Хотя в течение первого года после установления Советской власти ряду контрреволюционных организаций в столице был нанесен ощутимый удар и многие из них перестали существовать, враги не сложили оружия. Ф. Э. Дзержинский говорил, что это "был период самой острой и беспощадной борьбы с раскрываемыми контрреволюционными организациями... период самой напряженной внутренней борьбы с теми, которые поддерживались и опирались на союзных империалистов"34. Такую поддержку получал кадетско-белогвардейский Национальный центр.
Основной костяк Центра по-прежнему находился в Москве, а его местные комитеты имелись как в Советской России, так и на Юге, Кавказе, в Сибири. Для координации действий и налаживания тесных контактов с Добровольческой армией туда выехали руководители Национального центра Астров, Степанов и Федоров. Там они образовали филиал Центра и стали принимать живейшее участие во всех делах в качестве советников, а затем и членов деникинского «правительства». Это, по мысли верхушки объединения, давало им возможность по мере продвижения деникинцев на север автоматически распространять на захваченных территориях свое политическое влияние. Если в Москве Национальный центр вел работу тайно, то в Киеве, на Кубани — открыто. Члены Национального центра организовывали и поддерживали кулацкие восстания, вели подрывную работу на железнодорожном транспорте, взрывали мосты, инспирировали злостный саботаж в учреждениях и на предприятиях, составляли именные списки видных коммунистов, которых они хотели уничтожить, а также фабриковали
сборник с тенденциозной подборкой материала о деятельности Советской власти, призванный дискредитировать пролетарскую революцию. Через свою петроградскую организацию летом 1919 г.
контрреволюционеры из Национального центра установили связь с английским шпионом П. Дюксом. Из Петрограда Дюкс приехал в Москву и при содействии своей помощницы Н. В. Петровской встретился с С. М. Леонтьевым, а затем и с Н. Н. Щепкиным. Дюкс предложил заговорщикам 500 тыс. руб. в месяц на содержание их организации. Крепла связь Национального центра и с военным антисоветским объединением — Штабом Добровольческой армии Московского района, который признал политическое руководство со стороны Центра. Эта военно-заговорщическая организация, считая себя
частью белогвардейских добровольческих войск, наступавших на Москву, на Советскую Республику, наладила прочные контакты с белогвардейскими генералами и союзниками, протянула свои щупальца к некоторым красноармейским частям, учреждениям. Она опиралась на свою агентуру в Высшей школе военной маскировки, Высшей стрелковой школе и Окружной артиллерийской школе, курсанты которых состояли преимущественно из бывших офицеров. Члены Штаба имели хорошую военную подготовку.
Организация, созданная по образцу будущего корпуса, располагала отличным вооружением, даже артиллерией. Командиры дивизий, бригад, полков, батальонов, рот, батарей и т. д. были назначены заранее. В случае надобности могли быть использованы даже броневики одной из военных школ.
Штаб Добровольческой армии Московского района возглавлял бывший генерал П. Н. Стогов, после его ареста — бывший генерал С. А. Кузнецов, а после ареста последнего — бывший полковник В. В. Ступин, являвшийся начальником штаба этой организации, в которой насчитывалось 800 кадровых офицеров. Штаб контрреволюционеров выработал детальный план вооруженного восстания, которое намечалось на вторую половину сентября 1919 г. Начать выступление предполагалось в Вешняках, Кунцеве и Волоколамске, отвлечь туда силы из столицы, а затем поднять мятеж и в самой Москве. Город по Садовому кольцу был разделен на сектора. Наиболее важными секторами считались Замоскворецкий, Лефортовский, Пресненский, Сущевско-Марьинский. На Садовом кольце заговорщики намеревались установить артиллерию, на прилегающих улицах — построить баррикады, отрезать правительственные учреждения от пролетарских районов, захватить вокзалы и артиллерию па Ходынке, а после этого сделать решающий бросок в центр города, к Кремлю. Враги предполагали «при успехе восстания в Москве овладеть московскими мощными радиостанциями, сообщить всем частям Красной Армии на фронте о падении Советской власти, внести тем самым замешательство в ряды Красной Армии и открыть фронт армиям Деникина» 35. А полчища Деникина заняли уже Харьков, Царицын, Воронеж, Курск, Орел. Кроме того, с северо-запада на Петроград двигались войска генералов Юденича и Родзянко, на севере орудовали белогвардейцы и интервенты, на востоке велись ожесточенные бои с Колчаком. В такой сложной и тяжелой обстановке подавление контрреволюции в тылу сыграло бы чрезвычайно важную роль, было бы существенной помощью фронту. Значительный вклад в разгром заговорщических сил в столице внес Комитет обороны Москвы, созданный по инициативе Ф. Э. Дзержинского. Он являлся одним из чрезвычайных органов в деле мобилизации всех трудящихся
на приведение Москвы в состояние боевой готовности. Отмечая заслуги Комитета в борьбе с контрреволюцией, резолюция Общегородской конференции РКП (б) от 24 сентября 1919 г. подчеркивала, что образованный «Московским Комитетом и Московским Советом рабочих и красноармейских депутатов Комитет обороны г. Москвы, задачей которого является в этот трудный и решительный момент революции быстрое подавление контрреволюции в столице, за короткий срок своего существования
принял ряд целесообразных мер по ликвидации белогвардейских заговоров и по приведению рядов борющегося пролетариата в полный порядок» 36. Уже в начале сентября 1919 г. в Москве было введено военное положение. В связи с этим значительно усиливалась охрана учреждений и предприятий, движение по улицам прекращалось в 23 часа, вооруженные патрули обходили свои участки, контролировали въезд и выезд из города. Неработающее население подлежало регистрации.
