Н. В. Водовозов. "История древней русской литературы" Издательство "Просвещение", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
К началу XVI века относится одно из важнейших публицистических произведений того времени - «Послание Спиридона-Саввы». Автор «Послания» был незаурядный писатель и общественный деятель. Под 1471 годом в летописи есть короткое сообщение: «Того же лета прииде из Царяграда в Литовскую землю митрополит, именем же Спиридон, а родом тверетин, поставлен по мзде патриархом, а повелением турского царя». Что делал Спиридон-Савва до своего отъезда в Царьград, кем он был послан и какие основания имел для посвящения в сан митрополита — неизвестно. Он сам в одном из ранних своих произведений — «Изложении о православной нашей вере» говорит об этом следующее: «семвтеврия 15... собор святейшего патриарха Кир Рафаила Константинополя нового Рима и иже о нем священого собора святых митрополит и боголюбивых епископ, по благословению священного сего вселеньского собора и рукоположение честного презвитерьства и иже о Христе дьяконства благословесне, прияхом поставление кыевъского митрополита всея Руси». Как уже было сказано, после Ферраро-Флорентийской унии московские митрополиты стали получать поставление только собором русских епископов, без согласия константинопольских патриархов. Но для тех русских областей, которые оказались в составе Литовско-Польского государства, митрополит по-прежнему назначался константинопольским патриархом. Однако Спиридон-Савва, поставленный «по мзде» в Константинополе, не
угодил чем-то польскому королю Казимиру, который приказал сначала посадить его в темницу, а потом отослал совсем из Литвы. В Софийской второй летописи под 1482 годом имеются сведения об этом: «Того же лета приездил нам из Литвы, от метрополии же зде чернець бывал, его же Сотоной зовут за резвость его, и шед в Царьград, ста в митрополиты на Русь, и приеха Литву, король же ят его и посади в заточении, и сказа от него князю великому: «яко много, рече, мощей от патриарха везох тебе, король же все пойма к себе»; князь же велики держа долго попа того и отпусти рек: «не подымати рати, ни всеватися о королем про се». Что эта летописная заметка имеет в виду под прозвищем «Сотона» Спиридона-Савву, видно из слов архиерейской присяги введенной московским митрополитом Симоном в связи с прибытием на Русь Спиридона-Саввы и требовавшего от чинов русской церкви непризнания константинопольского ставленника. «Отрицаюсь...— говорилось в тексте присяги,— Спиридона, нарицаемого Сатана, взыскавшего в Цариграде поставления, в области безбожных турок поганого царя, такожде и всех тех отрицаюсь, еже по нем когда случится прийти на Киев от Рима латинского или от Цариграда турецкия державы» (1). По прибытии на Русь Спиридон-Савва также подвергся заключению в Ферапонтов монастырь, находившийся близ Белоозера. Находясь в заточении, Спиридон-Савва получил возможность заниматься литературным трудом и пользоваться для этого богатейшей монастырской библиотекой. По-видимому, там и было написано его первое произведение «Изложение о православней истинней нашей вере», так как в начале этого сочинения автор говорит о себе так: «сладкы нам юзы и радостна изгнаньа». Хотя в Литве он также находился в заточении, но писать там в защиту православной веры вряд ли ему позволили. Иное дело на Руси. Здесь Спиридону-Савве крайне важно было доказать чистоту своего православия. Писателем Спиридон-Сазва стал уже в преклонном возрасте. В «Житии Зосимы и Савватия», написанном им в 1503 году по предложению новгородского архиепископа Геннадия, Спиридон-Савва сам говорит, что он «понуди старость свою и написа во е общую пользу хотящих ревновати сих подобных житию». Итак, уже в 1503 году старость затрудняла его литературную работу. Однако его известность в качестве ученого-книжника побуждала московские власти давать ему новые