Герман Титов "Авиация и космос" Военное издательство министерства обороны СССР, Москва, 1963 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
РОДИНА, ЗДРАВСТВУЙ!
Вокруг степь. Вдоль дороги необозримые массивы желтых полей, покрытые стерней, чередуются с участками свежевспаханной земли. Воздух наполнен запахами скошенных трав, цветов. Кажется, сама природа ликует в это светлое утро, радуясь новой победе человека над временем и пространством.
Погасив парашют, еще раз оглядываюсь вокруг. Невдалеке полотно железной дороги. За ним должен опуститься корабль «Восток-2» — мое рабочее место и жилище в космическом рейсе.
Бригадир второй комплексной бригады одного из колхозов Николай Иванович Андреев вместе со своим помощником Василием Семеновичем Ануфриевым проезжали на мотоцикле. Оба спешили за запчастями: время горячее, много нужно успеть сделать за день. Увидев снижающегося парашютиста, изменили свой маршрут и подъехали ко мне.
— Космонавт, — первым догадался Андреев и стал крепко пожимать мне левую руку, а его товарищ — правую.
Желая окончательно удостовериться, Ануфриев спросил:
— Ты самый Титов и есть?
— Да, я и есть Титов, — ответил и попросил помочь раздеться.
Колхозники начали расстегивать многочисленные петли, развязывать шнурки. Сняли скафандр и шлем. Приблизилась новая группа встречающих. Это были колхозники из соседней бригады того же колхоза во главе с бригадиром Иваном Васильевичем Страховым.
На машине с группой колхозников приехала женщина, голова которой была в крови.
Что с вами?— тревожно спрашиваю колхозницу.
Она размазывает по лицу капли крови, виду не показывает, что ей больно, говорит:
— Пустяки. Чуть-чуть стукнулась в машине. У меня пройдет. А вы как себя чувствуете? Может, помощь какая нужна? Вот мы и спешили.
«Вот мы и спешили!» — невольно повторил про себя последние слова этой женщины, и, хоть не было времени для раздумий, все же не мог не восхититься благородством души советских людей. Вот они какие! Простая колхозница спешит по зову сердца оказать помощь человеку или хотя бы узнать, нужна ли ему помощь. Ничего, что в суматохе ударилась головой о борт машины, что кровь на лице. Главное — поспеть на помощь...
Освободившись от скафандра, сразу почувствовал себя земным, обычным. Обмениваемся шутками. Охотно отвечаю на вопросы, сыпавшиеся со всех сторон.
Мы садимся в машину и едем туда, где должен лежать корабль.
«Восток-2» виден издали. Машина быстро подвозит нас к нему. Вхожу в корабль, собираю приборы, укладываю в сумку бортовой журнал, привожу в порядок хозяйство.
— Как самочувствие, отдыхали ли в полете?— спрашивают колхозники.
— Что же, — шутливо отвечаю, — вам на земле отдых положен, а мне, думаете, на небе надо работать без перерыва? Нет, и там наш закон о труде действует!
— Даже не верится, что вот в такой кабине можно вокруг Земли лететь, да еще на Луну забраться, — с улыбкой говорит повариха Рая Белюшкова. Другая повариха, Валя Науменко, задает вопрос:
— Как наши места сверху выглядят?
— Красиво, наверное, выглядят, но разглядеть не успел, — отвечаю.
— А наш ток вы сверху видели? — вновь спрашивает колхозная повариха.
— Конечно, видел, потом вашу кухню заметил, и приземлился.
Все смеются: шутка пришлась по сердцу.
Среди встретивших меня одними из первых оказались
преподаватель Николай Григорьевич Рябцев, его жена
Елизавета Васильевна и сын Валерий. Они приехали
сюда на машине. На ней мы и отправились в районный центр.
Николай Григорьевич Рябцев — хороший, отзывчивый человек. Расставаясь с ним, на обложке учебника автолюбителя пишу: «В память о дне 7 августа 1961 г. Николаю Григорьевичу».
Мелькают поля, скирды соломы, деревья в летнем уборе, уже тронутом легкой августовской позолотой. В машине знакомлюсь с летчиком аэрофлота Николаем Паниным. Он шел по дороге, когда появился в воздухе космический корабль. Николай не растерялся, остановил первую встречную грузовую машину и попросил подвезти его к месту приземления. Шофер и сам намеревался поехать туда, чтобы встретиться с космонавтом.
