И. И. Канаев. "Карл Фридрих Кильмейер" Издательство "Наука", Ленинград, 1974 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Такие пункты — мозг, «излучающий» нервы, сердце, «излучающее» кровеносные сосуды, а далее — конечности, исходящие из тела, волосы и иглы на теле животного и т. д. - все это подобие «лучей» всего тела. Кильмейер рассматривает много примеров подобной «лучистости». Вообще аргументация существования этой «лучистости» кажется неубедительной, хотя Кильмейер уделяет ей много места. Он рассуждает о добавочных «лучах», исходящих из основных лучей, о постепенном уменьшении диаметра более мелких лучей, о появлении новых центров «излучения», об их сближении по мере появления новых таких пунктов и т. д. Тут есть, конечно, верные наблюдения и обобщения, которые можно делать и без концепции «лучистости». «Законы» в этой области, как «закон» величины лучей, идущих из пунктов, просто небольшие эмпирические обобщения, и понятие закона к ним вряд ли применимо. Далее Кильмейер рассматривает последовательность появления органов. Так, сначала образуются голова и передняя часть животного. У растений (высших) пункт роста находится между «перышком» (зачатком листьев и стебля) и зачатком корня. Кильмейер делает попытку аналогизировать развитие животных и растений, попытку неубедительную.
Кильмейер затем описывает сходство и различие в развитии брюшной и спинной сторон зародыша, а далее постепенную дифференцировку поверхности тела, появление конечностей и т. д. Описание развития зародыша останавливается на сравнительно раннем этапе первой стадии онтогенеза. Описание второго периода лишь кратко намечено. План заключительной части работы следующий: «Результаты сравнения этого общего ряда с явлениями других классов. 1) С рядом организмов (вероятно из «лестницы существ», — И. К.). 2) С действиями (Wirkungen) (функциями, — И. К.). 3) Заключение об индивидуальности различных действующих в теле сил. 4) Заключение о целесообразности в последовательности явлений» (там же, стр. 194). Вероятно, в заключительной части Кильмейер предполагал сравнить «общий ряд», полученный в результате сравнений и обобщений разных этапов развития зародышей, с картиной развития зародышей отдельных классов, т. е. остановиться на так называемом «законе параллелизма», который он впервые сформулировал в своей «Речи» 1793 г., рассмотренной выше.
Это было бы в то время, в начале XIX в., новым и продуктивным направлением мысли. Что касается фактического материала, которым располагал Кильмейер, то он нам в точности неизвестен и, вероятно, был скудным и не всегда правильно понимался Кильмейером. Далее в собрании сочинений находится небольшая статья «Заметки об организме» (Bemerkungen viber Organismus, стр. 195—202) по поводу статьи какого-то неизвестного лица. Год не указан. В первой заметке идет речь о спиральной структуре у растений и ряда животных (раковины улитки, волокна сердечной мышцы млекопитающих и других животных). Даже у столь симметричного существа, как человек, есть следы «происхождения от улитки» (Schneckenabkunft): неодинаковые щеки, асимметрия зубного аппарата, роста волос и т. д. вплоть до различия обеих половин головы, как это будто бы было у шведского короля Густава II. Почему явления асимметрии у человека Кильмейер склонен объяснять атавистической спиральностью — неясно. Вероятно, он здесь применял свой «закон параллелизма» и думал, что человек сохранил следы «стадии» улитки.