литературные заказы. В 1505 году умер великий кнкзь московский Иван III. К этому времени вопрос о создании единого централизованного Русского государства практически уже был решен. В правление его сына, Василия III, авторитет московского князя настолько вырос, что он в грамотах стал называть себя уже так: «Василий божиею милостию царь и государь всеа Руссии и великий князь Владимирский». Правитель могущественного Русского государства не хочет, да и не может называть себя просто московским великим царем. Но для официального принятия нового титула, соответствующего новому положению великого князя, нужно юридическое правовое обоснование. Вот эту задачу и поручено было выполнить Спиридону-Савве. И тот, несмотря на свой крайне преклонный возраст, с этой задачей блестяще справился. Спиридону-Савве был девяносто один год, когда он приступил к работе над своим новым «Посланием». Он сам говорит об этом прося читателей проявить к нему снисходительность: «Сиа убо аще и грубе изрекох скудостию домысла, паче же старостию эдержим многою. Имам бо негде лет от рождения моего девять ять и едино». Начинается это «Послание» Спиридона-Саввы в стиле торжественных «владычных» посланий, образцом которых послужило «Послание» Вассиана Ростовского. Но в отличие от Вассиана Спиридон-Савва не называет своего адресата по имени. Он пишет: «О святом дусе, Спиридон рекомый, Савва глаголемый, сынови смирения нашего «имя рек» радоватися, аще ти в потребу смиренна нашего с благословением». Однако нетрудно догадаться, что «имя рек» послания был не кто иной, как московский великий князь Василий III. Не называя московского великого князя по имени, Спиридон-Савва достаточно ясно говорит о том, чего от негo хочет высокопоставленный литературный заказчик. «Ищючи от нас, — пишет Спиридон-Савва, — некыи прежних лет ото историка Ханаонова предела, рекомо от Арфаскадона первого сына Ноева, рождшегося по потопе». Т. е., «имя рек» желает знать свою родословную, начиная с первого сына библейского патриарха Ноя. Именно эта родословная и должна была обосновать право Василия III титуловаться царем по его прямому происхождению от царственного предка. В первой части своего «Послания» Спиридон-Савва говорит о разделении Ноем земли между его сыновьями, затем переходит к рассказу о древнейшем египетском царстве, а потом к римскому первому императору Юлию Цезарю. Спиридон-Савва рассказывает, что после смерти Цезаря императором был провозглашен его племянник Август, находившийся в это время в Египте.
------------------------------------------
1. Макарий. История русской церкви, т. IX, Спб., 1888, стр. 64.
------------------------------------------
Венчаясь на царство, Август облачился в одежду Сеостра, "начального царя Египту", на голову ему возложили «митру царя ора индийского, юже принесе Александр Македонский от Индиа». После торжественного венчания на царство Август, став наследником древних «властодержцев», назначил во все страны правителями своих братьев. В Египет он послал Патрина, в Сирию - Киринея, «Асию всю поручи Евлагерду», Илирик стал править в Истрии, а Прус — «в брезех Вислы реки в град глаголемый Морброк, и Торун и Хвоиница, и пресловы Гданеск, и многих градов по реку, глаголемую Неман, впадшую в море... и до сего часа по имени его зовашеся Пруская земля". С этого момента история Пруса, брата Августа, переходит в родословную русских князей, предков Василия III. Получилось это следующим образом: прямой потомок Пруса, Рюрик, стал родоначальником всех русских князей «Рюриковичей», следовательно, род московских князей восходит через Рюрика к Прусу и далее. «А царству их,— подчеркивает в «Послании» Спиридон-Савва,— начяток от Сеостра, начялиого царя Египту от Августа, кесаря римска и царя, сей бо Август пооблада вселеною». Первая часть «Послания» Спиридона-Саввы завершается рассказом о том, как русские великие князья получили знаки