Значительная часть коммунистов была переведена на казарменное положение. Они составили также костяк отрядов особого назначения, которые широко использовались ВЧК для проведения облав и ареста контрреволюционеров. Непосредственная участница событий тех лет старый член партии Е. Я. Драбкина вспоминает: "Как-то вечером нас вызвали в райком партии. На эту ночь все члены
партии Городского и Краснопресненского районов были мобилизованы для проведения массовой облавы в центральных кварталах Москвы. По улицам расхаживали усиленные патрули. У ворот и парадных дежурили посты. В квартирах, на чердаках и в подвалах проводились сплошные обыски. Прежде чем приступить к делу, участников облавы собрали во дворе дома на Рождественском бульваре, где
помещались районный комитет партии и штаб отряда особого назначения. Член коллегии ВЧК Мартын Янович Лацис обратился к присутствующим с напутственным словом. Он говорил о том, что за последнее время произошло множество случаев предательства, измены, шпионажа, перехода на сторону врага. За всем этим угадывается широкий контрреволюционный заговор (курсив наш.—
В. К.)" 37. Каждый дом обыскивала специальная группа проверенных людей. Их встречали испуганные «господа», но чаще — молодые люди с военной выправкой и плохо скрываемой злобной усмешкой. В одном из домов на Тверской улице группа, в которую входила Е. Я. Драбкина, на чердаке обнаружила шашки, патроны, несколько наганов, запасный ствол от пулемета, а в пустой квартире — склад одежды, мешки с мукой, ящики консервов. Возвратившись утром в штаб отряда особого назначения, вспоминает далее Е. Я. Драбкина, она услышала лаконичные доклады руководителей специальных групп: "Изъято оружие: винтовки разные, сабли, тесаки, военный бинокль, револьверы, палатка, брюки офицерские, кители офицерские, седла кавалерийские, кобуры, порох,
патроны винтовочные, ленты пулеметные... Проживают женщины, а вещи оказались мужские... Открыв шкаф, мы обнаружили в нем неизвестного гражданина, при котором не оказалось документов, но оказался револьвер системы «наган» и денег триста одиннадцать тысяч двести семьдесят четыре рубля одиннадцать копеек" 38. Тогда же были обнаружены подпольная типография, имевшая четыре плоскопечатные машины, готовый набор номера антисоветской газеты и тысячи листовок контрреволюционного содержания. МЧК сообщала 13 сентября, что массовые обыски оздоровили обстановку в городе и позволили изъять значительное количество спрятанного оружия. Проведение указанных экстренных мер не давало возможности контрреволюционерам активизироваться, сковывало их инициативу, постепенно сужало кольцо вокруг их заговорщических центров, подготавливало и приближало их разгром. Действительно, вскоре органам ВЧК удалось наконец напасть на след Национального центра. Первая ниточка, которая вела к ядру организации, была обнаружена еще в июне 1919 г. При ликвидации мятежа на «Красной горке» * стало ясно, что на Петроградском боевом участке существует разветвленная шпионская сеть. Тогда же у убитого под Петроградом перебежчика нашли документы на имя бывшего офицера А. Никитенко и спрятанное в папиросе письмо, адресованное генералу Родзянко и подписанное «ВИК». В июле на финской границе у двух других задержанных шпионов обнаружили зашифрованное донесение для штаба Юденича, подписанное так же таинственно «ВИК». Следствие установило, что донесение шпионы получили от петроградского инженера кадета В. Штейнингера. После ареста он признался, что является разыскиваемым «ВИКом». Оказалось, что «ВИК» был членом руководства петроградского филиала Национального центра. Аресты контрреволюционеров лишили Юденича многих шпионов в тылу советских войск.
* В июне 1919 г. на подступах к Петрограду в форте «Красная горка» вспыхнул контрреволюционный мятеж, возглавленный
бывшим офицером Неклюдовым. В ночь на 10 июня мятежники были разгромлены.
Пресечению враждебной деятельности заговорщиков большое значение придавал В. И. Ленин. 22 августа заместитель начальника Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский представил В. И. Ленину доклад, в котором сообщались сведения о контрреволюционном Национальном центре. «В настоящий момент,— подчеркивалось в докладе,— мы имеем уже в руках нити центральной организации» 39. Ответом В. И. Ленина явилась его записка Ф. Э. Дзержинскому от 23 августа 1919 г. В ней он предлагал обратить на операцию по ликвидации врагов революции «сугубое внимание. Быстро и энергично и пошире надо захватить» 40. В июле в Вятской губернии в руки чекистов попал
агент Колчака Н. Крашенинников почти с миллионом рублей, предназначенных для московских контрреволюционеров. Его доставили в Москву и поместили в тюрьму. Оттуда Крашенинников пытался передать две записки, адресованные Н. Н. Щепкину или А. Д. Алферову. Главарь Национального центра был арестован в ночь на 29 августа 1919 г., причем, как говорит в своих воспоминаниях старый чекист Ф. Т. Фомин, Ф. Э. Дзержинский «сам произвел обыск квартиры и арестовал...Н. Н. Щепкина» 41. Щепкина взяли в тот момент, когда он принимал донесение от лазутчика Деникина. Во дворе обнаружили тайник, буквально начиненный шпионскими материалами. Вот их неполный перечень: «I. Записка с изложением стратегического плана действий Красной Армии от Саратова. 2. Сводка о составе армий Западного, Восточного, Туркестанского и Южного фронтов на 15 августа 1919 г. с указанием номеров дивизий и мер, принимаемых советским командованием для укрепления Южного фронта (переброска частей с Восточного фронта), а также с
описанием плана действий одной из армейских групп на Южном фронте. 3. Сведения о численности и дислокации частей 9-й армии Южного фронта (по дивизиям) по состоянию на 20 августа. 4. Подробное и весьма точное описание Тульского укрепленного района с указанием количества и мест расположения зенитных батарей, а также сведения о расположении базисных складов на Южном фронте.
5. Датированное 22 августа письмо членам «правительства», содержавшее сведения о сношениях, деньгах и планах московской организации Национального центра и тексты лозунгов, которые должны быть провозглашены при продвижении «добровольческой» армии к Москве... 6. Письмо, содержавшее военно-шпионские данные об отдельных армиях, предположительных стратегических планах советского командования и сообщение об имевшихся в Москве белогвардейских силах» 42.
