И. И. Канаев. "Карл Фридрих Кильмейер" Издательство "Наука", Ленинград, 1974 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Научная деятельность
«Он не был натурфилософом, он философ природы». (Слова одного ученика Кильмейера).
Собрание сочинений Кильмейера (Kielmeyer, 1938) содержит 12 названий и занимает 281 страницу. В него входит и знаменитая «речь» 1793 г. Все остальные тексты публикуются впервые. В книгу включено несколько отзывов о Кильмейере (А. Гумбольдта, И. Мюллера и др.). Это первое и единственное издание работ прославленного ученого. Рассмотрение работ Кильмейера проще всего сделать в порядке расположения их в этом сборнике. Книгу открывает автобиография (стр. 7—12), которую Йегер перевел с латинского на немецкий язык. Основные данные этой автобиографии вошли в описание жизни Кильмейера в начале нашей книги. Далее следует «Набросок сравнительной зоологии (1790—1793)» (стр. 13—20). Это «План зоологии и анатомии животных», долженствовавший быть напечатанным в Тюбингене в 1814 г. В кратком предисловии автор указывает, что курс по этому плану был прочитан в «Высокой Карлсшуле» в 1790—1793 годах. План начинается с общего обзора содержания предмета. Изложение идет по пунктам с краткой формулировкой материала, как это делается в планах или подробных оглавлениях в книгах. Сначала кратко говорится о животных вообще и общих методических установках их изучения. Далее сообщается план сравнения животных с растениями, а затем — различных групп животных (позвоночных и беспозвоночных — эти термины позже ввел Ламарк). План детализирован. В нем есть такие важные разделы, как: «Сравнительная химия организмов», «Сравнительная микроскопическая анатомия», «Сравнительная анатомия животных и сравнительная физиология их органов» (Kielmeyer, 1938, S. 14). Подробно перечисляются сравнимые органы и их функции. С сравнительной физиологией Кильмейер связывает элементы сравнительной фармакологии, говоря о «сравнительной медицинской материи». Далее речь идет об «общей физиологии животых» от которой автор переходит к «психологии животных» (там же, стр. 21) и т. д. В курсе, по-видимому, подробно рассматривался весь онтогенез животных от зачатия до смерти. В разделе об аномалиях он останавливается на «сравнительной патологии и терапии животных» (там же, стр. 27). В новом разделе рассматриваются царство животных в целом и большие или меньшие группы (Haufen) такового, определяются их особенности с точки зрения физики царства животных. Сюда входит география животных, представление о градации в царстве животных. «Изменения, которые царство животных и его группы претерпевали и выстрадали на Земле. История развития животного царства в соответствии с эпохами нашей Земли и предполагаемая история нашей солнечной системы. Символ — парабола... Изменения, которые животное царство и его группы претерпевают повторно. Жизнь и ход машины животного царства или физиология такового. Символ — круг» (там же, стр. 29). Общая система животных строится на основании полученного сравнительного материала, с учетом специальной зоотомии, при этом подчеркивается значение сравнительной анатомии для систематики животных. Это была в то время новая и прогрессивная точка зрения — привлечение сравнительной анатомии для классификации животных. Кювье, вероятно, создавал начиная с 1795 г. свои курсы сравнительной анатомии и систематики животных под влиянием идеи Кильмейера. [«О происхождении инфузорий» (Infusorionstierchen)]. Вступительная речь в качестве профессора химии в Тюбингене 1 сентября 1796 г. (стр. 30—41). Речь построена на собственных наблюдениях автора. Вначале обсуждается вопрос о происхождении «инфузорий» (2) в водном настое в свете воззрений Спалланцани, Нидгема, Бюффона и др. Детально описывается техника постановки опыта автором с целью обеспечить в сосуде,
----------------------------------
2. Инфузориями, вероятно, здесь названы, как в то время было принято, различные водные простейшие, а не только инфузории в современном смысле слова. Название работы здесь и далее дано редактором и потому заключено в квадратные скобки.
