А.А.Волков. "Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период." Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
ГОРЬКИЙ МЕЖДУ ДВУМЯ РЕВОЛЮЦИЯМИ
С осени 1906 и до конца 1913 года Горький живет на Капри в Италии. Это были годы после поражения революции в России, годы наступления господствующих классов на права, завоеванные пролетариатом, наступления и на экономическом и на идеологическом фронтах. Столыпинская реакция — это «три года черной Думы, разгула насилия и бесправия, натиска капиталистов на рабочих, отнятия тех завоеваний, которые рабочими были сделаны» (1),— писал В. И. Ленин. Вынужденный жить вдали от родины, Горький продолжает еще некоторое время руководить издательством «Знание», ведет широкую переписку с многочисленными корреспондентами. В своих художественных произведениях, публицистических статьях и письмах он выступает против разгула реакции, против ренегатства и цинизма в жизни и литературе позорного для русской интеллигенции десятилетия. Он показывает подлинную сущность прославления одними писателями «мудрости мещанства», «увлечения» других вопросами пола, стремления третьих уйти в поэзию, якобы отрешенную от земных дел. В целом Горький правильно оценивает все явления идейного и литературного распада и борется с ними самыми разнообразными средствами. Но в эти же годы он, не разобравшись в подлинной сущности «философских» взглядов Богданова, Базарова, Луначарского и других, допускает идейные ошибки, отозвавшиеся на его творчестве. Начав с ревизии основ марксизма, отзовисты в своих «философских» исканиях скатились до субъективного идеализма и богостроительства. В своей классической работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин доказал, что Богданов, Базаров и прочие «ревизионисты» Маркса, пропагандируя религию как путь «коллективного» опыта, как учение, способствующее укреплению солидарности между людьми, на деле выступили с реакционно-идеалистическими идеями примирения социальных противоречий, с отрицанием необходимости классовой борьбы. В этих условиях Горький проявил идейное колебание, примкнув на время к фракции сторонников отзовизма и богостроительства, возглавляемой А. А. Богдановым. Под влиянием Богданова и Луначарского Горький совершил ряд философских ошибок. Так, отвергая веру в божество как таковое, он тем не менее признавал религиозное чувство, соединяющее, по его мнению, человека со всей вселенной. Резко критикуя отклонение Горького от линии партии в сторону богостроительства, Ленин верил в то, что Горький преодолеет эти заблуж- -------------------
1 В. И. Л е н и н, Сочинения, т. 16, стр. 325. ------------------- дения и высказывал уверенность, что писатель не придет к пессимизму и растерянности. Критика Лениным ошибок Горького дала свои благотворные результаты, и она в конечном счете вывела писателя на путь правильного понимания действительности. Ленин видел, какую опасность представлял для Горького путь «богостроительства», которому Горький отдал дань в повести «Исповедь» (1908). Писатель утверждает в ней мысль, что идея бога объединяет людей, помогает в борьбе. Богом новой религии делается народ. Ленин резко отрицательно оценил повесть.
