Н. В. Водовозов. "История древней русской литературы" Издательство "Просвещение", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Герой «Азбуки» прежде жил в довольстве: «У отца и матери моей, — говорит он, — бывали всегда аладьи да масленые блины горячие и пироги хорошие». Но «от богатых насильство, от соседей ненависть, от ябедников продажа, от льстивых наговор» разорили его. «Увы мне, бедному и беспомощному, — восклицает он, — где мне от многих лихих людей деватися?» И далее рассказ переходит в иронический тон: «Ферязи были у меня самые добрые рагозиные, а завяски мочалные, да и то люди за долг взяли». Но «голый» хорошо знает, кто виноват в его нищете. Он вспоминает «богатого мужика», которому «икнетца» когда-нибудь от этих воспоминаний, хотя «он тово не знает». От этого «богатого мужика» мысли «голого» переходят ко всем богачам вообще, о которых он говорит с гневом: «Люди, вижу, что богато живут, а нам, голым, ничево не дают, чорт знает их, куда и на што денги берегут». Резкое осуждение феодально-крепостнического строя звучит в автобиографическом рассказе «голого». С угрозой говорит он об обидевшем его «богатом мужике»: «Охнул бы у меня мужик, как бы я его дубиною по спине ожег, чтоб впредь бы на меня зла не мыслил». «Азбука» разрабатывает свою тему в характерном для литературы XVII века направлении. Она интересуется психологическими переживаниями своего героя. Все произведение построено как монолог, в котором отсутствуют авторские ремарки. Язык «Азбуки» ритмичен, выразителен, далек от книжной фразеологии. Это скорее устнопоэтический народный «сказ». Например: «Щеголил бы частенько да нарядился б хорошенько», «Земля моя пуста и травою вся поросла» и т. д. В «Азбуке» много народных пословиц и поговорок, известных нам также по сборникам пословиц и поговорок XVII века: «Ехал бы в гости, да никуда не зовут», «Сшил бы я к празднику однорядку с королки, да яшвоты то у меня коротки» и т. п. Впрочем, там, где речь в «Азбуке» идет о жалобах «голого», его язык начинает отражать приказно-канцелярский язык того времени: «насильство от богатых», «продажа от ябедников», «земля пуста» и многие другие. «Азбука о голом и небогатом человеке» возникла, по-видимому, в среде мелких московских приказных людей, о чем свидетельствует упоминание в ней церкви всех святых в Кулишках. Кулишки — район Москвы, где, действительно, была такая церковь. Сатирические повести XVII века были тесно связаны с устно-поэтическим народным творчеством. В значительной степени это объяснялось демократическими связями их авторов, не скрывавших своего враждебного отношения к феодалам, к церкви, к купечеству. Близость этих повестей к сатирическим народным сказкам так велика, что некоторые из них сохранились до нашего времени не только в письменности XVII столетия, но и в живой устной традиции. Вот, например, «Повесть о Карпе Сутулове», напоминающая как своими образами, так и художественными средствами широко распространенные народные антипоповские сказки. Главная роль в этой «Повести» принадлежит женщине, жене Карпа Сутулова, сумевшей своей находчивостью, умом и высокой нравственностью посрамить попа, архиепископа и «гостя», т. е. богатого купца. В «Повести» сохранились особенности устного «сказа»: замедленность действия, дословное повторение речей действующих лиц, троекратность наиболее интересных эпизодов и обычная для народной сказки концовка, когда добродетель торжествует, а порок наказан. Самый образ героини «Повести» может быть сближен с положительными образами русских народных сказок, такими, как Василиса Премудрая, Елена Прекрасная и многие другие. Несложное действие «Повести» развивается в типичной русской обстановке второй половины XVII века. Фамилии действующих лиц «Повести» — Сутулов и Бердов — не вымышлены автором, они встречаются в писцовых книгах и других документах того времени. Карп Сутулов — «гость велми богат и славен зело» — отправляется «на куплю свою в Литовскую землю». Перед отъездом он просит своего друга, также «велми богата и славна», купца Афанасия Бердоза «во всем снабдевати его жену Татьяну», если Карп Сутулов сверх ожидания задерж.ится по своим Делам в Литве. В «Повести» верно изображается уклад жизни богатого купечества, размах их торговых дел, взаимные отношения и развлечения. Так, Татьяна в отсутствие мужа устраивает «на многие добрые жены частые пиры и веселяся с ними велми, вспоминая мужа Карпа в радости». Как и предвидел Карп Сутулов, Татьяне не хватило денег до его возвращения. Она отправилась к Афанасию Бердову, чтобы взять у него денег взаймы, как говорил ее муж. Бердов же, «на ню зря очима своима и на красоту лица ее вельми прилежно, и разжигаяся к ней плотию своею и глаголаша к ней: «Аз дам тебе на брашна денег сто рублев, толко ляг со мною на ночь». Она же о том словеси велми засумневашася и не ведает, что отвещати, и рече ему: «Аз не могу того сотворити без повеления отца своего духовного, иду и вопрошу отца своего духовного: что ми повелит, то и сотворю с тобой». Духовник Татьяны запрещает ей соглашаться на предложение Бердова, но в свою очередь предлагает ей двести рублей за то же самое. Изумленная Татьяна просит времени для ответа, а сама идет к архиепископу и спрашивает его, как ей быть. «Архиепископ же ей рече: «Остави обоих их, попа и гостя, но пребуди со мною единием, и аз дам тебе и триста рублев».