царского достоинства римских цезарей. Владимир Мономах во время войны с Византией отправил войско во Фракию, «пленишаю доволно, и возвратишася со многим богатством в здравии мнозе въсвояси». Побежденный византийский император Константин Мономах прислал Владимиру в знак мира дары: «от своея главы венец царьский», «крабицу сердаликову, из нее же Август, кесарь римский веселяшеся и ожерелье иже на плещу своею ношаше». Этим венцом, утверждает Спиридон-Савва, князь Владимир венчался на царство, «и от того времени князь велики Владимир Всеволодович наречеся Манамах и царь Великиа Росиа. И от того часа тем венцем царьским, его прислаше велики царь греческы Костянтин Манамах, венчаются все великие князи володимерские» (то есть потомки Владимира Мономаха, к которым относились и все московские князья). И чтобы не осталось никакого сомнения в праве Василия III венчаться царским венцом, Спиридон-Савва добавляет: «яко же и сей водный самодержъц и царь Великыа Россия Василие Иванович, вторый на десять по колену от великого князя Володимера Манамаха, а от великого князя Рюрика 20-е колено». Поскольку утверждение фантастической родословной московского великого князя имело своей политической целью обосновать не только его право на царский титул, но и на обладание всеми землями, которые входили раньше в состав единого древнерусского государства, а затем были захвачены литовским князьями, нужно было показать, что родословная последних не дает им никакого права на обладание этими русскими землями. Поэтому во второй части своего «Послания» Спиридон-Савва переходит к изложению родословной литовских князей, которая под его пером получилась не очень привлекательной. Родоначальником великих литовских князей, по уверению Спиридона-Саввы, был некий «Гегиминик» (Гедимин), раб Витенца, васс смоленского князя Ростислава Мстиславича. Гегиминик был приставлен князем Ростиславом к сбору дани и от этого разбогател. Сын Гегиминика Ольгерд женился на сестре тверского князя Михаила Александровича и по своей жене стал называться князем. Кончается родословная литовских князей польским королем Сигизмундом, которого Спиридон-Савва называет «Жигимонт, король нынешний». «Послание» Спиридона-Саввы, доказывающее, что московские князья являются потомками и законными наследниками древних царей, обладателей мировых царств, а литовские князья прежде были их слугами и даже княжеский титул получили лишь благодаря родству с русскими князьями, подводило теоретическую базу, вполне достаточную, по понятиям средневековья, для возвращения западнорусских земель, захваченных литовскими князьями, их законным владельцам — русским князьям. Поэтому, когда в мирных переговорах 1517 года между Русским и Польско-Литовским государствами посланник Германской империи Герберштейн пытался склонить Василия III к уступчивости, последний через своих представителей ответил, что добивается «отчины своей от прародителей — Киева». Уже в этом году, как и позднее, в 1526 году, когда спор шел о Смоленске, русские дипломаты в доказательство неоднократно ссылались на родословную князей, изложенную в «Послании» Спиридона-Саввы. Правда, это «Послание» прямо не называлось, но на его данные московские дипломаты ссылались как бы на факты бесспорные и общеизвестные. Герберштейн, участвовавший в обоих переговорах, в своих «Записках» отмечает: «Русские хвалятся, что эти братья (Рюрик, Синеус и Трувор,— Н. В.) происходили от римлян, от которых повел, как они утверждают, свой род и нынешний московский государь». Это свидетельство Герберштейна позволяет считать, что «Послание» Спиридона-Саввы было написано до 1517 года, так как в этом году оно уже было использовано московскими послами в русско-литовских спорах. Однако «Послание» Спиридона-Саввы в том виде, в каком оно было написано автором, не могло вполне удовлетворить московских теоретиков. Во-первых, в «Послании» имелось