А.А.Волков. "Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период." Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
А. М. ГОРЬКИЙ (1868-1936)
ТВОРЧЕСТВО ГОРЬКОГО 90-х ГОДОВ
Имя Алексея Максимовича Горького стоит в первом ряду величайших деятелей русской и мировой литературы. Его творчество относится к той замечательной эпохе в истории России, когда руководящей силой в освободительном движении стал рабочий класс. Вся литературная и общественная деятельность Горького была направлена на то, чтобы помочь народным массам в их борьбе за счастливую жизнь; отдельные этапы этой борьбы отразились в лучших произведениях писателя. Вступление Горького на литературное поприще ознаменовало собой начало новой эры в мировом искусстве. Являясь законным преемником великих демократических традиций русской классической литературы, писатель вместе с тем был подлинным новатором, основоположником метода социалистического реализма. Горький утверждал веру в лучшее будущее, в победу человеческого разума и воли над старым миром. Любовь к людям определяла непримиримую ненависть Горького к врагам человечества — империалистам, к войне, к порабощению — ко всему, что стояло и стоит на пути людей к счастью. А. М. Горький родился 16 (28) марта 1868 года в Нижнем Новгороде, в семье столяра-краснодеревщика Максима Савватеевича Пешкова. Жизнь Горького, пожалуй, наиболее впечатляющий и яркий пример того, как врожденный талант в сочетании с могучей волей и ненасытным стремлением к знаниям возносит человека из низов на вершину мировой славы. Горький с полным правом мог сказать о себе, что жизнь с юных лет стала для него университетом познания действительности. Ему рано пришлось столкнуться с тяжелыми условиями жизни в царской России. В возрасте одиннадцати лет Алеша Пешков остался круглым сиротой. Попав в трехлетнем возрасте в дом нижегородского мещанина Каширина, дедушки по матери, человека деспотичного, Алеша с ранних лет испытал на себе гнет мещанской среды. Дни в доме самодура-деда были заполнены дикими выходками старика, драками между его сыновьями, пьянством, побоями. «Светлым лучом» в этом «темном царстве» была бабушка Акулина Ивановна, незаурядная и добрая русская женщина. Горький посвятил ей немало страниц, в которых отмечал ее великолепный дар сказительницы, внушившей ему любовь к родному языку. Учась в кунавинской приходской школе, мальчик вынужден был заниматься «отхожим промыслом» — собирать тряпье. С этой первой «работой» у Алеши Пешкова связаны мучительные воспоминания. Одноклассники Алеши жаловались начальству на дурной запах, якобы исходивший от маленького тряпичника, заявляли, что рядом с ним нельзя сидеть. «Помню,— вспоминал Горький,— как глубоко я был обижен такой жалобой и как трудно было мне ходить в школу после нее. Жалоба была выдумана со зла; я очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил в школу в той одежде, в которой собирал тряпье». Так будущий великий писатель очень рано познал несправедливость и социальное неравенство. Вскоре жизнь приготовила Алеше Пешкову еще более суровые испытания. Несмотря на то что мальчик зарабатывал себе на хлеб, деду казалось, что внук объедает его, и он был отдан «в люди». Наступили самые тяжелые годы в его жизни. Какие только профессии не испробовал подросток и юноша Пешков! Мальчик в обувном магазине, слуга в доме чертежника, посудник на волжском пароходе, ученик в иконописной мастерской, десятник на стройке ярмарки, статист провинциального театра - таков далеко не полный трудовой список молодого Пешкова. Для Горького — одного из самых трудолюбивых и трудоспособных людей своего времени — труд был в те годы проклятием, каким он был и для большинства подневольных людей. Однако тяжелый, противный его вкусам и стремлениям труд не только не сломил юношу, но закалил его, выработал в нем ту собранность духа, то железное упорство в достижении цели, которые помогли ему преодолеть все жизненные трудности. Книги были первыми наставниками Алеши Пешкова. В них он находил отважных и справедливых людей, столь непохожих на окружающих его мещан; со страниц книг вставала жизнь, полная смелых исканий, волнующей мечты о счастье. В них он находил ответы на многие вопросы, поставленные жизнью. На своем жизненном пути юноша Пешков встречал не только плохих, но и разумных, добрых русских людей, которые укрепляли в нем тягу к книге, к знанию. С глубокой любовью вспоминает Горький об одном из них — поваре Смуром. В сундучке Смурого была целая библиотечка разнообразных книг: бульварные издания соседствовали в ней с классическими произведениями русской литературы. Все эти книги подросток Пешков читал внимательнейшему и растроганному слушателю — Смурому. О какой-либо системе чтения не могло, конечно, быть и речи. Книги иностранных авторов «проглатывались» мальчиком с такой же жадностью, как и творения русских классиков. Герои романов «плаща и шпаги» привлекали мальчика своей безрассудной отвагой, вызовом, брошенным обществу, невероятными приключениями, из которых они неизменно выходили победителями. Эта выдуманная фантастическая и «красочная» жизнь уносила мальчика далеко от «свинцовых мерзостей» мещанских будней. Но скоро Алеша Пешков разочаровывается в низкопробной бульварной литературе. Врожденные ум и вкус, пытливая наблюдательность подсказывают ему, что в «этих изданиях нет ни красоты, ни правды». А когда ему в руки попали произведения Пушкина, Гоголя, Толстого, Бальзака, Стендаля, Флобера, то перед ним открылся неведомый ему доселе мир глубоких и сильных переживаний, извечных стремлений человека к счастью и добру, мир высоких идеалов и низменных страстей. Познавая этот мир жизненной правды, юноша стал лучше разбираться в окружающей его действительности, в нем росла жажда знаний. Учиться в университете — вот мечта, целиком овладевшая шестнадцатилетним юношей. И Алеша Пешков отправляется в Казань. Поступить в Казанский университет ему не удается, но все же в Казани для него начинается то познание жизни, которое он сам назвал «моими университетами». Ютясь на пристанях среди босяков, принимаясь ради куска хлеба за любую работу, он не отчаивается и все так же целеустремленно ищет смысла жизни. В поисках работы Пешков попадает в бакалейную лавочку Деренкова. Здесь юноша впервые узнал людей, у которых были иные цели, чем обеспечение сытой и «спокойной» жизни.
