.

И это сильный пол? Яркие афоризмы и цитаты знаменитых людей о мужчинах


.

Вся правда о женщинах: гениальные афоризмы и цитаты мировых знаменитостей




Творчество Чехова 90-х годов


вернуться в оглавление книги...

М. Семанова. "Чехов в школе". Ленинградское отделение Учпедгиза, 1954 г.
OCR Biografia.Ru

продолжение книги...

ТВОРЧЕСТВО ЧЕХОВА 90-х ГОДОВ

В девяностые годы Россия переживала подъем революционного движения. Начинался третий — пролетарский — этап освободительного движения в стране. В. И. Ленин и его ученики подготавливали организацию социал-демократической партии. Оживилась вся общественная жизнь. И у писателя - реалиста возникла особенно остро потребность участвовать в общественной жизни, быть связанным с народом: «Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества... это не жизнь» (т. XV, стр. 255).
«Очень, очень русский», — приводит слова Толстого о Чехове М. Горький. (1) В самом деле, писатель был целиком поглощен раздумьями над судьбой народа. Учитель должен обратить внимание учащихся на то, что Чехов, художник с развитым патриотическим сознанием, чувствовал себя за границей «чужим», не мог оставаться там и тянулся в Россию. «Меня всякий раз донимает тоска по родине», — говорил он (т. XVII, стр. 62). В самом деле, несколько раз после сахалинского путешествия болезнь прогоняла Антона Павловича за границу. Он жил во Франции, в Италии, в Швейцарии. Природа, архитектура, памятники искусства, особенности быта,
------------------------------------
1. М. Горький и А. Чехоа. Переписка. Статьи. Высказывания, стр. 166.
------------------------------------
национальные характеры вызывали живой интерес у писателя. Но все же он постоянно жаловался на утомление, тоску, на отсутствие вдали от родины творческого настроения. «Видел я все и лазил всюду... Но пока чувствую только утомление и желание поесть щей с гречневой кашей» (т. XV, стр. 184).
В произведениях Чехова 1890—1900-х годое заграничные впечатления почти не нашли отражения; исключение составляют лишь немногие страницы «Ариадны» и «Рассказа неизвестного человека». На предложение редактора журнала «Cosmopolis» написать рассказ «из местной жизни» Чехов отвечает из Ниццы уклончиво, в сущности, отказывается под тем предлогом, что подобный рассказ он может написать, только отойдя на расстояние от «натуры», когда память процедит впечатления. Но и позднее он не написал произведения «из местной жизни», а послал в «Cosmopolis» рассказ «У знакомых», который предвосхищал по своему сюжету комедию «Вишневый сад».
В начале 90-х годов, следуя своему Настойчивому желанию наблюдать людей «не в редакциях и портерных», а жить «среди народа», Чехов поселяется сначала в Богимове (1891 г.), а затем в селе Мелихове Серпуховского уезда Московской губернии. Здесь он проводит 6 лет (1892—1898), лишь изредка выезжая ненадолго в Москву, на юг или за границу. В Мелихове особенно чувствуется то, о чем говорил позднее М. Горький: «Он любил строить, разводить сады, украшать землю, оч чувствовал поэзию труда. С какой трогательной заботой наблюдал он, как в саду его растут посаженные им плодовые деревья и декоративные кустарники». (1) Здесь Антон Павлович много трудился: то «возился с парниками», то ставил скворешни, то копал канавки, то сажал цветы, деревья: «Питаю слабость к фруктовым деревьям», — говорил он и с детской радостью наблюдал плоды своего труда: «Цветы у меня цветут на славу. Запахи удивительные, особенно по вечерам». «Вишен у нас так много, что не знаем, куда девать... Я стою под деревом и ем вишни, и мне странно, что меня никто не гонит по шее. Бывало, в детстве мне каждый
---------------------------------------
1. М. Горький и А. Чехов. Переписка. Статьи. Высказывания, стр. 140—141,
---------------------------------------
день драли уши за ягоды» (т. XV, стр. 374, 403; т. XVI, стр. 255).
В Мелихове Чехов еще ближе подошел к народу. Он оказывал медицинскую помощь крестьянам, заботился о грамотности деревенского населения. Вместе с сестрой — Марией Павловной — писатель предпринял постройку трех школ; они строились на средства, полученные за литературную работу, от продажи фруктов из собственного сада.