----------------------------------
воде и воздухе отсутствие «яиц» инфузорий. Опыт показал, что в таких условиях инфузории не возникают. Но стоит допустить в сосуд воздух, как инфузории появляются. Вопрос об их возникновении остается открытым. Этот доклад показывает, что Кильмейер был опытным экспериментатором, не спешившим делать недостаточно обоснованные заключения или строить поспешные гипотезы. Выводы из его опытов с инфузориями были подтверждены исследователями ученых последующих лет. [О механическом, химическом и органическом движении] Послание к К. А. Эшенмайеру (3) 1799 г. (стр. 42-58). Чтение этого письма затрудняется тем, что оно написано по поводу определенного сочинения адресата, содержание которого хорошо известно Кильмейеру и неизвестно современному читателю. В связи с этим отдельные мысли Кильмейера, а также термины, ныне устаревшие, не всегда до конца понятны. В начале письма говорится, что Кильмейер в общем согласен с идеями, изложенными в работах Эшенмайера, но надо рассеять некоторые неясности. Далее высказывается точка зрения Кильмейера на механическое и химическое «движение». В основе движения лежит «коллизия» двух сил, что явствует, по мнению Кильмейера, из рассмотрения движения рычага и «движения» при растворении, и он обстоятельно рассматривает и сравнивает эти два рода движения, отмечая, что в них общего и в чем различие. Рассуждая далее о движении, Кильмейер приводит мысль Канта, которая венчает «всю пирамиду» его учения о природе: силы, через которые материя воздействует, суть те же силы, посредством которых материя существует. Из дальнейших рассуждений Кильмейера видно, что он не считает возможным сводить органические движения только к химическим, первые более сложны. Письмо в конце приобретает лирический характер. Кильмейер пишет, что еще недавно его любимой
------------------------------
3. Карл Адольф Эшенмайер (С. A. Eschenmeyer, 1770—1852) — философ, ученик Шеллинга, профессор Тюбингенского университета. Автор сочинения «Положения из метафизики природы, примененные к химическим и медицинским вопросам» (1797). Письмо Кильмейера написано по поводу этой работы.
-------------------------------
мыслью было соскользнуть обратно в море жизни, как капля, некогда испарившаяся из него. Но чем менее дружески смотрит на нас судьба, чем старше становишься, тем больше любишь свою индивидуальность, тем больше растет эгоизм. Любовь лишь побуждает страстно желать (ersehnen) это море. Утешительным при этих мыслях может быть следующее: «так же, как индивидуализированный дух строит свое тело — малый мир..., то теперь вернувшись, как капля в большое море жизни, он так же деятельно будет работать над постройкой большого мирового здания (Weltenbau), к (вселенскому,— И. К.) духу которого он принадлежит» (там же, стр. 57). Эти слова интересны для понимания общего мировоззрения Кильмейера; очевидно, оно имело своеобразный пантеистический характер и предполагало телеологию в природе. По содержанию рассмотренное письмо родственно знаменитой речи об отношении сил, которой открывается второй отдел собрания сочинений Кильмейера. Полное название этой речи — «Об отношении органических сил между собой в ряду различных организмов, законы и следствия этих отношений» (стр.59—101).
Речь была произнесена, как говорилось выше, в 1793 г. Это самое значительное произведение Кильмейера из напечатанных им самим. Оно заслуживает внимательного рассмотрения. После нескольких любезных фраз в связи с праздником герцога Кильмейер приступает к своей теме. «Если мы явления природы, которые для нас пространством и временем соединены в систему, силою нашего духа отделим от их связи, то, конечно, те явления, которые мы объединяем под названием живой природы, я имею в виду организмы нашей Земли, те, которые среди более известных являются самыми способными (ianigsten), эти явления наполняют нашу душу чувствами великого в природе» (там же, стр. 61). Они поражают не своей массой или размерами, а множеством, разнообразием и гармонией функций в малом пространстве и за короткие периоды времени. Далее он приводит цифры количества видов и приблизительное число особей на земном шаре, а затем число органов у одной особи. Он отмечает далее: «Все органы влияют друг на друга, и изменения их функций взаимно связаны, иначе говоря, каждый из органов попеременно становится причиной и следствием» (4) (там же, стр. 62). Каждый орган индивидуума постепенно меняется во времени, а с этим и действия его, детство, юность, старость и смерть попеременно протягивают друг другу руки. Эти возрасты в своих действиях взаимно связывают людей друг с другом: детство одного зависит от зрелых лет другого и т. д. И эти соединения людей бывают так тесны, что можно подумать: нервы одного индивидуума сплетены природой с нервами другого в одну сеть, и впечатления одного чувствует «сензориум» (мозг,— И. К.) другого. Если бы захотеть рассматривать историю рода человеческого, то можно было бы легко увидеть, что и эта большая система действий (Wirkungen), называемая жизнью этого рода, медленно, за большие периоды времени, продвигается, развиваясь (in einer Entwicklungsbahn fortschreitet), и мы, несмотря на историю, видим лишь небольшую часть этого пути... (там же, стр. 62). Наконец, и противоречивые действия разных индивидуумов входят в систему действий для жизни «большой машины органического мира», и эта машина кажется тоже идущей по пути развития. Образно этот путь Кильмейер представляет себе в виде параболы. «Ко всему, что здесь происходит во времени, мысленно прибавляют еще следующую мелочь: положим, природа при этих искусных расстановках явлений во времени — в последовательности и рядом друг с другом — не имела никаких намерений, те действия и следствия не были целями, которые она хотела бы достигнуть, положим, что было бы пустым мечтанием хотеть предполагать при этом более высокие, нам неизвестные цели; все же мы должны будем признаться, что эти сцепления действия и причины в большинстве случаев все же так выглядят, как сцепление средства намерения у нас, и мы даже найдем весьма полезным для нашего разума принять такое сцепление» (там же, стр. 66—67). Очевидно, Кильмейер в вопросе телеологии природы занимал позицию, близкую к воззрениям Канта, изложенным в его «Критике способности суждения». Далее Кильмейер переходит к рассмотрению основной темы своей речи. Он констатирует, что природа, несмотря
-----------------------------------
4. Это идея Канта, высказанная им в «Критике способности суждения», § 65 (1790 г.).
