Н. В. Водовозов. "История древней русской литературы" Издательство "Просвещение", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Исследователь, указывая на количество книг и документов этого периода, которые сохранились в наших библиотеках и насчитывают тысячи экземпляров, несмотря на многочисленные пожары, часто посещавшие наши города и села, приходит к заключению, что «белые священники» в XVI веке были «поголовно грамотны», поскольку правительство постоянно приказывает посадским и крестьянам, если не грамотны, давать расписываться за себя своим «отцам духовным»; следовательно, считает священников, какие бы местности не имелись у него в виду, всех без исключения грамотными» (1). Далее исследователь пишет, что «ни на одном из известных нам документов мы не находим ни указания на отказ священника подписаться по безграмотству, ни какого-либо иного свидетельства о его безграмотстве». Однако в Москве в то время не особенно ценили даже тех людей, которые просто «грамоте горазды», писали «простою речью», «без украшения». Подлинно грамотными считались только люди, вполне изучившие «священные писания и святоотеческие творения», проникшие в их смысл и кроме того, свободно владевшие церковнославянским языком. «Стоглав» позаботился и об упорядочении переписки книг. В главе XXXVIII специально говорилось о переписчиках как о профессии, весьма распространенной в то время. «Такоже которые писцы по городам книги пишут, и вы бы им велели писати с добрых переводов, да написав правили, потом же бы и продавали, а не правив бы книг, не продавали; а который писец, написав книгу, продает не справив, и вы бы тем возбраняли с великим запрещением, а кто у него неисправлену книгу купит, и вы бы тем потому же возбраняли с великим запрещением, чтобы впредь тако не творили». Это целая программа книгоиздательской деятельности XVI века, удивляющая своей продуманностью и требовательностью к качеству распространяемых книг. В «Стоглаве» получили отражение заботы о качестве русской средневековой живописи, с особой остротой вставшие после пожара 1547 года, в котором погибло множество икон. Для того чтобы скорее написать новые иконы для отстраиваемых церквей, приходилось, помимо московских живописцев, привлекать художников из других городов. Это требовало особой регламентации в их работе. На соборе был поставлен вопрос о том, возможно ли на иконах писать живых людей, и притом не святых, а царей, князей и простых людей. Глава XLIII «Стоглава» была специально посвящена этим вопросам. В постановлении указывалось, что в ряды художников могли приниматься лишь люди со специальным дарованием. Звание художника объявлялось почетным и обязывало к соответствующему образу жизни. Предлагалось по Москве и другим городам и особенно по деревням отбирать иконы плохого письма, а мастеров-самоучек отдавать в учение. Одновременно указывалось, что икона не воспроизводит божество, изображает лишь исторические явления. Постановления «Стоглава» оказали большое влияние на дальнейшее развитие русской средневековой живописи. Этими поста-
------------------------------------
1. А. И. Соболевский. Образованность Московской Руси XV—XVII веков. СПб., 1892, стр. 5.
------------------------------------
новлениями признавались два вида живописи: 1) бытийное письмо, т. е. исторические сюжеты, и 2) притчи, т. е. право художника на творческий вымысел. В постановлениях «Стоглава» сказалась общая тенденция центральной власти к упорядочению живописи, к тому, чтобы она перестала быть частным делом, а стала одним из участков работы государственной, контролируемой и направляемой специальными постановлениями. Хотя «Стоглав» не является собственно литературным произведением, но нельзя не согласиться с акад. А. С. Орловым утверждавшим, что «признаками несомненной литературности обладает в «Стоглаве» все предисловие, картинно изобразившее открытие собора в стиле первого вселенского и торжественное выступление на нем царя Ивана с его речами и написаниями. Эти произведения Ивана Грозного отличаются оригинальной манерой, только ему свойственной, которая впоследствии расцвела в переписке с Курбским. Что же касается остальных частей «Стоглава», полных бытовыми реалиями, то и они интересны в литературном отношении, так как изложены живым устным языком» (1). Но, как уже говорилось, наиболее острые вопросы внутренней политики государства не получили в «Стоглаве» необходимого отражения. Усиление в экономической и политической жизни страны служилого дворянства, на которое опиралась центральная власть в своей борьбе с феодальной боярско-княжеской оппозицией, требовало преобразований в области государственного управления и землевладения. «Стоглав» оставил без ответа как раз те вопросы царя, в разрешении которых дворянство было наиболее заинтересовано. Эти вопросы составились из «челобитных», поданных царю представителями служилого дворянства. Среди них в первую очередь следует назвать имя Ивана Семеновича Пересветова, блестящего публициста середины XVI века. И. С. Пересветов, по его собственным словам, был потомком брянского боярина Александра Пересветова, прославившегося в Куликовской битве 1380 года. После захвата литовскими князьями западнорусских областей предки И. С. Пересветова стали литовскими подданными, хотя продолжали считать себя исконно русскими людьми. Сам Иван Пересветов одно время даже служил в числе «королевских дворян», т. е. личной гвардии польского короля Сигизмунда. В 1528 году, во время войны чешского короля Фердинанда I с семиградским воеводой Яном Заполья, Иван Пересветов с 300 другими «королевскими дворянами» перешел на сторону Яна Заполья и участвовал в этой войне. Яна Заполья энергично поддерживал турецкий султан Сулейман I, пославший даже ему на помощь турецкие войска. С организацией
-----------------------------------------
1. «История русской литературы», т. II, часть первая. М.—Л., Из-во АН СССР, 1945, стр. 441.