Тогда Татьяна решила наказать всех троих искателей ее любви. Она назначает им свидание в разные часы. Каждый искатель, приходя к Татьяне в дом, вручает ей деньги, но при неожиданном появлении нового гостя спешит спрятаться. Таким образом, Татьяна прячет всех троих в разные сундуки и запирает их там до утра. Утром Татьяна везет все три сундука на двор к воеводе города и при свидетелях выпускает их из сундуков. Воевода хвалит целомудрие и находчивость Татьяны, а ее искателей штрафует двумя тысячами рублей. «Повесть о Карпе Сутулове» — язвительная и острая народная сатира на распутство белого и черного духовенства, а также на богатое купечество, лишенное чувства чести и дружбы. Автор «Повести» так смело издевается и так весело глумится над незадачливыми любовниками — сановитым архиепископом, степенным духовником и именитым «гостем», что рассказ о веселом «похождении» этих лиц приобретает характер острой социально-политической сатиры. Образ Татьяны Сутуловой особенно удался автору. Это умная, находчивая женщина, умеющая защитить свою честь от посягательств. Автор «Повести» не разделяет взглядов средневековой церковно-учительской литературы на чопорную добродетель «праведной жены». Его героиня не читает прописной морали своим поклонникам, но предает их публичному осмеянию за их тайный разврат. Она не прочь поиздеваться над «князем церкви», заставив архиепископа сначала одеть женскую рубашку, а потом спрятаться в сундук. «Бог, отче, — говорит она архиепископу,- вся видит деяния наша; аще от человека утаим странствие наше, но он вся весть, обличения не требует». Автор высоко ценит Татьяну за то, что она «не оскверни ложа мужа своего», но он также одобряет ее житейский практицизм, когда она дважды берет деньги со своих осмеянных поклонников: первый раз дома, а второй раз на воеводском дворе, когда они, выпущены из сундуков и «от срамоты яко мертви», платят штраф воеводе, который, как это было в быту во второй половине XVII века, одновременно исполнял полицейские и судебные функции. Вполне реалистично изображен в «Повести» и муж Татьяны — «богатый гость» Карп Сутулов. Он настолько практичен, что без колебания берет деньги, которые его жена хитростью выманила у своих поклонников. Он нисколько не обижается на поступок своего друга купца Бердова, по-видимому, готовый при случае и сам поступить так же. Несмотря на то что герои «Повести» очерчены бегло, действуют немного и говорят всего по нескольку фраз, они вполне типичны для своего времени и кажутся совершенно живыми. Интересен язык «Повести». Наряду с книжными оборотами в «Повести» встречаются просторечные выражения, идущие от устнопоэтического народного «сказа»: «глаголящим им много, ажио ко вратом гость», «ты бо де положил на соблюдение человеку доброму до меня», «добрая жено, заклад твой и стоит тех денег...» и т. д. Язык «Повести» свидетельствует о демократизации русской литературы XVII века, что обусловливалось появлением в ней писателей, вышедших из народной среды. Украшением русской сатирической литературы XVII века может быть по праву названа «Повесть о Шемякиной суде». Это — выдающееся произведение народной сатиры на приказно-воевод-ский суд крепостнического государства. Воеводы заслуженно снискали себе ненависть посадских людей и крестьян своим произволом и взяточничеством. Недаром на соборе 1642 года даже дворяне и дети боярские «вопили» на разорение от московской волокиты и от «неправых судей», от которых «людишкам» более тяготы, чем от «турских и крымских басурманов». Именно благодаря самоуправству воевод происходила частая в XVII веке «мирская шатость» и «мятежное нестроение» посадских «маломочных» людей. В «Повести о Шемякиной суде» рассказывается о том, что в одном селе к богатому человеку пришел его «убогий», т. е. бедный, брат «просити лошади, на чем бы ему из лесу дров привезти». Богач дал бедняку лошадь, но без хомута. Бедняк, поняв, что богатый брат решил посмеяться над ним, взял да и привязал Дровни к хвосту лошади. Так он поехал в лес за дровами и «насек воз велик, елико сила может лошади везти». Когда бедняк возвращался домой, лошадь, зацепившись за подворотню, с силой рванула воз и оторвала себе хвост. Бедняк отвел лошадь к брату, но тот, «рассмотря, что лошадь его без хвоста», отказался принять ее и пошел в город к судье Шемяке «бить челом на своего бедного брата». Бедняк, «ведая, что будет по него из города присылка», а за нее приставам ему нечем будет заплатить, отправился в город вместе с братом. По дороге им обоим пришлось заночевать в избе попа. Поп «нача с богатым ужинать и лити и ясти», а бедняку не предложил даже куска хлеба. Голодный бедняк, лежа на полатях и с завистью смотря на ужинающих, «внезапу урвался с полатей» и упал на люльку, стоявшую около полатей. Лежавший в люльке новорожденный ребенок был задавлен им насмерть. Тогда разгневанный поп решил также идти к судье Шемяке жаловаться на бедняка. Утром они втроем пошли в город, но, когда