-----------------------------------
на множество противоречащих сил в ней, все же, насколько мы видим, в целом остается постоянно той же и беспрепятственно продолжает свой тихий ход. В связи с этим неизбежно возникает вопрос о причинах и силах этого явления. «Так как мы эти причины имеем право искать в происходящих в индивидууме различимых действиях и искать их отношения между собой, то теперь возникают следующие вопросы: Во-первых, каковы силы, которые соединены в большинстве индивидуумов; далее, каковы отношения этих сил между собой у различных видов организмов, и по каким законам изменяются эти отношения в ряду различных организмов, и, наконец, как ход и постоянство органического мира основаны на законах отношения сил» (там же, стр. 67—68). Эти вопросы, особенно второй из них, и ответы на них составляют содержание речи. Так как в ней излагаются лишь фрагменты (Bruchstucke) его работы, писал в примечании Кильмейер, то он собирается, если время и здоровье позволят, написать историю и теорию развития организмов, где все будет обстоятельно изложено. К сожалению, такой книги он не написал.
Ответ на первый вопрос имеет лишь немного трудностей. Распределим, писал Кильмейер, действия (Wirkungen), которые мы обнаруживаем у отдельных организмов, по классам, обозначим их, пока они ближе неизвестны, подсобным словом (Behelfwort) «силы» и обозначим их соответствующими названиями: «1) чувствительность, или способность с помощью впечатлений, произведенных на нервы, или, иначе, получать представления; 2) раздражимость, или способность некоторых органов, преимущественно мускулов, сжиматься в ответ на раздражения и вызывать движения; 3) сила воспроизведения, или способность организмов воссоздавать и повторять себе подобные существа частично или целиком; 4) секреторная сила, или способность выделять повторно на определенных местах (тела, — И. К.) из массы сока (Saftmasse) непохожую на него материю; проталкивающая сила (Propulsionskraft), или способность продвигать и распределять жидкости в определенном порядке в крепких частях (тела, — И. К.)» (там же, стр. 69—70). Эти две последние силы, хотя они и оспариваются, Кильмейер счел нужным назвать, считая их отличимыми от первых трех. Распределением названных сил у разных организмов в разной мере определяется жизнь органического мира. Отношение этих сил и будет рассматриваться в дальнейшем. Кильмейер останавливается на законном вопросе: о масштабе для измерения интенсивности этих сил в целях их сравнения. Такого масштаба пока нет, приходится пользоваться иными способами оценки этих явлений. Разные силы он рассматривает отдельно, а потом сопоставляет их.