Размышления о спиральности он переносит на небесные явления и предполагает, что путь планет идет по спирали. Мало тогo, может быть, грандиозная спираль употреблена и в конструкции неба, и, возможно, благодаря такой спирали можно внести порядок в распределение неподвижных звезд. Такая фантазия Кильмейера напоминает натурфилософские размышления Шеллинга, но с той существенной разницей, что Кильмейер свою фантазию высказал как гипотезу, а Шеллинг преподносил их как доктрины, догматично. Кильмейер, как вспоминают его ученики, в подобных случаях добавлял: «мне так кажется» или «я так думаю» и тому подобные оговорки. Сама же астрономическая гипотеза Кильмейера недостаточно обоснована. Далее следует несколько мелких заметок: о надире и зените у организмов; о «болезни» гидры, образующей шарики на теле перед смертью (вероятно, речь идет о мужских гонадах); о сомнамбулизме и другие. При смертельной болезни душа уходит из тела, проходя ряд форм по «закону параллелизма», но в обратном порядке. Тоже фантастическая гипотеза, подробно рассмотренная. В конце говорится о целесообразности. «Внешняя целесообразность в органическом царстве объясняется происхождением различных организмов друг от друга. Целесообразность эта объяснима на примере ряда различных и все же аналогичных органов растений, которые в развитии растений появляются постепенно и в своих функциях согласуются друг с другом» («Заметки», стр. 202). По-видимому, Кильмейер считает, что целесообразная структура передается поколениям наследственно, и образно это представляется ему как картина метаморфоза растений. Нельзя сказать, чтобы сказанное Кильмейером помогало пониманию происхождения целесообразности организмов. [ «Идея истории развития 3емли и ее организаций». Idee einer Entwicklungsgeschichte der Erde und ihrer Organisationen]. Послание Виндишману, 1804 г. (стр. 203-210). Кто адресат письма — неизвестно. История развития Земли тесно связана с рядом организованных тел, т. е. с филогенетическим рядом живых существ, считал Кильмейер. Верность этой идеи подтверждается тем, что сила, посредством которой на Земле возник ряд организмов, по своей природе и законам та же самая, благодаря которой еще и теперь в каждом органическом индивидууме возникает ряд его стадий развития, который похож на вышеупомянутый ряд организмов. Иначе говоря, Кильмейер, опираясь на свой «закон параллелизма», считает, что «сила», создававшая восходящий ряд организмов во время развития Земли, продолжает действовать, проводя зародыш через ряд стадий онтогенеза, параллельных филогенетическому ряду организмов, возникших эволюционным путем. Эта «сила» аналогична магнетизму, что Кильмейер пытался показать «аналитическим путем» еще в 1792 г., исходя из опыта. (Эта работа Кильмейера не издана и потому неизвестна). Эта магнетическая сила аналогична магнетизму Земли и в какой-то степени от него зависит. С изменениями Земли, вероятно, меняется ее магнетизм, а это должно влиять на детей Земли — организмы. Так как ряд организмов, при их сравнении, имеет известную закономерность, то отсюда можно заключить что изменения, которые претерпела Земля и ее магнетизм, тоже закономерны. Отсюда - неизбежная связь изменений Земли с изменениями организмов. Эту идею Кильмейер развивал в лекциях 1792—1793 гг. Далее Кильмейер высказывает некоторые сомнения возможности разработки истории развития Земли совестно с историей развития организмов. Он останавливается на вопросе о прерывистости ряда организмов, о пробелах в нем, как бы выпадении отдельных членов ряда. Но это, считает он, не так важно. Ряд, вероятно, никогда не был непрерывным, подобно тому как элементы цветка образуют ряд с перерывами, несмотря на свое родство. Во-первых, описать историю Земли и организмов невозможно потому, что мы ничего не знаем о развитии Земли и об ее магнетизме и почти ничего относительно закона, по которому направляется градация существующих организмов. Во-вторых, потому, что пути, по которым шло развитие ряда организмов, весьма различны и процесс развития происходил в разное время. Новые виды возникали, как бабочка из гусеницы, как цветок из листьев. Они были сначала стадиями развития и лишь позже были «санкционированы» как постоянные виды. Другие виды, наоборот, оригинальные дети рождающей Земли. Но, может быть, эти примитивные родители все вымерли .