В лавочке Деренкова собирались студенты-народники. Само народническое движение давно уже переживало глубокий кризис, а жизнь показала несостоятельность народнических теорий о мужике — «прирожденном социалисте», о крестьянской общине как основе социализма и об «особых» путях развития России. Молодежь, горячо спорившая у Деренкова, не понимала, что революционность народничества истощилась в 80-х годах. Молодому Пешкову, еще недостаточно воспитанному политически, трудно было разобраться в общественно-политической обстановке тех лет. Ему нравились искреннее волнение, горячность споров студентов-народников, ему казался значительным и важным их интерес к судьбам народа. А наряду с этим он, гораздо лучше знавший жизнь русского крестьянства, чем молодые народники, понимал, насколько они далеки от запросов и чаяний этого крестьянства и как смутно они его себе представляют. Общение с рабочими наглядно демонстрировало ему, что именно разделяет хозяев и рабочих, эксплуататоров и эксплуатируемых. Будучи подручным пекаря в булочной Деренкова, Пешков сближается с рабочими казанских фабрик. Он читает Маркса, Плеханова, встречается с марксистом Н. Федосеевым, сближается с революционером Ромасем и работает вместе с ним в селе Красновидове в обстановке постоянной опасности и покушений со стороны кулаков. После жизни в селе Красновидове для Пешкова вновь наступает этап скитаний и смены различных профессий. Он трудится на Каспии в рыболовецкой артели, работает ночным сторожем и весовщиком на железной дороге. По его инициативе создается рабочий кружок на станции Крутая. Здесь, на Крутой, начинается слежка жандармов за Пешковым. Вынужденный покинуть обжитое место, он вновь отправляется в путь, унося в котомке первые свои стихи и поэму «Песнь старого дуба». В этой поэме была такая знаменательная фраза: «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться...» Поэма и стихи были весьма несовершенны. Обо всем этом ему, мягко по форме и сурово по существу, сказал В. Г. Короленко, к которому явился Пешков с поэмой «Песнь старого дуба». Короленко тепло отнесся к начинающему писателю и горячо говорил ему о высоких задачах литературы. Ценными своими советами и указаниями он помог Горькому в его ранних творческих исканиях. «Короленко первый сказал мне веские человечьи слова о значении формы, о красоте фразы,— писал впоследствии Алексей Максимович.— Я был удивлен простотой, понятной правдой этих слов и, слушая его, жутко почувствовал, что писательство — нелегкое дело» (1). То немногое, что помнит Горький о своих первых литературных опытах, свидетельствует о том, что в них уже был дух бунтарства, что в них поэт требовал от людей «подвигов для возрождения земли», «пропитанной слезами и кровью». Этот дух протеста толкал молодого Пешкова к сближению с людьми, в которых он видел противников существовавшего режима. Он дважды пытался встретиться с великим обличителем Л. Толстым. Вернувшись в 1889 году в Нижний Новгород, он поселяется на квартире вместе с поднадзорными Чекиным и Сомовым. ------------------
1. М. Горький, Собрание сочинений в тридцати томах, т. 5, Гослитиздат, стр. 146.
В дальнейшем в сносках указаны лишь том и страницы этого издания (М., 1946-1956). ------------------
Предыдущая деятельность Пешкова, связи с «неблагонадежными» послужили основанием к его аресту и заключению в Нижегородскую тюрьму. Но за отсутствием каких-либо доказательств противогосударственной деятельности Пешков был освобожден и отдан под негласный надзор полиции. С этого времени вслед за Пешковым, где бы он ни жил, куда бы ни направлялся, тянулось секретное наблюдение. А Пешков держал дальний путь: он пересек Донскую область, прошел по Херсонщине, прошел югом Бессарабии до Дуная, направился в Одессу, а затем в Тифлис, где началась его биография как писателя. Позднее Горький писал о цели этих скитаний: «Хождение мое по Руси было вызвано не стремлением к бродяжеству, а желанием видеть — где я живу, что за народ вокруг меня». В Грузии Пешков поступает на работу в железнодорожные мастерские и сближается с передовыми рабочими и интеллигентами. Он организует своего рода политический кружок, где читает лекции на общественно-политические темы. Там ведутся горячие споры по наиболее волнующим вопросам современности. О том, что эта работа не была изолированной, свидетельствуют письма Пешкова ростовским революционерам. В этих письмах Пешков выражает уверенность в плодотворности своей агитационной работы, рекомендует на «работу» подходящих парней, сообщает, что он и его друзья ожидают «визита» полиции. Хотя впоследствии Горький постоянно преуменьшал свой вклад в освободительное движение, однако жандармы были другого мнения, считая его опасным пропагандистом, о чем свидетельствует обнаруженное в жандармских архивах «Дело о распространении преступных антиправительственных изданий». Огромное значение для жизненного и творческого пути Горького имела встреча с бывшим народовольцем ссыльнопоселенцем А. М. Калюжным. «Вы первый,— писал Горький А. М. Калюжному,— заставили меня взглянуть на себя серьезно. Вашему толчку я обязан тем, что вот уже тридцать с лишком лет честно служу русскому искусству». Слушая рассказы молодого Пешкова, Калюжный первый угадал в нем незаурядный талант, сочетавшийся с немалым уже знанием жизни, и посоветовал ему взяться за перо. Так родился рассказ «Макар Чудра», который с помощью того же Калюжного был напечатан в сентябре 1892 года в тифлисской газете «Кавказ». Рассказ этот начинающий литератор подписал псевдонимом «М. Горький». Начался блистательный творческий путь великого пролетарского писателя. Борьба — вот слово, наиболее экономно и точно выражающее смысл жизни Горького, художника и человека. Это борьба за человека, который свободно и радостно пользуется плодами своей работы, борьба против любых попыток увековечить рабство труда и мысли. В произведениях молодого Горького в едином потоке слились все возраставший протест против гнета жизни и крепнущая вера в ее обновление.