— Подъезжаем, а вы уже около машины стоите, в окружении людей, — рассказывает мне Панин. — Нет, думаю, познакомлюсь со своим собратом — летчиком. Вот мы и познакомились.
Пока ехали, он рассказал о себе, расспрашивал об особенностях профессии космонавта. Во время беседы Николай вынул свою летную книжку и попросил написать что-нибудь на память.
Делаю запись на книжке: «Вам непременно лететь к другим мирам, Николай. 7.8.61 г. Титов».
— Все мы ждали вашего возвращения, — говорит Николай. — Еще вчера, когда по радио объявили о вашем старте, мы сразу подумали, что приземлитесь где-нибудь в наших краях, ведь тут неподалеку приземлился Юрий Алексеевич. Посадочная площадка у нас надежная.
— Не обижаюсь! Земля вспахана хорошо, приземлился мягко. И люди тепло встретили.
— С утра так и ходили, задрав голову в небо, — шутит Николай. — Нет, серьезно, как по радио объявили, что дана команда на спуск корабля, мы вроде на вахту заступили.
Наша машина въехала в небольшой город. Десятки людей толпились на площади перед зданием райкома.
К этим людям спешили другие — из улиц и переулков, выходящих на площадь.
— Беспроволочный телеграф, — смеется Николай и поясняет: — Вас ждут, Герман Степанович.
Мы проходим в здание райкома. Десятки людей с радостными улыбками на лицах приветствуют нас. Прошу секретаря райкома позвонить в Москву, чтобы доложить о благополучном завершении полета.
Это было 7 августа в 11 часов 30 минут, вскоре после приземления. Как мне потом стало известно, в это время Никита Сергеевич Хрущев вел деловую беседу с послом Аргентины, г-ном Сесара X. Барроса Уртадо. Узнав о благополучном конце космического рейса, Никита Сергеевич предложил послу быть свидетелем беседы с космонавтом.
Мне сказали, что буду разговаривать с Никитой Сергеевичем Хрущевым. Едва взял в руки телефонную трубку, как услышал хорошо знакомый голос Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии, главы Советского правительства. Никита Сергеевич просто и по-отцовски тепло сказал:
— Слушаю Вас, Герман Степанович. Здравствуйте, сердечно поздравляю!
Постарался по-военному четко доложить о выполнении задания. Сказал, что все системы и оборудование корабля работали отлично, что приземлился в заданном районе, что самочувствие отличное. Говорил как можно спокойнее, хотя и был сильно взволнован. Подумал, что на этом разговор должен окончиться: ведь официальный доклад сделан, а у Никиты Сергеевича Хрущева столько работы.
Но нашему разговору суждено было продлиться. Выслушав доклад, так сказать, официальную часть моего сообщения — обязательную и строгую, Никита Сергеевич Хрущев сразу же перевел разговор на другой тон — теплый, сердечный, дружеский.
— Замечательно! — сказал он в ответ. — Голос Ваш звучит так, как будто бы Вы только что прибыли со свадебного бала.
Кто из людей не любит доброй, теплой шутки, к месту сказанной? По-моему, нет таких людей. От моей натянутости не осталось и следа. Радостное, торжественно приподнятое настроение овладело мной. Мы обменялись полушутливыми фразами по поводу свадебных балов. Я ответил на вопрос о том, сколько витков вокруг Земли совершил космический корабль «Восток-2», и услышал в ответ такое, что снова заставило меня по-военному подтянуться, стать строже, собраннее.
Никита Сергеевич заговорил о самом серьезном и большом для каждого советского человека, о самом сокровенном. Он сказал, оценивая полет:
— Это же — героический подвиг. Вы осуществили мечту человечества. Не так давно мечта о космических полетах человека считалась мечтой неосуществимой. Мы гордимся тем, что Вы, советский человек, коммунист, сделали это. Вы теперь уже не кандидат в члены партии. Считайте, что Ваш кандидатский стаж уже истек. Потому что каждая минута Вашего пребывания в космосе может засчитываться за годы. Вы свой кандидатский стаж в члены партии уже прошли и показали, что Вы — настоящий коммунист и можете высоко держать знамя Ленина!