Чувствительность занимает среди других упомянутых сил первое место. Если присутствие ее у животных определять по наличию органов, похожих на наши органы чувств и нервы, а также по соответствующим движениям, то при общем обзоре организмов замечается, что «способность получать разнообразные, различные между собой впечатления (Empfindungen), в ряду животных вниз от человека, постепенно все суживается» (там же, стр. 72). Органы чувств исчезают в этом ряду, и движения сохраняют, наконец, такую правильность, которая несовместима с наличием представлений, которые сопровождают и возбуждают движения. У четвероногих животных, птиц, змей и рыб все органы чувств, известные нам у человека, оказываются многообразно упрощенными, особенно это заметно у последних из названных животных, хотя и у них эти органы обладают известной степенью совершенства. Не входя в подробности, Кильмейер ссылается на работы Жоффруа, Кампера, Вик д'Азира и Скарпа. У насекомых орган слуха большей частью исчез, и еще более — орган обоняния, ошибочно замечает Кильмейер, и т. д. Переходя от беспозвоночных к растениям, он считает, что от чувствительности остались лишь «очень темные следы». «Таким образом, из числа органов чувств, посредством которых в нас возникает столь разнообразный мир впечатлений, один за другим устраняются те органы, которые в наибольшей степени увеличивают восприятие материального мира» (там же, стр. 74). С другой стороны, снова охватывая взором ряд организмов, нельзя не заметить, что как раз там, где один из органов чувств утрачивается, и следовательно, многообразие впечатлений уменьшается, для других чувств как бы выигрывается свободное пространство, и там, где одно из чувств оказывается менее развитым, другое является более выработанным. Так, насекомые и черви, лишенные главным образом глаз и ушей, обнаруживают такие осязательные механизмы, по сравнению с которыми даже человеческая рука, или рука обезьяны, или иные осязательные органы высших животных оказываются менее чувствительными. Так же оттесненный и уменьшенный глаз крота кажется как бы компенсированным утонченной осязательной способностью «руки» и носа. Подобным образом у других животных тупость глаза обостряет ухо и орган обоняния. Даже у низших, у которых уже не обнаруживается больше никаких дискретных органов чувств, оказывается, что их «чувствительная поверхность» (Gefiihlsflache) имеет способность чувствовать свет так тонко, что не всякий глаз на это способен. Можно привести еще много фактов такого рода, из которых вытекает закон: «Многообразие возможных ощущений убывает в ряду организмов (от человека вниз, — И. К.), тогда как легкость и тонкость оставшихся ощущений в ограниченном круге увеличивается» (там же, стр. 75). Таким образом, у низших животных недостаток в многообразии ощущений как бы каждый раз компенсируется нежностью и тонкостью остальных ощущений. Однако из этого правила есть исключения, как это показывают наблюдения. Поэтому высказанный только что «закон» не имеет общего значения, несмотря на большую долю правды, им высказанную, указывает Кильмейер. Убыль многообразия ощущений происходит в значительно большей степени, чем компенсация путем увеличения тонкости и легкости ощущений. Как этот закон изменения способности ощущений в ряду организмов может быть точнее исправлен, покажет рассмотрение двух следующих сил. Интересно, что этот «закон», по-видимому, в какой-то мeрe повлиял на работу Гёте в области морфологии (1795), где поэт сформулировал «закон компенсации», как его теперь называют некоторые морфологи, для количественных отношений частей тела животных. Например, ноги и шея жирафа длинны за счет укорочения туловища, у крота обратные отношения, и т. д. Гёте пояснил следующими словами этот «закон»: «...ни к одной части не может быть ничего прибавлено без того, чтобы у другой, напротив, не было что-либо отнято, и наоборот» (Гёте, 1957, стр. 158). Гёте считал этот закон «старым»; вероятно, он знал, что его сформулировал еще Аристотель. По-видимому, о последнем было известно и Кильмейеру. Гёте знал уже рассматриваемую нами речь Кильмейера, когда формулировал вышеприведенный закон в своей статье 1795 г. Отклик на речь Кильмейера можно видеть также в словах Гёте о том, что закон компенсации он намерен применить также «относительно сил» (там же, стр. 159). Но этим ему не удалось заняться.