-----------------------------------------
турецких войск и с турецкими государственными порядками Иван Пересветов мог хорошо ознакомиться как раз в это время.
После заключения перемирия между воюющими сторонами в 1530 году Иван Пересветов поступил на службу к чешскому королю Фердинанду, не желая, по-видимому, помогать туркам продвигаться в центральную Европу. В 1534 году, когда окончилась война между Яном Заполья и Фердинандом, Иван Пересветов был послан чешским королем к молдавскому воеводе Петру Рарешу для переговоров о военном союзе. В Молдавии Иван Пересветов познакомился с московским выходцем Васькой Мерцаловым, который много рассказывал ему о Московском государстве. Пересветов, никогда не перестававший считать себя русским человеком, заинтересовался рассказами и решил послужить своим опытом и знаниями Русскому государству. Зимой 1538/39 года Иван Пересветов приехал в Москву и предложил свои услуги по устройству «македонских щитов» для Русского войска. Предложение было принято сочувственно, и под руководством боярина М. Ю. Захарьина приступили к организации мастерской по изготовлению таких щитов. Но боярин Захарьин вскоре умер, и дело с мастерской заглохло. Напрасно Пересветов добивался от боярского правления (дело происходило в малолетство Ивана IV) поддержки в осуществлении его предложения. По необходимости ему приходилось исполнять всякие службы и «истерять» всю «собинку» (имущество), которая, по его образному выражению, «в многих обидах и волокитах пропала». Умудренный службой «трем королям», И.С.Пересветов на Руси окончательно убедился в необходимости искоренения феодальных беспорядков путем установления сильной, справедливой, централизованной власти.
8 сентября 1549 года в кремлевской церкви Рождества богородицы Иван Пересветов передал молодому царю, уже достигшему тогда девятнадцатилетнего возраста, две «книжки», в которых содержалась продуманная программа социальных реформ в стране, а также говорилось о бедственном положении самого автора. Поскольку ответа на предлагаемые Пересветовым преобразования не последовало, он вскоре подает «Большую челобитную». Но так как в это время Иван IV отправился в свой первый казанский поход, то Пересветов «доступить» его уже не мог. Дальнейшая судьба Ивана Пересветова неизвестна. В «описи царского архива» за 1562—1572 годы сохранился «черный список Ивашки Пересветова». Обычно так назывались судебные материалы. Возможно, выдающийся русский публицист был казнен в годы опричнины по какому-нибудь обвинению. «Дошедшие до нас сочинения И. С. Пересветова, — пишет един из его исследователей,— очевидно, восходят к тексту, который был передан Ивану Грозному Пересветовым во время их второй встречи. Сохранившиеся списки этих сочинений, самый древний из которых не старше 30-х годов XVII века, так или иначе связываются с Посольским приказом, куда в начале XVII века попал царский архив» (1). Поданные царю Пересветовым книжки представляют собой весьма своеобразный литературный материал, в котором отдельные части идейно связаны друг с другом. Первая часть этого литературного материала — «Повесть об основании и взятии Царь-града» — представляет собой довольно подробный пересказ Пересветовым знаменитого сочинения Нестера Искандера, дополненный «Сказанием о книгах и Магмете-салтане», сочинением самого Пересветова. В своем «Сказании» Пересветов в иносказательной форме говорит о Русском государстве, много потерпевшем от своеволия феодальной знати во время малолетства Ивана IV. Говоря о юности последнего византийского императора Константина, будто бы оставшегося ребенком после смерти своего отца и воспитанного вельможами, Пересветов, конечно, имел в виду именно Ивана IV. В противовес слабовольному Константину, от имени которого правили злые вельможи, Пересветов положительно изображает турецкого султана Магомета II, не только завоевавшего Царьград, но и установившего твердый распорядок в своем государстве. Этот идеальный порядок, по мнению Пересветова, должен быть установлен и на Руси.
-----------------------------------------
1 A. Зимин. И. С. Пересветов и его сочинения. В кн. «Сочинения Пересветова». М.—Л., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 15.