Активно помогая крестьянам, А. П. Чехов, однако, и в это время не придавал этой помощи того решающего значения, которое придавали «малым делам» либеральные народники. В 90-х годах писатель еще яснее почувствовал необходимость коренного преобразования жизни. Об этом он писал в своих произведениях «мелиховского периода»: «Палата № 6», «Человек в футляре», «Крыжовник», «Дом с мезонином». Жизнь в деревне помогла Чехову создать правдивую картину быта народа в таких значительных «антинароднических» произведениях его, как «Мужики», «Моя жизнь», «В овраге».
В 1898 г. умер Павел Егорович Чехов, много труда положивший на благоустройство Мелихова. Сообщая своим знакомым после смерти отца о продаже имения, Чехов писал, что оно утеряло теперь для семьи свою прелесть, а для него самого, «в беллетристическом отношении после «Мужиков»... уже истощилось» (т. XVIII, стр. 181).
Учитель должен сказать советским школьникам, что в Мелихове сохранен домик, в котором жил и работал А. П. Чехов, что здесь его именем назван колхоз, что выстроенные Антоном Павловичем в Лопасненском районе школы и больница носят сейчас также имя Чехова.
Хотя Чехову и в 90-е годы, в «мелиховский период», не открылись исторические перспективы, хотя он не улавливал конкретное соотношение и расстановку классовых сил этого времени, но, продолжая внимательно изучать жизнь, он пришел к еще более отрицательному, чем прежде, отношению к современной действительности, к еще более широким, чем прежде, обобщениям («Палата № 6», «Человек в футляре»). Сама жизнь и пример великих писателей-реалистов заставляли его настойчивее искать выхода, яснее выражать свои требования к жизни, к людям, свою мечту о будущем. «Вспомните, — писал он, — что писатели, которых мы называем вечными... имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же». «Кто искренне думает, что высшие и отдаленные цели человеку нужны так же мало, как корове, — ... тому остается кушать, пить, спать или, когда это надоест, разбежаться и хватить лбом об угол сундука» (т. XV, стр. 446, 451).
Наследуя в это время реалистические обличительные традиции русских писателей, Чехов теперь решительно осуждает теорию примирения и дидактическую форму ее выражения и настойчиво полемизирует с Толстым в своих художественных произведениях («Дуэль», «В ссылке», «Палата № 6», «Моя жизнь» и др.). Он не принимает утопической толстовской системы переустройства действительности, толстовского отрицания цивилизации, не соглашается со взглядами Толстого на «женский вопрос» и т. д. «Во мне течет мужицкая кровь, — писал он, — и меня не удивишь мужицкими добродетелями. Я с детства уверовал в прогресс... Расчетливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса. Война зло и суд зло, но из этого не следует, что я должен ходить в лаптях и спать на печи вместе с работником и его женой... Для меня Толстой уже уплыл, его в душе моей нет» (т. XVI, стр. 132—133). Учителю следует в этой связи познакомиться с рассказом «В ссылке» (1892 г.). Здесь Чехов ставит вопрос: как жить? в чем смысл жизни? и отвечает на него не поучающей формулой, а сталкивает две различные точки зрения людей из народа.
Семен Толковый, сибирский ссыльный, перевозчик, проповедует пассивное отношение к жизни: ««Ежели, говорю, желаете для себя счастья, то первее всего ничего не желайте» (т. VIII, стр. 81). В течение 22 лет Толковый «ходит от берега к берегу» на пароме, живет впроголодь, в убогой избушке, дошел до такой точки, что может «голый на земле спать и траву жрать», и в этом непротивлении видит смысл своего существования. «Богаче и вольнее меня человека нет ...Мне хорошо... Дай бог всякому такой жизни».
Показывая в этом рассказе, вслед за Толстым, тяжелое положение народа, пассивность определенной его части, Чехов осознает эти черты как рабьи черты, как результат долголетней тяжелой жизни русского народа. Образ сибирского ссыльного Толкового должен вызвать у читателя по авторскому замыслу порицание этой рабьей философии.