проходили по мосту «над глубоким рвом», бедняк, уверенный, что все равно «не быть ему живому от судьи Шемяки», бросился с моста вниз, чтобы покончить жизнь самоубийством. Но под мостом как раз в это время сын вез больного отца в баню. Бедняк, упав на старика, задавил его насмерть. Сын убитого пошел также жаловаться Шемяке на бедняка. Последний в отчаянии захватил по дороге камень, спрятал его в платок, думая после своего осуждения ударить этим камнем судью. В городе судья Шемяка, выслушав жалобы челобитчиков, предложил, по установленному порядку, бедняку ответить на обвинения. Так как последнему отвечать было нечего, то он молча погрозил издали камнем, завернутым в платок. Судья Шемяка, решив, что обвиняемый сулит ему крупную взятку, вынес тогда такое решение: «Коли он лошади твоей оторвал хвост,— сказал Шемяка богачу,— и ты у него лошади своей не замай до тех мест, пока у лошади выростить хвост, а как выростет хвост, в то время у него и лошад свою возми». Попу Шемяка сказал: «Коли де у тебя ушипь сына, и ты де отдай ему свою жену попадью до тех мест, покамест у попадьи твоей он добудет ребенка тебе, в то время возми у него попадью и с ребенком». Третьему челобитчику Шемяка посоветовал: «Взыди ты на мост, а убивы отца твоего станет под мостом, и ты с мосту вержися сам на него, такожде убий его, яко же он отца твоего».
Когда челобитчики и обвиняемый вышли от судьи, бедняк стал настаивать на исполнении всех трех приговоров. Челобитчики с трудом умолили бедняка, чтобы он взял у них отступное, но не настаивал на исполнении приговоров. В это время от Шемяки пришел посланец и стал требовать у бедняка обещанного судье узла. Бедняк развернул узел и, показав спрятанный там камень, сказал: «как бы он не по мне стал судить, и я бы ево убил тем камнем». Когда судье передали ответ бедняка, Шемяка «нача креститися: слава богу, что я по его судил». Невероятный, на первый взгляд, приговор судьи Шемяки для читателей XVII века мог показаться вполне возможным, поскольку, хотя и в пародийной форме, воспроизводил реальную судебную практику того времени. «Современники Шемякина суда,- пишет один из исследователей «Повести», — наверное, легко догадалися бы, что речь идет о возмездных наказаниях, которые, судя по Уложению 1649 года, для острастки изредка применяли уголовное право XVII века. Законодательство XVII века иногда применяло возмездное наказание как специфическую форму наказания за увечье и членовредительство: «А будет кто не бояся бога, и не опасаясь государские опалы и казни, учинит над кем-нибудь мучительское надругательство, отсечет руку, или ногу, или нос, или губы обрежет или глаз выколет, и сыщется про то до-пряма: и за такое его надругательство самому ему то же учинити» (1). «Повесть о Шемякиной суде» близка по своему содержанию к русским народным сказкам о бедном и богатом брате. Это обстоятельство заставило еще А. Н. Афанасьева поставить вопрос: «Овладела ли народная фантазия книжным рассказом и стала его вариировать по-своему, или самая книжная редакция есть только обработка устного народного рассказа, принадлежащая перу старинного грамотника?» (2). Нельзя не согласиться в решении этого вопроса с мнением советской исследовательницы В. П. Адриановой-Перетц, полагающей, что «более вероятным представляется переделка книжником сказочного сюжета. В противном случае трудно объяснить полное исчезновение в устных пересказах всяких следов того, что в повести связано с судебной практикой XVII века, всяких элементов книжного языка, весьма ощутительных в повести» (3). В «Повести», несмотря на книжную обработку, удержано из народной устной сказки название главного героя «убогим» братом «богатого». Зато имя судьи Шемяки введено автором «Повести», по-видимому, как историческое воспоминание о княз& Дмитрии Шемяке, вероломно ослепившем своего двоюродного брата — московского князя Василия II во время последней кровавой междоусобной феодальной войны XV столетия. Во всяком случае, широкая популярность «Повести» привела к тому, что выражение «Шемякин суд» стало пословицей, обозначающей неправосудие, или «кривосуд». Что автор «Повести» был близок к крестьянской среде, подтверждается наличием в его языке множества таких простонародных выражений, как: «ссужал», «не замай», «начался» и многие другие. Для авторского стиля «Повести о Шемякиной суде» особенно характерным является тон, «за которым скрывается подлинное дискредитирующее отношение сатирика к изображаемым явлениям действительности. С едкой насмешкой под личиной лукавого сочувствия или притворного равнодушия автор «Шемякина суда» изображает данное в качестве должного, корыстный кривосуд как справедливый суд. Судья Шемяка судит своекорыстно и оправдывает убогого, надеясь на его посул; но, как бы там ни было, этот судья-взяточник по народным воззрениям поступил
--------------------------------------
1. См. статью И. Лапицкого в книге «Русская повесть XVII века» Гослитиздат, 1954, стр. 443.