Разве такое не взволнует! Дрогнувшим голосом ответил:
— Большое спасибо, Никита Сергеевич! Я постараюсь оправдать доверие партии, обещаю и впредь выполнять высокие обязанности члена партии, как выполнил их сегодня.
— Очень хорошо, — сказал Никита Сергеевич Хрущев.— Поздравляю Вас, Ваших родителей — отца и мать за то, что они воспитали Вас таким мужественным советским человеком... Мы еще поздравим Вас и поблагодарим Ваших родителей при личной встрече в Москве. Мы Вас достойно встретим в Москве всем народом, всей страной.
Затем Никита Сергеевич поинтересовался, каким напутствием проводила в полет меня жена, спросил о моем самочувствии в полете, удалось ли мне поспать в кабине космического корабля. Я признался, что спал так хорошо, что даже проспал лишние полчаса. В ответ услышал:
— Это хорошо. Значит, у Вас здоровый организм, если Вы можете после напряженной работы хорошо отдохнуть и заставить себя проснуться, когда нужно, чтобы приступить к дальнейшему исполнению своих обязанностей. Воля и организм у Вас в полном порядке, это очень хорошо!
Ну что ж, Герман Степанович, ждем Вас в Москве.
...Целую и обнимаю Вас пока по телефону, а вот когда встретим Вас, на аэродроме обниму Вас по-отечески, как самого дорогого и любимого сына нашей Родины...
Желаю Вам успехов, идите отдыхать, Вы заслужили
отдых...
Еще раз благодарю Никиту Сергеевича Хрущева. Разговор окончен, а я все держу в руках трубку, осмысливая все то, что произошло сейчас. Коммунист! Как много это значит для нас, советских людей. С этим связаны все наши дела, помыслы. Великое звание, и обязывает оно ко многому: быть достойным его.
«Идите отдыхать!» — все еще слышится, точно эхо, голос Никиты Сергеевича Хрущева. Но как пойдешь отдыхать, когда у дома райкома, где мы находимся, собралась огромная толпа. Сотни людей скандируют: «Ти-това! Тито-ва!». Это меня. Чудно. Ну я-то при чем тут!
Вместе с руководителями района вышел на улицу и поднялся на трибуну, встреченный бурной овацией присутствующих. Рядом возвышается монумент Владимиру Ильичу, человеку, которому мы обязаны своими успехами, поражающими ныне весь мир.
— Благодарю вас за сердечную встречу, от души благодарю, — отвечаю на приветствия. — Я бесконечно рад, что мне удалось выполнить задание партии и правительства.
Я сын советского народа. Это он, взяв в 1917 году власть в свои руки, построил социализм, подготовил полет в космос. Его могут повторить тысячи таких же простых людей, как Юрий Гагарин и я. Наша страна, наше Советское правительство и Коммунистическая партия делают все, чтобы народ совершал подвиги во имя победы коммунизма.
Дети преподнесли мне букеты цветов. Потрогали мое космическое одеяние — лазоревого цвета комбинезон.
Меня приглашают ехать на аэродром. Мы прощаемся.
На аэродроме нас ждал самолет, прилетевший за мной. Знакомые люди здесь ожидали меня. Они тепло поздравили с окончанием полета. Мы по-братски расцеловались с очень много сделавшим для нас, космонавтов, политработником Василием Яковлевичем, который для нас был многие месяцы заботливым и вместе с тем требовательным старшим товарищем — коммунистом.
Было радостно обменяться дружескими рукопожатиями с товарищами по работе, с теми, кто готовил и проводил меня в полет. Заботливые, хорошо знающие свое дело врачи Евгений Анатольевич и Андрей Викторович сняли с меня космическое одеяние — лазоревый комбинезон, на который с таким восхищением полчаса назад смотрели ребята из колхозного села и районного центра. Потом были отсоединены все датчики, прикрепленные во многих местах к телу. Врачи проверили пульс, кровяное давление, задали несколько вопросов о самочувствии. Я ответил, что самочувствие отличное.
— Это еще надо проверить.
— Уже проверено.
— Знаем, Герман Степанович, — улыбнувшись, перебил меня Василий Яковлевич.
— Известно и то, что Никита Сергеевич Хрущев посоветовал вам отдыхать, — вмешался в разговор авиационный командир Филипп Александрович Агальцов человек, авторитет которого для нас, космонавтов, является непререкаемым.