Обратимся после этого краткого исторического экскурса снова к тексту речи Кильмейера. Следующая «сила», которую рассматривает он — это раздражимость. Проявление ее непосредственно наблюдается легче, чем чувствительность. Вообще она легко отличима от последней по ряду особенностей. Длительность проявления раздражимости различна у разных классов животных. У теплокровных четвероногих (млекопитающих) и птиц эта длительность мала. Так, все следы раздражения, которое выражается в сокращении мышц, быстро гаснут у них после отделения туловища от сензориума (головного мозга) или конечностей от туловища и т. д. Совсем иная картина обнаруживается у хладнокровных животных: лягушки с отрезанной головой продолжают прыгать, черепахи, лишенные сердца и головы, продолжают двигаться еще много дней. Подобные наблюдения известны также на рыбах и насекомых. Даже оторваные ноги пауков продолжали шевелиться 7 дней, и у червей нередка длительная раздражимость. Также оторванные листья и тычинки некоторых растений продолжают еще двигаться некоторое время, что показывает независимость раздражимости от других систем. Далее Кильмейер отмечает, что большинство из тех животных, которые обнаруживают длительную раздражимость, обычно медленнее двигаются, чем теплокровные. Так, движения амфибий медлительны, сердце пульсирует редкими сжатиями и т. д. Наконец, животные, мускулатура которых однообразна по расположению и малочисленна, ограничены также и в отношении чувствительности. На основании рассмотренного материала Кильмейер формулирует следующий «закон». «Раздражимость, рассматриваемая в отношении ее длительности, а также быстроты и многообразия ее проявления там прибывает, где многообразие чувствительностй соответственно убывает» (там же, стр. 80). Иначе говоря, в ряду животных от человека до червей, по мере того как раздражимость возрастает, чувствительность падает. Схематизируя, можно сказать: недостаток одной «силы» как бы уравновешивается избытком другой. У некоторых моллюсков и растений чувствительность почти вовсе отсутствует, а у большинства растений вместе с чувствительностью нет также и раздражимости. Этот вопрос требует новых исследований. Некоторый свет может пролить на него рассмотрение третьей из вышеупомянутых сил — репродукции. Эта сила репродукции, или сила воспроизведения, самая общая и в большей мере затрачиваемая организмами. В этом ее своеобразие, отличие от всех иных произведений природы. Свойственная всем организмам, она в связи с этим очень многообразно проявляется, и Кильмейер развивает эту мысль. Он ищет общие закономерности разнообразия форм проявления воспроизводящей силы. Он обращается к числу потомства разных видов. Число детенышей у животных, имеющих беременность (плацентарных), колеблется от 1 до 15, причем последнее число он считает редким случаем. У птиц чаще встречается число около 15. У амфибий есть виды, где предельно большое число достигает 100 000, тогда как наименьшее число потомства близко к низшему числу у млекопитающих. У рыб максимальное количество еще намного больше и исчисляется миллионами. У нижестоящих классов организмов — насекомых, червей и растений — количество потомства хотя и превосходит млекопитающих, птиц, многих амфибий и рыб, все же не достигает максимумов потомства амфибий и рыб. В ряду организмов, от человека вниз, количество потомства в разных классах колеблется. Всматриваясь в эту картину, Кильмейер устанавливает следующее: число детенышей меньше у тех высших четвероногих, у которых детеныш рождается относительно крупным, и взрослое животное тоже относительно велико. И Кильмейер рассматривает некоторые примеры. Зависимость числа потомства от размеров тела наблюдается и в пределах одного класса млекопитающих: крыса рождает 10—15 детенышей, а кит — одного. Кильмейер из своего материала выводит следующий «закон»: «Репродуктивная сила, оцениваемая числом новых образующихся в определенном месте индивидуумов, увеличивается по мере того, как размеры производящего животного или общие размеры производимых индивидуумов, какими они оказываются после рождения, убывают» (там же стр. 85). Этот «закон» уточняется еще путем других феноменов. Так, например, животные, которые рождают более дифференцированных, т. е. зрелых, детенышей, для чего требуется больше времени, имеют меньшее число потомства, чем те, плод которых вынашивается кратковременно. Неплодовитый слон рождает одного детеныша, вынашивая его два года, тогда как нескольких недель достаточно, чтобы родились крысята. И далее, иллюстрируя эту мысль не всегда удачными примерами, Кильмейер формулирует свой «закон» по-новому: «Чем более репродуктивная сила в определенном месте обнаруживается числом новых индивидов, тем меньше оказывается размер тела новых индивидов, тем проще их тело устроено при рождении, тем короче время, которое тратится на их образование в теле матери, и сам этот процесс короче, или хотя бы в тем меньшей степени выраженными оказываются некоторые из этих атрибутов (свойств,— И. К.)» (там же, стр. 86). Этот «закон» иллюстрируется многими фактами, по все же остается немало исключений среди рыб, амфибий и других животных. Кильмейер кратко останавливается на этих фактах. Он обращает внимание на то, что у некоторых из беспозвоночных с относительно небольшой плодовитостью наблюдается «искусственная репродукция», т. е. регенерация, сильно выраженная. Кильмейер ссылается на опыты Трамбле с регенерацией у гидр («полипов»), рассеченных на четыре части, опыты Спалланцапи на улитках и другие. Замечательно, считает Кильмейер, что как раз у малоплодовитых животных — змей и наземных ящериц — рост тела не имеет границ и что, наоборот, у амфибий, у которых рост тела ограничен, происходит развитие с превращением, как у лягушек, или как у большинства «водяных ящериц» (очевидно, хвостатых амфибий), существует «искусственно вызванная репродукция», т. е. регенерация. Так, в опытах Бонне у саламандры регенерировали глаза и ноги, правда, в менее совершенной форме. Пытаясь обобщить эти и другие родственные факты, не подпадающие под вышеприведенный «закон», Кильмейер предлагает новый «закон»: «Чем меньше репродуктивная сила обнаруживается в малом числе новых