Несомненно, что письма Ленина, указывающие на поповскую сущность философских «открытий» Богданова и его группы, на то, как опасна «тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные «идейные» костюмы идея боженьки» (1), помогли Горькому решительно преодолеть свое временное увлечение идеями богостроительства. Помимо повести «Исповедь», некоторых ошибочных положений в статье «Разрушение личности» и в каприйских лекциях, концепция А. Богданова не оказала серьезного влияния на Горького. Уже в начале 1910 года Ленин писал Н. Е. Вилонову о Горьком: «Слышали, что он разочаровался в Богданове и понял фальшь его поведения» (2). Это «разочарование» в реакционном идеализме богостроителей выразилось, в частности, в признании Горьким ошибочности «Исповеди», а главное — во всей его работе писателя и общественного деятеля. Несмотря на ошибки, допущенные Горьким, Ленин верил в нерасторжимость его кровных связей с народом, с борющимся пролетариатом. Вождь революции понимал, что Горький в наиболее трудные минуты заграничной борьбы не придет, как интеллигентские маловеры, «к отчаянию в рабочем движении и в социал-демократии» (3). «Своим талантом художника,— писал он Горькому,— Вы принесли рабочему движению России — да и не одной России — такую громадную пользу, Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы» (4). В годы пребывания на Капри Горький постоянно согласовывает с Лениным свои публицистические выступления. Ленин разделяет его мнение о необходимости противодействия разоружающей пассивистской философии Л. Толстого, о крайней важности борьбы с ренегатством русской интеллигенции, с литературным распадом, с национализмом. Ленин предостерегает Горь- ----------------------
1. В. И. Л е н и н, Сочинения, т. 35, стр. 90. 2. Там же, т. 34, стр. 363. 3. Там же, стр. 354. 4. Там же.
------------------------ кого от сползания на общедемократическую точку зрения и разъясняет ему, что в период резкого отмежевания революционной демократии от буржуазной только пролетарская точка зрения на жизнь, только марксистская оценка событий дают возможность развернуть плодотворную художественную и общественную деятельность. Как и ранее, в период между двух революций, художественное творчество Горького развивается по двум основным линиям: разоблачения российского мещанства в новой исторической обстановке и утверждения неисчерпаемости духовных сил русского народа, его решимости продолжать революционную борьбу, несмотря на поражение революции. События 1905 года, а также столыпинская реакция пролили новый свет на жизнь и мироощущение российского мещанства, продемонстрировали дальнейший ускорившийся распад его сознания, позволили Горькому углубить и еще шире обобщить свои наблюдения над социально неустойчивой и реакционной мещанской массой. В статьях «О цинизме» (1908) и «Разрушение личности» (1909) Горький дает верную оценку бытию и мироощущению российского мещанства и его «передового» отряда — ренегатов из рядов интеллигенции. В этих статьях содержится идейно-эстетическая основа образов и мыслей, развиваемых Горьким в его художественных произведениях, показывающих распад буржуазной личности. В них заключена также открытая философская и социальная полемика с идеями Л. Толстого и Ф. Достоевского, полемика, с огромной силой продолженная в «Жизни ненужного человека», «Последних», «Зыковых», в «окуровском» цикле. В этих произведениях перед читателем одна за другой предстают кошмарные картины цинически грязного дна политической реакции, уродливого болота захолустной мещанской России. Там, в моральной грязи и вони, копошится мещанская «личность». Запутавшись в противоречиях и жалких попытках найти обособленный и спокойный уголок в жизни, эта личность непрестанно дробится, духовно все более нищает. Она тщетно ищет прибежища то в религии, то в разврате. Мещанский индивидуалист мечется между капитализмом и социализмом, всегда готовый примкнуть к победителю. Сегодня он сжигает то, чему поклонялся вчера, и в результате этих «исканий» скатывается к отчаянию, отрицанию всякой морали, к духовному разрушению.