-----------------------------------------
Следующая в «книжице» малая челобитная представляет собой автобиографический рассказ Пересветова о его службе трем королям. Малая челобитная заканчивается характерным обращением Пересветова к царю: «Государь благоверный царь великий князь Иван Васильевич всея Русии! Умилосердися, обыщи своим царским обыском и оборони от насилных людей, обы холоп твой государев, до конца не загибл и службы твоея не отстал. А яз, холоп твой государь, слышачи про твое мудрое воинство и счастливое, ехал к тебе, государю, нароком твоея для мудрости, оставивше королеви службы богатыя». Перед малой челобитной поставлено Пересветовым «первое предсказание философов и докторов», а после него следует «второе предсказание философов». В «первом предсказании» «философи греческий и дохтуры латинския» предсказывают, что Иван IV «Казанское царство возьмет своим мудрым воинством». А во «втором предсказании» те же «философы» заявляют, что «посрамятся лукавъству своему», поскольку «правда силнее всего». Правда же, как вытекает из предыдущего, должна быть установлена Иваном IV в Русской земле.
Вторая «книга» Пересветова состоит из «Сказания о Константине» и «Концовки». Здесь автор детализирует то, что уже было им сказано в первой «книге» о слабости императора Константина и о недостатках его правления, приведших к гибели Византии. Завершаются сочинения Пересветова «Большой челобитной», в которой автор рассказывает о своем пребывании у «мудрого» воеводы Петра, вкладывая в уста его свои мысли об устройстве Русского государства, о тех реформах, которые необходимо произвести для его процветания и военного могущества. В своих общественно-политических взглядах Иван Пересветов не был одинок. Критику устаревших феодальных порядков можно было найти и у других русских публицистов, современников Пересветова. Но Пересветов выразил передовые идеи своей эпохи с большей полнотой и художественной силой, чем они. Воспользовавшись памятной его современникам историей падения Византии, Пересветов сумел на этом примере показать причину слабости и могущества государств и их правителей. Так, Византия, по его словам, погибла вследствие властолюбия и эгоизма вельмож, которые, пользуясь слабостью юного царя Константина, роскошествовали, вели праздную жизнь, занимались нтригами, мучили и угнетали людей, не заботясь о нуждах государства, о принятии необходимых мер для защиты его от чужеземных захватчиков. Наоборот, Магмет-салтан был выдающимся правителем, образцом для других. Он сделал свое государство сильным, не доверял вельможам, казнил их за измены, за лихоимство, за неправды, за леность. Магмет-салтан во всех своих начинаниях опирался на простых «воинников» (т. е. служилых дворян, в понимании Пересветова), умел заслужить их любовь и с их помощью ввел настоящий порядок в государстве. У такого правителя, говорил Пересветов, все будет хорошо, так как «не веру бог любит, но правду». Таким образом, Магмет-салтан в изображении Пересветов был идеалом правителя, примером для молодого русского царя, которому предстояло завести такой же порядок в Московском государстве. Недаром, говорит Пересветов, служивший у воеводы Петра москвитянин Васька Мерцалов на вопрос воеводы: «Ты гораздо знаешь про то царство Московское, скажи мне подлинно, есть ли в том царстве правда?» — отвечал: «Вера, государь, христьянская добра, всем сполна, и красота церковная велика, а правды нет». И к тому Петр-воевода заплакал и рек так: «Коли правды нет, то всего нет».