В противоположность Толстому, обычно показывающему «непротивленцев» мягкими, любвеобильными, высоконравственными людьми, Чехов рисует Толкового человеком недоброжелательным, злорадным. Писатель сталкивает в рассказе Толкового с татарином, который не мирится с несчастливой, несправедливой жизнью. Татарин страстно спорит с Толковым. Еще не ясно («заикаясь, ... подбирая русские слова», примешивая к ним татарские), горячо защищает он мысль о необходимости деятельного участия в жизни: «Ты худо... Ты зверь, ты худо... ты дохлый... Бог создал человека, чтоб живой был, ...а ты хочешь ничего, значит ты не живой, а камень, глина. Камню надо ничего и тебе ничего» (т. VIII, стр. 87).
Знаменательно, что этот чеховский персонаж предвосхищает образ татарина в пьесе М. Горького «На дне». Их сближает честность, горячность, стремление к справедливости, активность. И тот и другой не ясно высказывают глубоко продуманное и пережитое, оба вызывают насмешку у окружающих и глубокую симпатию у авторов.
Хотя свое отношение к взглядам Толкового и татарина Чехов не выражает в рассказе прямо, но самые резко очерченные контрастные характеристики этих персонажей подсказывают читателю, что автор не на стороне безразличного, равнодушного и даже жестокого по отношению к людям «непротивленца» Толкового, а на стороне татарина, который искренне и горячо верует в возможность счастья, не примиряется с несправедливой действительностью.
Принципиальное неприятие Чеховым теории пассивного отношения к жизни и в то же время следование обличительному методу Гоголя, Толстого явственно выступает в рассказе «Палата № 6» (1892 г.). Учителю следует в обзорной лекции о творчестве Чехова 90-х годов рассказать учащимся об этом произведении, в котором наиболее полно отразились размышления писателя над всей русской действительностью и порождаемой ею «философией безразличия». Об огромной обобщающей силе этого рассказа эмоционально сказал В. И. Ленин: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6». (1)
Хотя действие этого рассказа развивается, главным образом, в палате для умалишенных, но Чехов как бы раздвигает рамки повествования, показывая за больницей город, а на дальнем плане — в перспективе — столицу.
А. П. Чехов направляет мысль читателя от зарисованного им на маленьком участке действительности к обобщению применительно ко всей русской жизни. То, что предстает в описании палаты для умалишенных в своем обнаженном, гиперболизированном, а потому открыто уродливом виде, повторяется в более завуалированной форме (намечается лишь в контурах) в тех эпизодах, в которых Чехов выводит читателя за пределы больницы во «внешний мир». И тогда читателю становится ясно, что произвол, беспорядки, царившие в больнице, насилие, осуществляемое внушительными кулаками сторожа Никиты, полуголодное существование обитателей палаты являются не только специфическими чертами жизни этой палаты, но типичны для всей самодержавно-бюрократической действительности.
Роль Никиты в городе выполняют, не так откровенно, местные «унтеры Пришибеевы», полицейские и жандармы, судьи, «формальное, бездушное отношение» которых при полной запутанности судопроизводства ведет нередко к «случайностям, судебным ошибкам». Это, в сущности, является причиной душевной болезни — мании преследования — молодого одаренного, ни в чем не повинного человека — Громова. Пустота, однообразие жизни, безразличие ко всему, кроме денег и чинов, пошлость предстают перед читателями и в тех частях рассказа, которые рисуют жизнь обитателей грязного провинциального городишки, и возникают, как бы пока-
-------------------------------
1. А. И. Ульянова-Елизарова. Воспоминания об Ильиче. Изд. «Молодая гвардия», 1935, стр. 48—49.
-------------------------------
занные сквозь увеличительное стекло в описании палаты № 6. Здесь мы видим также проявление характерных черт современной действительности: чинопочитание, деспотизм имеющих власть и бесправие, беззащитность слабых, отсутствие, как в обывательской среде, живой реакции на насилие и произвол. Все это передано Чеховым в образах душевно-больных: чиновника, бредящего чинами и орденами, жалкого Мойсейки, грубо обираемого сторожем Никитой, в образе «неподвижного, обжорливого человека-животного, давно уже потерявшего способность мыслить и чувствовать», не реагирующего на «здоровенные кулаки» Никиты. Чередуя описания жизни в городе и в палате № 6, постоянно, настойчиво сближая их, Чехов тем самым делает широкое обобщение.
