Н. В. Водовозов. "История древней русской литературы" Издательство "Просвещение", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
На рубеже между XVI и XVII веками возникла «Повесть о царе Федоре Ивановиче», написанная первым русским патриархом Иовом. Царь Федор Иванович умер в 1598 году, не оставив потомства. С его смертью прекратилась древняя династия Рюриковичей на московском престоле. На земском соборе, созванном по инициативе патриарха Иова, царем был провозглашен Борис Годунов, фактически правивший государством и при жизни Федора. По феодальному праву избрание Бориса Годунова было более чем сомнительно, поэтому необходимо было идейно воздействовать на оппозиционные элементы в стране, доказать справедливость перехода верховной власти от старой династии к новой. Патриарх Иов, обязанный своим положением Борису Годунову, добившемуся в 1589 году утверждения русской патриархии, теперь должен был выступить в защиту прав нового царя. С этой целью Иов пишет «Повесть о честном житии благоверного, благородного и христолюбивого царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси, о его царском благочестии и добродетельном исправлении, о святом его преставлении». Создавая свою «Повесть» в форме «жития», Иов рассчитывал сделать ее для своих средневековых читателей более авторитетной и, окружив царя Федора ореолом святости, распространить этот ореол также на Бориса Годунова, фактического соправителя Федора, которому щедрые похвалы, рассыпанные в «Повести» Федору, в кой же, если не в большей степени, относились к Борису, показывая в лучшем свете умственные и нравственные качества нового царя. Содержание «Повести» Иова в основном сводится к следущему. Вначале говорится о родословной царя Федора и его заслугах перед русским народом. В изображении Иова Федор «благочестив и милосерд, нищелюбив и странноприимец». Он «древним царем благочестивым равнославен, нынешним ж красота и светлость, будущим же сладчайшая повесть». Затем в «Повести» рассказывается о приезде в Москву Константинопольского патриарха, который согласился на утверждение патриаршества на Руси только из-за святости Федора. После этого Иов говорит о победоносных войнах Федора с «злочестивыми германами» и крымскими татарами. Во всех этих случаях инициатором и главным действующим лицом является Борис Годунов, ближайший, неизменный и единственный советник царя. При этом Иов совершенно умалчивает о теневых сторонах деятельности Бориса, о многочисленных казнях и опалах, о смерти маленького царевича Димитрия в Угличе, о народных восстаниях конца XVI века. Заканчивается «Повесть» описанием «праведной смерти» Федора, его похорон и «плача» царицы Ирины, «всенародного множества» и «сугубой печали» Бориса Годунова, раздумывающего о прекращении древней династии. Оба главных героя «Повести» — царь Федор и Борис Годунов — даны в житийном плане, подчеркнуто идеализируются в соответствии с идейным замыслом автора. Постоянно указывая на «праведность», «справедливость» Федора, на его стремление всегда быть в согласий с «совестью», Иов прозрачно намекает на то, что ближайшим другом такого царя мог быть человек, обладавший одинаковыми с ним качествами. Впрочем, Иов так прямо и говорит, что Борис «зело преизрядною мудростию украшен и саном паче всех и благим разумом превосходя, и пречестнем его правительством благочестивая царская держава в мире и тишине велелепной цветуще». Иов утверждает, что Федор сам назначил Бориса своим преемником, возложив на него златую цепь, которую прежде носил сам, «достойную честь победе его воздая и сим паки на нем преобразуя царского своего достояния по себе восприятие и всего превеликого Русийского скифетрадержательства правление». Несмотря на риторичность «Повести», ее «украшенную» речь, идущую от «макарьевской» школы и от Епифания Премудрого, Иов стремился в какой-то мере быть ближе к действительным фактам. Так, в рассказе об учреждении патриаршества, в рассказе о войне со шведами и крымцами Иов сообщает немало интересных и вполне исторических подробностей. Публицистичность «Повести» сказывается и в выборе Иовом соответствующих изобразительных средств. Таковы метафоры, эпитеты, сравнения книжного характера, использованные автором Повести наряду с приемами пышной риторики и сложной конструкции фраз Иов охотно обращается к приемам устной народной поэзии. В «плаче» царицы Ирины легко угадываются элементы народных «плачей» по умершим, в публицистических размышлениях о престолонаследии и будущем устройстве государства ощущается ритмика народных лирических песен: «Откуда начну произносить слово плачевного повествования? Кое ли преставлю начало слезного излитая? Како ли возвещу время скорбного рыдания? Како же и коснуться делу, преисполненному уныния?» и т.д. В некоторых случаях Иов даже использует глагольные рифмы: Борис
повеление благочестивого царя исполняет, многое христолюбивое воинство собирает, и воеводы искусные им поставляет, и в велицей силе изооружив, на болгары посылает.