Особенное значение придавал Пересветов реорганизации русского войска. Мысль об этом была наиболее близка ему. Прежде всего, полагал он, необходимо обеспечить всех служилых людей постоянным денежным жалованьем. Для этого «сильному государю годится со всего царства своего доходы себе в казну имати, а ис казны своея воинникам сердце веселити». Только личные заслуги должны содействовать продвижению человека по службе: «Ино у царя кто против недруга крепко стоит, смертною игрою играет и полки у недругов разрывает и царю верно служит, хотя от меньшего колена, и он его на величество подъимает и имя ему велико дает и жалования ему много прибавляет». Выступая против местничества, как устаревшего предрассудка, Пересветов делает выпад против феодальной знати: «от богатых,— пишет он,— мудрость воинская не починается николи... Богатый о войне не мыслит, мыслит о упокое; хотя и богатырь обогатеет, и он обленивается». Военные реформы, по мнению Пересветова, необходимы в первую очередь потому, что перед Русским государством стоят задачи возвращения исконных русских земель, захваченных соседними странами. Сам воевода Петр, говорит Пересветов, «начитал в мудрых своих книгах с своими докторы и философы про твое царское прирожение по небесному знамению, что быть тебе царю великому, и покорит бог недругов твоих тебе, государю, и божьей помощью дочлися в книгах, что обладать тебе, государю, многими царствами». Имея в виду предстоящую упорную борьбу с Казанским царством, Пересветов проявляет особенную заботу о коннице, которой предстояла исключительно важная роль в борьбе с искусными татарскими наездниками: «А велел бы еси, государь, делати щиты на триста человек, да велел бы еси государь, на триста коней юнацких делати щиты же, которые горазды играти смертною игрою против недруга за веру христианскую и за тебя государя великого царя». Выступая как идеолог передовой части дворян против насилий крупных феодалов, Пересветов критикует усиливавшееся к середине XVI века стремление к захвату крестьянских земель к распространению барщинной формы эксплуатации самих крестьян. Это вызывает его решительный протест: «Которая земля порабощена, в той земле все зло сотворяется: татьба, разбой, обида, всему царству оскужение великое». В качестве профессионала-воина Пересветов выступает против рабства и крепостных отношений в стране, отрицательно влиявших на боеспособность войска, основную массу которого составляли крестьяне. Магмет-салтан, по его словам, «во своем царстве дал волно служите у велмож своих, кому ни буди. А не велел их прикабаливати, ни поихолопити, а служить им добровольно... Да велел пред себя книги принести полныя и докладныя, да велел их огнем пожещи». Пребывание в Семиградье и Молдавии, общение с турецкими войсками, среди которых было много южных славян и греков, убедило Пересветова в том, что порабощенное турками население Балканского полуострова ждет помощи от единокровного русского народа в своей борьбе против угнетателей. Он приводит слова греков, говоривших с гордостью «латынянам»: «Есть у нас царство волное и царь волный, благоверный государь князь Иван Васильевич». Пересветов слышал сам, как южные славяне и греки выражали надежду «свободити русским царем от насилства турьского царя иноплемянника».
И. С. Пересветов как писатель был по-своему новатором. В своих сочинениях он показал, что процветание государства зависит главным образом от системы управления, от качеств самих правителей. Он беспощадно разоблачал своекорыстие и узость классовых интересов феодальной верхушки и призывал центральную власть к суровой расправе с нарушителями государственных интересов. Язык сочинений Пересветова свободен от архаизмов книжной речи. Это живой, энергичный язык XVI века. Пересветов создал новый жанр в русской средневековой литературе. Он «придал исторической повести публицистическую заостренность. Герои Пересветова только носят исторические одежды, на самом же деле они взяты из окружающей публициста обстановки. Пересветов был первым, кто попытался создать новый жанр литературного произведения — жанр публицистической челобитной» (1).
В 1552 году произошло крупное историческое событие: русские войска овладели Казанью. Тем самым было ликвидировано разбойничье феодальное государство на востоке, в течение долгого времени угрожавшее безопасности и самому существованию русского народа. Постоянные набеги казанских феодалов на русские пределы были связаны с общими агрессивными замыслами мусульманской Турции по отношению к народам Евро-
-------------------------------------
1. А. Зимин. И. С. Пересветов и его сочинения. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 27.
-------------------------------------
пы. Войска турецкого султана Сулеймана II тремя последовательными волнами, в 1520, 1525 и 1529 годах, вторгались в Центральную Европу и доходили до стен Вены. Судьба европейской цивилизации висела на острие мусульманского меча. От Аравии до Гибралтара турецкие феодалы установили свое господство, стремясь полностью уничтожить самобытную культуру покоренных ими народов. Проводниками турецкой экспансии на востоке Европы являлись татарские ханства: Крымское, Казанское и Астраханское, находившиеся в вассальной зависимости от Оттоманской империи. Угрожая жизни и свободе всех европейских народов, турецкие захватчики предварительно думали нанести смертельный удар с востока и юга Русскому государству и тем самым развязать себе руки для дальнейших завоеваний в Европе. Таким образом, борьба русского народа против феодального Казанского царства была составной частью борьбы европейских народов за спасение цивилизации от полудиких завоевателей, действовавших во имя реакционной идеи «единства мусульманского юрта». Реакционные казанские феодалы рассматривали свое государство как естественного наследника распавшейся в конце XV века Золотой Орды и стремились всеми силами продолжать ее политику порабощения и зверского угнетения соседних народов. Они совершали непрерывные грабительские набеги на Русскую землю, сопровождавшиеся страшным опустошением и массовым угоном в плен населения. По официальным данным, в 1551 году в Казани находилось более ста тысяч русских пленников, подвергавшихся неслыханным унижениям и бесчеловечной эксплуатации со стороны казанских феодалов. Характеризуя деятельность крымско-казанских захватчиков, К. Маркс писал: «...завоевывать они больше уже не могли, но производили опустошения» (1). Трудящиеся массы Казани, имевшие давние исторические связи с русским народом, неоднократно выражали желание войти в состав Русского государства и перестать служить интересам захватнической политики турецко-татарских феодалов. Даже среди правящей верхушки в Казани имелись сторонники прочного союза с Москвой, так называемая «московская» группировка понимавшая, что без такого союза невозможно экономическое культурное развитие самой Казани. Усиление турецко-татарского натиска в первой половине XVI века заставило Русское государство принять решительны меры для самозащиты. Правительство Ивана IV в 1545 предпринимает военный поход к Казани, носивший характер демонстрации в поддержку «московской» группировки, боровшейся в Казани против турецкого ставленника Сафа-Гирея. Действительно, в Казани вспыхнуло народное восстание, низложив-
----------------------------------------
1. «Архив Маркса и Энгельса», т. VIII, М, Госполитиздат, 1946, стр. 163.