Писатель создает в рассказе парадоксальные положения: логика здравомыслящего человека, разумно оценивающего современную жизнь, приводит его к безумию (так возникает мания преследования у Громова); сумасшедший оказывается самым интересным собеседником в городе; в дом умалишенных попадает насильственным, обманным путем здоровый человек (Рагин). Таким образом раскрывается «всеобщее безумие», парадоксальность самой действительности, нормой и принципом которой становится то, что разумный, мыслящий человек должен признать ненормальным. Человек, одаренный тонким интеллектом, любовью к людям, вступает в конфликт с неразумной действительностью — эта тема, поставленная во многих произведениях мировой и русской литературы (Шекспир «Гамлет», Грибоедов «Горе от ума», Герцен «Доктор Крупов», «Поврежденный», Гаршин «Красный цветок»), является основной темой «Палаты № 6». «Значит, я идиот, — говорит Громов,— так как я страдаю, недоволен и удивляюсь человеческой подлости».
В этот образ человека страдающего, негодующего и горячо верующего в торжество справедливости, Чехов вложил много личных сокровенных раздумий и чувств, и на это есть прямой намек в произведении. Хотя автор-рассказчик не высказывает нигде своего отношения к изображаемому, но Чехов дважды, и именно в тех местах, где речь идет о Громове, внезапно обнаруживает себя, свои симпатии: «Мне нравится его широкое скуластое лицо, всегда бледное и несчастное... нравится мне он сам».
Такие открытые авторские признания чрезвычайно редки в рассказах Чехова, и наличие их здесь дает право говорить о неудовлетворенности писателя в эту пору одними скрытыми тенденциями, о сознательном желании показать читателю свою близость к внутреннему миру героя. В самом деле, Чехова сближает с Громовым способность живо отвечать на раздражения, реагировать на подлость, произвол, насилие, негодовать. Чехов передал Громову и свое истинно гуманное отношение к людям, юношески восторженную веру в победу справедливости, стремление к правде, жажду живой деятельности («Хочется суеты, заботы»). Являясь своеобразным «заместителем» Чехова, Громов выступает как против чудовищной несправедливости, царящей в стране, и равнодушия большей части общества, так и против порожденной этой действительностью философии пассивности. Толстовство тоже имеет в рассказе своего заместителя — учение Марка Аврелия. Спор Громова с врачом Андреем Ефимычем Рагиным, проповедующим в духе Марка Аврелия «уразумение жизни», «полное презрение к суете мира», оканчивается капитуляцией сторонника «непротивления».
Противник Громова — Рагин — характеризуется в рассказе как мягкотелый, равнодушный к людям, праздный человек, оправдывающий свою лень и бездействие «высокими» соображениями: мыслящий человек в любой обстановке может обрести утешение в себе самом. Чехов показывает, что подобная философия оберегающего свой покой Рагина, не уменьшает социальное зло, а, напротив, усиливает страдания людей. Писатель ставит своего философствующего героя в такое положение, когда он на себе особенно ощутимо испытывает давление современной действительности, ее произвола и пошлости, которым он ранее не считал нужным противодействовать. А. П. Чехов показывает, как постепенно изменяются взгляды Рагина, как он приходит, наконец, к отказу от своей теории, к потере философского равнодушия.
Изображая капитуляцию Рагина под влиянием фактов реальной действительности, Чехов, тем самым, говорит о нежизненности проповедуемой Рагиным теории. Он открыто солидаризируется с Громовым, который развенчивает «удобную философию» Рагина, как философию «самую подходящую для российского лежебоки», оправдывающую «лень, факирство, сонную одурь». Словами Громова Чехов утверждает необходимость активной реакции, протеста, борьбы: «Я знаю только, — сказал он, вставая и сердито глядя на доктора, — я знаю, что бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с! А органическая ткань, если она жизнеспособна, должна реагировать на всякое раздражение. И я реагирую! На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это собственно и называется жизнью» (т. VIII, стр. 136).
Своим рассказом «Палата № 6» Чехов подводит читателя к выводу, который им позднее будет сформулирован в рассказе «Человек в футляре»: «Нет, больше так жить невозможно». Этот вывод вытекает из многих других произведений Чехова 90-х годов, в частности, из его повестей о народе: «Мужики», «По делам службы», «В овраге».
Сознавая необходимость коренных изменений в жизни народа, Чехов продолжал и в это десятилетие полемизировать с либеральными народниками в своих художественных произведениях. Несостоятельность теории «малых дел» Чехов показал в повестях «Дом с мезонином», «Моя жизнь», тем самым, хотя и бессознательно, помогая русским революционерам, марксистам громить мещанских оппортунистов, пытавшихся «чинить и штопать современное общество» (Ленин).