Этот намек я воспринял как приказ и тут же улегся в постель, заботливо приготовленную в самолете.
Машина вырулила на линию старта, начала разбег. Мощно загудели моторы, но их шума я уже не слышал. Утомленный волнениями, перегрузками, перенесенными в полете, сразу уснул.
Короткий сон вернул силы, бодрость. Самолет шел на посадку, и вскоре колеса шасси коснулись посадочной полосы.
— Здесь будем отдыхать. По крайней мере сутки — заявил Филипп Александрович Агальцов. — Надо хорошо отдохнуть. Впереди Москва.
Уютный утопающий в зелени деревьев домик на крутом берегу Волги. Здесь ждали меня друзья, и среди них Юрий Гагарин и Андриян Николаев. Но прежде чем по душам потолковать в узком кругу космонавтов, мне пришлось ответить на ряд вопросов, пройти медицинский осмотр.
Кто-то сказал в разговоре, что он лично успех полета делит на две равные части: одну часть отдает мне, космонавту, другую — тем, кто создал «Восток-2» и кто обеспечивал полет. Пришлось внести ясность в это дело и высказать свою точку зрения.
По-моему, слава нашей новой победы в космосе принадлежит всецело Коммунистической партии, советскому народу, богатырской мощи нашей социалистической системы и, конечно, тем, кто непосредственно создавал космический корабль, кто руководил и обеспечивал полет. А летать на таких кораблях смогут многие наши летчики-космонавты. У нас десятки, сотни людей способны стать космонавтами.
Вечером мы бродили по берегу красавицы Волги и говорили о том, что близко нам троим — Юрию Гагарину, мне и Андрияну Николаеву.
Между прочим я сказал, что с радостью выслушал радиограмму, полученную от Юрия Алексеевича. Удивился, как сумел он так быстро из Канады попасть сюда, на Волгу.
— Так ведь авиация, — улыбнулся Юрий Алексеевич. — И не просто, а наша, советская. Летели мы на нашем самолете.
После ужина долго сидел за столом и обдумывал свой доклад Главнокомандующему Военно-воздушными силами Главному маршалу авиации К. А. Вершинину. Надо было сделать выводы, выработать рекомендации для полета следующего космонавта. Главком этим интересуется, так же как он интересовался итогами полета Ю. А. Гагарина.
Ущербный месяц плавал где-то между кронами деревьев, долго купался в светлых волнах Волги, а я все сидел, раздумывая над своим докладом. Вошел врач и молча погасил лампу.
Что ж, надо спать. Ложусь в постель, а в глазах еще долго стоят картины пережитого за этот день: черное небо, яркое солнце, языки пламени, лижущие обшивку корабля, цветистый купол парашюта и лица людей, встретивших меня на земле. И улыбки, улыбки, улыбки. Ликование народа, гордого своим трудом, своим подвигом. Это был праздник всего советского народа.
— Придется немного поработать и здесь, — сказал мне утром Филипп Александрович Агальцов. — Ждут корреспонденты. Надо удовлетворить их любопытство.
— Для меня это впервые...
— Ничего. С вами будет Юрий Алексеевич. Он в этих делах уже бывалый...
И вот мы беседуем в небольшом зале. Десятки вопросов самого различного характера были заданы мне. Спрашивают и о деталях полета, и о технических новинках космонавтики, и о моих личных взглядах на жизнь, на свой долг перед Родиной и народом.
Позволю себе воспроизвести некоторые вопросы и мои ответы, ибо они в какой-то мере объяснят читателю, что прежде всего является движущей силой всех наших поступков. Наших — я имею в виду всех советских людей.
Вопрос: Как сложна профессия космонавта, знание каких отраслей науки и техники вам понадобилось в полете?
Ответ: Каждая профессия интересна и важна. Если человек трудится по призванию, любой труд — большой или маленький — становится для него радостью. Космонавт — это новая профессия. Юрий Алексеевич Гагарин — первый ее представитель. Я должен сказать, что знания нужны во всем, чем бы человек ни занимался. И можно совершенно твердо сказать: чем больше будет знать космонавт, тем лучше для него, тем легче ему будет работать, тем успешнее он будет выполнять задание.
Какие знания прежде всего нужны космонавту? Это астрономия, биофизика, механика — небесная и простая.
Вопрос: Какое время полета самое трудное: старт или
финиш?
