадеянность и не дающего положительных и полезных знаний. Познания, безопасные для человека, которому предстоит еще много учиться, не безопасны для того, кто оканчивает учение почти на первой его ступени. По этой причине нельзя образовать хорошего народного учителя, вырвав его из средины гимназического или университетского курса.
По этой уже самой причине следует зорко наблюдать не только за тем, что учат будущие учителя, но и за тем, что они читают и с какой литературой они знакомятся. Иная книга или даже две, три журнальные статьи, прочитанные молодым человеком 17 или 18 лет, могут сгубить в нем навсегда будущего народного учителя, тогда как эти же самые статьи не произведут на него никакого впечатления, если он уже укрепится в своих убеждениях и войдет в сферу своей практической деятельности.
Само собой разумеется, что одной запретительной, ограждающей деятельности еще недостаточно. Всего более, конечно, должно ожидать от того умственного и нравственного влияния, которое начальники семинарии и наставники ее могут иметь при совместной жизни с семинаристами и при беспрестанных с ними сношениях. Только в закрытых заведениях образуется тот дух заведения, который столько же может быть гибелен, сколько и спасителен. Но если первоначально состав семинарии образуется из людей достойных, то вместе с тем положится и прочное основание характеру заведения, которому уже невольно будут подчиняться вновь вступающие члены. От этой первоначальной закваски зависит весь успех семинарии: характер выходящих из нее деятелей, а через них и характер народного образования. Вот почему необходимо учредить учительские семинарии сначала в скромных размерах, так чтобы можно было надеяться совладать с направлением первых воспитанников и, убедившись вполне в их направлении, осторожно и понемногу подбавлять к ним новые личности. Вот почему также в интернат семинарии нельзя принимать всех желающих, но только по строгому выбору, из людей, специально к тому подготовленных, по крайней мере настолько, чтобы выразился их характер и способности, подающие надежду образо-вать из них хороших деятелей на поприще народного образования. Еще лучше, если сама семинария может иметь непосредственное и долговременное наблюдение за подготовлением будущих своих воспитанников. Все изложенные выше соображения ведут к тому заключению, что, во-первых, учительские семинарии для приготовления учителей народных и элементарных школ необходимы; во-вторых, что учительские семинарии должны быть заведения закрытые; в-третьих, что ученики должны поступать в них после предварительного приготовления и по строгому выбору; в-четвертых, что жизнь в этих семинариях должна быть самая простая и строгая; в-пятых — учение не обширное, но энциклопедическое и особенно приноровленное к назначению воспитанников; в-шестых, что при семинарии должна быть обширная практическая школа; в-седьмых, что семинарии не должны быть основываемы в больших городах, но вместе с тем должны находиться неподалеку от центров образования.
Все эти условия можно бы было соединить, устроив на первый раз образцовую педагогическую семинарию при одном из наших обширных и богатых средствами мужских сиротских заведений, выбрав из них для этого такое, которое находилось бы невдалеке от одной из столиц, или перенесши одно из столичных заведений в окрестности столицы, отчего, конечно, не потеряет, а выиграет много и самое воспитание сирот.
Мы выбираем для этой цели именно сиротское заведение по трем причинам: во-первых, потому, что обширное сиротское заведение, богатое средствами, без новых издержек для правительства, представляет уже само по себе обширную и разнообразную практическую школу, в которой будущие педагоги могут приобрести действительный навык не только в преподавании, но и в воспитании; во-вторых, потому, что хорошим педагогом легко может сделаться только тот, кто сам получил правильное педагогическое воспитание. Мы по большей части учим так, как нас самих учили, и исключения из этого правила слишком редки, чтобы можно было на них рассчитывать в деле народного образования; в-третьих, наконец, мы настаиваем на учреждении учительской семинарии при сиротском заведении потому, что педагогическая семинария при сиротском заведении откроет для сирот самое лучшее и самое полезное назначение в жизни, так как в настоящее время Россия ни в чем столько не нуждается, как в народных учителях. Какое лучшее назначение можно избрать для сироты обязанного всем своим воспитанием правительству, как не назначение народного учителя?