С большим мастерством раскрывал Чехов в рассказе «Дом с мезонином» узость, убожество, нежизненность теории Лидии Волчаниновой, несмотря на искреннюю увлеченность героини своим маленьким делом. Честно, но тупо, ограниченно смотрит она на жизнь. И потому за аптечками, школой, медицинскими пунктами не видит жизни в ее развитии, в ее будущем. Строгая, упрямая, подавляющая собою всех окружающих, она сама проходит мимо жизни и губит счастье наивной, доверчивой Мисюсь. Чехов ведет рассказ не от своего имени, а от имени художника-пейзажиста. Нельзя отождествлять рассказчика с автором; напротив, Чехов дает почувствовать определенную ограниченность его. Перед нами вырисовывается человек одаренный, впечатлительный, чувствующий красоту, но безвольный, бездеятельный, склонный к ленивым философствованиям. В момент подъема душевных сил и чувств, в минуты вдохновения он осознает необходимость коренных преобразований и узость «деятельности» Лидии: «Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья». «Нужна... свобода для широкого проявления духовных способностей» (т. IX, стр. 96, 98). Но он остается созерцателем, не способен понять, в каком направлении нужно действовать, а, главное, не способен действовать. Он оказывается не в состоянии бороться даже за личное счастье. Счастье ускользает из его рук, и он не пытается его найти («Мисюсь, где ты?»).
В противоположность народникам, не понявшим сущности общественно-исторического процесса в России, Чехов еще в 80-е годы увидел господство нового хозяина, самодура и деспота-купца, миллионера («Маска», «На реке»), заметил кружащегося над степью хищника Варламова. В 90-е годы, наблюдая жизнь в России и за границей, Чехов во многих произведениях («Моя жизнь», «Три года», «Бабье царство», «Случай из практики») показал, как развивающийся капитализм разоряет и порабощает народные массы еще больше, чем в дореформенное время. «Крепостного права нет, а растет капитализм», — говорит Полознев в повести «Моя жизнь» (1896 г.). Эта повесть — сложное и значительное произведение Чехова.
Изучая творчество Чехова 90-х годов, учитель должен разобраться в идейной направленности повести «Моя жизнь», в особенностях ее композиции и преподнести учащимся в обзорной лекции по этому периоду готовые выводы. Автор поручает вести повествование в «Моей жизни» рассказчику — провинциальному интеллигенту (подзаголовок: Рассказ провинциала). Автор не сливается с рассказчиком, он заставляет читателя увидеть силу и слабость убеждений, жизненной практики Полознева. Сделав рассказчика последователем Толстого (быть может, неосознанным), Чехов тем самым показал силу, жизненность, гуманизм, благородство некоторых толстовских идей и в то же время продемонстрировал слабость, утопичность, наивность некоторых толстовских утверждений. Изображая рассказчика мыслящим человеком, который наблюдает явления жизни и обобщает их, человеком искренним, стремящимся жить «по совести», чутким к несправедливости, Чехов заставляет читателя поверить Полозневу, разделить его ненависть к «господам жизни», его сочувствие народу.
Картины жизни в повести «Моя жизнь» достигают большой обличительной силы, так как они даются в восприятии человека, ясно понявшего необходимость порвать с миром праздности, пошлости, несправедливости, смотрящего теперь на жизнь глазами человека из народа. Ему Чехов поручает создать сатирические образы. Полознев замечает мертвенную жизнь дворян Чепраковых («чувствовался запах трупа»), разрушение былого богатства, былой роскоши, развращенность, лень, дворянскую спесь, чванливость и мелочность, ложь и бесчеловечность бывших господ положения. Полознев видит нового хозяина жизни — буржуа-приобретателя. «Все лучшее в мире было к услугам» Должиковых. Сытый румяный инженер Должиков, обладатель земель, железной дороги, нескольких имений, роскошной квартиры в городе, жесток, резок с мелкими служащими, пренебрежительно сух с рабочими (всех называет Пентелеями), «нагло обманывает» их.