В-третьих, Кильмейер не уверен в возможности написать историю организмов потому, что произошли изменения лучших форм в худшие, а может быть еще, что часть организмов — пришельцы с других планет или созданы Землей совсем в другую эпоху; наконец, убеждение, что в известном смысле не все изменения нашей Земли были изменениями развития (Entwicklungsveranderungen). Возвращаясь к вопросу о выпадении звеньев ряда, Кильмейер склонен считать, вместе с Ламарком, что эти выпадения суть изменения направления созидающей силы в связи с изменениями Земли. Сказанное в этом послании любопытно для знакомства с тем уровнем и кругом представлений, в котором работала мысль Кильмейера в те годы. Для него ряд организмов с возрастающей сложностью строения — это не всегда эволюционный ряд в нашем смысле слова, не результат трансформации (которую Кильмейер, вероятно, допускал лишь частично, как Бюффон), а результат последовательных «порождений» Земли, неизвестно как происходящих. Важно еще отметить, что в конце он упоминает Ламарка; это показывает, что в 1804 г. он уже знал его работы. До недавнего времени считалось, что Кильмейер Ламарка не знал, так как не упоминал его в работах, известных до публикации рассматриваемого собрания сочинений Кильмейера, т. е. до 1938 г. Далее следует [«Об естественной истории». Uber Naturgeschichte], 1790, стр. 211—231. Это незаконченная рукопись. В подробном оглавлении работы намечалось довести изложение до возникновения Земли. Вступительное рассуждение посвящено вопросу об употреблении слов, о потере первоначального смысла слова и т. д. Рассматривается слово «природа». Разносторонне обсудив употребление его, Кильмейер формулирует понимание этого слова естествоиспытателем: «Все возникшее (Entstandene) или кажущееся нашим чувствам действительно существующим (wirklich), что внешним и внутренним чувствам вне нас и внутри нас обнаруживается (wahrgenommen), зависящее от времени и пространства и подчиненное известным законам — называется природой» (стр. 215). Природу можно себе представлять как большую машину, колеса которой охватывают своим действием все встречающиеся нам феномены. Обычно называют «миром» взаимозависимость вещей, поскольку они рядом друг с другом. Понятие природы шире, оно охватывает вещи в их последовательности. От слова «природа» произведены различные прилагательные: природный (естественный), неестественный, противоестественный. Кильмейер обстоятельно разъясняет эти слова. Цель естественной истории — исследовать встречающиеся на нашей Земле вещи (Dinge). Средства для этого — наблюдение, сравнение, обозначение (Bezeichnung). Так как масса отдельных природных объектов необозрима и в отдельности их запомнить нельзя, то создают обобщающие понятия, кратко определимые по нескольким признакам и легко запоминающиеся. Группировка объектов по признакам называется распределением (Anordnung), системой, «методом» (французский термин того времени). Дальше описывается, как организмы группируются в виды и роды путем сравнения и т. д. Первая цель метода — иметь нить, к которой привязывается единичное в процессе познания. С помощью этой нити облегчается и познание нового. Эта нить, к которой прикрепляются предметы, сама вырабатывается благодаря сравнению их. И эта мысль развивается и разъясняется, когда переходят от понятия вида к понятию рода и дальше. Критически рассматривается путь выработки системы. После выяснения цели естественной истории и средств ее достижения Кильмейер переходит к рассмотрению содержания самой науки о природе. Среди явлений первое место для нас имеют те из них, которые оказываются причиной других явлений. Эту мысль Кильмейер развивает, рассматривая влияние солнечного света и тепла на жизнь на Земле и на неорганическую природу. В заключение он приводит стихи Броккеса, (8) где воспеваются чудеса, восходящие к действию солнца, само же оно исходит от бога. Одаренные фантазией народы, не шедшие далее просто представляемого, не заботясь о мыслимом, считали солнце основой всех явлений в жизни и потому смотрели на него, как на божество. Менее смешно и, пока мы не сможем доказать противное, никогда не покажется абсурдным мнение древних философов, например Эмпедокла, что животные и растения возникают из мокрого ила под влиянием солнечного света, считал Кильмейер. Из сказанного, казалось бы, вытекает, что естественной истории надо прежде всего описывать класс явлений, к которым принадлежит солнце, учение о небесных телах, о небе. Однако здесь недостаточно одних наблюдений, нужна еще математика, с помощью которой изучается небесная механика. Но так как во времена Кильмейера астрономия еще не исследовала состав небесных тел, их развитие, судьбу, то Кильмейер склонен был не включать астрономию в естественную историю и ограничиться лишь предположениями, обратив внимание на отношение Земли к небесным телам. Естественную историю надо начинать с описания Земли как целого и ее истории. В связи с этим Кильмейер рассуждает об окаменелых остатках вымерших организмов, о причинах их гибели, об изменениях на поверхности Земли и их последствиях для органического мира. Указав, какие разделы науки не входят в естественную историю, например физика,
---------------------------
Berthold Brockes (1680—1747) — немецкий лирический поэт, положивший в Германии начало традиции описания в стихах природы.