Само патетическое начало «Повести»: «Небеса убо величества и высота недостижна и неописуема, земли же широта и долгота неосяжима и неизследима, морю же глубина неизмерима и неиспытуема», заставляет вспомнить стихи народной былины:
Высота ль, высота поднебесная, Глубота, глубота окиян-море, Широко раздолье по всей земле...
«Повесть» Иова вполне выполнила поставленную автором задачу. Она не только подняла репутацию царя Бориса в глазах современников, но и повлияла на многих русских писателей первой четверти XVII века, воспринявших до известной степени характеристику Бориса, данную Иовом (например, Иван Тимофеев, Авраамий Палицын, князь Катырев-Ростовский и некоторые другие). Царствование Бориса Годунова было явно неблагополучным. Уже в первые годы нового, XVII столетия в Русском государстве случился небывалый неурожай. По официальным данным, за два с половиной года от голода умерло более 127 тысяч человек. Голод обострил внутренние процессы, развивавшиеся в стране во второй половине XVI века. Протест закрепощаемого крестьянства в этих условиях стал быстро перерастать в массовое открытое народное движение, направленное против всего феодального общественного порядка. Уже в конце 1603 года произошло крестьянское восстание под руководством Хлопка. Восстание не только охватило многие районы страны, но восставшие двинулись даже на Москву. В столице была спешно созвана боярская дума, которая «придумаша на них послати со многою ратью воевод». Однако правительственные отряды были разбиты восставшими и, по словам летописца, «ничего им не можаху сотворити». Тогда Борис Годунов собрал крупные военные силы и в битве под Москвой «едва возмогша их окаянных осилить». Начало крестьянской войны в стране вскоре осложнилось внешнеполитическими событиями. В 1601 году в Польше появился самозванец, назвавший себя чудесно спасшимся от смерти царевичем Димитрием, последним сыном Ивана Грозного. Польские магнаты охотно поддерживали Лжедимитрия, надеясь с его помощью внести «смуту» в Русскую землю и тем ослабить ее. К 1604 году в городе Лубнах, недалеко от русской границы, были собраны значительные военные силы, готовые начать вторжение в Россию. За оказанную ему поддержку самозванец обязался заключить с Польшей «вечный мир» и отдать ей Северскую землю. Осенью 1604 года самозванец во главе польско-шляхетского войска перешел русскую границу и двинулся к Москве. Крестьянство, ненавидевшее дворянское правительство Бориса Годунова, охотно поддержало Лжедимитрия. О восстании крестьян Комарицкой волости, принадлежавшей в начале XVII столетия царскому дворцу, сохранилась до наших дней песня «Ах ты, сукин сын, комаринский мужик, не хотел ты свойму
барину служить», которая, по утверждению Г. М. Пясецкого, осталась «памятником измены комаричан Борису не только как
государю, но и как своему помещику — барину» (1). Однако первые успехи самозванца были сведены на нет разгромом его войск в январе 1605 года войсками Бориса Годунова. Но внезапная смерть Бориса 13 апреля того же года имела своим следствием переход всех его войск на сторону самозванца, который после этого двинулся триумфальным маршем к Москве. Первые месяцы власти Лжедимитрия показали народу, что самозванец нисколько не думал об облегчении участи крестьян и посадского люда. Как и его предшественники на московском престоле, самозванец стал опираться на служилое дворянство и действовать в его интересах. Народным недовольством поспешило