индивидуумов (детенышей, — И. К.), тем больше обнаруживается она либо в превращениях, претерпеваемых телом (метаморфозах, — И. К.), либо в необычной искусственной репродукции, либо и в том и в другом вместе, либо в неопределенном росте, или через значительные уклонения во вновь возникших образованиях» (как в опытах Бонне. — И. К.; там же, стр. 88—89). Но и здесь имеются различные исключения, как например сочетание у некоторых амфибий огромной плодовитости с метаморфозами, даже с необычной искусственной репродукцией (регенерацией); у рыб неограниченный рост часто совмещается с необычным размножением и т. д. Названные исключения побуждают искать новый закон. Именно в низких классах, у которых сохранились следы чувствительности и раздражимости, у растений и у большей части червей (5) очень часто обнаруживаются вышеупомянутые различные формы репродукционной силы, в очень большой степени соединенные. Растение, например, способное к регенерации, образует массу семян, разрастается в огромную массу, превышающую размеры самых больших животных; нечто подобное, сильно выраженное, встречается среди некоторых моллюсков. У высших же животных, наоборот, чувствительность представлена в огромном разнообразии, но ограниченно у отдельных видов. Отсюда вытекает «общий закон»: «Чем более все виды проявления репродукции сосредоточены в одном организме, тем вероятнее исключена способность к чувствительности и тем вероятнее отступает даже раздражимость» (там же, стр. 90). Две остальные силы, упомянутые выше, Кильмейер, краткости ради, не рассматривает, хотя это могло бы способствовать уяснению установленных законов. Разумеется, эти «законы» Кильмейера, как и все его попытки характеризовать и сопоставить вышеупомянутые «силы», суть лишь первое приближение, новое в то время, к решению сложной проблемы взаимоотношения основных физиологических процессов. Современная наука эти вопросы решает на более высоком уровне знаний, используя, конечно, и другие понятия. Кильмейер это прозорливо предполагал.
-------------------------------------
5. Кильмейер имеет в виду, вероятно, класс Черви Линнея.
-------------------------------------
На вопрос, каков же план Природы, вытекающий из рассмотренных законов, можно ответить: «способность к впечатлениям (чувствительность, — И. К.) в ряду организмов постепенно вытесняется раздражимостью и силой репродуктивности, и, наконец, отступает также раздражимость; чем более возвышается одна, тем меньше становится другая, и менее всего совместимы чувствительность и сила репродукции; далее, чем одна из этих сил с одной стороны более выработана (ausgebildet), тем с другой какой-нибудь стороны она оказывается в пренебрежении (vernachlassigt)» (там же, стр 90—91).
Простота этих законов, которые охватывают такое многообразие явлений, обращает на себя еще большее внимание, если подумать, что именно по этим законам, силы которых распределены между разными организациями (видами и классами, — И. К.), произошло распределение этих сил по различным индивидуумам одного и того же вида, и даже у одного и того же индивидуума в различные периоды его развития: «Ведь человек, как и птица, в своем первоначальном (т. е. зародышевом, — И. К.) состоянии подобны растению, активная сила репродукции в них позже обнаруживается во влажной среде, где они обитают, их раздражимость выражается в пульсации сердца, (6) и лишь после включаются одно чувство за другим, почти в том же порядке, в каком они появляются в ряду организмов (классов, — И. К.), снизу вверх. Что раньше было раздражимостью, развивается, наконец, в способность к созданию представлений (Vorstelhmgsfahigkeit), или по крайней мере в невидимый непосредственный материальный орган ее» (там же, стр. 91—92). В последних словах, возможно, звучит смутная догадка о рефлексах головного мозга. Говоря о параллелизме изменения отношения сил между рядом классов организмов и стадий развития особи, Кильмейер, вероятно, впервые с такой ясностью, высказал «закон параллелизма», который после него в первой половине XIX в. разрабатывали многие ученые (Меккель, Серр и др.). и который в новой форме сформулировал Геккель, назвав его «биогенетическим законом» (ср.: Kohlbrugge, 1911, а также: Bussel, 1916).
---------------------------------
6. В примечании Кильмейер ссылается на собственные наблюдения над эмбрионами птиц.