2. А. Н. Афанасьев. Народные русские сказки, т. II, изд. 3. М., 1897.
3. «Русская демократическая сатира XVII века». М.—Л Изд-во АН СССР 1954, СТР 226.
--------------------------------------
справедливо, ибо он спас невинно гонимого бедняка, и суд неправедного судьи, вопреки его собственным побуждениям, был праведен. С горькой усмешкой автор повествует о том, как единственный раз на суде правда восторжествовала над кривдой, да и то по ошибке лихоимного судьи. Видимая серьезность и холодность, с которыми автор «Шемякина суда», подражая бесстрастному тону «судного списка», повествует о приключениях убогого придают еще больше горечи этому веселому рассказу» (1).
С середины XVII века «Повесть о Шемякином суде» неоднократно воспроизводилась в лубочных изданиях (2). Под картинками, весьма грубо передающими главные эпизоды «Повести», помещались соответствующие подписи, текст которых в отношении языка еще полнее использовал народное просторечие. Сатирические повести XVII века ярко отражали экономические и социальные противоречия, усиливавшуюся классовую борьбу внутри Русского государства. Возвышение дворянского класса и купечества, дальнейшая централизация, укрепление самодержавия происходили за счет все большего закрепощения крестьянства и закабаления посадских людей. Недовольство народных масс существующим порядком вызывало частые восстания, которые вылились в грандиозную крестьянскую войну 1670—1671 годов, возглавленную Степаном Разиным. В середине XVII века развертывается освободительная народная война и на Украине, где к социальному угнетению масс присоединялось национальное угнетение со стороны польской шляхты, поработившей украинское население. Несмотря на героическую борьбу украинского и белорусского народов за свое национальное освобождение, только своими силами они не смогли бы свергнуть иго панской Польши. В этих условиях украинский народ обратился за помощью к своему старшему русскому брату, с которым ранее составлял единую древнерусскую народность, имевшую общий язык, историю и культуру. В 1654 году в городе Переяславе (ныне Переяслав-Хмельницкий) на Украине было всенародно провозглашено воссоединение украинского и русского народов в едином Русском государстве. Русские войска двинулись на помощь восставшим, имея целью освободить от чужеземного гнета все земли древнерусского государства.
В начавшуюся войну России с Польшей вмешалась Швеция, а затем и Турция. Война за освобождение Украины и Белоруссии превратилась в международную войну, в которой русско-украинским войскам пришлось иметь дело с многочисленными и сильными противниками. Только в 1667 году был заключен мир, по которому Польша признала воссоединение Украины с Россией и
----------------------------------------
1. См. статью И. Лапицкого в книге «Русская повесть XVII века». Гослитиздат, 1954, стр. 447.
2. Название произошло от лубочных коробов, в которых офени разносили дешевые книги.