Высказывая последнюю мысль, мы никак не хотим сказать, что всякий сирота, получивший воспитание от правительства, должен непременно по тому уже самому сделаться народным учителем; не доказываем также и того, что другие лица, кроме сирот, не могут быть допускаемы в учительские семинарии и не могут сделаться учителями народа. Мы одинаково далеки от обеих крайностей и знаем очень хорошо, что прежде всего от народного учителя требуется, чтобы он имел призвание, охоту и способность к своей деятельности, но мы говорим только, что в числе различных назначений, избираемых для сирот, воспитываемых на счет правительства, назначение педагогическое должно занимать первое место.
Никакое сиротское заведение не может назначить одной какой-нибудь жизненной цели для призреваемых им сирот. Заменяя для них родителей, оно должно и поступать, как поступают благоразумные родители: давать каждому сироте (по возможности) образование, сообразное с его способностями и наклонностями, и открывать каждому из них ту дорогу в жизни, которая сообразна с его способностями, наклонностями и образованием. Всякое однообразное назначение для воспитанников сиротского заведения непременно парализует его воспитательную и образовательную деятельность, чему мы имеем несколько живых и поучительных примеров перед глазами. Именно это однообразие назначения тяготеет над нашими сиротскими заведениями в настоящее время, тогда как лучшие заграничные сиротские заведения давно уже признали эту истину и приготовляют своих воспитанников к самым разнообразным назначениям в жизни: таково, например, прекрасное учреждение Франка в Галле. Однообразие назначения имеет на сиротское заведение губительное влияние, потому что всякое сиротское заведение, принимая детей не по выбору, не по экзамену, а только потому, что они сироты, не может указать для них наперед никакого общего назначения и не может требовать от них выполнения никакого определенного и тем более обширного учебного курса. Мы видим, что в наших гимназиях, где дается только одно общее образование, едва ли одна десятая часть учеников оканчивает полный курс учения, остальные же выходят, не кончив курса. Но что же будет, если к предметам общего образования прибавить целый курс каких-нибудь специальных наук? Выходить из заведения сироты не могут. Куда деваться сироте, у которого нет ни отца, ни матери или у которого хотя и есть мать, но до того бедная, что сама едва прокармливается трудами рук своих или даже просто подаянием? Не удивительно, что при таком положении заведения оно по необходимости должно будет для всех своих воспитанников ослабить свой учебный курс и проходить его более по форме, чем на самом деле. Такое же ослабление учения неминуемо ведет за собой леность и даже апатию к занятию. Леность же в закрытом и особенно в сиротском заведении является обильным источником нравственной порчи, потому что всякое закрытое, а тем более сиротское заведение, решительно не представляет того, по крайней мере, безвредного препровождения времени для детей, которое оставляет нетронутыми их умственные и нравственные силы, если уже не развивает их помимо правильного воспитания и преднамеренного учения, как это случается часто с учениками гимназий, которые хотя и ленятся в классах, но тем не менее развиваются умственно и нравственно дома при сколько-нибудь благоприятных условиях домашней жизни.
Признав, таким образом, полную необходимость возможного разнообразия назначений для воспитанников всякого сиротского заведения, мы изложим теперь наши мысли о том, как должно быть устроено такое заведение, чтобы, во-первых, выполнить свою главную цель — воспитание в сиротах полезных деятелей для общественной жизни, во-вторых, подготовить будущих педагогов в тех из своих воспитанников, которые выкажут к тому наклонность и способность, и, в-третьих, представить для семинарии обширную и хорошо устроенную практическую школу. Понятно таким образом, что мы самым ходом дела поставлены в необходимость говорить об устройстве предполагаемого обширного сиротского заведения, прежде чем скажем об устройстве при нем учительской семинарии. Говорить вообще об устройстве какого бы то ни было сиротского заведения, не имея в виду того и другого в особенности, мы можем уже потому, что все сиротские заведения, какого бы рода они ни были, имеют одну главную цель: заменить по возможности родителей детям, дать им воспитание и поставить их на такую дорогу в жизни, на которой они могли бы быть деятельными, честными и полезными членами государства, которое их воспитало. Эта общая цель всякого сиротского заведения сама по себе уже дает главные черты его устройства, и мы скажем об этом устройстве, насколько оно определяется целью каждого сиротского заведения.