немало личных отступлений автора, излишних в официальном документе, каким должна была быть подлинная родословная. К чему, например, было упоминать Спиридону-Савве о «заказе», полученном им от лица, не названного по имени? Не было необходимости приводить в «Послании» рассуждения о превосходстве православия над латинской верой. Спиридон-Савва писал об и потому, что над ним тяготело подозрение в склонности к унии, поскольку он был ставленником канстантинопольского патриарха. А зачем это нужно для родословной? Излишним, с точки зрения московских властей, было указание в родословной литовских князей на роль тверских князей, давних соперников Москвы. Словом, появилась необходимость в переработке Послания Спиридона-Саввы, с тем чтобы новое произведение могло стать вполне официальным документом, на который всегда было бы сослаться московским дипломатам, добивающимся воссоединения с Москвой всех областей древнерусского государства, отторгнутых от него в разное время захватчиками. Таким документом стало «Сказание о князьях Владимирских», созданное на основе «Послания» Спиридона-Саввы. Древнейший известный нам список «Сказания» находится в сборнике, на последней странице которого имеется надпись: «Сии тетрати Илии попа рождественского, а писал их Вавила Халдей». Имя Ильи — священника церкви Рождества в Новгороде — упоминается в летописи под 1534 и 1535 годами. Следовательно «Сказание» возникло между 1526 и 1534 годами, т. е. в правление великого князя Василия III. Во всяком случае, Иван IV с детских лет знал «Сказание» и всю жизнь не переставал повторять: «Мы от Августа кесаря родством ведемся». А в 1552 году когда в Успенском соборе в Москве было устроено для Ивана IV «царское место, еже есть престол», на этом престоле были выполнены барельефные изображения отдельных сцен из «Сказания». По-видимому, тогда же был сделан и перевод «Сказания» с русского языка на латинский, явившийся вообще первым переводом памятников русской литературы на иностранный язык. Если «Послание» Спиридона-Саввы, а затем «Сказание о князьях Владимирских» открыли, по меткому определению одного из исследователей, «перед московскими князьями заманчивую даль, на горизонте которой рисовалось блестящее марево всемирной власти, в шапке Мономаха и в «крабице», из которой «Август кесарь веселяшеся», им виделся символический залог будущего необъятного величия Москвы» (1),— то одновременно с этим возникает и другая теория провиденциального значения Русского государства, получившая название «Москвы — третьего Рима». Впервые эта теория получила литературное выражение в «Послании старца (монаха) псковского Елизарова монастыря Филофея», адресованном тому же московскому великому князю Василию III, нуждавшемуся в обосновании своей единодержавной власти над всеми землями древнерусского государства. Эта новая теория гораздо в большей степени, чем первая, была созданием средневековой церковной мысли. Она утверждала, что жизнь людей и народов определяется высшей божественной властью. От этой власти зависит величие царей, процветание царств и судьбы народов. Божественный промысел не допуская никаких случайностей, все подчинено единой мудрой цели, которую люди не знают, но которая предопределена богом. Изредка бог приоткрывает свои предначертания, посылая людям на землю пророков, записывающих в книгах свои пророчества, внушенные им свыше. Из этих пророчеств следует, что вся история человечества есть история мировых царств, сменяющих последова-
-----------------------------------------
1. И. Н. Жданов. Повесть о Вавилоне и «Сказание о князьях Влади ских». СПб., 1891.
-----------------------------------------
тельно друг друга с тем, чтобы каждый раз полнее выразить божественное назначение. Судьбы человечества окончательно
свершатся вместе с гибелью последних трех мировых царств. Два из этих последних мировых царств уже были и погибли.