Горький вступил на писательский путь в то время, когда социал-демократия, по выражению Ленина, переживала процесс «утробного развития». Но Горький уже в своих первых произведениях выражал те настроения, которые зрели в народе и предвещали наступление нового, пролетарского этапа освободительного движения. Суровая правда жизни настоятельно требовала от молодого писателя активного вмешательства. Он слишком много знал, чтобы не попытаться рассказать об увиденном. Он скопил в душе такую горечь, такое отвращение к мерзостям мещанского быта, что не мог не бросить вызов российскому обывателю. Он так долго мечтал о гордом и чистом человеке, о свободном творчестве его разума, что должен был поведать человечеству свою мечту. Позднее сам Горький определил мотивы, побудившие его взяться за перо. «На вопрос: почему я стал писать? — отвечаю: по силе давления на меня «томительно бедной жизни» и потому, что у меня было так много впечатлений, что «не писать я не мог». Первая причина заставила меня попытаться внести в «бедную» жизнь такие вымыслы, «выдумки», как «Сказка о соколе и уже», «Легенда о горящем сердце», «Буревестник», а по силе второй причины я стал писать рассказы «реалистического» характера «Двадцать, шесть и одна», «Супруги Орловы», «Озорник» (1)
Горький не совсем полно отмечает причины, побудившие его обратиться к романтической «выдумке». Не только томительная жизнь, но и революционные предчувствия вносили в его творчество героику борьбы, пафос раскрепощения человека. Сама жизнь была наэлектризована мощной энергией поднимающегося народа, и история призвала художника этого народа воплотить в революционно-приподнятых образах накаленную атмосферу эпохи «движения самих масс». Сильная революционно-романтическая струя в раннем творчестве Горького была вызвана прежде всего той конкретной историко-социальной обстановкой, на основе которой развивалась эстетика писателя. В 90-х годах Горький не имел еще и не мог иметь той ясной социальной и политической цели, которую позднее, в 900-х годах, раскрыла ему жизнь, указали В. И. Ленин и партия большевиков. -----------------
1. М. Горький, Сочинения, т. 24, стр. 473. --------------------
Наступление революционной бури он ощущал всем своим существом, но когда и как она очистит его родную землю от скверны рабства, смрадного духа буржуазного общества, он не знал. Именно поэтому революционный пафос его ранних произведений облекался в форму аллегорических сказок и поэм, позволявших славить борьбу человека за свободу в отвлеченной, иносказательной форме. И чем яснее вырисовывалась перед пролетарским писателем мудрая стратегия большевистской партии, ведущей пролетариат на решительную схватку с самодержавием, тем ярче и полнее облекались в плоть и кровь революционные образы Горького, тем мощнее из уст его героев звучали революционные призывы. В. Воровский, объясняя романтическую настроенность молодого Горького, исходит из следующего определения Маркса: «Это фантастическое описание будущего общества возникает в то время, когда пролетариат еще находится в очень неразвитом состоянии и представляет себе поэтому свое собственное положение еще фантастически, оно возникает из первого исполненного предчувствий порыва пролетариата к всеобщему преобразованию общества» (1). «Эта наклонность к фантастике,— пишет Воровский,— в сфере ли политического или художественного строительства — проявляется в искусстве как наклонность к романтике. Не удивительно, что М. Горький, явившийся выразителем еще слабо диференцированной пролетарской массы, выступил под флагом романтизма» (2).
Однако само стремление Горького разукрасить жизнь вымыслом, а точнее говоря — определить конечную цель своих свободолюбивых устремлений, вырастало на реальной жизненной основе. Идеи романтических рассказов Горького были им глубоко выстраданы, они как бы составляли квинтэссенцию его собственных размышлений и поисков путей к счастливой, свободной жизни.
Писатель обращается к жанру, который больше всего соответствовал его стремлению показать пути человека к счастью,— это жанр народных романтических легенд и сказаний. Легенды и сказания, которые воспроизводил Горький в своих ранних произведениях, не были простым пересказом произведений фольклора. Он пропускал мотивы народного творчества сквозь призму собственных переживаний, наполняя их своими оригинальными впечатлениями и идеями. Романтический цикл Горького возник на той же жизненной почве, что и его реалистические рассказы, однако в романтических песнях и легендах он давал широкий -------------------
1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения в двух томах, т. I, Госполитиздат, М., 1950, стр. 36—37.
2. В В. Воровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, 1956, стр. 256. -------------------
простор своим мыслям о будущем. Если в реалистических рассказах писатель не мог полностью выявить свой положительный идеал, то романтические произведения выражали мечту, которая опережала действительность. Сам Горький ставил романтические произведения в один ряд с реалистическими, рассматривая их как различные формы выражения одного и того же отношения к жизни. По существу разделение произведений раннего Горького на «реалистические» и «романтические» очень условно. Романтические произведения имели прочную реальную основу, а реалистические были проникнуты революционной романтикой. Единый художественный метод Горького проявлялся в многообразных жанрах, отмеченных стилевыми особенностями. Легендарно-песенный жанр, естественно, выражался в художественных приемах, отличных от художественных приемов сатирического жанра, и оба эти жанра по изобразительным средствам отличались от произведений повествовательно-бытового жанра. Горьковская революционная романтика была неразрывно связана с жизнью, правдиво отражала ее закономерности. Своими произведениями Горький страстно хотел возбудить в людях действенное отношение к жизни. Это стремление лежало в основе его эстетики. «Нужны подвиги, подвиги! — восклицал писатель.— Нужны такие слова, которые бы звучали, как колокол набата, тревожили все и, сотрясая, толкали вперед. Пусть будет ясное сознание ошибок и стыд за прошлое. Пусть отвращение к настоящему будет беспокойной, острой болью и жажда будущего — страстным мучением» (1). Ранняя героическая романтика молодого Горького отражала подъем революционного движения рабочего класса, начавшийся в 90-х годах прошлого столетия. Его романтика была полна веры в будущую победу, в силу и героизм рабочего класса. Именно поэтому романтические произведения Горького нельзя противопоставлять его реалистическим рассказам. Героическая мечта о лучшем будущем, которая засверкала со страниц романтических сказаний, выступала и в реалистических рассказах Горького. Эта мечта являлась началом утверждающим, революционным.