---------------------------------
Еще однообразнее (einformiger) в этих законах полжна казаться природа, полагал Кильмейер, если, наконец, понять, что даже в распределении сил в одном и том же отдельном органе в разное время наблюдаются те же законы. Примером служит женская матка, в которой сначала активна сила секреции (Secretionskraft), немного спустя она сменяется исключительно на силу воспроизведения, которая в свою очередь уступает место раздражимости. Видеть тот же закон в смене функций матки, что и в смене (относительной) функций зародыша на разных стадиях развития и т. д., мне кажется натяжкой. В науке «закон» Кильмейера не сохранился, хотя, как уже упоминалось, известное взаимоотношение функций организма имеет место, но не по «закону» Кильмейера. Он склонен даже допускать, что исчезновение одной из «сил» есть причина возникновения другой, что, как показало развитие науки, неприемлемо. Кильмейер далее снова возвращается к «закону параллелизма» и пишет: «Так как распределение сил в ряду организмов соблюдает тот же порядок, как и распределение сил в разных стадиях развития одного и того же индивидуума, то отсюда можно сделать вывод, что сила, посредством которой последние возникают, именно воспроизводительная сила, совпадает с той силой, посредством которой создан ряд различных организмов Земли; и так как низшие классы организмов, у которых индивидуумы так многочисленны, имеют наибольшее число видов, то тем более надлежит полагать, что сила, посредством которой создан ряд видов, по своей природе в целом является, вероятно, тождественной с той, которая произвела различные стадии развития. Действительно, можно было бы также, если здесь это было бы уместно, развить эту идею, показав, что можно было бы прийти, при посредстве осторожно найденных аналогий, к принятию материальной причины для объяснения явлений развития (Entwicklungserscheinungen), которую можно было бы представить себе действующей при возникновении организмов на нашей Земле» (там же, стр. 93—94). К этой фразе есть примечание Кильмейера, где говорится, что место не позволило ему остановиться на доказательствах здесь сказанного, хотя этим он может вызвать подозрение в том, что предается мечтательности. В этих словах, к сожалению действительно необоснованных, видна ценная тенденция Кильмейера подойти к пониманию «материальной причины» возникновения органических существ на нашей планете. Разумеется, состояние науки той эпохи не позволило Кильмейеру, несмотря на его попытки, подойти к решению этой проблемы. Все изложенное выше служит ответом на первые два вопроса, поставленных в начале речи. Остается последний из вопросов, третий: как из рассмотренных «законов» которые говорят об изменениях отношения сил в организмах, можно объяснить ход (Gang) и постоянство (Веstand) этой живой природы? Кильмейер считает, что при распределении сил в организмах очень заметного неравенства не обнаруживается; преимущественная сила одного рода почти всегда уравновешивается силой другого, и если бы первая действовала разрушительно, то вторая с необходимостью вела бы к сохранению. Из этого равновесия разрушающих и сохраняющих сил должна возникать устойчивость органического мира, а также и хода природы, (7) поскольку взаимно уравновешивающиеся силы всякий раз другие, по-другому проявляющиеся (sich aussernde). Так лишенное чувствительности и раздражимости растение уравновешивает разрушительные силы животного мира своей способностью к повышенному размножению, и т. д. Кильмейер поясняет эту мысль еще рядом примеров. Но в случаях нарушения равновесия и преобладания разрушающих сил вероятна гибель некоторых видов. Рассматривая этот вопрос, Кильмейер кратко останавливается на разрушительной деятельности человека и овладении им природой в различных областях. Заключительная часть содержит риторическое развитие этой темы. В конце идет речь в общих выражениях о борьбе сил в человеке. Говоря о подавлении сил человека средой, Кильмейер замечает: «Долго влияющие неблагоприятные обстоятельства могут погасить самые прекрасные лучи нашего духа, взамен давая длительный перевес низменным силам, и мы теряем характер нашего рода... способность при всех внешних условиях быть счастливыми» (там же, стр. 100).
------------------------------------
7. Можно предположить, что Кильмейер под этим словом понимал эволюционный процесс в природе, о котором более ясно он в данной торжественной речи не решался говорить.