----------------------------------------
шее Сафа-Гирея. Весной 1546 года казанским царем был провозглашен касимовский хан Шигалей (Шах-Али), находившийся в союзных отношениях с Москвой. В ответ на это султанская Турция постаралась немедленно оздать сильную коалицию реакционных мусульманских феодалов. В том же году Сафа-Гирей с крымскими и ногайскими войсками двинулся снова к Казани, а его дядя крымский хан Сагиб-Гирей одновременно вторгся в Русскую землю с юга, чтобы помешать русским войскам прийти на помощь Шигалею. После восьмидневных боев Казань была захвачена Сафа-Гиреем, а Шигалей бежал в Москву. Победа реакционных сил и последовавшие за ней жестокие репрессии заставили эмигрировать из Казани многих сторонников московской ориентации. Недовольные возвращением турецкого ставленника Сафа-Гирея, представители чувашского населения Казанского царства (горные черемисы) обратились к московскому правительству с просьбой принять их в русское подданство и с этого момента стали активно помогать русским в борьбе против казанских феодалов. Борьба русского народа против реакционных казанских феодалов была борьбой справедливой, вызванной необходимостью самообороны и дальнейшего политического и экономического развития, требовавшего объединения всего волжского торгового пути в единой государственной системе. Московское правительство, выполняя эту важнейшую задачу, в 1547—1548 годах осуществило второй поход к Казани, в котором участвовал молодой Иван IV.
В 1549 году, после внезапной смерти Сафа-Гирея, борьба за Казань вступает в последний, завершающий период. Реакционными феодалами в Казани был провозглашен царем младенец Утямыш-Гирей, сын Сафа-Гирея, но фактически стала править мать Утямыш-Гирея царица Сумбека (Сююн-бике). Недовольное население Казани стало волноваться. Стремясь помочь своим казанским вассалам, султанская Турция побуждает Ногайскую Орду выступить на помощь «единоверным» казанцам. К этому времени московское правительство осуществляет реорганизацию военных сил, обеспечивает договором с Польско-Литовским государством безопасность своих западных границ и весной 1551 года строит на реке Свияге крепость, в непосредственной близости от Казани.
Видя решительные действия Москвы, народы Поволжья: чуваши, мордва и мари — выходят из подчинения казанским феодалам и «бьют челом» о принятии их в русское подданство. В самой Казани происходит восстание, кончившееся победой "московской" группировки. Победители путем прямых переговоров с Москвой согласились отпустить из Казани шестьдесят
тысяч русских пленников и приняли вновь царем Шиталея, с которым в Казань приехали русские советники и вооруженные стрельцы. Мало этого, весной 1552 года сами казанцы обратились к Ивану IV с просьбой, чтобы русский «царь держал их так же, как в Свиязском городе». На смену Шигалею из Москвы был послан воевода князь С. И. Микулинский, но казанские реакционеры, подстрекаемые Турцией, отказались впустить его в Казань и провозгласили царем турецкого ставленника — астраханского царевича Едигера (Ядигара). Московское правительство, внимательно следившее за развитием событий, не было застигнуто врасплох. Летом 1552 года сильное русское войско во главе с самим царем выступило в поход. Часть войска направилась к Туле, куда уже подступил крымский хан Девлет-Гирей, чтобы отвлечь русских от похода на Казань. Прибытие русских войск заставило Девлет-Гирея немедленно снять осаду с Тулы и поспешно бежать, бросив артиллерию, присланную ему на помощь турецким султаном. Обезопасив южные границы от крымско-турецких захватчиков, русские войска без промедления двинулись к Казани: 25 августа 1552 года началась знаменитая осада Казани, кончившаяся 2 октября, когда русские войска штурмом овладели неприступной казанской крепостью. Взятие Казани способствовало превращению Русского централизованного государства в многонациональное, способное отразить любое нашествие извне, откуда бы оно ни исходило. Всемирно-историческое значение этой победы заключалось в том, что ее результатом было ослабление «турецкой военно-феодальной монархии, жившей за счет завоеваний. Тень нового ига — турецкого ига — нависла тогда над Европой. Русское государство, борясь с татаро-турецким напором, отражало общеевропейские интересы и потребности и спасло от завоевателей европейские народы и европейскую цивилизацию» (1). Великая победа над Казанью вызвала новый подъем в развитии русской средневековой культуры и литературы. Одним из первых проявлений этого подъема было введение на Руси книгопечатания. Потребность быстрого изготовления книг в большом количестве, вызванная распространением русской культуры на территориях, воссоединенных в XVI веке в едином Русском государстве, не могла уже удовлетвориться простой перепиской рукописей. Несовершенство рукописных книг, писавшихся разными писцами в разных областях Русской земли, имеющих свои местные диалекты, отсутствие единой орфографии и единых грамматических правил было отмечено еще в «Стоглаве», в постанов лении которого прямо сказано: «писцы пишут с неисправленных
---------------------------------------
1. "Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV — начало XVII в.", М— Л., Изд-во АН СССР, 1955, стр. 368.