Полознев замечает, как всю современную жизнь пронизывает этот дух торгашества, несправедливости, деспотизма, лжи, невежества. Он рассказывает о корыстолюбивых чиновниках-взяточниках, о грубых невеждах лавочниках, трактирщиках, приказчиках. Чехов заставляет Полознева сорвать маску с так называемых «интеллигентов», обнажить их праздность, фальшь, пошлость, бездарность. Ажогины, например, мнят себя культурными людьми, чуть ли не поборниками просвещения на том основании, что устраивают любительские спектакли и пренебрегают предрассудками: вышивают при трех свечах, репетируют пьесы в тяжелый день — понедельник. Полознев же уравнивает невежественных куриловских мужиков и этих «интеллигентных» людей, показывая, какое большое место в жизни Ажогиных занимают предрассудки, условности: не имеющий «общественного положения» Полознев не пользуется их вниманием, свободная любовь его сестры шокирует их и т. д.
Поставив Полознева в положение человека из народа, рабочего-маляра, Чехов использовал его наблюдения для обобщений: «Нас, простых людей, обманывали, обсчитывали, заставляли по целым часам дожидаться в холодных сенях или в кухне, нас оскорбляли и обращались с нами крайне грубо» (т. IX, стр. 135). Внешне порядочные люди выглядят теперь в глазах Полознева «людьми низкими, жестокими, способными на всякую гадость». Даже лучшие из привилегированных жителей города: Маша Должикова, доктор Благово, образованные, талантливые, ищущие, умные люди — оказываются эгоистичными, жестокими, праздными людьми. Маша после кратковременного увлечения Полозневым и идеей опрощения, «посильной помощи народу», бессердечно оставляет Полознева, ненавидит народ.
В жизни доктора Благово любовь к сестре Полознева также является лишь эпизодом. Он увлечен своей «ученой карьерой». В манере «бросать лакеям на чай», в словах о «насекомых», рабах, которых не следует принимать в расчет, мы угадываем пренебрежение его к «низшим». И мечта Благово об отдаленном будущем, о прогрессе человечества кажется поэтому слишком абстрактной. Впечатление о куцой, эгоистически-бессердечной жизни Благово поддерживается у читателя настойчивым употреблением в повести, применительно к нему, слова «жидкий»: жидкая бородка, жиденький тенорок.
Определенным расположением событий в повести Чехов вызывает у читателя представление о жестокости, деспотизме, насилии — основных чертах современной действительности. Не случайно, например, рядом с посещением Полозневым бойни, мясной лавки дано посещение им губернатора. Рассказчик лишь констатирует неприятное болезненное чувство, навеянное на него «бойней и разговором с губернатором», Чехов же заставляет читателя сблизить эти явления. На бойне жестокость, насилие обнажены, в то время как в общественной жизни они принимают скрытые и утонченные формы. Власть имущие проявляют насилие над волей человека, над его разумом. Околоточный передает Полозневу приказ губернатора явиться к нему и берет подписку с Полознева, что он в точности исполнит этот приказ. Губернатор же пытается завуалировать деспотизм, говорит с Полозневым почтительно, тихо: «Я просил вас явиться», «пригласил вас неофициально».
Губернатор разыгрывает роль доброжелателя Полознева. «Говорю с вами не как губернатор, а как искренний почитатель вашего родителя». Но эта форма нужна губернатору лишь для того, чтоб вернуть «заблудившегося» Полознева к установленному порядку. Вежливый губернатор принужден пригрозить «непокорному»: «В противном случае я должен буду принять крайние меры». Чехов дает почувствовать в повести, что губернатор действует автоматически; в дальнейшем он даже не может вспомнить этого эпизода. Рассказчику кажется позднее, что сознание его путается, когда внезапно он, после болезненно пережитого разрыва с Машей, связывает в единый клубок и ее отношение к себе, и поступок Благово с сестрой, и бойню, и посещение губернатора.
Чехов же заставляет нас понять, что все эти проявления современной жизни в самом деле находятся в органической связи друг с другом. Поручая рассказать о жизни народа человеку, который сам поставлен в положение трудящегося, Чехов избежал идеализации народа. Полознев, соприкоснувшись с крестьянами, рабочими, мастеровыми, видит невежество, пьянство, ложь, распутство, воровство. Он смотрит на народ не со стороны и поэтому не разделяет ни ненависти Маши, которая называет мужиков «дикарями», «печенегами», «животными», «гадами», ни отвращения «непомнящего родства» Степана, для которого мужики «зверье», «шарлатаны». Полознев испытал чувство голода, пережил дни безработицы, выполнял и черную работу, и малярную, и крестьянскую; он жил в грязных сырых землянках и, таким образом, как бы вошел в положение человека из народа. Ему многое сделалось понятным: почему кругозор этих людей узок и они «могут говорить только о харчах», почему они так обозлены, оскорблены, раздражены. Чехов заставил Полознева увидеть и передать читателю здоровое начало в народе — труд, одаренность, веру в правду: «больше всего на свете они любят справедливость». Особенно ясно передано это в образе рассудительного, справедливого, «превосходного мастера» маляра Редьки. Он, как Полознев, любит театр («с набожным выражением», «с обожанием» смотрит на сцену, внимательно слушает пьесы Островского, Гоголя). Он прямо выражает свое осуждение эгоистичного Благово, процентщицы Чепраковой. Он хочет видеть людей справедливыми, честными («тля ест траву, ржа железо, а лжа — душу»).