Определяя роль и значение героико-романтических образов ранних произведений Горького, Боровский писал, что они пробуждали «те смелые, сильные, свободные чувства и мысли, которые неизбежно сопутствуют всякому революционному перевороту, без которых психологически немыслима сама революция» (2). Не все созданные Горьким легендарные и героические -------------------
1. М. Горький, Сочинения, т. 1, стр. 334.
2. В. В. Воровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, 1956, стр. 257—258. --------------------
образы были выражением революционных устремлений, но все они полны высокой оптимистической настроенности, всем им присуща горячая любовь к независимости и свободе. Это — гордые и прекрасные натуры, сильные и цельные волевые характеры, отвергающие рабскую приниженность, смирение и кротость христианской морали. Это — образы, зовущие к борьбе, к жизни прекрасной и свободной. Сильные, волевые натуры, созданные Горьким в романтических произведениях, не противостояли народной массе, но являлись выразителями самых сокровенных ее дум, надежд и чаяний. Воспевая прекрасную, мужественную личность, Горький создавал цельный характер простого человека из народа, а не личность исключительную, одиноко и властно возвышающуюся над массой, противостоящую ей. Горький выступил как революционный гуманист, высоко поднявший знамя революционно-демократической, классической русской литературы. В рассказах «Макар Чудра» (1892) и «Старуха Изергиль» (1895), в поэме «Девушка и Смерть» (1892) звучит гимн свободному и сильному человеку. Горький — горячий противник рабских чувств, мещанской морали, губительной власти денег, попыток подчинения и унижения человека человеком. Макар Чудра — страстный поборник свободы, правды и красоты. Его влекут широкие степные просторы, где человек так сильно ощущает необъятную мощь природы и свою близость к ней, где ничто не стесняет, не гнетет свободное проявление человеческих чувств.
Вступление в «Макаре Чудре» характерно для-многих ранних рассказов Горького. Они начинаются обычно с пейзажной зарисовки, за которой следует ознакомление с действующими лицами; в других случаях писатель сначала представляет своих героев, а затем кратко описывает место действия. Вступительные строки рассказов сразу же создают впечатление компактности, сжатости произведения. Ранние рассказы Горького отличаются удивительной для молодого писателя зрелостью поэтического мастерства, отточенностью литературной техники. Пейзажные зарисовки у него и по внутренней психологической линии повествования, и по внешней неотделимы от всего поэтического строя произведения. Именно так органична для художественной структуры рассказа «Макар Чудра» панорама, с которой начинается повествование. «С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана,— он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас».
Осенний пейзаж в рассказе нарисован для усиления той атмосферы печали, которая сгущается в дальнейшем, когда старый цыган передает историю любви Лойко Зобара и Радды. Природа надевает свой осенний наряд, падают жухлые листья, но грусть, навеваемая задумчивым плеском воды потемневшего моря и теряющей свое убранство степью, особым образом освещая историю, рассказанную Макаром Чудрой, не приглушает лейтмотив рассказа — гимн свободе. Идея свободы впоследствии не раз воплощалась Горьким в картинах безграничных просторов моря и степи. И в пейзаже, открывающем рассказ «Макар Чудра», повторно возникают сквозь мглу ночи безграничные перспективы моря и степи, просторы пустынные и свободные. Пейзаж населяют лишь две фигуры: цыган и «проходящий». Не случайно о рядом расположенном таборе только упоминается и нет его очертаний, его людей. А фигура Макара Чудры, расположившегося на земле в свободной и красивой позе, не обращающего внимания на порывы ветра, холодом обжигающего его обнаженную грудь, усиливает впечатление о вольнолюбии цыгана. О том, какую роль играет пейзаж в рассказе, как дороги сердцу человека широкие просторы, явствует также из слов старого цыгана. «Что ж,— говорит Макар Чудра о рабской привязанности человека к своему клочку земли,— он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного».
Нельзя, естественно, отождествлять мысли Макара Чудры с идейным осмыслением действительности самим Горьким. Протест Чудры против рабской психологии собственника носит тот анархический характер, который так свойствен горьковским босякам.
Горький встречал на своем пути многих людей, восставших против рабской морали, но не умевших противопоставить человеку-рабу человека-созидателя. Однако положительным у этих людей было их презрение к этическим и правовым нормам буржуазного общества, неприятие ими лицемерного учения церковников о святости мученичества и долготерпения, их отвращение к пассивистской проповеди непротивления злу насилием. «Хе! Говорил я с одним человеком,— рассказывает Чудра.— Строгий человек, из ваших, русских. Нужно, говорит он, жить не так, как ты сам хочешь, а так, как сказано в божьем слове. Богу покоряйся, и он даст тебе все, что попросишь у него. А сам он весь в дырьях, рваный. Я и сказал ему, чтобы он себе новую одежду попросил у бога. Рассердился он и прогнал меня, ругаясь. А до того говорил, что надо прощать людей и любить их».