Настает торжество третьего царства, гибель которого одновременно будет означать конец мира и всего человечества. Согласно этой историософии три последних царства должны следовать друг за другом в порядке преемственности. Первое царство — древний Рим пал, осужденный богом за грехи язычества. На смену ему пришел второй Рим — Константинополь, в котором воцарилась правда христианства. Но второй Рим изменил истинной христианской вере на Ферраро-Флорентийском соборе, согласившись на унию с латинской ересью. За это он также пал, захваченный неверными турками. Ему наследовал третий Рим - _ Москва, единственный и последний оплот чистоты и православия. Конец третьего Рима будет одновременно концом всей мировой истории. Четвертому Риму уже не быть никогда. «Блюди и внемли, благочестивый царю, — обращается Филофей к Василию III,— яко вся христианский царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем не останется». В соответствии с этой теорией выходило, что русский царь являлся единственным преемником всех прежних царей на земле, носителем идей «богоизбранности». Чтобы подчеркнуть эту мысль, Филофей в своем «Послании» окружает имя Василия III торжественной эпитетикой, напоминающей замечательное искусство «плетения словес» Епифания Премудрого. Василий III — царь «пресветлейший», «высокопрестольнейший», «вседержавный», «боговенчанный», «богоизбранный», «благочестивый», «святейший» и т. д. По утверждению Филофея, московский князь — носитель не только светской власти, но и духовной. Он — «браздодержатель святых божиих церквей», «святыя православныя христианския веры содержатель». Подчеркивая теократический характер власти Василия III, Филофей стремился внушить ему мысль быть прежде всего защитником церковных интересов. Он должен, «яко же Ной в ковчезе, спасенный от потопа, правя и окормляя Христову церковь и утверждая православную веру», больше всего заботиться о распространении православия, о расширении церковной власти над умами и душами всех людей во имя приготовления их к грядущему небесному царству, «ему же несть конца». Развертывая грандиозную концепцию "Москвы — третьего Рима", русская средневековая церковь устами старца Елизарова монастыря пыталась сделать Василия III орудием в своих руках и подчинить светскую власть церкви. «Сего рада подобает тебе, о царю,- повторяет Филофей, — содержати царство твое со страхом божыим». Филофей, конечно, не был единственным создателем теории «Москвы — третьего Рима». Зерно ее уже содержалось в «Повести о взятии Царьграда» Нестора Искандера. Некоторые аргументы этой теории были изложены в "Послании" Вассиана Ростовского к Ивану III. Но Филофей сумел «все эти мысли и идеи, уже бродившие в литературе, объединить, привести в стройную и четкую систему; в изложении Филофея они впервые приобрели характер политической теории, основанной на «историософском» базисе. Проникнутая патриотизмом, чувством гордости за свою родину, глубокой верой во всемирно-историческое призвание московского единодержавия, эта теория именно в литературном оформлении Филофея получила распространение в Москве XVI века» (1). Однако подчеркнуто теологический характер теории «Москвы — третьего Рима» оказался, далеким от реальных политических задач Русского государства в XVI веке. Официального признания эта теория не получила. Вместо нее на вооружение московского единодержавия была взята теория происхождения московских князей от римского кесаря Августа, оформленная в «Сказании о князьях Владимирских». Создание Русского централизованного государства, рост его политического могущества в огромной степени повышали его авторитет и влияние в международных отношениях. При Василии III в 1525 году из Москвы одновременно выехали два посольства в Испанию и Италию для переговоров о возросшей угрозе странам Европы со стороны турок. В составе посольства, направленного в Мадрид к испанскому королю и германскому императору Карлу V, находился «толмач латинский и немецкий» Влас, русский писатель-переводчик. О торжественном въезде русского посольства в Мадрид, о приеме его королем и об отъезде потом в Москву мы знаем из сообщения польского представителя при испанском дворе Дантикуса. Можно предположить, что рассказы Власа и других участников русского посольства легли в основу «Донесения» И. Фабра, адресованного Фердинанду, «инфанту испанскому, эрцгерцогу австрийскому и правителю Австрийской империи о нравах и обычаях московитян». Во главе второго русского посольства, выехавшего в Рим к папе Клименту VII, находился Дмитрий Герасимов, высокообразованный русский писатель-переводчик того времени. На основании личных бесед с ним итальянец П. Джовио написал книгу, в которой было дано обстоятельное и в большей части достоверное описание Русского государства XVI века. По словам Джовио Герасимов говорил ему о возможности использования Северного морского пути по Ледовитому океану вдоль берегов Сион для достижения Китая и Индии. Книга П. Джовио, получившая
---------------------------------------
1. «История русской литературы», т. II, часть первая. М. — Л., Изд-во I СССР, 1945, стр. 306.