воспользоваться московское боярство, не перестававшее думать о возвращении своих утраченных привилегий, и в мае 1606 года организовало дворцовый переворот, во время которого самозванец был убит. Царем был провозглашен боярский ставленник князь Василий Шуйский. «Боярский царь» начал свое царствование с обнародования «крестоцеловальной записи», в которой торжественно обещал «всякого человека, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти не предати, и вотчины и дворов и животов у братии их и у жен и у детей не отнимати, буде которые с ними в мысли не были». «Крестоцеловальная запись» выражала чисто боярские интересы, но так как важно было успокоить «черный» люд, принимавший участие в последних событиях, то действие «крестоцеловальной записи» особой грамотой было распространено на торговых гостей и на «черных» людей. Непрочность положения Василия Шуйского и узкая социальная база, на которую опирался «боярский царь», хорошо осознавались его современниками. В целях идейного воздействия на оппозиционные боярству круги была написана неизвестным нам по имени талантливым писателем того времени «Повесть 1606 года», ставшая одной из популярнейших книг XVII столетия. Само название «Повести» условно. Она дошла до нас в составе большого компилятивного произведения, названного "Иным сказанием", потому что помещалось в рукописи вслед за "Сказанием" Авраамия Палицына, о котором будет сказано ниже. В составе «Иного сказания» «Повесть 1606 года» занимает первую, вполне самостоятельную часть.
-----------------------------------------
1. Г. М. Пясецкий. Исторические очерки города Севска и его уезда. Сбоник Орловского церковно-историко-археологического общества, т. II. Орел, 1906
-----------------------------------------
Начинается «Повесть» с момента смерти Ивана Грозного: «В лето 7092 (1584), в неже преставися благоверный и христолюбивый и во благочестии пресветло сияющий государь царь великий князь Иван Васильевич, всеа Русии самодержец, месяца марта в 18 день». Заканчивается «Повесть» рассказом о перенесении 3 июня 1606 года в Москву из Углича тела царевича Димитрия. Поскольку автор «Повести» ничего не говорит о начавшейся в августе того же года грандиозной крестьянской войне в Русской земле, следует заключить, что «Повесть» была написана после мая (воцарения Шуйского), но до августа 1606 года. Автор «Повести» о себе говорит, что принадлежит к братии Троице-Сергиева монастыря. Это имеет существенное значение для определения политических симпатий автора «Повести». Дело в том, что во время царствования Бориса Годунова, а затем в кратковременное пребывание у власти самозванца в Троице-Сергиев монастырь было насильственно пострижено немало знатных бояр, от которых нужно было избавиться и тому и другому правителям. По-видимому, автор «Повести» принадлежал к числу таких насильственно постриженных бояр. Во всяком случае, он заявляет себя ревностным сторонником боярского царя Василия Шуйского и не скупится на гневное обличение как Бориса, так и самозванца. Автору «Повести» мало таких эпитетов по отношению к Годунову, как «змий», «лукавый раб», «завистник» и т. д., он обвиняет Бориса в преступлениях, не только не совершенных им, но и не выгодных ему. Например, в «Повести» утверждается, что Борис отравил царя Федора, чтобы скорее достигнуть престола. Даже внезапная смерть самого Бориса объясняется самоотравлением, т. е. также преступлением с точки зрения религиозных