Чехов сближает с Редькой рассказчика и в его поисках справедливости, нравственной чистоты, в восприимчивости красоты и в осознании ненормальности жизни. Чехов поручает рассказчику Полозневу, впечатлительному человеку, с благородными возвышенными чувствами, чистыми побуждениями любоваться красотой природы и мучиться сознанием, что она отдана во власть Должиковым: «Как хорошо было тут на воле! И как я хотел проникнуться сознанием свободы». «Тихий голубой плёс манил к себе. .. И теперь все это — и плёс, и мельница, и уютные берега принадлежали инженеру» (т. IX, стр. 118, 122).
Но Чехов видит в рассказчике и Редьке черты пассивности, нерешительности, элементы рабского сознания. Полознев испытывает страх перед жандармами, полицейскими, судейскими. Он, как и сестра, угнетен суровым воспитанием, робок, застенчив, безволен: стоит на вытяжку перед отцом, когда тот бьет его, долго не может отрешиться от «привычки спрашиваться». Даже сознавая бездарность, тупость, эгоизм, бессердечность своего отца, он не может преодолеть в себе жалость, любовь к нему. Уже решившись порвать с семьей, Полознев сдается на уговоры сестры — уходит в телеграфисты. Не борется он за личное счастье, безмолвно сгибается под тяжестью разрыва с Машей.
Давая Полозневу прозвище «маленькая польза», сближая в финале рассказчика с Редькой в его бесполезных наставлениях, Чехов ставит под сомнение значительность пути Полознева. Рассказчик преуспел в личном нравственном усовершенствовании, он не изменил своим юношеским идеям справедливости и прожил благородную личную жизнь. Но обществу это принесло лишь «маленькую пользу». Жизнь коренным образом не изменилась. Так развенчивал Чехов толстовскую идею нравственного усовершенствования, опрощения и «малодельство» народников, сознательно почти не расчленял в этом произведении эти идеологические течения.
Чехов приводил читателя к мысли, что нужны иные, более действенные, способы борьбы, но конкретно подсказать эти способы он не мог. Писатель верил, что будущее поколение будет жить счастливо, радостно (не случаен в финале образ радующегося жизни ребенка). С болью изображая тяжелую жизнь народа, он не видел, однако, в народе сознательных, мыслящих, протестующих людей, не угадал силы, которые приведут к светлому будущему. Именно этим объясняется то, что Чехов сделал рассказчиком не человека из народа, а интеллигента. Писатель не мог также полностью рассчитывать и на интеллигентов. Чехов видел, как они превращаются в буржуа (Должиков), опошляются, мельчают (Ажогины), отдаляются от народа (Маша, Благово), идут, при всех субъективно чистых побуждениях, не теми путями, которые могут изменить несправедливую жизнь в России (Полознев).
Учитель расскажет учащимся о так называемых «деревенских повестях» Чехова: «Мужики», «В овраге». Bместо народнической идеализации, утопической веры в связь народа с интеллигенцией и надежд на то, что Россия минует капиталистический путь развития, Чехов создавал в них (в духе беллетристов-демократов 60-х годов: Н. Успенского, Решетникова, Слепцова) правдивую и суровую картину жизни деревни («Моя жизнь», «Мужики»), показывал полную разобщенность народа и интеллигенции («Новая дача») и рост кулаческого элемента в деревне («В овраге»). Со смелостью художника-реалиста Чехов вступает в спор с теми, кто искажает истину. Он беспощадно правдиво изображает подавляющую нужду, нечистоту голод, в деревне, грубых, пьяных, опустившихся мужиков, деревенских женщин, озлобленных нуждой, несвободным трудом и заботой (бабка, Фекла), или запуганных, беспомощных (Марья, мать Липы), неразвитых, лишенных фантазии, равнодушных ко всему детей (Мотька). Как выразительна, например, в начале повести «Мужики» такая деталь, характеризующая страшный быт деревни, озверение, ожесточение людей: немытая равнодушная девочка Мотька на печи, глухая кошка.