Ответ: Я бы не стал специально выделять трудности полета, связанные со стартом и финишем. Каждый период полета — и старт, и состояние невесомости, и спуск — имеют свои трудности, каждый из них своеобразен и требует от космонавта определенного умения.
Вопрос: Расскажите, как вы работали и чувствовали себя в состоянии невесомости? Каковы были ваши ощущения при выходе из этого состояния?
Ответ: Невесомость — это необычное состояние. Юрий Гагарин первым испытал его и рассказал о нем хорошо и подробно. Это состояние не нарушает работоспособности человека. Мне пришлось быть «невесомым» очень много времени. Но, успешно выполнив все задания полета, я могу сделать только один вывод: невесомость не мешает космонавту работать. Сейчас собраны научные данные о состоянии организма во время невесомости. Эти данные обрабатываются. Надо сказать, что никаких особых происшествий невесомость на моем корабле не вызвала. Вообще говоря, в космосе никаких резких перемен нет. Скорости большие, торопиться некуда...
Вопрос: Как вам спалось во время полета? Снилось ли что-нибудь?
Ответ: Сплю я вообще очень хорошо и никогда снов не вижу. В полете я спал по программе. И даже немного больше, чем нужно. Это вышло по моей вине. Сон был хорошим, да и после приземления я поспал еще полтора часа и чувствую себя великолепно, так же как и в любой обычный день...
Вопрос: Совпадают ли ваши впечатления и ощущения с теми, что испытал Юрий Гагарин?
Ответ: То, что пришлось мне ощутить и почувствовать во время космического полета, полностью совпадает с впечатлениями, о которых рассказывал мой товарищ Юрий Алексеевич Гагарин. Главное, что оба мы вынесли из наших полетов, — это представление о невесомости и уверенность в том, что она не мешает ни жить, ни работать. Есть, правда, небольшие особенности, которые она создает, но помехой они быть не могут...
Вопрос: Мы знаем, что вы любите музыку и сами играете. Кто ваш любимый композитор и какие ваши любимые произведения?
Ответ: Музыку я вообще очень люблю. Но больше всего мне по душе Глинка и Чайковский. А особенно опера «Руслан и Людмила», — может быть, потому, что еще в детстве я полюбил эту чудесную сказку Пушкина.
На этой пресс-конференции я высказал свою горячую благодарность Центральному Комитету КПСС, Президиуму Верховного Совета СССР, Совету Министров СССР и лично Никите Сергеевичу Хрущеву за высокую оценку полета космического корабля «Восток-2» и моего скромного вклада в это большое дело.
Благодарность партии, народу — вот что я старался от души выразить в этом выступлении перед корреспондентами.
— Великая честь выпала мне, — сказал я в заключение, — совершить полет на космическом корабле «Восток-2». Программа была разносторонней и обширной. Рад, что сумел выполнить полет, что у меня хватило сил и умения осуществить намеченное задание.
Теперь, когда мой скромный труд так высоко оценен Коммунистической партией и Советским правительством и Центральный Комитет принял меня в члены партии, я безгранично рад этому высокому доверию.
Когда спускались вечерние сумерки, мы опять вышли на прогулку к Волге. На сердце было радостно от сознания того, что удалось сделать в своей жизни что-то значительное, полезное Родине, народу, партии. Я думаю, что, наверное, такое же чувство удовлетворения испытывает солдат после успешной атаки, после взятия трудного рубежа.
По Волге то и дело проплывали пароходы, самоходные баржи. Сновали юркие лодки, небольшие катера. В волнах переливалось, искрилось вечернее солнце.
— Красавица! — любуясь закатом, сказал Юрий Алексеевич.
Как же много видела она, эта русская река! Видела она и быстрые струги Степана Разина и челны Емельяна Пугачева. Кажется, вон по этой песчаной отмели шли, тяжело ступая босыми ногами, согнувшиеся до земли бурлаки, навечно запечатленные великим Ильей Репиным. Кажется, вон с того косогора писал Левитан свою бессмертную картину «Над вечным покоем». Будто вчера здесь мчались красные конники в сотую атаку против белогвардейских банд, осаждавших Царицын. А вон те дымы, которые распустили заводские трубы, напоминают взрывы бомб, сброшенных «юнкерсами» на траншеи, обороняемые защитниками волжской твердыни.