---------------------------
Кильмейер переходит к описанию Земли, именно трех слоев, образующих ее поверхность: газового, жидкого и твердого. На описании третьего слоя рукопись обрывается. Перед нами, по-видимому, запись Кильмейера фрагмента одного из его курсов. Он любопытен как пример обстоятельного, последовательного и ясного изложения материала. Надо помнить, что это рукопись раннего периода научной деятельности, когда природу он считал грандиозной машиной. Позже он преодолел этот механицизм и природу стал считать более сложной системой, которую аналогизировал с организмом. [«О Канте и немецкой натурфилософии». Ober Kant und die deutsche Naturphilosophie], 1807 г., стр. 235-254. Это письмо Кильмейера к Кювье — ответы на вопросы последнего по поводу натурфилософии. «Первый Ваш вопрос касается утверждения из принципов a priori, т. е. таких, которые предшествовали бы всякому опыту... можно ли выводить внешнюю природу и тем самым факты из нашего духа. Это утверждение кажется мне всегда первоначально основанным на самообмане, а позже, когда ошибка обнаружена, — это дерзость (Anmassung), подкрепляемая субтильной софистикой» (стр. 236). И дальше Кильмейер обосновывает это суждение: натурфилософы либо идеалисты, которые отрицают существование объектов вне нас, либо они сначала как бы воспринимают объекты, а затем воспроизводят их, якобы из своего духа, приписывая это изначальной деятельности нашего «я». И Кильмейер обстоятельно критикует эти позиции идеалистов обоих родов. Первый из них сравнительно безобидный. Натурфилософы относятся ко второму роду и Кильмейер детально рассматривает и решительно осуждает их точку зрения. Натурфилософия, пишет он дальше, касается одного общего философского вопроса, пытаясь его разрешить: различия субъективного и объективного в нашем познании. В связи с этой проблемой Кильмейер обращается к Канту как основоположнику решения этой проблемы в немецкой философии. Кильмейер критически рассматривает основы гносеологии Канта и приходит к выводу, что Кант эту проблему разрешил неубедительно, что это вообще неразрешимая задача. Слабые места философии Канта получили развитие в различных идеалистических теориях. Кильмейер считает более последовательной точку зрения «реалидеалистов», которая частично уже выражена в философских воззрениях индусов и персов. Из сказанного здесь позиция «реалидеализма» Кильмейера недостаточно понятна. Таков его ответ на первый вопрос Кювье. Совершенно очевидно, что Кильмейер несогласен с натурфилософами (имеются в виду Шеллинг и его последователи). (9) Далее следует ответ на второй вопрос Кювье: какой успех имели старания натурфилософов? Кильмейер считает, что вышесказанное в значительной мере уже содержит ответ на этот вопрос. Тем не менее он подробно останавливается на деталях его. И хотя Кильмейер в общем отрицательно относится к натурфилософам, все же у них есть, по его мнению, смелые замечания и воззрения (Vuen), которые он даже аналогизирует с таковыми Бюффона. Но эти воззрения — плоды их продуктивной фантазии и остроумия. Для рассмотрения уровня философского развития Кильмейера это письмо очень поучительно. Видно, что Кильмейер хорошо знал Канта и других мыслителей и самостоятельно разбирался в сложных вопросах философии. К письму приложено стихотворение «Лета» (река забвения, по античной мифологии). [Лета. При созерцании силуэта покойного Хаака. Lehte. Beim Anblick von Haakn's Totensilhouette]. Стихотворение в античной манере, с меняющимся размером и без рифм, пантеистического характера, по случаю смерти юного друга. Интересно было бы проследить философское развитие Кильмейера за его долгую
-----------------------------------------
1. Кильмейер относился к Шеллингу доброжелательно: «То, что мой земляк и друг Шеллинг извлек из глубин человеческого духа соответственное внешней природе, могло и должно было совпадать с обнаруженным мною во внешней природе — в мире явлений; однако, поскольку письменной коммуникации между нами не было, это (сходство философии Шелливга и научных концепций Кильмейера, — И. К.) возникло независимо друг от друга» (Jaeger, 1845, S. LXXXI). В этих словах ясно высказано методическое различие обоих. Шеллинг, как известно, восхищался речью Кильмейера 1793 года и воспользовался ее идеями (см.: Фишер, 1905).