----------------------------------------
возвратила Русскому государству «матерь всех городов русских» — Киев, а также города Смоленск, Дорогобуж, Чернигов и некоторые другие. Воссоединение Украины с Россией и многолетняя борьба украинского и белорусского народов против панской Польши не могли не оказать плодотворного влияния на дальнейшее развитие культуры всех братских народов, получившую теперь еще более широкую основу. Многие выдающиеся культурные деятели Украины и Белоруссии, переселившись в Москву, обрели здесь свою родину и отдали все свои силы делу воссоединения всех трех братских народов, связанных общностью своего происхождения, близостью языка, культуры, историческими судьбами. Одним из таких деятелей стал известный писатель второй половины XVII века, белорус по рождению, украинец по воспитанию и русский патриот по убеждениям Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович, получивший в литературе имя Симеона Полоцкого. «История жизни и творчества Симеона Полоцкого, — пишет проф. С. Ф. Елеонский, — показывает, как деятель книжной культуры братских украинского и белорусского народов становится вместе с тем выразителем русской патриотической идеи» (1). Симеон Полоцкий родился в городе Полоцке в 1629 году. Учился он в Киево-Могилянской коллегии, по окончании которой отправился для завершения образования в одну из наиболее знаменитых в то время польских иезуитских коллегий — Виленскую. Затем он переезжает в Полоцк, где принимает монашество под именем Симеона. В 1656 году, когда Полоцк был освобожден русскими, войсками от польско-шляхетской власти, Симеон приветствовал приезд в этот город царя Алексея Михайловича, написав «метры на пришествие великого государя царя Алексея Михайловича», в которых выразил патриотическое стремление белорусского народа к воссоединению с русским народом в едином государстве. В 1660 году Симеон Полоцкий, изучивший к этому времени Русский литературный язык, приезжает на несколько месяцев в Москву вместе с учениками полоцкой «братской» школы, в кото-
-----------------------------------------
1. С. Ф. Елеонский. К истории русско-украинских отношений в русской литературе XVII — первой половины XIX вв. «Ученые записки МГПИ им. Потемкина», т. XLVIII, вып. 5, 1955, стр. 50.
-----------------------------------------
рой он был учителем. В Москве на приеме у царя полоцкие «отроки» читали «стиси краесогласны ко пресветлейшему самодержавнейшему великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Великия и Малыя и Белыя Рассии самодержцу», автором которых был Симеон Полоцкий. Симеон Полоцкий, справедливо пишет И. П. Еремин, «принадлежал к числу тех представителей тогдашней украинской и белорусской интеллигенции, которые в дни освободительной борьбы украинского и белорусского народов против панской Польши безоговорочно примкнули к сторонникам присоединения своей родины к Русскому государству; понимали необходимость этого присоединения и активно, каждый по мере своих сил, ему содействовали» (1).
Поэтому, когда в 1661 году Полоцк снова был захвачен польско-шляхетскими войсками, Симеон Полоцкий навсегда переселяется в Москву, где его знания и поэтический талант могли получить плодотворное применение. Действительно, в Москве Симеон Полоцкий сразу получил место учителя латинского языка в школе Спасского монастыря. Успешная деятельность Симеона Полоцкого в качестве «дидаскала» вскоре стала известна царю Алексею Михайловичу, который в 1667 году пригласил его в наставники к своим детям. Будучи по своим взглядам просветителем, Полоцкий придавал всегда большое значение развитию школьного образования. Когда в 1680 году в Москве возник план организации первого высшего учебного заведения, Симеон Полоцкий принял деятельное участие в составлении «Привилегии на Академию», доработанной после его смерти его учеником С. Медведевым. «Привилегия» предусматривала изучение уча-
-------------------------------------------
1. Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1953. Статья И. П. Еремина «Симеон Полоцкий — поэт и драматург», стр. 225. 340
-------------------------------------------
щимися Академии «гражданских и духовных» наук, начиная от грамматики и кончая философией и богословием, а также «учение правосудия духовного и мирского», т. е. юридические науки. По проекту Симеона Полоцкого в Академии должны были изучаться четыре языка: славянский, греческий, латинский и польский. В 1687 году первое высшее учебное заведение в России было открыто в Москве под названием Славяно-греко-латинской Академии. В Москве Симеон Полоцкий прожил шестнадцать лет. За все эти годы главным делом его жизни была литература. В своей комфортабельно обставленной келье он собрал одну из лучших библиотек того времени. Но он не только много читал, еще более времени он отдавал творческой писательской работе. По свидетельству его ученика С. Медведева, Симеон Полоцкий «на всякий же день име залог писати в полдесть по полу тетради, а писание его бе зело и уписисто». Огромное число своих поэтических произведений Симеон Полоцкий незадолго перед смертью объединил в два больших стихотворных сборника: «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион». Современник великого исторического события — воссоединения Украины с Россией, свидетель громких побед русского оружия и укрепления международного положения Русского государства, ставшего во второй половине XVII века одной из сильнейших держав в Европе, Симеон Полоцкий все свои силы и талант отдал делу развития русской культуры и просвещения. В одном из «программных» своих стихотворений он писал о необходимости печатания русских книг:
Да и Россия славу расширяет не мечем токмо, но и скоротечным типом, через книги сущим многовечным.