------------------------------------
Эта речь Кильмейера — ценный документ для понимания его как ученого. Здесь он, хотя и сжато, высказал ряд глубоких и интересных идей, оригинальных и новых по тому времени. «Силы» Кильмейера — это процессы, функции организма. Поэтому речь его носит характер широкого обзора проблем сравнительной физиологии в эволюционном аспекте. Ведь две первые "силы" - чувствительность и раздражимость — заимствованы у знаменитого Галлера, отца физиологии XVIII века. Представление Кильмейера об организмах, как системах борющихся сил и динамическом равновесии этих сил проникнуто движением, жизнью. Лестница организмов для него не просто ряд организмов, отличающихся друг от друга определенными постоянными систематическими признаками, а ряд существ физиологически различных. Концепция Кильмейера об отношении органических сил носит гипотетический характер. Основанная на научных фактах (о которых в этой речи он только упоминает), она побуждает заняться активной проверкой этой гипотезы, доказывать или опровергать ее. Способность Кильмейера к оригинальным широким обобщениям при рассмотрении больших научных проблем, встающих перед слушателями, была, конечно, одной из главных притягательных сил его, влияющих на слушателей. Сообщаемые им сведения были не просто самодавлеющее накопление знаний, а факты, которые вели к освещению волнующих общих проблем. Его гипотезы зажигали интерес к науке, будили энтузиазм к ней у молодежи. Речь написана несколько торжественным стилем, в приподнятом настроении, что и соответствует ее назначению. Она построена из длинных, довольно сложных периодов, что не способствует легкости ее прочтения. Общая композиция ее стройна, видно, что автор потрудился над ее языковой обработкой. Это уникальный образец значительного по содержанию и законченного по форме научного сочинения Кильмейера. Далее следует незаконченная работа по эмбриологии, где описываются некоторые общие черты развития зародыша животного и растения. Это произведение Кильмейера носит длинное название — «Идеи к общей истории и теории явлений развития организмов» (Jdeen zu einer allgemeinen Geschichte und Theorie der Entwickiungserscheinungen der Organisationen). 1793—1794 гг. (стр. 102—194). Вначале дается подробно разработанное оглавление введения и первой части. После многозначительных слов введения автор переходит к вопросу об изменчивости организмов, так как развитие организма представляет собой последовательное изменение его признаков. Кильмейер различает два типа изменчивости: 1) неправильные (Unregelmassige Veriinderungen) и 2) правильные изменения (Regelmassige Veranderungen). Первые зависят от различных обстоятельств, это определенные повреждения, например от болезни, от внешних воздействий и т. п. Второго рода изменения зависят от собственных внутренних сил организма, независимо от обстоятельств. Это как бы попытка различить наследственные и ненаследственные изменения в сравнительно упрощенной форме. Развитие Кильмейер определяет как образование одного из другого. Он различает два рода этих явлений: циклические, повторяющиеся, как например сон и бдение, и возрастные изменения, неповторимые. Совокупность всех изменений — это жизнь. Кильмейер исследует прежде всего вторую категорию изменчивости. Он пользуется словом «сила» и поясняет, что незнание сущности явления заставляет употреблять это слово. Далее он подробно излагает план сравнения развития разных организмов с целью выяснения общих, типичных моментов явлений развития. Материалом служат преимущественно высшие животные, но привлекаются также низшие растения. Он различает основные периоды развития организмов: становление, зрелость, постепенно переходящая в старение, и смерть. Границы этих периодов не вполне ясны. Свое исследование он начинает с вопроса о материи, из которой образуется организм. Во времена Кильмейера на этот вопрос в сущности нельзя было ответить, что и видно из того, что пишет он по этому поводу. Когда он размышляет о «слизи», «лимфе», «воде» и т. д. как материи зародыша, видно, что этими словами мало что можно объяснить.
Кильмейер пишет, что вначале зародыш состоит из прозрачного вещества, далее он становится менее прозрачным или меняет цвет. В некоторых местах он уплотняется, образующиеся части располагаются «лучисто» (strahlig), появляются сферические оболочки. Далее зародыш приобретает продолговатую форму, начинают различаться органы и т. д. Кильмейер останавливается на вопросе симметрии частей зародыша. Правая и левая стороны зародыша симметричны, но передний и задний концы несимметричны. Частичную симметрию внутренних органов Кильмейер рассматривает на примере человека и других животных. Он бегло сравнивает разные классы по симметрии внутренних органов и отмечает, что с развитием зародыша симметрия становится меньше, что иллюстрируется примерами. Кильмейер ищет аналогий в строении переднего и заднего конца зародыша позвоночных и насекомых. Он сопоставляет передние и задние конечности, мозг и половые железы и т. д. Перейдя далее к сравнению спинной и брюшной сторон, он сопоставляет хребет с грудной костью, считая ее жалким подобием (kummerliches Bild) позвоночника (ошибка, которую позже повторил Гёте, за что его осуждал Кювье), т. е. констатирует неполную симметрию. Рассмотрев отдельные системы органов — нервную, кровеносную и другие, Кильмейер стремится в них уловить нечто общее, типичное для разных классов, говорит о «главной форме» и пишет: «...тело (зародыша, — И. К.) составлено, следовательно, из нескольких как бы вложенных друг в друга (geschatelten), похоже сформированных слоев (ahnlich geformten Schichten) различных органов» (1938, S. 156). Обобщая, Кильмейер пишет: «Направления, по которым организм построен одинаково, в своем расположении по отношению друг к другу, у некоторых видов кое в чем непохожи, а в раннем периоде сходство вообще бывает очень часто больше, чем в последующих периодах, но иногда также и меньше» (там же, стр. 157). Другой вывод, который очень интересовал Кильмейера, гласит: «... все тело, как и его отдельные органы, имеет вид лучистых тел» (stralende Кorper) (там же, стр. 158). Это значит, что от отдельных пунктов масса вещества размещается в разных направлениях дивергентно, наподобие лучей, исходящих из одной точки.