В подтверждение своих слов о великой радости свободы как самом драгоценном даре человека старый цыган рассказывает историю красавца Лойко Зобара и гордой, прекрасной Радды. Не было, повествует Чудра, во всех цыганских таборах юноши милее и мужественнее Лойко Зобара, не было и девушки прекраснее Радды... Гордая красавица Радда отвергает всех своих поклонников. Но однажды в ее табор приезжает красавец Лойко Зобар, и в сердце Радды вспыхивает любовь к нему. Лойко тоже горячо любит Радду. Однако тут вступают в конфликт любовь и неутолимая жажда свободы. Гордая Радда заявляет, что она только тогда будет принадлежать Зобару, если он в присутствии всего табора станет перед ней на колени и покорится ей, отдаст ей за любовь свою свободу. Зобар убивает Радду — он не согласен стать ее рабом. Знаменательны слова автора, завершающие легенду: «Море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев-цыган». В аллегорической поэме Горького «Девушка и Смерть» (1892) развернуты мотивы революционного гуманизма, всепобеждающей силы человеческой любви. Гуманистическое начало в жизни, олицетворенное в образе Девушки, сильнее начала разрушающего, воплощенного в образе Смерти. Содеянное человеком никогда не пропадает, наоборот, оно растет, укрепляется, все более украшает и облегчает жизнь на земле — такая философская концепция утверждала неебходимость активного, созидательного отношения к действительности, отвергала идеи «бренности всего земного», «суеты сует» человеческого бытия, пропагандируемые декадентской литературой. Поэма «Девушка и смерть» не только по своему сказочно-аллегорическому характеру, но и по идеям очень характерна для всего раннего творчества Горького, идущего под знаком романтизма. В этой поэме Горький берет тему смерти и в отличие от прошлой и современной ему литературы дает ей оптимистическое разрешение. Девушка — героиня поэмы — олицетворяет силу любви, которая противостоит силе смерти. Девушка, наказанная царем за то, что засмеялась, когда царь возвращался с войны после поражения, смело смотрит в лицо Смерти, явившейся к ней. Девушка стоит перед Смертью, смело Грозного удара ожидая. Смерть бормочет — жертву пожалела: — Ишь ты ведь, какая молодая! Что ты нагрубила там царю? Я тебя за это уморю! — Не сердись,— ответила девица,— За что на меня тебе сердиться? Целовал меня впервые милый Под кустом зеленой бузины,—
До царя ли мне в ту пору было? Ну, а царь — на грех — бежит с войны. Я и говорю ему, царю, Отойди, мол, батюшка, отсюда! Хорошо, как будто, говорю, А — гляди-ка, вышло-то как худо! Что ж?! От смерти некуда деваться,
Видно, я умру, не долюбя. Смертушка! Душой прошу тебя — Дай ты мне еще поцеловаться!
Смерть отпускает девушку ровно на одни сутки. Но вот уже «прошло гораздо больше суток,— а не возвращается девица». Смерть вновь является к девушке и выслушивает ее ответ: Виновата, не пришла я к сроку, Думала — до Смерти недалеко, Дай еще парнишку обниму: Больно хорошо со мной ему! Да и он — хорош! Ты погляди, Вон какие он оставил знаки На щеках моих и на груди, Вишь, цветут, как огненные маки!
Смерть теряется — она не знает, что противопоставить силе страсти:
Смерть молчит задумчиво и строго, Видит — не прервать ей этой песни! Краше солнца — нету в мире бога, Нет огня — огня любви чудесней!
В заключительных словах девушки, обращенных к Смерти, содержится великая сила жизни и любви, чуждая страха смерти. В них выражается оптимистическая тенденция самого Горького.
Ни земли, ни неба больше нет. И душа полна нездешней силой, И горит в душе нездешний свет. Нету больше страха пред Судьбой, И ни бога, ни людей не надо! Как дитя — собою радость рада, И любовь любуется собой!
Любовь девушки побеждает смерть. Она остается жить. Так Горький показывает качественно иное отношение к «вечной проблеме» мировой литературы — смерти, занимавшей внимание многих художников в прошлом и настоящем.
Нравственная сила, духовная красота героев показаны Горьким в сочетании с их необычайной внешностью. Вот, например, портрет Лойко: «Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце, ей-богу!
Точно его ковали из одного куска железа вместе с конем. Стоит весь, как в крови, в огне костра и сверкает зубами, смеясь!»
Этот, как и многие другие художественные портреты в ранних, да и не только в ранних, рассказах Горького, не детализирует черты внешности. Писатель стремится произвести мгновенно яркое впечатление, которое выражало бы самое главное в характере героя. Яркая красочность портрета героев, будь то богатый костюм или живописные лохмотья, является существенным элементом в поэтике Горького. Характерен в этом отношении портрет чешского магната, влюбившегося в Радду.
«На Мораве один магнат, старый, чубатый, увидал ее и остолбенел. Сидит на коне и смотрит, дрожа, как в огневице. Красив он был, как черт в праздник, жупан шит золотом, на боку сабля, как молния сверкает, чуть конь ногой топнет, вся эта сабля в камнях драгоценных и голубой бархат на шапке, точно неба кусок». Игра светотени, образные сравнения, афористичность языка — все это создает необыкновенно яркие, сверкающие красками фигуры людей. Иногда Горький как бы останавливается сам в восторге перед красотой человека и отказывается ее описать, ибо перо не способно передать прекрасное, сотворенное природой. Но это не признание собственной слабости — это художественный прием, за которым следует сравнение или поэтическая метафора, употребление которых явится одной из отличительных черт Горького-художника. О внешности Радды старый Чудра говорит: «О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает». Горький широко использует прием гиперболизации. Это определяется его стремлением создать героические, сильные характеры, которые резко противостояли бы «томительно бедной» мещанской жизни с ее убогими интересами и мелкими чувствами. Тема любви к человеку, любви, сочетающей в себе единство помыслов и желаний, высокую жертвенность во имя человеческого счастья, достигает у Горького широкого социального обобщения в следующем его произведении — «Старуха Изергиль», очень близком по своей композиции «Макару Чудре». Однако и художественно и идейно рассказ «Старуха Изергиль» более значителен, а поэтому позволяет говорить о быстром творческом развитии писателя. «Видно, ничего не напишу я так стройно и красиво, как «Старуху Изергиль» написал»,— признавался Горький в одном из своих писем к Чехову. Уже одни эти слова писателя, обычно столь скромного в оценке собственных произведений, симптоматичны. Как и в «Макаре Чудре», в начале «Старухи Изергиль» дается сочетание пейзажа и людей, его «населяющих». Здесь тоже на первом плане рассказчик и «проходящий», с наслаждением внимающий прекрасным легендам. Но имеется и существенное отличие. В «Старухе Изергиль» «проходящий» еще более отодвинут на задний план. Его точка зрения на действительность не выражена в рассказе ни прямо, ни косвенно устами рассказчика. В «Старухе Изергиль» более отчетливо, чем в «Макаре Чудре», ощущается стремление писателя не вмешиваться в течение мысли своих персонажей, предоставить им думать и действовать по логике их натуры, характера, мироощущения. В «Старухе Изергиль» подобное решение наряду с вытекающими из него эстетическими требованиями имело непосредственное отношение к образу рассказчицы — старой Изергиль. Макар Чудра только рассказчик. История отношений Лойко и Радды окрашивается его взглядами на жизнь, оценкой случившегося, его собственной внешней живописностью. Иное дело — Изергиль. Она не только рассказывает две легенды, она ярко живописует свою жизнь, является не просто рассказчиком, но и героем рассказа, раскрывающим, как на исповеди, свою душу, воскрешающим переживания и приключения молодости.