---------------------------------------
переводов, а написав не правят, опись к описи прибывает и недописи и точки непрямые». Введение книгопечатания в таких условиях стало неотложной задачей. Русский первопечатник Иван Федоров в послесловии к изданию «Апостола» 1564 года так рассказывает о причинах, побудивших московское правительство организовать книгопечатание. После взятия Казани Иван IV, пишет Федоров, "повеле св. книги на торжищах куповати и в св. церквах полагати, псалтыри, и евангелия, и апостолы, и прочие св. книги, в них же мали обретошася потребни, прочие же вси растлени от переписуюих, ненаученых сущих и неискусных в разуме, ово же и неисправлением пишущих, и сие доиде царю в слух. Он же начат помышляти, как бы изложити печатные книги, якоже в греках, и в Венецыи, и во Фрягах, и в прочих языцех, дабы впредь св. книги изложилися праведне. И тако возвещает мысль свою преосвящ. Макарию митрополиту всеа Руси. Святитель же, слыщав зело возрадовася... И тако повелением благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси и благословением преосвящ. Макария-митрополита начата изыскивати мастерство печатных книг в лето 61-е осьмыя тысящи (1553 г.) в 30-е лето государства его. Благоверный же царь повеле устроити дом от своея царския казны, идеже печатному делу строитися, и нещадно даяше от своих царских сокровищ делателем: Николы чюдо-Гостунского дьякону Ивану Федорову да Петру Тимофееву Мстиславцу, на составление печатному делу и их успокоению, дондеже и на совершение дело их изыде». Послесловие к «Апостолу», написанное Иваном Федоровым, поражает, по справедливому замечанию академика А. С. Орлова, «его редкостной складностью, его литературным стилем.., там все умеренно, все обладает наибольшим тактом — и цитация и само изложение — как будто бы сделано для гравировки на монументальном памятнике» (1). В короткое время русское книгопечатание достигло высокого уровня. Формат книг, подгонка киновари к черному шрифту, изящество орнамента, гравюры, заглавные буквы — все это свидетельствует о замечательном искусстве первого русского печатника Ивана Федорова, который умел не только лить пушки, быть маляром и столяром, но сумел сделаться талантливым художником и писателем. Нo вскоре Иван Федоров был вынужден покинуть Москву, как он сам пишет: «Презелного ради озлобления часто случающегося нам... от многих начальник и свещенно-началник и учитель, которые на нас зависти ради многия ереси умышляли, хотячи благое в зло превратити». Вероятно, отъезд первопечатника произошел с согласия московских властей, поскольку он мог беспрепятственно вывезти с собой необходимые типографские принадлежности для продолжения работы на новом месте. Московские власти, конечно, понимали важность деятельности русской типографии в западных областях бывшего древнерусскогс государства, где в то время подготовлялась польским правительством церковная уния с целью денационализации русского православного населения. Иван Федоров основал типографию в Заблудове, где сначала нашел влиятельного покровителя в лице гетмана Ходкевича. Когда же в 1569 году была принята уния, Ходкевич, принявший ее, прекратил поддержку русской типографии. Позднее И. Федоров переезжает во Львов, но для устройства там типографии у него уже нет необходимых денег. Он пробует достать деньги
--------------------------------------
1. А. С. Орлов. К вопросу о начале печатания в Москве. Сб. «Иван Федоров первопечатник», М.—Л., Изд-во АН СССР, 1935, стр. 18.