---------------------------------------
известность в Западной Европе, вероятно, привлекла внимание к проекту Герасимова английского правительства, отправившего в 1553 году экспедицию для поисков этого пути. Один из кораблей экспедиции под командованием Ричарда Ченслора достиг Архангельска и положил начало торговым отношениям России с Англией. Пребывание русских посольств в Испании и Италии совпало по времени с возвращением первой экспедиции вокруг света в сентябре 1522 года. Тогда же описание этого выдающегося путешествия было сделано секретарем Карла V М. Трансильваном форме «Письма», как это было обычно тогда в Западной Европе. Опубликованное в 1523 году в Кельне, «Письмо» вызвало огромный интерес во всех странах и было переведено на русский язык, по-видимому, Д. Герасимовым, высокую оценку разносторонним знаниям которого дает П. Джовио в своей книге. Перевод «Письма» М. Трансильвана о путешествии Магеллана, по свидетельству советских исследователей, «представляет интерес не только как источник для изучения распространения в России географических знаний и проникновения в древнерусскую письменность новых жанров литературы путешествий, но и как яркий памятник интенсивных культурных связей, существовавших между Россией и Западной Европой в 20-е годы XVI века, памятник живого внимания русского человека того времени к величайшим открытиям его эпохи» (1). К этому следует добавить, что интерес к путешествиям и географическим открытиям уже имел в то время прочную традицию в древнерусской литературе, получившую выражение в многочисленных «Хождениях», начиная с знаменитого «Хождения» Даниила в XII столетии. К середине XVI столетия, в связи с централизацией государства, появляются своеобразные литературные «своды» древнерусской письменности, объединяющие в переработанном виде произведения предшествующего времени. Инициатором первого такого «свода» был митрополит Макарий, занимавший эту должность в 1542—1563 годах. Став московским митрополитом в годы малолетства Ивана IV, Макарий литературными трудами стремился утвердить авторитет и величие русской церкви. Еще до твоего приезда в Москву, будучи новгородским архиепископом (1526—1542), он предпринял составление «Великих Четий Миней», куда, помимо всей канонической агиографической литературы, расположенной в календарном порядке по месяцам, неделям и дням, вошли все произведения русской средневековой исьменности, одобряемые церковью. Что Макарий уже тогда был знаком с «Посланием» Филофея, видно из слов Макария, обращенных к Василию III: «От вышней божией десницы постав-
-----------------------------------------
1. Н. А. Казакова и Л. Г. Катушкина. Русский перевод известия о путешествии Магеллана. ТОДРЛ, т. XXIII. Л., «Наука», 1968, стр. 240.
-----------------------------------------
лен ты самодержцем и государем всея Руси». И далее Макарий разъяснял великому князю, что ему богом поручена «жизнь всего великого православия». С целью возвеличения русской церкви Макарий задумал популяризовать предания о русских национальных святых, «организовать,— по удачному определению одного из исследователей,— свой национальный Олимп, делающий Московскую Русь достойной занятого ею в христианском мире, после Флорентийской унии и падения Константинополя, положения. Так вопрос о канонизации (от лат. canonization — внесение умершего в каталог святых) русских святых неожиданно приобретал в середине XVI в. политическое значение, можно сказать, международного характера» (1). По замыслу Макария, в составленные по его инициативе «Великие Четьи Минеи» должны были войти «все чтомые (т. е. читаемые) книги, яже в русской земле обретаются». Таким образом, получилась целая литературная энциклопедия, включавшая почти все известные русскому средневековому читателю книги, за исключением отвергаемых церковью. Кроме того, было составлено много новых «житий» русских святых, канонизированных Макарием на церковных соборах 1547 и 1549 годов. Чтобы получить представление о размерах «Великих Четий Миней», достаточно сказать, что в печатном виде они занимают 12 томов (по числу месяцев), напечатанных в два столбца. Понятно, что такое грандиозное литературное предприятие мог выполнить только многочисленный коллектив писателей и переписчиков. В предисловии к царскому списку (т. е. сделанному для царя) «Великих Четий Миней» Макарий так говорит об истории их создания: «А писал есми сиа святыя великия книги в Великом Новгороде, как есми тамо был архиепископом, а писал есми и собирал в едино место их совокупляя двенадцать лет многим имением и многими различными писари, не щадя серебра и всяких почестей». Таким образом, при Макарии составилось целое ученое литературное общество, одни участники которого рылись в монастырских библиотеках, отыскивая там нужный им литературный материал, другие переделывали старые рукописи, придавая им единообразный характер в соответствии с общей тенденцией к политической унификации всей литературы, третьи писали новые «жития» русских святых, канонизированных Макарием на церковных соборах. Из сотрудников Макария нам известны такие ученые, по тому времени, писатели, как Д. Толмачев, Д. Герасимов, поп Сильвестр, игравший выдающуюся роль в "Избранной Раде", Ермолай Еразм, В. М. Тучков, пресвитер Андрей, епископ Кру-
-----------------------------------------------
1. «История русской литературы», т. II, часть первая. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1945, стр. 433.