Ее образ раскрывается писателем «изнутри», в испытанных превратностях судьбы, в оценках, которые она дает своей богатой необычайными событиями жизни. Эта жизнь настолько своеобразна и пестра, так насыщена чувственными желаниями, гордой любовью к свободе, радостью любви, нежной и жестокой, что вмешательство писателя, несомненно, нарушило бы эстетическую целостность судьбы Изергиль. Писателю необходимо подчеркнуть внимание «проходящего» к рассказу старухи о себе и к ее легендам. Но он всюду ограничивается сухими, лаконичными вопросами и ответами-репликами. Композиция рассказа глубоко оригинальна. Он состоит из трех частей: легенды о Ларре, истории жизни самой Изергиль и легенды о Данко. Все эти звенья повествования внешне объединены беседой, которую ведет рассказчик со старухой; внутренняя же связь заключается в тех параллелях, которые проводятся между судьбой Изергиль и судьбой героев рассказанных ею легенд. Ларра — герой первой легенды — сын орла и девушки из «могучего племени», откуда она когда-то была похищена орлом. Замкнувшись в гордом одиночестве и отвергнув мудрые советы старейшин, Ларра ищет и не находит смерти. «Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей... Вот как был поражен человек за гордость!» — заключает свой рассказ старуха Изергиль. Данко, герой второй легенды Изергиль,— сын народа, загнанного врагами в непроходимые болотистые леса. Из тьмы этих лесов Данко ведет свой народ к свету, к свободе. Великая любовь к народу, готовность пожертвовать собой ради его блага переполняют благородное сердце Данко. Но труден и далек путь к счастью, и Данко, чтобы осветить его, «разорвал руками себе грудь», вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой. Освещая дорогу этим «факелом великой любви к людям», Данко вывел свой народ в «море солнечного света и чистого воздуха», на «свободную землю». В легендах Изергиль даны не только образы противостоящих друг другу Ларры и Данко. В них показан и народ — прекрасные, мужественные и жизнерадостные люди. Горький использует прием антропоморфизма, посредством которого он как бы сливает идущих людей с природой. «Они шли, пели и смеялись: мужчины — бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки — веселые, гибкие, с темно-синими глазами, тоже бронзовые. Их волосы, шелковые и черные, были распущены, ветер, теплый и легкий, играя ими, звякал монетами, вплетенными в них. Ветер тек широкой ровной волной, но иногда он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный порыв, развевал волосы женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся вокруг их голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили все дальше от нас, а ночь и фантазия одевали их все прекраснее».
Движение людей в этой картине выглядит динамичным, полно живости потому, что оно дано в слиянии с игрой сил природы, капризных порывов ветра. В нарисованной картине нет еще тех смелых и неожиданных словосочетаний, которые появятся у Горького впоследствии. Когда писатель говорит, что ветер «играл» волосами или «звякал» монетами,— это тоже в сущности «очеловечивание» сил природы, придание ей осмысленного значения. Однако употребление этих глаголов стало привычным в подобном сочетании с существительными и не воспринимается как прием антропоморфизма. Иное дело глагол «прыгал». Ветер, который точно «прыгает»,— это новый образ в приемах очеловечивания природы. Вся картина завершается свежим и оригинальным образом: «...ночь и фантазия одевали их все прекраснее». Глагол «одевать» употреблен здесь дважды в переносном значении. Не прибегая к метафоре, можно было бы сказать: ночью они становились, выглядели, казались более прекрасными. Писатель же очеловечивает время суток. Наряду с этим он придает также способность прямого действия мыслительным свойствам человека— «фантазия одевала». Но именно в сочетании с одним глаголом двух столь разнородных существительных, как «ночь» и «фантазия», создается оригинальная новизна образа. Афористичность и метафоричность являются весьма существенными элементами стиля Горького, а поэтому, в частности, надо разобраться в развитии его приемов метафоризации, в том, как слагалась яркая афористичность его языка, как вырабатывалась им художественная экспрессивность речи.