-----------------------------------------
жизнь. В Карлсшуле он изучал философию «просвещения»: учение Лейбница и Вольфа, а также французских материалистов — Дидро, Гольбаха и др. Любимцем Кильмейера, однако, был Руссо. В связи с этим природа мыслилась Кильмейером как огромная машина, созданная богом. С годами философское мировоззрение Кильмейера менялось. В восьмидесятые годы он прошел через философию Канта, потрясшую основы догматической философии. Насколько Кильмейер преодолел Канта, сказать трудно, во всяком случае слепым адептом его он не стал. В девяностые годы развилась идеалистическая философия в Германии: «Наукословие» Фихте (1797), «О мировой душе» Шеллинга (1798), где он пишет о Кильмейере, и т. д. Эти годы были годами зрелости Кильмейера и расцвета его научного творчества. Природу он уже толковал не как машину, а скорее организм, что его отчасти сближало с Шеллингом. Кильмейер, по-видимому, стремился обнаружить единство первоисточника «сил» природы (ср.: Kuhn, 1970).
[«Вюртенбергские реформаторы ботаники. Жизнеописание Фукса, Баухина, Камерера, Гмелина и Кёлрейтера». Die Wurtembergischen Reformatoren der Botanik Fuchs, Bauhins, Camerers, Gmelins und Kolreuters Lebensbeschreibungen] (б. г.), стр. 257—273.
Эта работа, интересная для историка ботаники, носит довольно специальный характер. Начиная с Фукса, ботаника XVI в., до Кёлрейтера, умершего в 1806 г., кратко рассматривается деятельность пяти ученых и отмечаются их заслуги. В заключение Кильмейер пишет: «Итак, Вюртенбергом было сделано следующее:
1. Ботаника реставрирована, расширена, объяснена Фуксом. 2. Систематически ботаника упорядочена в одно целое и дисгармония всех ботаников в отношении названий и описаний объединена... Баухином. 3. Открыт и впервые доказан опытами пол растений, тем самым основана современная всеми признанная система — Камерером. 4. Новая Линнеевская система благодаря богатым сборам Иоханна Георга Гмелина величайшим образом расширена и тем самым в значительной мере обеспечено всеобщее распространение ее. 5. Кёлрейтером укреплены все доказательства существования пола у растений, то, в чем Линней ошибался, исправлено; создана благодаря аналогиям и опытам совсем новая теория растений, у которых остроумный Линней ничего не мог отыскать» (стр. 273). Дальше в собрании сочинений Кильмейера имеются три отзыва о диссертациях его учеников — двух по ботанике и одной по анатомии животных. Это небольшие работы Кильмейера, от одной до четырех страниц, напечатанные в газете «Тюбингенские листки для естествознания и лекарствоведения» (Tiibinger Blatter fur Naturwissenschaften und Arzeneikunde) в 1814—1815 годах. Эти сугубо специальные произведения Кильмейера любопытны с точки зрения истории жизни Тюбингенского университета, тематики и объема диссертаций того времени. Знакомство с рассмотренной книгой вызывает некоторое разочарование. В ней нет ничего нового, что было бы значительно и проливало бы свет в глубины творческого духа Кильмейера. Напечатанные в собрании работы — это второстепенные мелкие вещи (кроме знаменитой речи 1793 г., вышедшей еще при жизни автора) или фрагменты более значительных трудов. Конечно, и эти материалы расширяют и дополняют наши представления об облике Кильмейера как ученого и учителя, но меньше, чем хотелось бы. Обзор работ Кильмейера можно еще дополнить материалами из других источников. Так, в собрание сочинений Кильмейера не попало письмо его, вернее, постскриптум к письму к Кювье от 9 марта 1801 г., где говорится об эволюции