--------------------------------------
у «многаши богатых и благородных вь мире, помощи прося от них, и метание сътворяя коленом касаяся и припадая на лицы земном, сердечно каплющими слезами моими ноги их омывах, и сие не единою ни дващи, но и многащи сътворях». Убедившись, что и во Львове знатные и богатые люди предали национальные интересы во имя личных, гарантированных им унией, русский первопечатник обратился к «малым» людям, которые не замедлили прийти ему на помощь. «Не мню бо,— пишет он в 1574 году в послесловии к львовскому изданию «Апостола»,— от избытка им сия творити, но якоже оная убогая вдовица от лишения своего две лепте въвергшия». Этим художественным образом большой эмоциональной силы Федоров, по словам современного исследователя, «хорошо отражает социальное лицо тех людей, которые помогли ему основать во Львове русскую народную типографию. Не случайно русский Букварь был напечатан Федоровым именно во Львове» (1). Послесловия большинства книг, изданных Иваном Федоровым, свидетельствуют о замечательном литературно-художественном даровании русского первопечатника, памятник которому в настоящее время находится в столице нашей родины Москве. К середине XVI века относится также составление книги «Домострой», получившей впоследствии печальную известность. Но в XVI веке она отнюдь не являлась символом консерватизма и домашнего произвола. Наоборот, ее назначение было совершенно другим, как показывает само ее название: «Книга, глаголемая Домострой, имеет в себе вещи зело полезны, поучение и наказание всякому православному христианину, мужу и жене, и чадом, и рабом, и рабыням». «Домострой» завершает собой тот вид назидательных произведений русской средневековой литературы, который был начат в XI веке «Изборником» князя Святослава в 1076 году и блестяще продолжен Владимиром Мономахом в его знаменитом «Поучении» детям в начале XII столетия. Все эти книги имели своей целью не только упорядочение взаимоотношений в феодальной семье, но главным образом нормализацию отношений между феодалами и зависимыми от них юдьми, слугами. Не случайно эти книги появлялись вслед за крупными выступлениями угнетенных классов в XI, XII и XVI веках. Домострой» состоит из 63 глав, каждая из которых имеет заглавие. В основном содержание «Домостроя» можно свести к трем разделам: 1) «Како веровати и поклонятися и како царя чтити», 2) «О мирском строении», т. е. «како жити с женами и домочадцы», и 3) «О домовом строении», т. е. о хозяйстве.
-------------------------------------
1. Б. В. Сапунов. Первопечатник Иван Федоров как писатель. ТОДРЛ, т.14, М—Л., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 270.
-------------------------------------
В первой части «Домостроя» рассматриваются церковные обряды, которые обязан был неукоснительно выполнять каждый русский человек в отношении религии, и как он должен был вести себя по отношению к царю, а также к своему господину. «Домострой» предписывал иметь в сердце страх к вышестоящим, соблюдать верность им в службе, не обманывать их, не клеветать, не наушничать. Во второй части «Домостроя» изображалась картина образцовой феодальной семьи. Глава ее — муж, отец. Он полновластный государь в доме. Непослушных он вразумляет «рассуждением», если же это не помогает, то он должен на непослушных «раны возлагати» или «плетью постегать», смотря по обстоятельствам. Впрочем, «Домострой» рекомендует провинившихся «плеткою вежливенько побить, за руку держа». Рекомендовалось «про всяку вину ни по уху, ни по видению не бити; ни под сердце кулаком, ни пиньком, ни посохом не колоть, ни каким железным или деревянным». Ведь от такого битья «многие притчи... бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут, и перст, и главоболее, и зубная болезнь». Поэтому лучше «поучать» без гнева, чтобы никто не видел, а после «поучения» «примолвити да пожаловати». Если в наказании взрослых членов семьи «Домострой» советовал быть все же умеренным, то в отношении детей отцу можно было не стесняться: «Казни сына твоего от юности его,— говорилось в «Домострое»,— и покоит тя на старость твою, и даст красоту души твоей. И не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравее будет; ты бо, бия его по телу, а душу его избавлявши от смерти. Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишася». Отсутствие строгости при воспитании детей, по мнению «Домостроя», приводило к печальным результатам, в таком случае «будет ти досаждение, и болезнь душе, и тщета домови, погибель имению, и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властели платеж к досада зла».