Прием воспитанников в сиротское заведение
Из какого бы сословия сироты ни принимались, но, конечно, должны приниматься только потому, что они сироты, без всяких соображений насчет их способностей и познаний. Это же возможно только тогда, когда заведение берет на себя обязанность родительскую: так или иначе, но во всяком случае пристроить взятого на воспитание сироту. Кажется, что во всех наших сиротских воспитательных заведениях принимаемые в них дети немедленно начинают жить вместе с прочими воспитанниками, тогда как в сиротских заграничных заведениях вновь принимаемые воспитанники содержатся отдельно в продолжение нескольких месяцев, а иногда даже целого года и более. Это полезное правило необходимо соблюдать и в наших сиротских заведениях, как потому, что вновь принимаемый сирота может внести особой в заведение иногда весьма опасные пороки, часто приобретаемые ребенком в бедственном состоянии сиротства, так и потому, что дитя должно постепенно приучаться к жизни в общественном заведении. Кроме того, всякому известно, как часто и как много маленькие новобранцы терпят от товарищей и что эта, иногда очень жесткая, школа почти никогда не остается без дурных влияний на характер дитяти, или ожесточая его, или подламывая его развитие в самом начале, или приучая его к разным мелким низостям, которыми он покупает себе спокойствие.
Желательно было бы весьма, чтобы малолетние дети, поступающие в сиротское заведение, не разом отвыкали от семейной жизни, или, по крайней мере сколько возможно, воспользовались ее благодетельным влиянием, если судьба лишила их семейств в самом раннем детстве. В этом отношении мы можем указать на прекрасное учреждение, существующее для этой цели в Гатчинском сиротском институте и обязанное своим существованием мысли и сердцу бывшего инспектора Гатчинского института г. Гугеля. Заметим кстати, что Гугель был едва ли не самый замечательный из русских педагогов и что весьма было бы желательно, чтобы люди, близко знавшие покойного, подарили нашу русскую педагогику, столь бедную замечательными личностями, полной биографией Гугеля.
В Гатчинский институт поступают дети от 4 или 5 до 12-летнего возраста, и Гугель устроил сначала, кажется с пожертвованием своих собственных средств, особую малолетнюю школу для детей ниже десятилетнего возраста. Сироты эти поступают в небольшие пансионы, которыми заведывают дамы и которые расположены по городу в частных домах. Из этих пансионов ходят они ежедневно в малолетнюю школу, где проводят целое утро отчасти в играх, отчасти в учении. Учение это было устроено Гугелем чрезвычайно рационально и обличает в нем не только замечательного практика-педагога, но человека, хорошо знакомого с тогдашней педагогической литературой запада. По достижении детьми десятилетнего возраста, они поступают из малолетней школы в институт. Такое учреждение следовало бы устроить и при том сиротском институте, который избрал своей целью подготовлять из призреваемых им сирот будущих наставников. Кто не знает дела близко, по опыту, тот не может себе и представить, какое губительное влияние оказывает на детское развитие всегда несколько казарменная жизнь большого закрытого заведения. Если кто видал когда-нибудь дитя, преждевременно родившееся на свет и для которого всякое, даже самое нежное прикосновение внешнего мира всегда слишком грубо и жестко, тот поймет состояние дугаи ребенка, вырванного из теплых и мягких, ничем не заменимых недр семьи и брошенного в казарменную жизнь обширного заведения. Но об этом мы будем иметь случай поговорить в другом месте.