Приехавшая из города девочка Саша поманила:
- «Кис, кис!
— Она у нас не слышит, — сказала Мотька, — оглохла.
— Отчего?
— Так. Побили».
В «Мужиках», так же как в повести «Моя жизнь», Чехов напомнил читателю о дореформенном времени, заставил его сравнить положение народа при крепостном праве с современным его положением. Он показал, что мужики даже жалеют о крепостном праве, так как тогда их хотя бы досыта кормили. Пользуясь рассказами самих же мужиков, писатель заставляет современников вспомнить об отвратительных сторонах крепостничества: наказание «провинившихся» крепостных розгами, ссылки в дальние деревни, развращенность, праздность, избалованность бар.
— «Нет, воля лучше!» — говорит одна из самых забитых женщин в повести — Марья, и в этих словах чувствуется отношение самого автора. Чехов, однако, не склонен преувеличивать значение той «воли», которую получил русский крестьянин после 1861 года. Он видит, что положение народа стало еще более тяжелым. Невыносимую нужду, рабскую неволю, беззащитность народа показывает писатель в повести «Мужики» и в рассказе «В овраге».
Он рисует здесь корыстолюбивых, жадных, развратных, ленивых чиновников, наезжающих «в деревню только затем, чтобы оскорбить, обобрать, напугать». Чехов видит и таких чиновников, которые действуют в послереформенное время новыми методами. Например, становой пристав в «Мужиках» не похож на прежних грубых чиновников-самодуров, он «обходителен», немногословен, тих. Но Чехов подчеркивает его бюрократическое, холодно-равнодушное, презрительное отношение к мужику. Не вдумавшись в просьбу, в жалобу старика Осипа, становой пристав формально внес в свои записи числящуюся за Чикильдеевыми недоимку и сказал «покойно, ровным тоном, точно просил воды:
— Пошел вон».
Чехов понимал, что в его время действуют законы сильных, имеющих власть («все... захватили богатые и сильные»). Он показывал, как деревенские богатеи Цыбукины («В овраге») обманывали, «обижали народ», обесценивали его труд, пользовались его беззащитностью.
Красноречивы, например, такие детали: Цыбукин расплатился с косарями фальшивыми монетами; портнихам Цыбукин заплатил «не деньгами, а товаром из своей лавки, и они ушли от него грустные, держа в руках узелки со стеариновыми свечами и сардинами, которые были им совсем не нужны, и, выйдя из села в поле, сели на бугорок и стали плакать» (т. IX, стр. 385).
Рисуя бесправную, «бедную событиями» несчастливую жизнь крестьян, Чехов заставлял читателя угадывать за жестокостью, грубостью мужиков добрые и мягкие сердца, лишь ожесточенные жизнью, замечать одаренность людей из народа (рассказы бабки).
Чехов много работал над своими «деревенскими повестями», в частности, над языком. Он не допускал в них местных словечек, подчеркнутого просторечья, т. е. всего того, что было так обычно в натуралистических по содержанию и языку произведениях писателей-народников. «Мы-ста» и «шашнадцать» сильно портят прекрасный разговорный язык, — писал А. П. Чехов. — Насколько я могу судить по Гоголю и Толстому, правильность не отнимает у речи ее народного духа» (т. XV, стр. 352).
Следуя своим великим предшественникам, знатокам русского языка, Чехов в своих произведениях (как показывает процесс творческого развития Чехова) делал все более и более тщательный отбор слов. Например, в ранних рассказах из народной жизни («Злоумышленник», «Мертвое тело» и др.) мы встречаемся еще со словами: «таперя», «тово», «нешто», «сызнова», «фатера», «чаво» и др. Но в «Мужиках» и в рассказе «В овраге» подобных слов уже нет. Если же попадается «искаженное» слово, то оно отражает определенное осмысление в народе того или иного понятия: например, вместо «изба застрахована» мужик говорит: «изба заштрафована». В этом сказывается житейская практика крестьянина: ему привычнее слово «штраф», «штрафовать», нежели «страховать».

продолжение книги...