Даже простое перечисление этих документов свидетельствует об огромном вреде, который наносил Центр обороноспособности Советской Республики. Произведенный тогда же обыск у А. Д. Алферова позволил обнаружить еще немало важных секретных документов. В своих мемуарах Ф. Т. Фомин пишет, что после обсуждения плана операции у Ф. Э. Дзержинского он и три бойца во главе с членом Коллегии ВЧК В. А. Аванесовым отправились на Малую Дмитровку. «Машину мы остановили в ближайшем переулке, а сами пошли к серому дому, где жил один из главарей заговора — Алферов. Квартира его была одновременно и местом явки заговорщиков. Войдя во двор, мы осторожно поднялись по черному
ходу в бельэтаж. В ночной тишине гулко раздался наш стук в дверь. Старческий голос испуганно спросил: — Кто там? — Милиция,— ответил Аванесов. — Что вам нужно? — Ищем дезертиров.
— Дезертиров у нас нет. — Откройте! Дверь чуть приотворилась. Я рванул ее на себя, и мы
вошли в тускло освещенную кухню. Перед нами стояла женщина в накинутом на плечи пальто, по-видимому прислуга. — Где Алферов? — Они спят... Обыск длился всю ночь.. Измучились мы, надо сказать, порядком. Перелистали все книги, отбили в комнатах плинтуса, подняли весь паркет, но ничего не нашли. И уже только под самое утро взгляд Аванесова остановился на мраморном пресс-папье, украшавшем письменный стол. Аванесов осторожно развинтил его, снял верхнюю
мраморную плитку, и мы увидели под ней сложенный вдвое небольшой листочек тонкой бумаги, сплошь исписанный бисерным почерком,— длинный перечень фамилий » 43. Кроме того, в квартире была найдена записная книжка с именами и зашифрованными телефонами многих участников заговора; некоторые из них тут же были вызваны к Алферову. Утром чекисты привезли в ВЧК Алферова и доложили Дзержинскому о проделанной работе. «Измученное бессонницей и нечеловечески напряженным трудом лицо Феликса Эдмундовича мгновенно просветлело, он пробежал глазами список и уверенно сказал: "Теперь все в наших руках!"» 44. Разматывая далее вражеский клубок, чекисты напали на след военной организации заговорщиков — Штаба Добровольческой армии Московского района. Дело в том, что в засаду, оставленную на квартире Щепкина, помимо прочих, попался и белогвардеец П. Мартынов, состоявший в этой организации. От него и от добровольно явившегося в ВЧК врача одной из военных школ удалось узнать о существовании заговора среди военных, причем врач просил обратить особое внимание на начальника Окружной артиллерийской школы бывшего полковника Миллера.
Особый отдел ВЧК выяснил, что Миллер пытался получить для артиллерийской школы скорострельные пушки, а в личное пользование мотоцикл. Ему выделили только мотоцикл... с чекистом в качестве водителя. Тревожные сигналы поступали и из других источников... Под Москвой, в Кунцеве, находилась Высшая школа военной маскировки, созданная по инициативе бывших офицеров братьев Сучковых. Однажды в школу для проверки постановки партийной работы приехала инструктор
МК РКП (б). Ожидая в коридоре отсутствующего комиссара школы, она невольно подслушала разговор курсантов о готовящемся выступлении против Советской власти. Проявив хладнокровие и выдержку, женщина узнала фамилии участников разговора и немедленно поехала в ВЧК, к Дзержинскому.
Вызвала подозрение и другая военная школа, расположенная в Кусково. Ее курсантами были в основном бывшие юнкера и офицеры. Под видом инспектора библиотечного отдела Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса) РСФСР туда для разведки направился комендант Кремля П. Д. Мальков. Выяснилось, что, как и кунцевская, эта школа также ненадежна. Вскоре ВЧК уже знала адреса многих контрреволюционеров. В ночь на 19 сентября 1919 г. заговорщики из Штаба Добровольческой армии Московского района были арестованы. Помимо чекистов, в операции участвовали солдаты,
кремлевские курсанты, рабочие-коммунисты. Были также разоружены военные школы. За решетку попало около 700 человек. Успеху проведенных операций способствовали тесные контакты между Ф. Э. Дзержинским и ЦК РКП (б). Партийному руководству чекистскими органами Феликс Эдмундович придавал первостепенное значение *. Нанеся сокрушительные удары по врагам пролетариата, ВЧК в обращении «Ко всем гражданам Советской России!» дала убийственную характеристику заговорщикам:
"Рабочие! Посмотрите на этих людей! Кто собрался вас продать и предать? Тут и кадетские домовладельцы, и «благородные» педагоги со шпионским клеймом на лбу, офицеры и генералы, инженеры и бывшие князья, бароны и захудалые правые меньшевики. Князь Андронников, друг Распутина и Николая, обвинявшийся в германском шпионаже, кадет Щепкин, председатель Национального центра, генерал Махов, барон Штремберг и меньшевик Розанов, попавший в засаду на квартире истинно русского шпиона Вильгельма Штейнингера,— все смешалось в отвратительную кучу разбойников, шпионов, предателей, продажных слуг английского банка" 45. ВЧК сумела вовремя сорвать коварные планы реакции, но окончательно ликвидировать все звенья Национального
центра и родственных ему организаций удалось несколько позднее. Арест в феврале 1920 г. новой группы контрреволюционеров, в том числе Н. Виноградского и С. Котлярев-
* 18 сентября 1919 г. Ф. Э. Дзержинский сделал информационный доклад на объединенном заседании Политического и Организационного бюро ЦК РКП (б) о подготовке белогвардейцами выступления в столице, а 21 сентября на заседании ЦК РКП (б) председатель ВЧК отчитывался о проведенных в течение последних дней арестах контрреволюционеров из Национального центра и его военной группы.
ского, помог выявить многих заговорщиков и добраться до неизвестного ранее Тактического центра.