А. Элементарная школа
Хорошая элементарная школа, преимущественно вызывающая развитие способности в душе дитяти и вводящая его разом и в жизнь, и в науку, должна быть фундаментом, зерном всякого обширного сиротского заведения. Но хорошая элементарная школа не менее же важна и для такого заведения, в котором могут получать воспитание будущие педагоги. Мы, как замечено уже выше, по большей части учим других так, как нас самих учили, и влияние дурного или хорошего учения в детстве несравненно сильнее всякой прочитанной и даже обдуманной теории действует на воспитателя. Кто наблюдал над учителями, тот, вероятно, приобрел навык по приемам их угадывать, в каких заведениях получили они первоначальное воспитание. Правда, что всякий мыслящий человек обращается потом сознательно ко времени своего детства и поверяет критически все, что было в нем дурного и хорошего, но сознать дурное и освободиться из-под его влияния, особенно, когда это влияние действовало на нашу молодую, неокрепшую и почти лишенную самостоятельного содержания натуру, — два дела совершенно различные. Однако же, скажут нам, высказывая такое положение, мы подрываем самую возможность улучшений воспитания и учения, ибо говорим, кого учили и воспитывали дурно, тот и сам будет воспитывать и учить дурно. Нет! Но этим мы объясняем только медленность всяких действительных улучшений в деле воспитания и учения. Немного таких привилегированных, от природы одаренных и сильных натур, которые не только критически разберут в самих себе дурные и хорошие влияния детства, не только сумеют освободиться из-под этих дурных влияний, не только выработают самостоятельно новые начала, но и успеют внести эти новые начала в плоть и кровь своей природы. Эти редкие привилегированные натуры прокладывают новые пути в воспитании человечества. За ними идут вторые, увлеченные гением первых; за ними медленно и упрямо двигается и остальная толпа воспитателей, беспрестанно оглядываясь назад, пока далекое прошлое не потонет чаними во мраке. Мы могли бы показать здесь пример, как медленно проникают действительные педагогические улучшения в воспитательную деятельность самых образованных народов и как и теперь еще не только во Франции и в Англии, но даже в Германии живут в педагогической практике такие дикие остатки средневековой схоластики, существование которых хотя и объясняется историей, но вовсе не оправдывается разумом. Однако же, предоставив себе разъяснить это подробнее в другое время, мы скажем здесь только, что если общество хочет иметь хороших учителей, то оно не только должно позаботиться устроить рассадники учителей, или, другими словами, учительские семинарии, но и о том, чтобы в эти рассадники поступали преимущественно люди, получившие сами по возможности лучшее первоначальное воспитание и образование. Вот почему если признана будет возможность устроить учительскую семинарию при каком-нибудь сиротском заведении, то более всего нужно заботиться о том, чтобы в этом заведении была устроена возможно наилучшим образом элементарная школа, потому что деятельность этой школы непременно отразится в деятельности будущих учителей.
Проводя главные черты проекта учительских семинарий при сиротских заведениях, мы, конечно, слишком бы удалились от предмета, если бы захотели выразить, что такое разумеем мы под именем хорошей элементарной школы, а потому дадим здесь только самое общее о ней понятие.