В 1678 году ему удалось организовать превосходную типографию в Кремле, которая с разрешения царя Федора Алексеевича была отдана в полное распоряжение Симеона Полоцкого. В ней он успел напечатать свой «рифмотворный» перевод «Псалтири царя и пророка Давида», получивший широкую популярность у русских читателей не только в XVII, но и в XVIII веке. По словам М. В. Ломоносова, «Рифмотворная псалтырь» Полоцкого, по которой он учился, была его «вратами учености». Тогда же Симеон Полоцкий начал готовить к печати и другие свои произведения, которые объединил для этой цели в два упомянутых сборника (1). Однако смерть помешала ему отпечатать вполне уже приготовленный первый сборник. 25 августа 1680 года Симеон Полоцкий скончался на 51-м году жизни. Сборник «Вертоград многоцветный» объединил стихотворения Полоцкого, написанные им в разные годы жизни. В предисловии к сборнику он сам следующим образом характеризовал его содержание: «Обрящет зде благородный и богатый врачевства недугам своим: гордости — смирение, сребролюбии — благорас-
------------------------------------------
1. Симеон Полоцкий писал свои поэтические произведения силлабическим стихом, особенностью которого является равное количество слогов в строке (sillaba — слог). Принято думать, что стих этот пришел из Польши. Но частое употребление в русской народной песне стихов, похожих по ритму и количеству слогов на силлабические стихи, позволяет думать, что строй этого стиха вышел также из русской народной поэзии.
------------------------------------------
точение, скупости — подаяние... обряшет худородный и нищий своим недугам целебная: роптанию — терпение, татбе — трудолюбие, зависти — тленных презрение. Обрящет гневливец — кротость и прощение удобное; ленивец — бодрость; глупец — мудрость; невежда — разум; усумляющий в вере — утверждение; отчаяние — надежду; ненавистник — любовь; предерзливый — страх; сквернословец — языка обуздание; блудник — чистоту и плоти умерщвление; пьяница — воздержание». Таким образом, сборник имел подчеркнуто дидактическое назначение и в то же время представлял собой нечто вроде толкового словаря, затрагивавшего самые разные области жизни людей и природы. В жанровом отношении сборник чрезвычайно разнообразен. По терминологии самого автора, в него входят: «подобия», «образы», «присловия», «толкования», «епитафия», «образов подписания», «повести», «увещания», «обличения»., и т. д. В основном в сборнике можно выделить следующие группы произведений: 1) стихотворения с общественно-политической тематикой, 2) стихотворения сатирического характера, 3) стихотворения моралистические и дидактические, 4) стихотворные обработки легенд и исторических преданий, 5) стихотворения на религиозные темы. Размеры стихотворений в сборнике самые различные: от двустиший до поэм в несколько сот стихов. Обращение Симеона Полоцкого к общественно-политической тематике было вполне естественно в связи с бурными событиями его времени. Он был свидетелем обострения классовой борьбы в России, на его глазах происходили все перипетии крестьянской войны начала 70-х годов. Придворный поэт русского самодержавия, Симеон Полоцкий выступил как апологет царизма, его защитник и преданный служитель. Но, рисуя в своих стихотворениях образ идеального русского монарха, Симеон Полоцкий объективно критиковал существовавший тогда общественный порядок. Сравнивая то, что должно было быть, по мнению поэта, с тем, что было тогда в русской действительности, читатель Полоцкого приходил к неутешительным выводам. В этом заключалась положительная, прогрессивная сторона творчества Симеона Полоцкого, несмотря на классово ограниченное мировоззрение самого поэта. В стихотворениях на общественно-политические темы Симеон Полоцкий затрагивал вопрос о правителе государства и о его подданных. В таких стихотворениях, как «Любовь к подданным», «Образ», «Делати», он старается нарисовать положительный образ царя, заботящегося об интересах государства и народа. В других стихотворениях: «Казнь за сожжение нищих», «Славолюбие», «Правда бессмертья» — он изобличает правителей-тиранов. По-видимому, из цензурных соображений Полоцкий для своих произведений избегал брать сюжеты из русской истории, чтобы не вызвать неудовольствия со стороны Алексея Михайловича и других своих влиятельных читателей. Поэтому большинство стихотворений «Вертограда многоцветного» представляют собой обработку рассказов и новелл, взятых из многочисленных переводных сборников, пользовавшихся большой популярностью у русских читателей второй половины XVII века. Последнее обстоятельство позволяло Симеону Полоцкому выступать иногда с очень смелыми утверждениями, сравнивать, например, чересчур воинственного царя с обыкновенным разбойником.
Морской разбойник, Дионид реченный,
от Александра царя вои хищенный, Егда от царя вопрошаем бяше,
векую на море разбои творяше, Отвеща: «Яко единым разбиваю
кораблем, за то злу титлу ношаю. Разбойника мя люди именуют,
тебя же царя обычно титулуют, Яко многим полки брань твориши
морем, землею, вся люди плениша...