Теперь мы, советские космонавты, стоим, Волга, на твоих кручах.
За рекой сгущались сумерки, розовый закат становился все бледнее и бледнее. Над Волгой плыла чья-то веселая дружная песня.
Утром серебристый красавец — лайнер Ил-18 взял курс на Москву. Скоро мы будем в любимой столице. — Вас приглашает экипаж к себе в кабину. Это предложение относится ко мне. Что же? Познакомиться хотя бы бегло с таким замечательным самолетом, как Ил-18, дело заманчивое. Ведь я знаю только легкие учебные самолеты и боевые истребители, а на транспортных был лишь в роли послушного пассажира. С удовольствием прохожу в кабину экипажа лайнера.
Мы знакомимся. Экипаж — все люди довольно молодые, веселые и жизнерадостные. Мне рассказывают про оборудование корабля, потом предлагают сесть в кресло летчика и взять управление.
В моих руках вместо привычной ручки управления истребителем — штурвал.
Берусь за него, начинаю пилотировать новую для меня машину. Самолет, словно почувствовав нового хозяина, не уверенного в себе и без достаточных навыков, начинает
слегка «клевать».
— Спокойнее, Герман Степанович, — слышу ободряющий голос командира экипажа.
Постепенно полет самолета делается более плавным. Приладился. Приборы показывают, что самолет летит по строгой горизонтали.
На дальних подступах к Москве к нашему самолету пристроилась семерка истребителей. Это — эскорт. С командиром группы «мигов», военным летчиком первого класса офицером А. Ардатьевым, с моими собратьями по летной профессии мы обменялись приветственными радиограммами.
С каждой минутой становимся на целый десяток километров ближе к Москве. Волнуюсь. И это не трудно понять: ведь мне предстоит в торжественной обстановке, в присутствии руководителей партии и правительства доложить лично Никите Сергеевичу Хрущеву о выполнении задания, а затем выступить с речью на Красной площади.. Мысленно повторяю слова своего доклада, думаю о том, что сказать москвичам на Красной площади.
Самолет мягко коснулся бетонных плит посадочной полосы. Неслышно сработали тормоза, и машина вскоре подрулила к зданию Внуковского аэропорта.
Открылась дверь, и первое, что я увидел, — это трибуна, заполненная людьми, среди которых знакомые, близкие и родные. Справа и слева от трибуны — сотни москвичей, лица которых тонут среди бесчисленных букетов цветов. Над аэродромом слышится мелодия марша. Спускаюсь по трапу, прохожу к трибуне и докладываю Никите Сергеевичу Хрущеву:
— Товарищ Первый секретарь Центрального Комитета; Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Совета Министров СССР! Докладываю, что задание Центрального Комитета и Советского правительства выполнено. На корабле-спутнике «Восток-2» шестого и седьмого августа 1961 года совершен 25-часовой космический полет. Облетел более 17 раз вокруг земного шара и благополучно приземлился точно в заданном районе.
Все оборудование космического корабля работало безотказно. Чувствую себя превосходно. Готов выполнить любое задание партии и правительства. Майор Титов.
Никита Сергеевич по-отцовски обнимает меня. В это время в небе раздается мощный гул турбин. Семерка реактивных истребителей стремительно проносится над аэродромом и исчезает вдали. Молодцы, летчики, отлично прошли, крыло к крылу.
На аэродроме творится такое, что трудно описать. Вот уж не ожидал, что встречи могут быть такими волнующими и радостными! Еще раз думаю о том, какая великая честь оказана мне, рядовому сыну великой страны социализма.
Попадаю в объятия отца, матери, Тамары, родных. Дорогая мама! Ну зачем ты плачешь? От радости? Крепись, смотри, как отлично держится отец, хотя и у него подрагивают губы и затуманились глаза.
Нас приветствуют пионеры. Они дарят цветы. Спасибо, ребята, спасибо. Кто-то из вас будет скоро летать далеко-далеко, может быть, на другие планеты. Ведь полет «Востока-2» — это только проба сил. Вам суждено свершить более грандиозное, что даже фантастам ныне не снится.
Сколько людей, столько и улыбок. Мы проходим вдоль рядов встречающих, отвечаем на приветствия, поздравления.
Улыбки, море улыбок, море цветов. Никита Сергеевич Хрущев приглашает нас с Тамарой сесть в открытую машину. Мы занимаем места, и машины трогаются, сопровождаемые аплодисментами москвичей.