Много места отводилось в «Домострое» отношениям между господами и слугами. Господин должен был смотреть за тем, чтобы слуги были молчаливы, не переговаривались между собой и не судачили о своих господах. Слугам предписывалось, если они «где в людях были, что дурное видели, того дома не сказывать, а что дома делается, того в людях не сказывати». Если слуга не смолчит, хотя бы и прав был, то все же его следует побранить или даже ударить: «тем брань утолиши, также и убыток и вражда не будет». «Домострой» советовал не доверять слугам, держать от них все под замком, а посылая их с чем-нибудь, предварительно посылаемое взвесить, смерить и пересчитать В доме слуги должны были вести себя пристойно: «не копать нос перстом», не сморкаться, не харкать, не плевать. А уж если это небходимо было сделать, то, отойдя в сторону, плюнуть, заворотясь, да потереть ногою: «так всякому человеку пригоже». Но "Домострой" не мог скрыть тяжелого положения слуг в феодальной семье, что являлось нередко причиной острого конфликта между ними: «ино той слуге, мужику, или женке или девке,
в неволе заплакав, и лгать и красть», констатировал "Домострой". В третьей части «Домостроя» собраны наставления о том, как следует вести хозяйство. У хорошего хозяина все вещи должны находиться на своих местах. Возвращаясь откуда-нибудь домой, следует «Пришед да сняв платейце, высушить, и вымять и вытереть и выпахать хорошенько, укласть и упрятать, где то живет». Настоящий хозяин должен заботиться, чтобы у него всегда «двор бы был по тому же везде бы крепко горожен, или тынен, а ворота всегда приперты, а собаки бы стороживы, а слуги бы стерегли же а сам государь или государыня послушивают ночи». В изображении «Домостроя» феодальный дом — это укрепленный замок, где все живут под пристальным наблюдением хозяина-государя и под постоянным страхом наказания за малейшую провинность. «Домострой», несмотря на его практическое назначение, представляет большой интерес и в чисто литературном отношении. Он написан живым разговорным языком, без сугубо книжных выражений и лексических архаизмов. Речь «Домостроя» по-народному проста, точна, деловита, лаконична, по-своему богата, красива и образна. В ней много народных пословиц и поговорок (например: «поклонны головы меч не сечет», «покорно слово кость ломит» и т. д.). Обильно представлены в «Домострое» просторечные формы слов с уменьшительными суффиксами: «потиральце на плечи принесть», «пригнетено дощечкою», «решеточкою пригнетены под камешком легонько». Нередка в «Домострое» прямая речь, содействующая более живому восприятию. Например, «и спросят о чем про кого иногда и учнут пытати, ино отвещати: «не ведаю аз ничего того, и не слыхала и не знаю, и сама о неподобном не спрашиваю, ни о княгинях, ни о боярынях, ни о суседях не пересуживаю». Или: «а по двору идешь, и кто спросит, каким делом идешь, ино того не сказывати, а отвечать: не к тебе аз послан, к кому аз послан, с тем то и говорить». «Домострой» представляет большой интерес как литературный памятник, классически выразивший общественные и семейные отношения при феодальном строе, основанном на жестоких методах управления и эксплуатации трудящегося населения. Именно поэтому «Домострой» стал впоследствии нарицательным именем всякой косности, рутины и самоуправства, мешавших движению вперед, тормозивших прогрессивное развитие общества. Богатая историческими событиями эпоха середины XVI века обусловила появление ряда крупнейших литературных памятников. Среди них видное положение занимает «Степенная книга», ставившая своей задачей показать мировое значение Русского государства и права московских государей на единодержавно управление им. С этой целью о всех предках московских князей в «Степенной книге» говорилось в особых главах («степенях» или «ступенях»), представляющих как бы «лестницу», ведущую непосредственно от Владимира I к Ивану IV. Таким образом утверждалось преемство «единодержавия» Ивана IV как единственного прямого наследника первых русских князей. Такая идейная направленность требовала и соответствующего пышного литературного оформления. Созданная в «макарьевской» школе «Степенная книга» довела до высшей степени искусное «плетение словес», заменившее конкретную характеристику длинного ряда предков Ивана Грозного. Как образец слога «Степенной книги» можно привести «похвалу» отцу Грозного, князю Василию III: «Поистине убо царь нарицаешеся, иже царствуяй над страстьми и отрастем одолевати могий, иже целомудрия венцом венчанный и порфирою правды облеченный. Тем убо бысть сей: истовый, велеумный правитель, вседоблий наказатель, истинный кормчий, изящный предстатель, молитвенник крепок, чистоте рачитель, целомудрия образ, терпения столп, князем руским и боярам, прочим вельможам, и всем людем, и всему священному собору благоразумный соглагольник...» и т. д. Нечего и говорить, что такая характеристика отнюдь не соответствовала историческому князю Василию Ивановичу. Еще более грандиозным по замыслу был «Лицевой свод», то есть иллюстрированная летопись, охватывавшая всю историю человечества и доводившая ее до царствования Ивана Грозного. Так широко задуманный «Лицевой свод» был и выполнен с необыкновенной пышностью. О его оформлении можно судить по сохранившимся до нашего времени нескольким томам этого «Свода». Остатки великолепной летописи имеют 9700 листов текста и более 10 000 иллюстраций-миниатюр.
О большом подъеме русской культуры и искусства середины XVI века свидетельствуют, кроме литературы, зодчество и живопись того времени.