понятий средневековья. Принадлежность автора «Повести» к боярской знати чувствуется на каждой странице. Он смертельно ненавидит служилое дворянство, оттеснившее старую знать от власти. Изображая Бориса как дворянского царя, автор «Повести» особенно настаивает на его низком происхождении, называя Годунова «рабом», «пронырой», восхотевшим приобрести славу «выше своея меры». Он даже ставит Бориса Годунова и самозванца в один ряд, заявляя, что Лжедимитрий «родом... от младыя чады... яков сам той святоубийца Борис Годунов». Несмотря на свое монашество, автор «Повести» интересуется прежде всего мирскими делами. В его произведении ничего не говорится ни о патриархе, ни даже о том Троице-Сергиевом монастыре, где он пишет свою «Повесть». На первое место в государстве автор «Повести» выдвигает феодальную знать: «бояре же и власти и вельможи и весь царский синглит». На втором месте у него стоит купечество, «гости», неоднократно поддерживавшие Шуйского. По словам автора «Повести», Борис Годунов знал это и одновременно с казнями и опалой бояр «такоже и гостей многих посреди града к знити повеле, а домы их в расхищение предложи». Сторонниками Шуйского автор «Повести» без достаточных снований считает и «всенародное множество Московского государства». По его мнению, русский народ был с самого начала враждебен «пронырству» Годунова. И если бы князь Иван Шуйский не заверил народ, что у него «на Бориса нет гнева», последнему не сдобровать бы. Таким образом, получается, что народ всегда был на стороне Шуйских и воцарение боярского царя в мае 1606 года якобы одобрялось народом. Стремясь снять с Василия Шуйского обвинение в стремлении к власти, в честолюбии, автор «Повести» утверждает, что Шуйским царскее звание было не нужно потому, что «они бо быша и тако... велики и честны и славны». Для окончательного развенчания Лжедимитрия автор вводит в свою «Повесть» так называемый «Извет старца Варлаама по убиении росстригине царю Василию Ивановичю всея Росии». Это рассказ «нищего богомольца», который будто бы лично знал Григория Отрепьева еще в Москве в качестве дьякона Чудова монастыря. Григорий будто бы уговорил Варлаама идти вместе в Киев. Из Киева странники отправились к князю Острожскому, а оттуда Григорий явился к князю Вишневецкому и объявил себя сыном Ивана Грозного. Старец Варлаам рассказывает, что, узнав о самозванстве Григория, он отправился к польскому королю Сигизмунду объяснить, кто такой самозванец. Но король и «паны радные» Варлааму не поверили, хотя и отправили его в Самбор к Юрию Мнишку, у которого в это время находился Лжедимитрий. В Самборе Лжедимитрий приказал бросить Варлаама в тюрьму, где тот и просидел до тех пор, пока его не выпустила Марина Мнишек. За это время Лжедимитрий, «научен от дьявола», успел захватить московский престол, а затем был свергнут и убит. Заканчивался «Извет Варлаама» просьбой к Василию Шуйскому проверить справедливость рассказа путем расспросов Юрия Мнишка и его дочери.
Композиционное построение «Повести 1606 года», включавшей в себя самостоятельные повествования вроде «Извета Варлаама», позволило впоследствии неоднократно дополнять ее в связи с дальнейшим развитием исторических событий. Возможно, некоторые добавления были сделаны самим автором «Повести», а после него и другими лицами. Так образовалось «Иное сказание» — обширная хроника, которая охватывает не только период 1584—1613 годов, но и царствование первых царей из Дома Романовых.