Наша машина идет как бы по цветочному ковру, устлавшему асфальт. Восторженно машут флажками, полевыми цветами пионеры. Нас приветствуют рабочие совхозов, колхозники. Слышится дружное «ура».
Замечаю на мосту через путепровод огромный плакат: «Не померкнет в веках слава советского народа — покорителя космоса!» Верно, друзья!
Временами машины резко сбавляют ход, встречающие оставляют на шоссе лишь узкий коридор. И снова приветствия, снова цветы, радостные возгласы. Кажется, и это действительно так, что весь народ радуется своему подвигу, творцом которого является он сам, наш славный, талантливый и могучий советский народ.
В космических далях, где солнце светит так ярко, что на него невозможно смотреть, где бывает сразу день и ночь, а краски так сильны и необычны, любуясь звездным простором, мечтал я о Земле.
Есть тоска по Родине. Теперь я знаю, что есть еще тоска и по Земле. Нет ничего прекраснее в мире, чем земля Родины.
Почетный кортеж въезжает на Ленинский проспект. У въезда в город — герб СССР, флаги всех союзных республик. На крышах домов многократно повторяются слова: «Миру — мир».
Десятки тысяч встречающих громкими возгласами приветствуют нас, провозглашают здравицы в честь партии, в честь великой Родины.
Несколько раз оглядываюсь на Никиту Сергеевича Хрущева. По его открытой, отцовской улыбке не трудно
заключить, что он доволен, от души доволен сегодняшним днем.
Никита Сергеевич приветливо отвечает на здравицы, провозглашаемые москвичами.
Много, очень много цветов. В воздухе плавают разноцветные шары. А сколько сегодня фотоаппаратов! Конечно, каждый хочет истратить всю пленку. Радостные и счастливые лица русских и китайцев, французов и поляков, жителей разбуженной Африки, расправившей плечи Азии.
Наш путь пролегает мимо старинного двухэтажного особняка, отодвинувшегося от улицы в тишину парка. Мне знакомо это здание. Не случайно макет серебристой ракеты поднимается над аркой, открывающей путь к зданию. Это штаб советской науки, Академия наук СССР, в стенах которой зрели смелые замыслы покорителей космоса. Именно отсюда начинается трудная и славная дорога человечества в космос. Хочется от души сказать: «Слава, великая слава нашим ученым, трудолюбивым советским людям!»
Под приветственные возгласы сотен людей машины въезжают в Боровицкие ворота Кремля.
Москва. Кремль. Красная площадь. Как дороги вы сердцу советских людей! С огромным душевным волнением поднимаюсь по гранитным ступеням на трибуну Мавзолея Владимира Ильича Ленина.
На площади людской поток, точно буйно разлившаяся в весеннее половодье река. Алеют кумачовые полотнища лозунгов, пламенеют цветы, светятся лица улыбками. Мне предстоит произнести с высокой трибуны Мавзолея речь, которую будет слушать вся Москва, вся страна.
Митинг открыт. Товарищ Ф. Р. Козлов предоставляет мне слово. Подхожу к микрофону, начинаю говорить:
— Дорогие товарищи!
Друзья!
Дорогой Никита Сергеевич!
Счастлив доложить Коммунистической партии, Советскому правительству, всему советскому народу, что полет на космическом корабле-спутнике «Восток-2» в просторы Вселенной успешно завершен.
Этот корабль, созданный гением советского человека, совершил за 25 часов свыше 17 оборотов вокруг нашей
планеты и благополучно возвратился на нашу прекрасную советскую землю.
От всего сердца благодарю Центральный Комитет ленинской Коммунистической партии, родное Советское правительство, Вас, дорогой Никита Сергеевич, за оказанное мне, рядовому военному летчику, высокое доверие осуществить этот космический рейс...
Кратко рассказал о том, как прошел полет, как работала аппаратура корабля. Поблагодарил создателей «Востока-2» и сказал самое главное, что волновало меня до глубины души с тех минут, когда я вновь ступил на родную землю:
— Я глубоко взволнован великим доверием, которое оказал мне ленинский Центральный Комитет, принявший меня в члены Коммунистической партии Советского Союза. Перед лицом партии и народа я даю клятву до конца дней своих быть верным сыном великой партии Ленина.