Настоящий правитель, по утверждению Полоцкого, должен быть человеком просвещенным, мудрым и справедливым. Полоцкий видит существующую в мире несправедливость. В своих стихотворениях он говорит о притеснении народа властями, о недостатках в общественном устройстве. В связи с этим несомненный интерес представляют его сатирические стихотворения. Конечно, они далеко уступают по смелости мысли народной сатире XVII века, но все же отрицать их прогрессивное значение никак нельзя. Так, в стихотворении «Купецтво» Полоцкий дает меткую характеристику представителям этого класса и создает обобщенный типический образ купца своего времени:
Во-первых, всякий купец усердно желает,
малоценно да купит, драго да продает... Второй грех в купцех часто есть лживое слово,
еже ближнего в вещех прилстити готово. Трети есть клятва во лжу, а та умноженна,
паче песка на брезе морстем положенна. Четвертый грех татбою излишне бывает,
таже в мире и в мерилех часто ся свершает,— Ибо они купуют во меру велику,
а внегда продаяти, ставят не толику... и т. д.
Сатирические стихотворения Полоцкого разнообразны по тематике. В самом их названии уже заключается указание на те явления общественной жизни, против которых они направлены: «Лихоимство», «Сребролюбие», «Монах», «Инок», «Суд», «Дароимство», «Начальник», «Милость господская» и т. д. Ряд сти^ хотворений «Вертограда многоцветного» является обработкой легендарных рассказов из древней истории: «Клятва», «Месть», «Лев», «Жена», «Неблагодарствие». Все они заканчиваются моралистическими выводами. Полоцкий затрагивает в «Вертограде» и семейно-бытовые отношения людей. Этой теме посвящены стихотворения: «Чадом богатств не отдаяти», «Казнь сыну за отца», «Пособие», «Старость» и некоторые другие. В целом «Вертоград многоцветный» представляет собой выдающийся памятник русского просветительства второй половины XVII века. Приходится пожалеть, что сборник этот, приготовленный самим автором к печати, в свое время не был опубликован и остался в рукописи.
В 1679 году Симеон Полоцкий начал работать над «сочетанием» в один сборник всех своих произведений патриотического и панегирического характера. Этот сборник получил название: «Рифмологион или стихослов, содержали в себе стихи равномерно и краесогласно сложенный: различным нуждам прилич-ныя». Довести до конца работу над сборником Полоцкий не успел из-за преждевременной смерти. Сборник открывался стихами, прочитанными учениками Полоцкого Алексею Михайловичу в Москве в 1660 году. Затем шли другие стихотворения, написанные на разные случаи в жизни царской семьи и приближенных к царю вельмож.
Главным, что объединяет все стихотворения «Рифмологиона», написанные в разные годы и по разным поводам, в тематически единый сборник, является общая им всем тема величия Русского государства. В сборник включены автором пять «книжиц». Три из них — приветственные и две — траурные, т. е. написанные по поводу смерти членов царской семьи. Каждая «книжица»— целое словесно-архитектурное сооружение. Созидая такое сооружение, Симеон Полоцкий в помощь слову привлекал и другие средства художественного воздействия: двуцветное письмо — черное и красное, графику и даже живопись. Уже первая по времени «книжица» Симеона («Поздравление царя Алексея с рождением сына Симеона») представляет собой примечательный образец такого «синтетического» произведения, рассчитанного и на чисто зрительный эффект. Широкое применение нашли здесь и двуцветное письмо и разные графические построения; в числе последних впервые у Симеона Полоцкого и так называемый «лабиринт» — графический фокус, секрет которого заключается в том, что одна и та же фраза может многократно читаться от центра в любом направлении. Еще в большей степени тот же характер носит и вторая аналогичная композиция Симеона — «Орел российский», написанный по случаю объявления 1 сентября 1667 года царевича Алексея наследником престола; замечательна она своими живописными изображениями. В центре этой композиции — великолепная живописная панорама звездного неба с солнцем посередине. Солнце испускает сорок восемь лучей. В каждый луч вписана одна из добродетелей царя Алексея: «правдолюбие», «правосудство», «щедродаяние», «словопостоянство», «добронравие», «уветливость» и пр. На фоне солнца — затемняющий его венценосный двуглавый орел со скипетром и державой в когтях. Солнце движется по «кругу животных» — зодиаку, знаки которого («телец», «близнецы», «рак», «лев», «дева» и пр.) — раскрашенные иллюстрации к тексту. Поддерживает эту панораму «Елогион» (ода в честь царя Алексея)— стройная колонна, в свою очередь опирающаяся — в начале «книжицы» — на массивный «Енкомион» в прозе. Такой же парадностью своих словесно-архитектурных ансамблей характеризуются и остальные «книжицы» Симеона (1).