История создания этого объединения восходит к зиме 1918/19 гг., когда у бывшей экономистки Е. Кусковой собирались представители различных контрреволюционных огранизаций Москвы. Несмотря на разногласия тактического характера, все они сходились в одном — в лютой ненависти к Советской власти. Стремление всех групп «русской общественности» — от монархистов до правых эсеров — выработать единую антисоветскую платформу, а также давление военных способствовали тому, что
контрреволюционеры сделали решительные шаги навстречу друг другу *, пошли даже на взаимные уступки: монархисты соглашались на Национальное собрание, а «социалисты» признавали военную диктатуру. «Известия ВЦИК», выступившие в августе 1920 г. с серией разоблачительных статей, по этому поводу писали: «...В апреле 1919 г. образуется Тактический центр, объединяющий СОД, НЦ и СВ **. Договорившиеся группы остановились на следующей общей платформе: восстановление государственного единства России; национальное собрание, долженствующее разрешить вопрос о форме
правления в России; единоличная диктаторского характера военная власть, восстанавливающая в стране «порядок» и разрешающая на основе признаваемого права личной собственности ряд неотложных мероприятий экономического и социального характера; вместе с тем ТЦ высказывается за признание Колчака верховным правителем России. В Тактический центр входят от НЦ — Н. Н. Щепкин и Герасимов, имея заместителем С. Е. Трубецкого; от СВ — С. П. Мельгунов и от СОД — Д. М. Щепкин и С. М. Леонтьев. Вслед за образованием Тактического центра в его заседаниях последовательно принимают участие руководители военной организации. Решение наиболее важных вопросов возлагается в целях конспирации на особую военную комиссию в составе Н. Н. Щеп-
* Ноябрьская революция 1918 г. в Германии, разрушившая надежды контрреволюционного Совета общественных деятелей на существенную помощь Германии, ликвидировала разногласия Совета с Национальным центром, ориентировавшимся на Антанту. ** Совет общественных деятелей, Национальный центр, Союз возрождения России.
кина, С. М. Леонтьева и С. Е. Трубецкого. Эта комиссия имела целью наиболее точное и полное осведомление представителей всех трех политических организаций * об общем военном положении и подготовлявшихся шагах» 46.
В августе 1920 г. именитые профессора и «популярные общественные деятели», приверженцы конституционной монархии, земцы и промышленные тузы, стремившиеся повернуть колесо истории вспять, предстали перед Верховным революционным трибуналом. Государственный обвинитель Н. В. Крыленко справедливо сказал на процессе о том, что в зале заседаний вершится суд революции над «теми людьми, которые в эпоху величайшего в мире переворота дерзнули поднять против него руку» 47.
Крах «защитников свободы»
Не последнее место в цепи заговорщических организаций занимал Союз защиты родины и свободы. Центр Союза находился в Москве. Его возглавлял наемник русского и иностранного капитала Б. В. Савинков. Этот некогда известный эсеровский боевик, организатор покушений на видных царских сановников и великого князя враждебно встретил Октябрьскую революцию и стал ее непримиримым противником. В дни Октября он
участвовал в красновской авантюре, а после ее провала скрывался на белогвардейском Дону. Однако долго он там не задержался. Савинков чувствовал, что монархисты не простят ему былых увлечений взрывами и покушениями на августейших особ и терпят его временно. К тому же Савинков всегда стремился быть первым, а тут приходилось довольствоваться вторыми ролями. В середине января 1918 г., стремясь объединить контрреволюционные силы, Савинков отправился сначала в
Петроград, а спустя некоторое время в Москву. Обстановка в столице способствовала осуществлению его плана. К весне 1918 г. здесь оказалось немало бывших офицеров. Не желая мириться со своим поражением,
* Входившие в Тактический центр объединения сохраняли за собой автономию, самостоятельность и организационную обособленность.
они стали объединяться в многочисленные тайные союзы и группы. Именно в их лице Савинков нашел единомышленников. И он, не теряя времени, развернул бурную деятельность по формированию контрреволюционного объединения, получившего название Союз защиты родины и свободы. Вместе со своим помощником, артиллерийским полковником А. П. Перхуровым, Савинков сколотил ядро
Союза. Структура Союза была тщательно продумана и законспирирована: каждый рядовой член знал только одного человека, а каждый руководящий — четырех. Во главе всей организации стоял Савинков. Вооруженными силами ведал царский генерал Рычков, начальником штаба был полковник Перхуров. В штабе имелось несколько отделов: мобилизационный, оперативный, агитационный, террористический, иногородний, конспиративный, разведки и контрразведки, снабжения. Все члены Союза получали
жалованье. Новички принимались в организацию по рекомендациям. Старший по чину назначался начальником группы. Переписка была зашифрована. Штаб Союза располагался на Остоженке, в Молочном
переулке, в доме № 2. Для прикрытия его деятельности доктор Д. С. Григорьев открыл здесь медицинский кабинет, где постоянно дежурил кто-нибудь из руководства. Отсюда, из Молочного переулка, исходили все распоряжения на текущий день. В апреле 1918 г. Савинков послал донесение на Дон о проделанной работе и получил от генерала Алексеева полное одобрение. Привлекая под свои знамена антисоветчиков разных мастей: эсеров, кадетов, меньшевиков, монархистов и беспартийных,— Савинков проявил необычайную изворотливость и постарался под флагом беспартийности затушевать свои истинные цели и программу. С каждым он вел разговор на понятном для того языке.