-----------------------------------------------
тицкий Савва, игумен Свирский Иродион, Маркел Безбородый, игумен Иосаф, иноки Логгин Михаил и многие другие, выполнявшие разнообразные научные и литературные работы в этой своеобразной Литературной Академии XVI века.
В качестве инициатора составления «Великих Четий Миней» Макарий осуществил важное идеологическое мероприятие по укреплению централизации как церковной, так и светской власти в средневековом Русском государстве и по ликвидации феодальных пережитков в культурной и политической жизни страны. Литературная деятельность Макария была направлена к тому, чтобы теснее скрепить идеологические связи между отдельными частями единого Русского государства, утвердить по всей стране одну общую культуру, обычаи и нравы, показать значение государственного единства, обусловившего расцвет и могущество Руси XVI века.
Свое литературное предприятие Макарий начал в 1529 году и после двенадцати лет напряженной работы смог закончить первую редакцию «Великих Четий Миней», положенную им в Новгородском соборе св. Софии. Став московским митрополитом, Макарий решил дополнить «Великие Четьи Минеи» и придать им еще большую пышность и «лепоту» словесного оформления, соответствующую величию Москвы как третьего Рима, ставшей в 1547 году царством после официального принятия Иваном IV титула царя. Новый, более полный список «Великих Четий Миней», выполненный в торжественном, «макарьевском» литературном стиле, был закончен в 1552 году и положен в московском Успенском соборе — религиозном палладиуме Московского царства. Немного позднее для царя Ивана IV был сделан еще один, третий список. По определению исследователей «Великие Четьи Минеи» являются памятником первостепенной важности для истории русской литературы XVI века и более раннего времени. Это самое ценное собрание памятников литературы времени Макария и предшествовавших ему эпох: многие памятники сохранились для нас только потому, что они попали в «Минеи» (1). В 1547 году в Москве произошло народное восстание. Внешним поводом к нему явился большой пожар, начавшийся в городе 21 июня этого года. Но уже современники хорошо понимали, что пожар лишь послужил толчком для проявления народного гнева вследствие «наипаче же в царствующем граде Москве умножившей неправде, и по всей Руси, от велмож, насилствующих к всему миру и неправо судящих, но по мзде, и дани тяжкые... понеже в то время царю великому князю Ивану Васильевичу уну сущу, князем же и всем властелем в бесстрашии живущим». Дело
------------------------------------
1. См. "История русской литературы", т. II, часть первая. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1945, стр. 436.