Картины природы в руках большого художника — благодарный материал для пластического изображения. Но любовь Горького к природе, большое место, отводимое пейзажным зарисовкам в его произведениях, объясняется не только стремлением к прекрасному. Наряду с эстетическими идеями в рассказе «Старуха Изергиль» выступает также мысль о покорении человеком природы, о победе над ее злыми силами. Горькому всегда было чуждо идиллическое любование красотой, будь то человека, будь го природы. Прекрасное у него сочетается с сильным, действенным, гуманным началом. Идеи гуманизма и борьбы постоянно заключены в его художественных образах. «Старуха Изергиль» была проникнута полемикой с философией антигуманизма и крайнего индивидуализма, наиболее характерным и модным представителем которых был Ф. Ницше. Весьма знаменательно, что буржуазные критики вскоре после того как имя Горького становится известным широким читательским массам, стали создавать о нем легенду как о певце сильной личности, возвышающейся над толпой. Скорее всего в подобной «критике» сказалось либо непонимание идейной направленности творчества Горького, либо стремление извратить сущность революционно-гуманистических идей писателя. Так или иначе искажение взглядов пролетарского писателя все чаще занимало место в охранительной печати, ибо все звучнее и решительнее становились призывы Горького к борьбе с поработителями. Если Данко осветил людям путь из мрака к свету, то Сокол явился провозвестником грядущего раскрепощения, возвестил народу о приближающейся решительной схватке с самодержавием. «Песня о Соколе» первоначально была напечатана под названием «В Черноморье» в 1895 году. Во второй редакции (1899) это произведение стало еще более революционно направленным, яснее вырисовывалось его социально-политическое содержание, и финал песни зазвучал как грозный призыв к революции. В первой редакции «Песня» заканчивалась такими словами:
«О, смелый Сокол! Ты, живший в небе, бескрайнем небе, любимец солнца! О, смелый Сокол, нашедший в море, безмерном море, себе могилу! Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь купаться в небе, свободном небе, где нет помехи размаху крыльев свободной птицы, летящей кверху!..» А вот концовка «Песни» в редакции 1899 года:
«Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света! Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету! Безумству храбрых поем мы песню!» Природа в «Песне» гармонирует с волевым сильным характером — аллегорией, она же оттеняет серость и тусклость мещанства. Вот создающий настроение пейзаж в «Песне о Соколе»: «Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море. Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень... А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями... Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя. Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях...» «Песня о Соколе» прозвучала как революционный клич и нашла горячий отзвук в сердцах тех людей, которые уже рвались к борьбе. Сокол — олицетворение борца-революционера, усматривающего высшую правду жизни в борьбе за народное счастье. Он гибнет, но пример его героической борьбы вселяет в сердца людей уверенность в окончательной победе революции. Революционный пафос «Песни о Соколе» поднимал народные массы к борьбе, расценивался политически воспитанными рабочими как призыв сомкнуть ряды, приготовиться к битве. «Песня о Соколе» была для нас ценнее десятков прокламаций,— вспоминал П. А. Заломов, послуживший прототипом для горьковского Павла Власова.— Мы изумлялись глупости царской цензуры, пропустившей ее. Разве только мертвый или неизмеримо низкий и трусливый раб мог от нее не проснуться, не загореться гневом и жаждой борьбы» (1). Эта поэма упала, как долгожданное зерно, на уже взрыхленную и подготовленную почву. «Она была созвучна нашим настроениям, она доводила нас до слез восторга» (2),— отмечал П. А. Заломов.
Горький умело сочетал в аллегорической форме революционную проповедь и едкую сатиру на современное буржуазное общество.
----------------- 1. П. А. Заломов, Наш бессмертный Горький, газета «Молодая гвардия» от 28 марта 1938 г., № 43, Курск. 2. П. А. Заломов, Мои встречи с А. М. Горьким, «Правда» от 24 июня 1У36 г., № 172. -------------------
Первым революционно-сатирическим произведением Горького явился рассказ «О Чиже, который лгал, и о Дятле, любителе истины» (1893). Антитеза, ставшая одним из любимых художественных приемов молодого писателя, используется им в этом рассказе. Здесь романтический герой противопоставлен мещанину, уже более широко типизированному. В столкновении Чижа с Дятлом, для которого нет другой истины, кроме незыблемого факта, и с Воронами — глашатаями «бренности земного бытия» — Горький продолжал борьбу с мещанством и разоблачал идеологов этого мещанства в литературе. Новаторство ранних рассказов Горького сказалось не только в их идейном содержании, но и в художественном раскрытии этого содержания. Писатель обнаружил высокое мастерство, изображая человека в действии, раскрывая психологию человека в неразрывной связи с его делами. В художественном мастерстве Горького нашло свое выражение его отношение к человеку как творцу жизни, носителю высоких духовных качеств.
Человек в рассказах раннего Горького ярок и живописен. Он раскрывается писателем на фоне природы, которая как бы дополняет характеристику. Пейзаж выполняет активную функцию в горьковском повествовании, являясь одним из главных его элементов. Невозможно, например, изолировать образ Вареньки Олесовой или Мальвы от окружающей их природы,— они сразу поблекнут. Близость романтических героев Горького к природе дает простор для раскрытия их возвышенных стремлений.
В произведениях Горького, как замечает Луначарский, «природа зовет жить, бороться, наслаждаться, плодиться, только мудрее, то есть сильнее и сознательнее, чем это делают звери» (1). Вот почему Горький так внимательно изображает природу во всех ее оттенках, проявляя особый интерес к ее стихийной мощи и силе. Море, горы, степи своей величавостью привлекают писателя; сюда, к необъятным просторам, идут пути его героев, с созерцанием могучей красоты природы связаны и их мечты о свободе. Горький дал разнообразный пейзаж как юга России, так и средней ее полосы. В своих произведениях он преодолевает то безразличие к пейзажу, которое было характерно для писателей — эпигонов народничества и натуралистов, и возвращает читателя к лучшим традициям классической литературы. Описание природы у Горького нигде не превращается в самоцель. С помощью реалистического пейзажа фантастические герои Горького выступают как существующие в действительности люди, все поступки их воспринимаются как реальные. Таковы Макар Чудра, старуха Изергиль, Хан из крымской легенды. -------------------
1. А. В. Луначарский, Статьи о советской литературе, М., Учпедгиз, 1958, стр. 341. ---------------------
По своей композиции горьковские легенды часто содержат два элемента: романтический сюжет и его реалистическое обрамление. Фигура повествователя-рассказчика, вводимая автором, придает произведению достоверность факта. С этой же целью Горький ставит к легендам и сказкам подзаголовки, географически точно определяя место их бытования: «Крымская, Башкирская», «Валашская» и др. Горький устраняет в своих произведениях разрыв между разговорным, народным и литературным языком, характерный для буржуазно-дворянской и особенно декадентской литературы. Если в легендах и сказаниях, в силу специфики этих жанров, имеющих свою традицию, литературный язык отличается от живого, разговорного языка приподнятостью стиля, декламационными интонациями, инверсиями, то в реалистических рассказах писателем во всем блеске передан народный язык, густо пересыпанный метафорами и афоризмами. В отличие от натуралистов Горький никогда не прибегал к «копированию» языка людей из народа, он избегал провинциализмов, никогда не злоупотреблял «блатной» терминологией людей «дна». Писатель широко использовал песню, во многом созвучную речитативной манере повествования. В горьковской героике наиболее выпукло проявились черты новаторства, суть которого не всегда правильно понималась его современниками. Так, Л. Толстой, высоко ценивший Горького, тем не менее отвергал его метод «героизации» человека, называя его «психологической выдумкой».