Несмотря на свои литературные достоинства, «Повесть года» не могла укрепить положение «боярского царя», о котором историк В. О. Ключевский остроумно сказал, что «свое Царствование он открыл рядом грамот, распубликованных по
всему государству, и в каждом из этих манифестов заключалось по меньшей мере по одной лжи» (1). Действительно, обещая в своей «крестоцеловальной записи» «судити истинным праведным судом, и без вины ни на кого опалы своей не класти», царь Василий,— по словам летописца, — «вскоре по воцарении своем не помня своего обещания, нача мстить людям, которые ему грубиша; и думных дьяков и стольников и дворян многих разосла по городам, по службам, а у иных у многих поместья и вотчины поотнима» (2). Особенно тяжелым в правление Шуйского продолжало оставаться положение крестьян. Это привело к тому, что летом 1606 года по всей стране развернулась беспощадная крестьянская война. Во главе движения стал талантливый и энергичный предводитель Иван Болотников. Бывший холоп князя Телятевского, он в молодости бежал на Дон, затем попал в плен к туркам, работал на галерах, но сумел освободиться и вернулся на родину, где возглавил крестьянскую войну против правительства Шуйского. Разбив царских воевод в нескольких сражениях, Болотников поспешил к Москве, где стал лагерем в селе Коломенском. Последовавшая затем двухмесячная осада Москвы (7 октября — 2 декабря 1606 г.) была высшим подъемом крестьянской войны начала XVII века. Стотысячная (а по некоторым сведениям даже 187 000) армия крестьян и холопов, стоявшая под Москвой, угрожала не только политическому центру государства, но и всей системе феодально-крепостнического строя в стране. Болотников из села Коломенского слал в Москву так называемые «подметные письма», новый вид литературных произведений, возникший в условиях вооруженной классовой борьбы начала XVII века. Подлинные листы Болотникова, к сожалению, не сохранились, но содержание их нам известно по другим источникам. Так, например, в грамоте патриарха Гермогена от 29 ноября 1606 года говорится: «Пишут к Москве проклятые свои листы, и велят боярским холопам побивати своих бояр, и жен их, и вотчины и поместья им сулят, и шпынем и безъименником ворам велять гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их воров к себе и хотят им давати боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячество». Программа восставшего крестьянства сводилась, в сущности, не к изменению социального строя, а к замене правящего класса людьми из своей среды, при сохранении всех привычных форм общественного устройства. Этой агитационной литературе, вполне понятной угнетенным массам, феодальный класс постарался противопоставить свою литературу, использующую религиозные
------------------------------------------
1. В. О. Ключевский. Курс русской истории, ч. III. M., 1937, стр. 3
2. «Полное собрание русских летописей», т. XIV. СПб., 1910, стр. 70
------------------------------------------
представления средневековья, поскольку тогда «юриспруденция, естествознание, философия — все содержание этих наук приводилось в соответствие с учением церкви» (1). Поэтому в начале XVII века в большом количестве появляются описания различных «видений», будто бы открывающих людям волю божества путем сверхчувственного «откровения». «Божественное откровение,— справедливо писал еще Н. Г. Чернышевский,— вводит людей в знание «премудрости божией, в тайне сокровенной», сообщает человеку истины, которых «глаз не видел и ухо не слышало» и которые «даже на мысль человеку не входили» до получения откровенного свыше знания о них. Так учат отцы церкви, понимавшие религию откровения с совершенной ясностью» (2).
«Широкое распространение жанра видений, — пишет современный исследователь, — падает на годы народных движений в эпоху средневековья. Известно, что гуситские войны в Чехии (табориты), крестьянская война в Германии (цвикауские фанатики), реформация XVII века в Англии (пуритане и индепенденты) сопровождались подъемом религиозного проповедничества, среди которого значительное место занимали видения» (3). Господствовавшая в средние века феодальная идеология выработала своеобразное представление о мире, в котором земная действительность считалась простым отражением духовного мира. Все совершающееся на земле признавалось отражением событий, идущих из этого высшего, потустороннего мира, где предопределялось будущее земной жизни. Проникнуть в этот тайный мир, познать будущее можно было только в «видении», специфической форме, в которой раскрывался метод мышления средневековых людей. В период острой классовой борьбы такие «видения» должны были служить средством обуздания низших классов, удержания их в повиновении путем запугивания «божественным наказанием». Однако в условиях классовой борьбы начала XVII века, осложненной иностранной интервенцией, угрожавшей порабощением русскому народу, эти «видения» получили также другую функцию: они поднимали русский народ на борьбу с интервентами, на защиту родной земли от чужеземных захватчиков. Одним из самых выдающихся произведений этого типа явилась «Повесть о видении некоему мужу духовну», написанная протопопом Благовещенского собора в Московском Кремле
--------------------------------------------
1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2-е, т. 21, стр. 495. 2. Н. Г. Чернышевский. Постепенное развитие древних философских учений в связи с развитием языческих верований. Полное собр. соч., т. VII. М., 1950, стр. 438.
3. Н. И. Прокофьев. Видения как жанр в древнерусской литературе. "Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина", т. 231, «Вопросы стиля художественной литературы». М., 1964, стр. 42.