В руководящее ядро Союза Савинков включил монархистов Рычкова и Перхурова. Однако для «наружного
употребления» упорно распространялась версия о том, что помыслы организации сводятся к созыву Учредительного собрания, которое решит дальнейшую судьбу страны. По мнению Савинкова, следовало создать твердую и сильную власть во главе с «лидером нации», на роль которого он давно готовил себя. Естественно, об этом Савинков до поры до времени предпочитал особенно не распространяться. Ближайшие задачи Союза защиты родины и свободы сводились к свержению Советской власти, установлению единоличной военной диктатуры, созданию новой армии
для войны с Германией, опираясь на «союзников»,— именно Антанта финансировала Союз. Особенно тесные отношения установились с французами. Французский посол Ж. Нуланс и консул Гренар пристально следили за деятельностью Союза. По заявлению самого Савинкова, от французов он получил около 2,5 млн. руб. Савинков имел связи также с английской и американской разведками. Впоследствии английские шпионы Б. Локкарт и С. Рейли признали это. В субсидиях не отказывали и чехи. В начале марта 1918 г. в московском отеле «Националь» состоялись встречи Т. Масарика с Савинковым. Вскоре Масарик через своих людей передал организации 200 тыс. руб. Союз защиты родины и свободы поддерживал контакты с другими антисоветскими объединениями и партиями:
с эсеровскими центрами, белогвардейскими генералами. Встречи Савинкова с эсерами были частыми. На них обсуждались вопросы, касавшиеся совместных действий, и шел разговор на чисто политические темы. Это особо отмечал заместитель председателя ВЧК Я. X. Петерс на заседании Моссовета 25 июня 1918 г. Ячейки Союза защиты родины и свободы действовали в Петрограде, Киеве, Ярославле, Казани, Рыбинске, Костроме и других городах страны. Эти группы были довольно большими. Например, казанская организация насчитывала 500 человек и располагала значительным количеством оружия. Всего к концу мая в Союзе состояло в Москве и провинциальных городах России до 5,5 тыс. человек, объединенных в пехотные, кавалерийские и саперные подразделения. Причем только в московской пехоте имелось 400 офицеров. В распоряжении заговорщиков находилась типография, выпускавшая антисоветские листовки. В Москве агенты Савинкова проникли в некоторые советские государственные и военные учреждения. Так, савинковцами являлись начальник одного из эскадронов
Красной Армии, один из руководителей продовольственной милиции. В Петрограде савинковцы пролезли на флот и «трудились» над приведением в негодность военных кораблей. Члены Союза участвовали во всякого рода бандитских налетах, вылазках и грабежах. Для подготовки восстания в Москве савинковцы занимались предварительной разведкой в городе. Им важно было знать, в каких домах находятся советские учреждения, где размещены воинские подразделения Красной Армии, склады.
Контрреволюционеры вынашивали злодейский план покушения на В. И. Ленина. За вождем пролетариата они установили слежку. Подготовкой этой операции руководил лично Савинков. К счастью, осуществить замысел савинковцам не удалось. Более того, Союзу защиты родины и свободы в Москве и Казани был нанесен ощутимый удар. Все началось с того, что чекисты задержали юнкера Иванова (Мешкова). Этот молодой человек лечился в больнице Покровской общины. Симпатизируя одной из сестер милосердия, он посоветовал ей покинуть Москву, так как вскоре, по его словам, в городе должно было начаться восстание. Эти сведения от сестры милосердия поступили к командиру латышского полка, охранявшего Кремль, а затем в ВЧК. За юнкером установили наблюдение. Вскоре была
обнаружена одна из подозрительных квартир в Малом Левшинском переулке. В квартире произвели обыск и арестовали находившихся там 13 заговорщиков. На столе в ворохе бумаг чекисты обнаружили военные схемы, а у задержанных — машинописный экземпляр программы Союза защиты родины и свободы, печати, пароли, казанские и московские адреса. На допросах Иванову раскрыли глаза на происходившие события, и после некоторых колебаний он назвал имена 11 офицеров, состоявших в организации.
Вскоре был арестован один из деятельных членов московской организации Союза, бывший штабс-капитан Пинка (Пинкус). Он при условии сохранения жизни согласился выдать всю организацию.
В это же время ВЧК получила письмо от рабочего Нифонова, который сообщал, что частный медицинский
кабинет в Молочном переулке посещают подозрительные господа. К вечеру 30 мая ВЧК арестовала до 100 членов Союза. Однако Б. В. Савинкову, А. П. Перхурову, Д. С. Григорьеву и некоторым другим на этот раз удалось скрыться. У задержанных нашли много фальшивых печатей и штемпелей ряда советских учреждений, а также документы, благодаря которым они могли вести подрывную работу. В нескольких случаях контрреволюционеры оказали вооруженное сопротивление, в результате чего были жертвы. Арестовала ВЧК мятежников и в Казани. Неудачи не отрезвили Савинкова. Да и союзники, финансировавшие организацию, требовали решительных действий. Французский посол Нуланс подталкивал к началу выступления. В июне 1918 г. был окончательно разработан план восстания, сводившийся к захвату Верхней Волги и продвижению мятежников с помощью англо-французского десанта на Москву. Не последняя роль отводилась и чехословацкому корпусу. Для реализации плана французы выдали савинковцам 2 млн. руб. Познакомившаяся (по просьбе Савинкова) с намерениями Союза военная комиссия Национального центра одобрила его замыслы, хотя впоследствии и отрицала этот факт. «Как
раз в июле 1918 года,— говорил В. И. Ленин,— тучи, казалось бы, самые грозные и беды, казалось бы, совершенно непоправимые скопились вокруг Советской республики...Лето 1918 года совпало с громадным заговором в Ярославле, который был, как теперь доказано и признано участниками, вызван французским послом Нулансом...С востока врагу в это время удалось захватить Самару, Казань, Симбирск, Сызрань, Саратов. С юга казацкие войска, подкрепляемые германским империализмом,—
это установлено с полной точностью,— подкрепляемые германским империализмом, получали деньги и вооружение. Враги напали на нас, они окружили нас с двух сторон, они издевались над нами» 48. Однако планы врагов Советской власти не осуществились. Отряды Красной Армии и вооруженных рабочих, руководимые большевиками, совместными усилиями нанесли савинковцам в Ярославле, Рыбинске, Муроме сокрушительные удары и подавили мятежи (надежда повстанцев на помощь «союзников» из Архангельска не сбылась). Контрреволюционеры не смогли закрепиться в городах Верхнего Поволжья (16 дней они продержались лишь в Ярославле, превратив его, как отмечалось в отчете о разрушениях города, из «чистого, уютного и красивейшего волжского города... в грязный, наполовину уничтоженный город с громадными площадями-кладбищами, покрытыми развалинами и остатками пожарищ...» 49). Мечта соединить в единый антисоветский фронт войска интервентов на севере с мятежным чехословацким корпусом на востоке для совместного похода на Москву рухнула. Савинков вскоре бежал за границу. В августе 1924 г. он проник в пределы СССР, был арестован органами Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) и предстал перед судом. Не удалось избежать возмездия и руководителю ярославского мятежа полковнику Перхурову. Через четыре года его разоблачили, и вскоре Перхурова в Ярославле судила Военная коллегия Верховного ревтрибунала. Ему был вынесен смертный приговор. Разгром Союза защиты родины и свободы выбил еще одно, и очень опасное для революции, звено в общей цепи
многочисленных заговоров.