Все наши общественные воспитательные заведения страдают одним общим недостатком — недостатком сознательного и обдуманного воспитательного влияния на поступающие в них ежегодно новые массы детей. Младшие классы таких заведений имеют обыкновенно много параллельных отделений и бывают очень многолюдны. Воспитательная часть этих классов доверяется обыкновенно нескольким гувернерам с разными названиями. Эти гувернеры не живут в заведении и имеют сношение с детьми только во время своей служебной деятельности. Являясь в классы на дежурство, гувернер видит перед собой толпу детей, шумную, шаловливую, и вся его воспитательная деятельность может быть выражена одним энергическим словом: «Смирно!» Тут не может быть и речи о том влиянии, которое должен иметь взрослый, хорошо развитой и нравственный человек на дитя. От этого масса детей в наших интернатах по большей части растет сама собой. Но дети, в большой массе предоставленные сами себе, развиваются весьма медленно и неправильно, подчиняются влиянию нянек, прислуги и взаимным влиянием портят друг друга, словом, дичают, а не воспитываются. Вот почему в лучших английских интернатах признано за правило, чтобы воспитатели жили в самом заведении, разделяя между собой воспитанников, и были с ними в самых близких и интимных сношениях. Где не позволяет местность, там часто воспитанники живут даже по квартирам у гувернеров; но вообще заботятся о том, чтобы открыть возможность личных влияний воспитателя на воспитанника, личных влияний ума на ум, нравственности на нравственность, характера на характер, воли на волю; потому что англичане, с свойственной им практической проницательностью, убедились, что только в личном влиянии воспитателя на воспитанника, и только в нем одном, скрывается источник силы первоначального воспитания. Если же воспитатель находится во временных, официальных отношениях к детям, и притом к такому числу детей, что о личном влиянии на каждого здесь и речи быть не может, то не удивительно, что все воспитательное влияние такого воспитателя выражается только в ограничениях, стеснениях, запрещениях и внешней дисциплине, облегчающей его труд. Но вместе с тем и вся детская жизнь в таком заведении принимает какой-то форменный, казарменный, острожный характер, конечно, не имеющий ничего общего с делом нравственного воспитания. Жизнь ребенка становится постоянным церемониалом, который весь расписан заранее: в 6 часов встают по колокольчику или барабану, до половины 7-го одеваются, идут на молитву, повторяют уроки, приходят учителя, идут к завтраку, садятся опять за уроки, отправляются к обеду, маршируют от обеда и т. д. и т. д. Но когда же живут эти дети, когда развиваются? Где-нибудь тайком от воспитателя, в каком-нибудь темном уголке, куда не проникает его всенивелирующий взгляд, в тихом шепоте с товарищем, в тетрадке или игрушке, переданной под скамьей, в ватерклозетных беседах, где-нибудь за кустом в саду проглядывает по временам эта жизнь, и, конечно, проглядывает не в том виде, в каком хотелось бы разумному воспитателю. Таким образом, форменная жизнь в заведении идет своим порядком, а настоящее, действительное воспитание блуждает тысячами других. И признаемся откровенно, мы бы пожалели о воспитанниках такого заведения, воспитателям которого удалось бы преградить все эти побочные, скрытые дорожки детской жизни. Представьте себе дитя, которое весь свой день проводит безукоризненно, не выступая ни на шаг из форменного, вперед расписанного церемониала: просыпается в заказанную минуту, отправляется туда, марширует сюда и, наконец, по звонку же отправляется спать, словом, марширует по команде всю свою детскую жизнь. Согласитесь сами, что такая жизни не сулит многого.
Вот на каких основаниях мы советуем разделять воспитанников обширных закрытых заведений на возможно маленькие кружки и устраивать внутреннюю жизнь этих кружков так, чтобы она по возможности приближалась к семейной жизни, а воспитателей ставить в как можно более близкие, интимные, семейные отношения к детям.
Еще более вредное влияние имеет как в наших закрытых, так и в открытых учебных заведениях то отделение воспитательной деятельности от учебной, которое у нас почти везде признается за правило и которое, наоборот, в английских учебных заведениях является редким исключением. У нас воспитатель и учитель в одном и том же классе всегда два лица не только различных, но и противоборствующих. Это ведет к тому, что ни воспитатель, ни учитель не имеют никакого воспитательного влияния. Учитель является в классы на урок и, уходя с урока, забывает о воспитанниках; воспитатель сменяет учителя со своим грозным «тихо», «смирно» и т. д.