--------------------------------------------
Терентием. Терентий — лицо небезызвестное в истории и литературе. Во времена Лжедимитрия он уже занимал эту видную должность, присваиваемую обычно царским духовникам. Терентий приветствовал приезд в Москву самозванца, обратившись к нему с официальной речью, в которой называл Лжедимитрия «доблестным венценосцем, милость на языке носящим», «твердым адамантом, рачителем и красителем христианской церкви». Правда вскоре Терентий чем-то вызвал неудовольствие самозванца и, чтобы отвести от себя его гнев, составил второе приветствие, вторично снискавшее ему благоволение. При воцарении Шуйского Терентий сумел удержаться на прежнем месте; возможно, новый царь также рассчитывал на его услуги. «Повесть о видении некоему мужу духовну» была написана 12 октября 1606 года, т. е. в наивысший подъем крестьянской войны, когда восставшие подошли к самой Москве. В «Повести» говорится, что некто, «свят муж», видел в Успенском соборе Московского Кремля «чюдное видение зело ужаса исполнено», о котором он рассказал Терентию, и просил при этом никому не открывать его имени. По словам рассказчика, он накануне видения молился Иисусу Христу и богородице, чтобы они отвратили «праведный гнев свой» и послали людям «милость свою». После этой молитвы «свят муж» заснул и «впадох в тонок сон». Внезапно он услышал великий звон, что его крайне изумило, так как время было слишком раннее для церковной службы. Открыв окно, он увидел «яко дневной свет». К окну подошел человек и пригласил рассказчика пойти с ним в церковь Успения, чтобы увидеть там «преславное видение». «Свят муж» идет за ним к церкви и удивляется, «что убо путь сии гладок, яко ныне належащи осени и дождем многим на землю излиявшимся, а ныне путь сух». В открытую дверь рассказчик увидел Христа, сидящего на престоле, а около него ангелов, богородицу, Иоанна-крестителя, пророков, мучеников и многих святых. Рассказчик «от того ужасного видения в велице страсе и трепете быв, и к единой стране церковных дверей приникся». Богородица просила своего сына простить и помиловать людей. Но Христос отвечал ей: «О мати моя вселюбезная, многажды твоих ради молитв отвращаю праведный гнев свой от них; но зело стужают ми злобами своими и лукавыми нравы, понеже бо церковь мою оскверниша злыми своими празными беседами, и мне ругатели бывают, вкусише убо от скверных язык мерския их обычая и нравы: брады своя постригают, и содомския дела творят, и неправедный суд судят, и пра выя убо насилуют, и грабят чюжая имения, и многая иная сквер-навыы их дела творят, их же ненавидит дух мой святый». Тогда богородица со слезами наклонилась к сыну своему и стала вторично молить его пощадить людей. И еще суровее ответил Христос: «О мати моя, не стужай ми, и ты, друже мой креститель Иване, и вси мои святии. Не рех ли вам, яко нет истины во царе же и в патриарсе, ни во всем священном чину, ни во всем в роде моем, новем Израили, яко не ходят по предании моем и заповедей моих не хранят. Многажды хотех помиловати их, о моя, твоих ради молитв, но раздражают утробу мою всещедрую своими их окаянными студными делы; и сего ради, мати моя, изыде от места сего, и вси святии с тобою. Яз же предам кровоядцем и немилостивым разбойникам, да накажутся малодушнии и приидут в чювство, и тогда пощажу их».
Богородица в третий раз обращается к сыну, спрашивая его, неужели он отвергнет просьбу ее. На это Христос «тихим голосом рече к ней: тебе ради мати моя пощажу их, аще покаются; аще ли не покаются, то не имам милости сотворити над ними». После этого один из святых подошел к рассказчику и сказал: «иди убо и поведай, угодниче христов, еже видел еси и слышал, ему же сам веси, и не утаи от сих ничто же». Рассказчик «от ужасного того и страшного видения трепетен бых... трясыйся и не мог проглаголати». Позднее со слов рассказчика Терентий записал это «видение» и сообщил о нем царю, патриарху и всем людям.