Эта клятва — на всю мою жизнь, до последнего ее мгновения.
Внимательно слушаю вместе со своими близкими и родными, вместе с тысячами москвичей, что до краев заполнили Красную площадь, яркую речь Никиты Сергеевича Хрущева. Она запомнилась мне, думаю, что и не только мне, а каждому, кто слушал ее.
Никита Сергеевич сказал о том, что отсюда, с Красной площади, наш великий учитель и вождь Владимир Ильич Ленин наблюдал полет небольшого советского самолета. Этот аэроплан, как тогда говорили, летел невысоко, с небольшой скоростью. Есть что-то великое и символическое в том, что, спустя каких-нибудь сорок лет, народ на этой же площади второй раз приветствует советского человека, побывавшего в космосе.
— Когда наш дорогой Ильич, — продолжал Н. С. Хрущев, — наблюдал за первым полетом маленького и тихоходного самолета, он видел своим ясным взором те высоты, к которым сегодня поднялась наша Советская Родина. Выполняя ленинские заветы, мы построили социализм. Наша Родина идет сейчас во главе просвещенного человечества, прокладывая новые пути в науке.
Никита Сергеевич раскрыл значение свершенного, отметил мирный характер программы космических полетов, осуществляемой советским народом — творцом собственной истории. Я слушал эту речь и словно заново переживал те часы, когда космический корабль «Восток-2» проносился над странами и континентами нашей планеты, когда залитое солнечным светом небо сменялось темнотой космической ночи, когда в иллюминаторы корабля виднелся чудесный ореол, охватывающий земной горизонт.
Мы стоим на трибуне, самой высокой и самой священной на нашей планете, — трибуне Мавзолея Владимира Ильича Ленина и взволнованно смотрим на площадь.
Началось торжественное шествие москвичей. Представители всех районов столицы вышли на демонстрацию. Слышатся песни, музыка. Через Красную площадь проходит трудовая Москва. Идут пожилые и молодые люди —
рабочие, инженеры, служащие, ученые, студенты, учащиеся ремесленных училищ. Куда ни глянешь — кумач знамен. Демонстранты несут портреты руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.
Над площадью проплывает серебристая ракета, на борту ее надпись «Восток-2». Вслед за ней демонстранты несут полотнище со словами: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Пожалуй, именно эти слова наиболее точно и правильно говорят о великих достижениях советской науки и техники. Ведь это советские люди приступили к осуществлению дерзкой мечты гениального нашего ученого К. Э. Циолковского о полете в космос.
...С Манежной площади, улицы Горького на Красную площадь вступают все новые и новые колонны. Улыбки на лицах, в руках цветы, зеленые ветви, на полотнищах горят слова: «Да здравствует коммунизм!», «Слава нашей Родине!», «Слава создателям советских космических кораблей!» Демонстранты провозглашают здравицы в честь мира и дружбы между народами. Над площадью поднимается огромный шар — макет Земли, опоясанный голубой лентой с надписью: «За мирное сосуществование!»
Занятые созидательным трудом, советские люди живут с думой о мире. Но они помнят: надо быть всегда начеку.
На Красной площади появляется макет ракеты «Земля — Марс — Земля». Из нее выглядывают мальчик и девочка. Под макетом слова: «Мы тоже будем в космосе!»
А люди идут и идут. Замечаю небольшую группу военных летчиков. Среди них мои друзья — космонавты.
Вот так же в апреле после полета Юрия Гагарина я шел в общей колонне и радовался за своего друга, который стоял на трибуне. Теперь на трибуне вместе с Юрием стою я. Никита Сергеевич назвал нас «небесными братьями». Недалеко то время, думалось мне, когда страна узнает имена новых небесных братьев, моих друзей космонавтов Андрияна Григорьевича Николаева, Павла Романовича Поповича и других. Вон они шагают в колонне, готовые к новым рейсам в космос. И этот рейс, как известно, состоялся. В августе 1962 года мир узнал имена отважных сынов нашей Родины, пополнивших ряды советских космонавтов. Великий подвиг товарищей Николаева и Поповича, говорилось в Обращении ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Правительства Советского Союза, поднимает еще выше славу нашего Отечества, ярко демонстрирует достижения высокоразвитой советской экономики, передовой советской науки и техники, неоспоримые преимущества социалистического строя.