Где же здесь воспитательное влияние учения и образовательное влияние воспитания? Вследствие такого разделения в воспитатели и воспитательницы избираются часто лица, не только чуждые науке, но даже нередко находящиеся с ней во враждебных отношениях. Для учителей нужно знание и более ничего; для воспитателей — благонравие, дающее им возможность подремать при исправлении своей обязанности. Удивительно ли, что при таком распорядке умственное и нравственное воспитание детей идут в разлад и оба не имеют силы?
Третий недостаток в устройстве младших классов наших учебных заведений, заключающийся в разделении предметов преподавания в одном и том же классе между разными учителями, также приносит много вреда, лишая наши заведения воспитательной силы. Учителя мелькают перед ребенком, как камешки в калейдоскопе, и ни один из них не имеет на дитя воспитательного влияния. Соединение же нескольких предметов на одном преподавателе в младших классах вовсе не трудно; а между тем это соединение есть необходимое условие воспитательного влияния науки на дитя, для которого наука и учитель еще не разделяются, и закон божий и законоучитель, география и географ представляются одним и тем же существом.
При существовании всех этих трех недостатков в закрытом заведении оно представляется чем вам угодно, только не воспитательным заведением; в нем дети растут, маршируют по классам, учат уроки, но не воспитываются. Воспитываются же они в тех скрытых уголках, куда не проникает глаз воспитателя. В хорошей элементарной школе сиротского заведения — 1) дети должны быть разделены по возможности на небольшие кружки;
2) эти кружки должны быть поручены прямому ближайшему влиянию хороших воспитателей; 3) воспитатели должны жить с воспитанниками. В Англии и Шотландии во многих заведениях с этой целью не допускаются женатые воспитатели; но это излишняя крайность, идущая из схоластических времен. Напротив, было бы очень полезно, чтобы воспитатели в сиротских заведениях были люди семейные, так чтобы воспитанники могли, хотя отчасти, принадлежать к их семейству; 4) воспитатель должен быть не только гувернером, но и наставником, если не во всех, то, по крайней мере, в некоторых предметах. Соединение обязанностей влечет за собой и соединение жалования, что привлечет в должности воспитателей людей достойных. Даже самое хозяйство детей, их одежда, пища, должны находиться по возможности под влиянием тех же воспитателей, потому что, повторим еще раз, дитя воспитывается, развертывается умственно и нравственно только под прямым влиянием человеческой личности, и никакими формами, никакой дисциплиной, никакими уставами и расписаниями времени занятий невозможно искусственно заменить влияние человеческой личности. Это плодотворный луч солнца для молодой души, которого ничем заменить невозможно. Всякое сиротское заведение должно непременно иметь хорошую элементарную школу, потому что всякое из них обязано прежде всего узнать своих воспитанников и дать каждому из них такое первоначальное воспитание и образование, какое только принять может; а потом уже оно имеет право классифицировать их по способностям и наклонностям и давать каждому соответствующее назначение.
В следующей статье мы скажем, каковы будут эти назначения, и в особенности обратим внимание на то из них, которое может вести воспитанников сиротского заведения к педагогической деятельности. Здесь же прибавим только то, что элементарная школа, всякого обширного сиротского заведения, в которой дети могут оставаться 3, 4 года и даже 5 лет, смотря по тому, с какой быстротой развертываются их способности, должна находиться в заведывании одного лица. Это заведывающее лицо, как бы его ни называли, должно также быть и наставником и воспитателем, принимая под свой личный надзор самых безнадежных воспитанников. Все важнейшие дела элементарной школы должны решаться в общем совете всех ее воспитателей и наставников. В этом же совете должна быть решаема участь каждого воспитанника: должен ли он оставаться еще в элементарной школе, или пришла уже пора оставить ее, и в этом последнем случае должно быть указано воспитаннику его новое назначение. Само собой разумеется, что совет элементарной школы должен находиться под непосредственным надзором и влиянием главного начальника заведения. В совете элементарной школы должна быть составляема подробная история каждого воспитанника, которая гораздо более, чем экзамены, знакомит с его способностями и наклонностями и дает возможность определить, какое назначение должно указать тому или другому воспитаннику.