Если в первой «книжице» Полоцкий прямо обращается к русскому царю и его наследнику, то во второй «книжице» речь идет о победе России над турками. Поэт устами музы Калиопии советует Литве, Польше и Турции держаться ближе к русскому солнцу, которое светит всем народам. Третья «книжица» — «Френы или плачи всех санов и чинов» — была написана по случаю смерти царицы Марии Ильиничны в 1669 году и была вручена царю Алексею от его «раба, питомца и богомольца». Обращение поэта к личным переживаниям человека свидетельствует о том, что Полоцкий, как и другие русские писатели XVII века, интересовался психологией изображаемых им лиц. Правда, в изображении Полоцкого не хватает жизненности, реалистичности характеров, у поэта преобладает рационализм в подходе к человеческим страстям, стремление к простому логизированию. Характерно, что автор за свое сочувствие семейному горю царя требовал соответствующего вознаграждения и обращался к Алексею Михайловичу с такой просьбой: «В прошлом, государь, году, егда изволил господь бог блаженныя памяти государыню царицу и великую княгиню Марию Ильиничну от временныя жизни переселити во вечную, написал я, твой государев холоп, в похвалу святого ее государыни жития и во воспоминание вечное добродетелей ее, вечныя памяти достойных, книжицу хитростию пиитического учения и вручил тебе, великому государю, ради утоления печали сердца твоего, и за тот мой прилежный труд от тебя, великого государя, ничем я не пожалован». После такого напоминания Алексей Михайлович поспешил наградить своего верного поэта.
Четвертая «книжица» — «Глас последний ко господу бегу царя Алексея Михайловича» — написана в 1676 году, сразу же после смерти царя, и сводится к изложению его «заветов» сыну умершего — царю Федору Алексеевичу. От имени умирающего царя Алексея Полоцкий дает Федору практические советы по управлению государством.
--------------------------------------
1. См. статью И. П. Еремина «С. Полоцкий - поэт и драматург». В книгe: Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. М. — Л., Изд-во АН СССР. 1953, стр. 244—245.
--------------------------------------
Еще более открыто в качестве царского наставника выступает Полоцкий в пятой «книжице» — «Гусли доброгласной», в которой он дает уже от своего имени советы молодому царю не только в отношении управления государством, но и в отношении его личной жизни. Особенно настойчиво Полоцкий советует царю заботиться о просвещении его подданных:
Мало есть царю мудры быти, а подчиненных мудрости лишити...
Заключительное стихотворение пятой «книжицы» — «Гусли» — особенно хорошо выражает просветительские взгляды Полоцкого. Он предвидит, что русские книги упрочат славу России не только среди братских славянских народов, но и во всем мире.
Творчество Симеона Полоцкого развивалось в сложных условиях русской жизни второй половины XVII века. Это было время дальнейшего углубления в литературе интереса к простой человеческой личности и ее переживаниям. Аналогичные явления происходили тогда и в смежных с литературой видах искусства. Например, в живописи, где действовал тогда такой крупный русский художник, как Симон Ушаков. Дом Симона Ушакова в Москве стал средоточием художественной жизни столицы. Именно отсюда в 60-х годах XVII века вышло знаменитое «Послание изуграфа (художника) Иосифа» о живописи. Автор «Послания», защищая реалистические тенденции в искусстве и протестуя против написания ликов святых темными, «очаделыми», спрашивал: «Где таково указание изобрели несмысленные любопрители, которые одною формою, смугло и темновидно, святых лица писать повелевают? Весь ли род человеческий во едино обличье создан? Все ли святые смуглы и тощи были? Какой же бес позавидовал истине и такой ков на светообразии персонь святых воздвиг?» Требуя от живописцев изображения «существа вида», Иосиф конкретно указывал, что «архангелово лицо» должно быть написано «световидно и прекрасно, юношеское, а не зловидно и темнообразно». Защита реалистических тенденций в «Послании» имела значение не только для живописи. Это была своего рода программа для развития всего передового русского искусства того времени. Вслед за изографом Иосифом выступил Симон Ушаков, давший в своем «Слове к любителям иконного письма» теоретическое обоснование реалистического принципа в живописи. Всякая вещь, указывал Ушаков, «предивную» силу имеет отражаться в зеркале, в котором «свой образ написует». Точно так же и живопись должна правдиво воспроизводить образы. Значение живописи, по мнению Ушакова, и заключается в том, что созданные ею «образы суть живот памяти, память поживших времен свидетельство, вещание добродетели, изъявление крепости, мертвых возживление, хвала и слава бессмертия, живых к подражанию возживление, действ воспоминание». «Обмирщение» искусства, стремление к светлым краскам, к жизнеутверждению нашло свое выражение также и в русском зодчестве второй половины XVII века.