«К бомбам Каледина ... бомбы лжи»
Не последнюю роль в борьбе с Советской властью отводила буржуазия прессе. «Буржуазия (во всем мире) еще
сильнее нас,— указывал В. И. Ленин,— и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (=свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу»50. Вождь революции подчеркивал, что большевики не допустят, чтобы «к бомбам Каледина» добавлялись «бомбы лжи» 51. Для упрочения Советской власти нужно было ликвидировать антисоветскую пропагандистскую машину. Борьба с буржуазной прессой началась еще до победы Великого Октября. И в этом огромная заслуга большевистской печати. В Москве до Октябрьской революции существовало несколько изданий, стоявших на платформе большевиков. С марта 1917 г. начал выходить боевой орган московских большевиков газета «Социал-демократ» (тиражом от 47 тыс. до 60 тыс. экземпляров), перед самым Октябрем — «Деревенская правда», в работе которой принимали деятельное
участие большевики И. И. Скворцов-Степанов и М. С. Ольминский, сотрудничали В. А. Карпинский, Г. А. Усиевич, А. С. Серафимович. Большой популярностью пользовались «Известия Московского Совета рабочих депутатов». Утром 26 октября 1917 г. буржуазные газеты не вышли. В начале ноября на заседании МК, Областного бюро и Окружного комитета РСДРП (б) специально рассматривался вопрос о контрреволюционной печати. Принятая резолюция подчеркивала, что буржуазные газеты закрываются до организации новой власти. Были опечатаны типографии «Русских ведомостей», «Русского слова», «Утра России», «Раннего утра». Вопрос об антисоветской прессе не сходил с повестки дня Московского ВРК 52, который не проявил, однако,
должной твердости в его решении. На утреннем заседании 6 ноября Московский ВРК признал возможным возобновить выход буржуазных газет в зависимости от назначенного срока выборов в Учредительное собрание. М. Н. Покровскому и И. И. Скворцову-Степанову поручалось выработать декрет о печати. В тот же день на вечернем заседании декрет о печати был утвержден. В нем говорилось, что ввиду прекращения в городе военных действий, в преддверии выборов в Учредительное собрание, предполагающих свободу агитации для всех партий, ВРК постановляет: с 8 ноября разрешить в Москве возобновить работу всех органов печати при условии, что они выдадут зарплату рабочим за время их вынужденного простоя. Разрешая выход буржуазных газет, ВРК предупреждал их владельцев о недопустимости агитации против Советской власти. Но такие газеты, как «Труд», «Вперед», стоявшие на соглашательских позициях, и др., упорно продолжали заполнять свои страницы клеветой на Советскую власть. Между тем Декрет о печати, подписанный В. И. Лениным 27 октября 1917 г., требовал принятия самых решительных мер в борьбе с контрреволюционной прессой. Согласно декрету, закрытию подлежали органы, призывавшие к неповиновению правительству и деяниям преступного характера, вносившие смуту, извращавшие факты. Несколько позднее, на объединенном заседании
ВЦИК, Моссовета и представителей профсоюзов Я. М. Свердлов в ответ на жалобы Л. Мартова о «несправедливости» по отношению к буржуазной прессе заявил, что у нас есть свобода печати, но не для того, «чтобы враги Советской власти могли сеять панику, раздор в России» 53.
После обсуждения вопроса о печати в ноябре 1917 г. во ВЦИК была принята резолюция, в которой подчеркивалось, что восстановление «так называемой «свободы печати», т. е. простое возвращение типографий и бумаги капиталистам — отравителям народного сознания, явилось бы недопустимой капитуляцией перед волей капитала, сдачей одной из важнейших позиций рабочей и крестьянской революции, т. е. мерой безусловно контрреволюционного характера» 54.
Советская власть, проводя гибкую политику, использовала, кроме насильственных, также экономические меры воздействия на буржуазную печать. Декрет СНК «О введении государственной монополии на объявления», принятый в начале ноября 1917 г., был направлен на подрыв материальной базы издателей, получавших огромные прибыли от печатания объявлений. В декрете говорилось: «Печатание за плату объявлений в периодических изданиях печати, равно в сборниках и афишах, а также сдача объявлений в киоски, конторы и т. п. учреждения объявляются монополией государства» 55. На эту сторону дела не раз обращал внимание В. И. Ленин. На одном из заседаний ВЦИК он говорил: «Частные объявления должны быть признаны монополией» 56.
9 декабря 1917 г. Президиум Моссовета заслушал доклад комиссара по делам печати большевика В. Н. Подбельского * о нарушении буржуазной прессой военной
* Подбельский Вадим Николаевич (1887—1920) —член партии большевиков с 1905 г. За революционную деятельность неоднократно
преследовался царскими властями. Был в эмиграции. С 1915 г. работал в Москве. После Февральской буржуазно-дсмократической революции 1917 г.—член МК РСДРП (б), гласный Московской городской думы (по списку большевиков), сотрудник редакции газеты «Социал-демократ». Активный участник Великой
Октябрьской социалистической революции. Член Боевого партийного центра. В 1917 г.— комиссар почт и телеграфа Москвы, затем окружной комиссар. С мая 1918г.—народный комиссар почт и телеграфа РСФСР. Делегат VI съезда РСДРП (б) (1917) и VIII съезда РКП (б) (1919).
цензуры, введенной в связи с объявлением Москвы на военном положении с 8 по 20 декабря 1917 г. (предварительному просмотру подлежали все сообщения в периодических изданиях, касавшиеся политической жизни
страны). Президиум потребовал усилить контроль за просмотром цензурой политических материалов.