мира организмов. «Я полагаю, что различия между ископаемыми животными и ныне еще живущими на Земле объясняются не столько, во всяком случае не всегда, исчезновением видов, а скорее изменением созидательных сил (Bildungskrafte) имеющихся видов (потому именно, что ископаемые виды так похожи на еще имеющихся живущих), идущих параллельно с революциями нашей Земли. Вот почему окончание Вашего труда об этом особенно порадует меня, озможно, что отсюда впоследствии можно пролить некоторый свет не только на революции нашей Земли, но преимущественно на законы, по которым происходят изменения созидательных сил животных, в соответствий с разными состояниями Земли. Возможно, что эти законы тождественны с теми законами, по которым еще теперь возникают мимолетные и остающиеся вариететы цветов, иначе говоря, с законами вариации изменений тюльпанов и гвоздик. Что меня особенно укрепляет в мысли о некой перемене в образующем типе (Bildungstypus) видов (в большинстве случаев), помимо сходства между еще живущими животными и органическими формами древней природы (Vornatur),— это заключение, которое я сделал из встретившихся и знакомых данных, пока сравнительно общее: ископаемые виды заметно крупнее, чем похожие и соответствующие виды среди имеющихся теперь животных. Именно это наблюдение заставляет меня верить в возможность найти законы перемены (Umanderung) в созидательных силах животных в соответствии с различными состояниями нашей Земли. Только исследование для такой цели не должно бы распространяться лишь на исследование и сравнение ископаемых четвероногих с живущими, но вообще на все памятники органической природы прошлого, особенно также на растения и конхилии (моллюски, имеющие раковины, — И. К.). Также следовало бы обращать внимание на время, на которое эти памятники приходятся, так как оно, весьма вероятно, очень различно. Это было бы, конечно, трудно, ибо год на них не нанесен, как на монетах, однако местонахождение и другие обстоятельства, при которых ископаемые животные встречаются в земле, могут помочь судить о давности памятника, диагносцировать возраст его. Препятствием для развития всей мысли о законах изменчивости созидательных процессов в связи с состоянием нашей Земли является, правда, то обстоятельство, что мы, собственно, о состояниях нашей Земли и ее истории почти ничего не знаем и что часть революций Земли была насильственной и неожиданной. Однако мне кажется, что этими насильственными революциями можно в лучшем случае объяснить скучивание в небольших местах ископаемых животных, а не нахождение в разных климатах. Эти последние основываются скорее на более правильных, похожих на развитие, медленных революциях нашего земного шара. К познанию этих последних есть надежда добраться с помощью химии и сравнительного исследования мировых тел. И если бы был выяснен ряд различных состояний, которые прошла наша Земля, то, может быть ... удалось бы тогда установить влияние этих различных состояний на живые образования, подобно тому как определяется влияние разно удобренной садовой грядки на образование растений. Но для грёз предназначена ночь, а не день, когда я пишу» (Kohlbrugge, 1912, s 293-295). Я перевел весь фрагмент письма Кильмейера к Кювье, считая, что это замечательный документ, свидетельствующий об эволюционных взглядах автора и показывающий его как раннего эволюциониста той эпохи, когда Ламарк как эволюционист еще не был известен и эволюционные воззрения вообще только еще начинали переходить из области беспочвенных