------------------------------------
было не только в самовластии князей и бояр в малолетство будущего Грозного, но в общем ухудшении положения трудящихся масс города и деревни к середине XVI века. Размах восстания был необычайно широк. 26 июня посадские люди, «собрався вечем», двинулись к Кремлю, где убили Юрия Глинского, родственника царя, одного из главных представителей ненавистной народу феодальной знати. Затем восставшие направились в подмосковное село Воробьево, куда удалился молодой царь во время пожара. Восставшие представляли собой грозную вооруженную силу, так как шли «с щиты и з сулицы, якоже к боев имяху». Увидев их, Иван IV «удивился и ужасеся». И стого времени, как признавался он сам впоследствии, «вниде страх в душу мою и трепет в кости мои и смирися дух мой». Восстание 1547 года показало, до какой степени обострились классовые противоречия в Русском государстве середины XVI века. Московские события отозвались по всей стране. В городах и деревнях усилились народные выступления прежде всего против крупных феодалов. Некоторые из них, например М. Глинский и псковский наместник И. Турунтай-Пронский, сделали попытку бежать за границу, «обложася страхом княже Юрьева Глиньского убийства», как объясняли они сами. Хотя восстание было подавлено, необходимость преобразований в стране стала всем очевидна. С этой целью была создана «Избранная Рада», которая на свое имя и на имя царя стала принимать от всех сведущих лиц «челобитные», т. е. проекты и послания, в которых указывалось на те или иные «нестроения» в государстве и предлагались пути для их устранения. На основании таких «челобитных» был составлен перечень вопросов о непорядках в государственном и церковном устройстве и затем созван собор для их разрешения, получивший название «Стоглавого» по числу ста глав, на которые был разделен отчет о его работе. Содержание отчета («Стоглава») сводилось к ответам на следующие группы вопросов: главы I—II рассказывали о подготовке собора, о составе его и о вопросах, подлежавших его обсуждению. Главы III—IV излагали речи Ивана IV к собору. Глава V содержала вопросы царя о церковных порядках. Главы VI—XL содержали ответы собора на эти вопросы царя. Главы XLI—XLII давали перечень дальнейших вопросов царя, касавшихся различий церковной практики в столице и провинциях, а также суеверий и народных обычаев. Главы XLIII—XCVIII содержали ответы собора на новые вопросы царя. Главы XCIX и С представляли собой рассказ об отправлении соборных постановлений бывшему митрополиту Иосафу и о его замечаниях на эти постановления. Интересно, что в «Стоглаве» ответы собора даны не на все вопросы царя. На вопросы об устройстве служилого сословия, о неравномерном и несправедливом распределении вотчин, поместий и кормлений, о монастырских вотчинах, о пошлинах при проезде по дорогам, мостам и перевозам «Стоглав» не содержит никаких постановлений. Эти вопросы, наиболее острые в централизующемся феодальном государстве, конечно, должны были вызвать на соборе наиболее страстные прения, но прийти к приемлемому для всех решению по ним не удалось. Такое решениe пришло позднее, в результате ожесточенной борьбы между
центральной властью и феодальной оппозицией, которая развернулась в последующие десятилетия XVI века и закончилась
полным поражением крупных феодалов-землевладельцев. Несомненный интерес представляют постановления собора
о развитии образования в Московской Руси. «В царствующем граде Москве,— говорится в постановлении,— и по всем градом
тем же протопопам и старейшим священникам и со всеми священники и дияконы, коимждо в своем граде, по благословению своего святителя избрати добрых духовных священников и дияконов и дьяков женатых и благочестивых, имущих во сердце страх божий, могущих и иных ползовати, и грамоте бы и чети и писати горазды. И у тех священников и у дьяконов и у дьячков учинити в домех училища, чтобы священницы и дьяконы и все православные хрестьяне в коимждо граде предавали им своих детей на учение грамоте и на учение книжного письма и церковного пения псалтырного и чтения налойного; и те бы священники и дьяконы и дьячки избранные... учили бы есте своих учеников грамоте доволно, сколько сами умеюте, и сущу бы им в писании сказывали по данному вам от бога таланту, ничтоже скрываюше, но от бога мзды ожидающе, а и зде от их родителей дары и почести приемлюще по достоинству». Насколько широко была распространена грамотность на Руси XVI века, можно судить по свидетельству А. И. Соболевского, специально исследовавшего этот вопрос.