«Видение» Терентия получило полное одобрение властей, явившись своего рода официальной прокламацией к населению с призывом бороться против «нарушителей» старых порядков, «кровоядцев и немилостивых разбойников», под которыми подразумевались, конечно, болотниковцы, окружившие столицу. Для придания еще большей убедительности «Видению» Терентия царь и патриарх распорядились установить покаянный пост с 14 по 19 октября и производить во всех церквах молебствия о спасении города от междоусобной брани. «Видение» Терентия интересно и как литературный памятник, воздействовавший на читателей своей образной художественной формой. Оно не только выражало интересы феодального класса, напуганного крестьянской войной, но по-своему обличало также своекорыстие этого класса, его полное пренебрежение к нуждам народа, смело утверждая, что «нет истины во царе же и в патриарсе, ни во всем священном чину». Если принять во внимание, что текст «Видения» читался по приказу патриарха и царя во всех церквах после богослужения «вслух на весь народ, а миру собрание велико было», то можно представить, какое впечатление произвело сочинение Терентия на его современников. В «Видении» были конкретно названы главные пороки правящего класса: «неправедный суд судят, и правым убо наказуют, и грабят чюжая имения, и многая иная скверная их дела творят». Все это обеспечило огромную популярность сочинению благовещенского протопопа и его значительное воздействие на умы современников. По справедливому замечанию современного исследователя, «редко писатели древней Руси поднимались до такого пафоса бичевания общественных пороков, как это Терентий, пытавшийся найти «истину» и пригрозивший судом» по адресу царедворцев — бояр во главе с Шуйским» (1). Несмотря на классово ограниченный характер критики феодальних порядков Терентием, прогрессивность его Повести заключалась также и в том, что он страстно призывал русских людей укреплять единство и целостность Русского государства во имя спасения национальной культуры и народной независимости от попыток чужеземных интервентов поработить русский народ. Как типичный писатель средневековья, Терентий выразил эту свою мысль в своеобразном догматическом литературном жанре, условные символы которого не только были понятны его современникам, но казались особенно убедительными, поскольку освящались религиозным авторитетом церкви, непререкаемым с точки зрения средневековых читателей. В декабре 1606 года крестьянское войско Болотникова, разбитое царскими воеводами, должно было отступить от Москвы. Но крестьянская война продолжалась до конца следующего года. Литературным памятником этой войны является сохранившееся до наших дней своеобразное произведение, озаглавленное его первым издателем «Послание дворянина к дворянину» (2). Автор «Послания», как это выясняется из самого текста, дворянин-помещик, по имени Иванец Фуников. Он адресует свое «Послание» другому дворянину, по-видимому, его покровителю, и рассказывает о разгроме своей усадьбы восставшими крестьянами. Фуников называет их «тульскими ворами», следовательно, речь в «Послании» идет о том историческом моменте, когда войска Болотникова, отступившие от Москвы, находились уже в Туле, осажденные правительственными войсками. «Послание» Фуникова хотя и облечено в пародийно-шутливую форму, свидетельствующую о том, что крестьянское восстание, явно идущее на убыль, уже перестало пугать дворян-помещиков, все же замечательно реальностью изображения расправы закрепощенных крестьян со своим барином. Желая повеселить своего адресата, от которого Фуников ждет материальной помощи, автор начинае «Послание» такими словами: «благих подателю и премудрому наказателю, нашего убожества милосерде взыскателю и скудного моего жительства приносящу питателю». Затем в «Послании» следуют скоморошьи прибаутки и присказки, позволяющие предположить, что истинным автором «Послания» был не дворянин-помещик, а назвавшийся его именем бродячий скоморох, которых было немало среди восставшего крестьянства в то время.
--------------------------------------------
1. Н. И. Прокофьев. Видения как жанр в древнерусской литературе. «Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина», т. 231. «Вопросы стиля художественной литературы». М., 1964, стр. 44.
2. Н. Никольский. Библиографические записки, 1892, № 4.
--------------------------------------------