фантазий в сферу научных гипотез и теорий. «Грёзы» Кпльмейера об эволюции в этом письме носят характер прозорливой научной гипотезы-программы, которую выполняли впоследствии Лайель, Дарвин и другие. Важно отметить, что Кильмейер неоднократно говорит в этом письме о «законах» изменения образующих сил животных или «изменении в образующем типе». Мне кажется, что под этими словами надо понимать трансформизм, переход одной формы в другую, одного вида в другой. Интересно, что эти «законы», возможно, те же, думает Кильмейер, какие в наше время вызывают изменение «образовательной силы» у тюльпанов и гвоздик при возникновении у них «вариететов» (разновидностей) цветов. Иначе говоря, Кильмейер имеет в виду генотипическую изменчивость видов, лежащую в основе эволюционного процесса. Далее он высказывает предположения, что изменения на поверхности Земли вызывают параллельные изменения в мире организмов. Он поясняет эту мысль аналогией с изменением растений на грядках, разно удобренных, т. е. ставит изменчивость растений в прямую зависимость от условий среды. Кильмейер, конечно, еще не умел различать разные формы изменчивости — модификации от мутаций и т. д. Но это не опорочивает его общую идею о зависимости изменчивости видов от изменений внешней среды. В конце XVIII и в начале XIX в. Кильмейер, по-видимому, много занимался сравнительной анатомией и читал о ней лекции. «Основой сравнительной анатомии является существование ряда аналогичных форм животных, отличающихся друг от друга постепенным спадом структуры», — говорил Кильмейер (Martius, 1866, S. 201). Кильмейер по-своему определял эти ступени или типы животных. Класс Линнея Черви, как сообщает Мартиус (там же, стр. 201) Кильмейер делил на 10 типов: сепии, улитки, «раковины» (Muscheln), (10) циррипеды, (11) морские ежи и морские звезды, щетинковые черви, ленточные и пузырчатые черви (Band- und Blasenwiirmer), полиповые и ветвящиеся черви) (12) (Polypen und Zweigwiirmer) и настоичные животные (Infusionstierchen). (13) Везде он ставил себе задачей определить сходство и несходство строения животных как в целом, так и в отдельных частях. Он соединял с этим физиологические исследования над действием органов и развитием их в соответствии с их функцией, сообщает Мартиус. Одной из главных задач его доктрины было следующее: выяснить взаимосвязь частей тела в большой машине животного царства, «экономию» (целесообразность) частей (Glieder), как и целого, и, наконец, обнаружить ее (экономию) в образе жизни животных и их «побуждениях» (Trieben). Естественно думать, считал Мартиус, что он при таких исследованиях, подобно Кювье, пришел к закону корреляции органов и закону субординации органов. Кювье тоже, как известно, разделил «белокровных» животных на 6 классов: моллюски, ракообразные, насекомые, черви, иглокожие и зоофиты. Кювье опубликовал эту классификацию в 1795 г. Вероятно, в то же время Кильмейер работал над своей классификацией. Но он ее не опубликовал, а классификация Кювье вошла в науку и сыграла в ней значительную роль. Кильмейер рассматривал сравнительную анатомию как материал для общей зоологии или «физики органических тел». «Здесь дух его поднимался до высших комбинаций, причем он сравнивал организмы между собой по всем их различным свойствам, а также с неорганическими телами» (там же, стр. 202—203).
--------------------------------
10. Пластинчатожаберные моллюски.
11. Ракообразные вообще (?) или усоногие раки (?).
12. Колониальные простейшие (?).
13. Простейшие, в том числе инфузории.