Через несколько дней, 12 декабря, Моссовет постановил все буржуазные газеты закрыть, так как они не подчинились требованиям военной цензуры и не представили материалы на просмотр в Комиссариат по делам печати. Вскоре газеты, однако, снова стали выходить. Но контроль за антисоветской прессой в особо сложных обстоятельствах всякий раз усиливался. Так, при очередном введении 24 февраля 1918 г. военного положения Чрезвычайный штаб МВО издал приказ, по которому все органы печати обязывались помещать правительственные и военные сообщения только после их тщательной проверки. Комиссар по делам печати, в свою очередь, обязал владельцев типографий на выпускаемой продукции ставить обозначение фирмы. Однако для более эффективной борьбы с контрреволюционной прессой и нарушением ею существовавшего законодательства требовался специальный судебный орган.
Им стал учрежденный Советским правительством Ревтрибунал печати. В его компетенцию входили преступления в антинародных целях, совершенные с помощью прессы. Ревтрибуналу предоставлялось право применять различные виды наказаний: от денежного штрафа до лишения виновных всех или некоторых политических прав. «Решения Революционного трибунала печати окончательны и обжалованию не подлежат,— говорилось в декрете о трибунале.— Комиссариат по делам печати при
Совете рабочих и солдатских депутатов приводит в исполнение постановления и приговоры Революционного трибунала печати» 57. Московский ревтрибунал печати, приступивший к своим обязанностям в марте 1918 г., просуществовал недолго. В апреле на основании доклада представителя Московского ревтрибунала и мнения коллегии НКЮ СНК г. Москвы и Московской области постановил Ревтрибунал печати упразднить и передать его дела в Московский ревтрибунал.
Однако до переезда Советского правительства в Москву, несмотря на все ограничения и судебные преследования, антисоветская пресса, поддерживаемая меньшевистским руководством профсоюза печатников, чувствовала себя менее стесненной, чем в Петрограде. Вскоре на эту сторону дела обратил внимание В. И. Ленин. На заседании СНК РСФСР 18 марта 1918 г. (в связи с начавшейся клеветнической кампанией антисоветской печати, выступавшей против ратифицированного Брестского мирного договора) был рассмотрен вопрос о московской буржуазной прессе. СНК предложил НКЮ
войти в контакт с Моссоветом и ВЧК, с тем чтобы немедленно закрыть антисоветские газеты и предать суду их редакторов и издателей. На следующий день МК РКП (б) обратился в Моссовет с предложением закрыть газеты, боровшиеся с революцией и сеявшие панику среди населения. 19 марта
1918 г. Президиум Моссовета обязал В. Н. Подбельского усилить надзор за контрреволюционной прессой. Наиболее злостные печатные органы (в их числе газеты «Московский вечерний час» и «Мысль») были закрыты. Поскольку в стране ощущался недостаток бумаги, а распоряжения Советской власти требовалось довести до каждого человека, было решено использовать для их распространения не только официальные издания, но и буржуазную прессу. 3 апреля 1918 г. вышло постановление ВЦИК, обязывавшее буржуазные газеты печатать декреты, распоряжения и приказы как центральных, так и местных советских органов. За нарушение данного нормативного акта многие газеты поплатились крупными денежными штрафами. Например, одну из московских газет комиссар по делам
печати оштрафовал на 10 тыс. руб. После перенесения столицы в Москву большую работу по борьбе с злоупотреблениями печати проводила также ВЧК. Ф. Э. Дзержинский придавал этой стороне деятельности ВЧК первостепенное значение. В мае 1918 г. он обратился в Моссовет с просьбой передать все дела по борьбе с контрреволюционной прессой Чрезвычайной комиссии. Буржуазная пресса, являвшаяся орудием московских капиталистов, натолкнулась на решительное противодействие со стороны рабоче-крестьянской власти.
Глава 3
ЧЕРНЫЕ БРАТСТВА НЕ ДОСТИГЛИ ЦЕЛИ
Под грохот канонады
В царской России церковь была одним из звеньев полицейско-бюрократического государственного аппарата, ярым противником всего нового, верным защитником самодержавия. Антисоветская деятельность московских церковных кругов явилась прямым продолжением их контрреволюционной деятельности, начатой задолго до того, как власть в городе полностью взял в свои руки пролетариат. В августе 1917 г. в Успенском соборе, в Кремле, открылся Всероссийский собор православной церкви. Наряду с иными проблемами на повестке дня стоял вопрос о восстановлении патриаршества. Дебатировался он долго. Одни архиереи были — за, другие — против. Минуло несколько месяцев, свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, власть в городе перешла к Советам, и вопрос об избрании патриарха отодвинул на второй план все другие проблемы. Почему же так случилось? Нетрудно догадаться. Победу пролетариата церковь встретила с нескрываемой ненавистью и стала собирать силы. В этот момент ей и понадобился вождь. Выражаясь военным языком, у контрреволюционной церкви была многочисленная армия (рядовые священники, монахи и т. п.), имелся свой генеральный штаб (вселенский собор), но не было главнокомандующего. Кто же претендовал на роль вождя, «спасителя отечества»? Трое желающих: Антоний, Арсений и Тихон. Все — крайние реакционеры, твердолобые монархисты, мечтавшие восстановить на престоле императора. 5 ноября в храме Христа Спасителя из золотого ковчежца иеромонах Зосимовой пустыни Алексий, перекрестившись, вынул одну из трех опущенных туда записок
с именами кандидатов. В ней значился митрополит Тихон. 8 ноября в Успенском соборе состоялась интронизация патриарха Тихона. Его обрядили в дорогие одежды, вручили патриарший посох и произнесли приличествующие случаю елейные речи. Торжества закончились банкетом,
благо деньги у вселенского собора не переводились (достаточно сказать, что в 1918 г. на его нужды частные лица и церкви Москвы пожертвовали около 116 тыс. руб.). Для того чтобы лучше понять «деяния» нового главы церкви, вернемся к событиям октябрьских дней. 28 октября 1917 г. на улицах города шли ожесточенные бои. В тот же день в приходских и монастырских церквах по указанию митрополита Тихона служили молебны об «утишении страстей народных», призывавшие пролетариев города прекратить борьбу. Но только пролетариев. Священники утверждали, что сохраняют нейтралитет, и с возмущением отвергали просьбы красногвардейцев дать им возможность занять колокольни. Другое дело юнкера. Для тех двери церквей всегда открывались настежь. Юнкера заняли храм Христа Спасителя и установили пулеметы наверху и в саду (возле храма). Огневые