«Третьего дня я был у Л. Н. Толстого,— писал Чехов Горькому (1899),— он очень хвалил Вас, сказал, что Вы замечательный писатель! Ему нравятся Ваша «Ярмарка» и «В степи» и не нравится «Мальва». «Везде у вас заметен петушиный наскок на все,— говорил Толстой Горькому.— И еще — вы все хотите закрасить все пазы и трещины своей краской». То, что Толстой называет горьковской «краской», как раз и было жизнеутверждающим началом в творчестве Горького. Поиски Горьким героического вызвали такую реакцию Толстого: «Герои — ложь, выдумка, есть просто люди, люди и больше ничего». Толстой отрицал в Горьком как раз то, что являлось самым сокровенным в его творчестве. Этот же смысл заключен и в другом упреке Толстого: «У Горького же герои поступают так, как он предпишет им». Толстовские оценки «романтической» героики Горького характерны своей резкостью. В дневнике Толстого есть такая запись по поводу прочитанных им произведений Горького: «Вечер, кончил читать Горького. Все воображаемое и неестественное, огромные героические чувства и фальшь, но талант огромный». Отрицательное отношение Толстого к революционной устремленности творчества Горького логически следует из его общего отрицательного отношения к революции, к революционным методам борьбы. Известно, что в беседе с корреспондентом французской газеты «Матен» Толстой заявил: «Русский народ не хочет революции». Понимание Горьким русского народного характера никак не могло быть принято Толстым. Толстому, провозглашавшему непротивление злу как норму общественного поведения, чужда была резкая постановка Горьким социальных вопросов. До 1895 года Горький работает как «свободный художник», печатая свои рассказы в казанской газете «Волжский вестник» и в нижегородском листке «Волгарь». В 1895 году, по совету Короленко, он переезжает в Самару и становится постоянным сотрудником «Самарской газеты», а затем «Нижегородского листка» и «Одесских новостей». В «Самарской газете» Горький создает серию фельетонов под общей рубрикой «Между прочим» и подписывает их псевдонимом Иегудиил Хламида. Кроме того, он ведет в газете воскресный фельетон в виде коротких рассказов, озаглавленных «Теневые картинки».
Постоянная работа в «Самарской газете», сотрудничество в других органах печати значительно расширили сферу наблюдений Горького, заставили его проникать в глубь самых различных явлений жизни, соприкасаться с людьми разнообразных профессий и взглядов. Работа над статьями, обозревающими провинциальную печать, над очерками и набросками заставляла его приглядываться к мелким, незначительным фактам мещанского российского быта. Эти впечатления не нагромождались у Горького одно на другое, а профильтровывались сквозь его острый, аналитический ум, приводили к глубоким социальным выводам и обобщениям.
Одновременно с работой в «Самарской газете», в которой он опубликовал ряд беллетристических произведений — «Вывод», «Песня о Соколе», «На плотах», «Старуха Изергиль», «Дело с застежками», «Однажды осенью»,— Горький принимает предложение постоянно сотрудничать в «Нижегородском листке». Здесь он уже выступает как зрелый публицист и очеркист. Его очерки о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1896 года написаны с позиции углубленной критики русского капитализма. Заглядывая за парадные декорации выставки, Горький раскрывает перед читателем нечеловеческие условия труда людей, создающих те ценности, которыми любуются посетители. За каждой вещью у него встает рабочий, ремесленник, отдавший капиталисту за крохи хлеба свой талант, умение, свое здоровье. Работа газетчика помогла Горькому заглянуть в самые темные закоулки российской действительности, изучить мещанский быт и жизнь людей, выброшенных за борт мещанского «рая». Все это внесло в творчество писателя еще более острое желание обнажить язвы буржуазного общества, отхлестать сытых жирных буржуа, с усмешкой взирающих на ими же обездоленных людей. Жизнь, исполненную несправедливости, молодой Пешков называл «сплошным свинством и тоской, убивающей душу». Но молодой Горький сумел взглянуть на неприглядную жизнь царской России и другими глазами. Ощущая свою ответственность писателя, он и в провинциальном болоте, на самом «дне» нищей и убогой жизни искал и находил проблески того социального сознания, которое говорило о грядущем исцелении, о возможностях и силе русского народа, стремящегося сбросить с себя цепи рабства и тяжелой нужды. Обвинительным актом по адресу буржуазного общества, выбрасывающего из жизни тысячи и тысячи трудящихся, делающего их отверженными, лишенными элементарных условий человеческого существования, явился его цикл рассказов о босяках. Эту тему подсказал писателю собственный жизненный опыт. В ту пору, когда Горький писал свои рассказы о босяках, в городах России скопилось до пяти миллионов людей, не имевших возможности найти постоянное применение своим силам. Реальным историческим фоном рассказов Горького было время, характеризуя которое, Ленин писал: «...капитализм... разрывает крепостническую власть земли и заставляет давно уже дочиста обобранного и голодного крестьянина, бросив землю в общество для уравнительного распределения между торжествующими кулаками, уходить на сторону, бродить по всей России, проводя массу времени без работы, наниматься сегодня к помещику, завтра — к подрядчику по постройке жел. дор., потом — в чернорабочие в городе или в батраки к богатому крестьянину и т. д.; когда этот «крестьянин», меняя хозяев по всей России, видит, что везде, куда бы он ни пришел, он подвергается самому бесстыдному грабежу, видит, что рядом с ним грабят таких же, как он, голяков, видит, что грабит не непременно «барин», а и «свой брат-мужик», раз только есть у него деньги на покупку рабочей силы, видит, как правительство повсюду служит его хозяевам, стесняя права рабочих и подавляя под видом бунта всякую попытку защитить свои элементарнейшие права, видит, как все напряженнее и напряженнее становится труд русского рабочего, все быстрее рост богатства и роскоши,— тогда как положение рабочего все ухудшается, экспроприация усиливается и безработица становится нормой...» (1)
Обнищание деревни и превращение громадной массы людей в люмпен-пролетариат являлось социальным бедствием, которое не мог не отразить в своем творчестве Горький, прекрасно знавший нечеловеческие условия, в которых находилась многомиллионная армия выброшенных за борт жизни людей. -----------------
1 В. И. Л е н и н, Сочинения, т. I, стр. 302—303. ---------------