---------------------------------
Мартиус указывает при этом, что «несовершенное извлечение этих лекций было опубликовано доктором Мюнтером в 1840 г. в Халле» (там же, стр. 203). На эту книгу, как несовершенную, указывает также Йегер (Jaeger, 1845, S. LXXIV). Книга Мюнтера (Munter, 1840) вызвала споры. Некоторые считали ее плагиатом, но так как она вышла при жизни Кильмейера, а он не опротестовал ее публикацию, то некоторые думают, что она вышла с негласного одобрения Кильмейера. Так, Балсс (Balse, 1930) считает, что Мюнтер воспроизводит лекции Кильмейера (неизвестно какого года), дополнив их новыми данными. Поэтому Балсс излагает общие биологические взгляды Кильмейера по Мюнтеру и из него цитирует, считая, что это слова Кильмейера. У меня такое некритическое использование книги Мюнтера вызывает сомнения, тем более что нет доказанных оснований принимать текст Мюнтера за текст Кильмейера. Если даже Мюнтер использовал какие-то записи лекций Кильмейера конца XVIII—XIX в., то, излагая их в конце 30-х годов, Мюнтер вряд ли мог не редактировать их в свете воззрений и фактов этих лет. В таком случае это уже переделанный текст Кильмейера, и в какой степени — неизвестно. Во всяком случае считать, что Мюнтер просто излагает Кильмейера, мне кажется, нельзя. Книга Мюнтера называется «Общая зоология или физика органических тел» и содержит 542 стр. Разбираться в том, что в ней принадлежит Кильмейеру, а что добавлено Мюнтером — дело специального исследования. Книгу эту нелегко найти. Экземпляр ее имеется в библиотеке Зоологического института АН СССР в Ленинграде. Может быть, в этой книге, хотя бы частично в искаженной форме, и сохранилось содержание одного из основных курсов Кильмейера? Но кто займется таким исследованием, чтобы воскресить былую славу «забытого гения»? До нас ведь не дошел текст ни одного полного курса Кильмейера, прославившего в свое время его имя, во всяком случае в печати нет ни одной записи курсов Кильмейера по биологии. Другая интересная работа Кильмейера начала XIX в., известная только по сообщению Йегера, — это курс Кильмейера, читанный им с осени 1806 г. до весны 1807 г., известный Йегеру по записям Пфаффа и Йегера (брата автора статьи о Кильмейере). Возможно, он и был той книгой, которую Кильмейер начал было издавать, а потом прервал издание. Йегер кратко сообщает содержание этого курса, состоящего из 11 «томов» в записях Пфаффа. Содержание 1-го тома; общее сравнение животных и растений, сравнительная анатомия и физиология отдельных органов, их изменение в ряду животных. Во 2—7-м томах описаны органы чувств и все другие системы органов, кончая половыми. Во второй части 7-го тома говорится больше об общих функциях и физиологических явлениях в сравнительном аспекте — зрение, обоняние, слух и т. д. В 8-м — развитие животных, зимняя спячка, сон, обмен веществ и другое. В 9-м томе — инстинкты животных и их образ жизни. 10-й том посвящен специальной зоологии позвоночных (млекопитающих, птиц, амфибий и рыб). 11-й том содержит рассмотрение насекомых и червей (в широком смысле Линнея). Кильмейер использует сравнительную анатомию Кювье, который к тому времени уже превзошел в сравнительной анатомии своего учителя. Йегер сообщает также и о работах других ученых, которые Кильмейер использовал в своем курсе.
Из поздних работ Кильмейера биолого-физического содержания надо еще назвать его речь при открытии съезда немецких естествоиспытателей и врачей в 1834 г. Эта речь была напечатана в следующем году (Kielmeyer, 1835). Она посвящена вопросу о полярности растений: корень растет вниз, а стебель — вверх, к небу. Кильмейер пытается поставить и осветить вопрос о «поляризующей силе» в растении, которую он аналогизирует с «электромагнетизмом». В заключение надо еще упомянуть о химических курсах, читанных Кильмейером в начале XIX в. О курсе 1802 г. кратко сообщает Мартиус (Martius, 1866, S. 190— 197), он излагает некоторые места его. Другой современник — Йегер — приводит в примечании к своей статье, уже не раз упоминавшейся, подробный план курса химии, читанный Кильмейером с ноября 1804 г. по ноябрь 1805 г. в Тюбингене. План этот Йегер сам записал (Jaeger, 1845, S. LII—LVI). Данные о химических курсах Кильмейера, приводимые названными современниками его, отражают в какой-то мере важный период развития химии, когда в нее внедрялись работы Лавуазье, Пристли и других творцов новой химии. Для историка химии эти материалы о курсах Кильмейера могут представить некоторый интерес, также как и самобытная фигура Кильмейера как ученого химика. Все рассмотренные работы Кильмейера не дают полной картины его научного и философского мировоззрения. Лишь по некоторым высказываниям этого натуралиста можно приблизительно представить себе, что он думал о природе, о вселенной. Еще менее ясна эволюция его миропонимания за десятки лет от начала его профессуры.
Некоторые дополнительные сведения о Кильмейере можно почерпнуть из его деятельности как учителя молодежи, как популярного и любимого профессора.