точки находились в Иверсксй часовне, церквах на Мясницкой, Поварской, Большой Никитской улицах и т. д. Не только церкви, но и монастыри служили надежным убежищем контрреволюционерам. Укрывшись за толстыми стенами Зачатьевского женского монастыря, белогвардейцы расстреливали из пулеметов революционные части. Этот монастырь они облюбовали недаром: он защищал подступы к штабу МВО. Рабочим и солдатам пришлось брать его штурмом. В Рогожском районе упорное сопротивление оказали белые, засевшие с пулеметом на колокольне церкви Сергия. По рабочим баррикадам стреляли из мортиры и пулеметов, установленных в Андрониковом монастыре. Продвижению красногвардейских отрядов по Варварке и Солянке мешали юнкера, занявшие колокольни церквей. Колокольни кремлевских храмов также были использованы в качестве пулеметных гнезд. 2 ноября, когда крах врагов революции стал очевиден, делегация от собора в составе митрополита Платона,
епископа Нестора и других с пением молитв отправилась в Московский ВРК. Здесь она пыталась склонить руководство к свертыванию борьбы и миру с юнкерами. Но безуспешно. Впоследствии митрополит Платон докладывал собору, что у входа в здание ВРК толпа солдат встретила
их словами: «Где вы были раньше? Зачем мешаете религию в наши дела? Зачем тут духовенство? Оно уже известно своим раболепством. Идите лучше к своим юнкерам» 1. 8 ноября собор принял обращение к ВРК о прекращении преследования контрреволюционеров. Специальная делегация духовенства ходатайствовала о смягчении их участи. Желая показать свою преданность «героям-юнкерам», владыки выразили им сочувствие.
Реакционеры в рясах
Вскоре церковники состряпали воззвание под сенсационным заголовком «Вопль из священного Кремля», в котором звучали призывы спасти Кремль от «разрушения и поругания». Затем собор избрал особую комиссию для обследования «кремлевских святынь». Разъясняя провокационный смысл раздуваемой церковью шумихи, Е. М. Ярославский писал: «Почему вы не подняли голос протеста, когда юнкера первые открыли орудийный огонь по Кремлю?.. Вы сеяли ветер — пожинайте бурю!» 2.
10 ноября 1917 г. пролетарская Москва хоронила героев, павших в октябрьских боях. Хоронила без соблюдения церковных обрядов. Церковь снова подняла шумиху. Не преминули церковники выразить свое отрицательное отношение и к ряду вопросов, решение которых входило в компетенцию только Советского государства. Пытаясь использовать немецкую военщину для свержения диктатуры пролетариата, священники яростно выступили против заключения Брестского мира. Стремясь
сохранить прежние позиции, соборные деятели в декабре 1917 г. приняли Постановление о правовом положении церкви в России, в котором требовали оставить православной церкви принадлежавшее ей имущество, предоставить право беспрепятственной коммерческой деятельности, не закрывать духовные школы и т. д. Пытаясь удержать прежние позиции в учебных заведениях города, церковники провели совместное заседание родительских организаций Москвы и учителей закона божьего, которое приняло решение запретить ученикам посещать школы, где не преподают закона божьего.
Новый 1918 г. патриарх ознаменовал посланием (от 19 января), которое явилось злобной клеветой на революцию. В послании Тихон предостерегал народ от вступления в какие-либо контакты с Советской властью и призывал прихожан оказывать сопротивление правительственным мерам, «пострадать за дело Христово». 20 января состоялось соборное присутствие. Открывая сессию, патриарх подчеркнул, что собор должен направить все свои усилия на борьбу с большевиками, а устройством церковной жизни он может заняться и потом. Все присутствующие единодушно одобрили антисоветскую
деятельность Тихона и приняли решение разослать по консисториям «богоугодное» послание «святейшего» с предложением перепечатать его в приходах и распространить среди прихожан.
Московские церкви мгновенно откликнулись на этот призыв. Послание размножили. С амвонов полились
контрреволюционные проповеди. Из Москвы «слово патриарха» пошло гулять по многочисленным епархиям России. Вскоре стали поступать сведения с мест, что в селах подозрительные личности распространяют контрреволюционное послание Тихона, призывающее свергнуть Советскую власть.
Духовенство еще до опубликования декрета об отделении церкви от государства объявило непримиримую
войну пролетарской власти *.
* Декрет (опубликован 23 января 1918 г. в «Газете рабочего и крестьянского правительства») состоял из 13 пунктов. В первом параграфе провозглашалось отделение церкви от государства; в пределах Республики запрещалось издавать местные постановления, ограничивавшие свободу совести или устанавливавшие привилегии на основании принадлежности граждан к той или иной вере; каждый гражданин мог исповедовать любую религию или быть атеистом; действия государственных и общественных органов религиозными церемониями не должны были сопровождаться; религиозные обряды не должны были нарушать общественный порядок и вести к нарушению прав граждан Республики;ссылки на религиозные воззрения не давали права уклоняться от исполнения гражданских обязанностей; религиозная клятва или присяга отменялись; ведение актов гражданского состояния
передавалось отделам записи браков и рождений исполкомов Советов. Далее следовали разделы об отделении школы от церкви. Преподавание религиозных догматов в учебных заведениях, где
изучались общеобразовательные предметы, запрещалось. Все церковные и религиозные общества подчинялись положениям о частных обществах и субсидиями от центральных и местных властей
не пользовались; принудительное изыскание сборов в пользу церкви и меры наказания с ее стороны не допускались. Церковные и религиозные общества не имели права юридического лица и не могли владеть собственностью; церковное имущество объявлялось народным достоянием, а здания и предметы, предназначенные для богослужебных целей, отдавались постановлением властей в бесплатное пользование религиозным обществам.