В годы, когда реакция праздновала «победу», Горький в своих страстных разоблачительных произведениях показывал обреченность «победителей», всю бессмысленность их попыток задержать исторический ход событий. В повестях и пьесах периода реакции Горький обнажает гнусность, растленность мещанской души, ведет читателя на задворки мещанской жизни, в среду агентов охранки, в семью бывшего полицеймейстера. Но и в этих произведениях, резко контрастируя с удушающей атмосферой морального разложения, живет неугасимая мечта об иной жизни — разумной и светлой, мечта, которая освещала творчество Горького в годы нового революционного подъема. В пьесе «Последние» (1908) особенно сильно звучат мотивы ненужности людей, чью душу разъела ржавчина полицейского режима. Отчетливее других сознающая весь ужас духовного загнивания своей семьи горбунья Любовь говорит матери: «Какое дело богу, природе, солнцу — до нас? Мы лежим на дороге людей, как обломки какого-то старого, тяжелого здания, может быть,— тюрьмы... мы валяемся в пыли разрушения, и мы мешаем людям идти... нас задевают ногами, мы бессмысленно испытываем боль... иногда, зацепившись за нас, кто-нибудь падает, ломая себе кости...» В уста Любови Коломийцевой, остро видящей, но не способной выбраться из омута мещанской среды, Горький вложил ту основную разоблачающую мысль, которой проникнуты его произведения о мещанстве. Черты подлости и духовного убожества особенно сгущены Горьким в образах тех мещан, которые как бы находятся на переднем крае борьбы против революции. Именно о таких, как развратник и циник Иван Коломийцев, иногда спотыкаются люди, стремящиеся вперед, к новой жизни. Мрачная фигура бывшего полицеймейстера Ивана Коломийцева, развращающего и губящего все, к чему он прикасается, тяготеет над его собственной семьей, над домом его брата Якова, объективно честного, но тоже «ненужного» человека. На пороге смерти Яков Коломийцев говорит о людях себе подобных: «Желая скрыть свое ничтожество, они прячутся в ничтожный труд и обольщают себя сомнительным утешением: я весь в одном!» А семья Ивана Коломийцева, в образе которого олицетворена тупая пошлость и трусливая жестокость полицейского режима, и состоит из ничтожных людей, независимо от того, что преобладает в них: пассивность ли духа, как у Софьи и Якова, или же жадность к веселью и развратной жизни, как у любимых чад полицейского — Александра и Надежды.
Чувственные корыстолюбцы и откровенные циники, Александр и Надежда Коломийцевы сотворены по образу и подобию своего отца. Иначе обстоит дело с «последними» детьми Коломийцева — Петром и Верой. В их образах Горький показал самый процесс разрушения личности под губительным давлением полицейско-мещанского существования. Наивная девушка Вера, подталкиваемая отцом к браку с полицейским, в попытке вырваться из-под отцовской власти попадает в объятия другого полицейского — молодого, но не менее растленного. Утратив иллюзии юности, она начинает воспринимать окружающее в его подлинном виде, с ужасом убеждается, что ее также ожидает жалкая и бесцветная жизнь, в которой некого любить, некого жалеть.
К такому же духовному тупику приходит и ее брат Петр. Не лишенный хороших задатков, он, как муха в паутине, бьется в атмосфере подлости, исходящей от отца, старших брата и сестры. Гнусная жизнь отца и старшего брата вызывает в нем безысходное отчаяние, жгучий стыд, понимание того, что позор ложится и на его голову. Где-то за пределами своей семьи Петр соприкоснулся с людьми, у которых есть светлые идеалы; но он все же слишком сын своего отца: он слаб духом, безволен. Он ясно понимает, что путь, избранный этими людьми, не для него. Он ненужный, лишний человек в жизни и, видимо, обречен на гибель. Также никому не нужен и обречен на гибель и «герой» повести «Жизнь ненужного человека» (1908). Вряд ли в русской литературе найдется произведение, которое так безжалостно, с такою глубиной социального анализа обнажало бы самые темные закоулки мещанской души. Тайные человеческие пороки, гноящиеся духовные язвы с огромной силой показывал великий психолог Достоевский. Но Достоевский только констатировал в художественно потрясающих образах, что человек плох, зол и порочен, и, констатируя, обобщал как органическое свойство природы человека садистскую жестокость мещанина и сочетающийся с ней «мазохизм существа забитого, запуганного, способного наслаждаться своим страданием» (1). К этому мещанину с раздвоенной душой Горький подходит с принципиально иных позиций, чем Достоевский. Он разоблачает его как естественное порождение определенных социальных условий, как мещанского индивидуалиста, взращенного полицейским режимом под напором зреющих сил революции. Горький говорил в «Последних» и в «Жизни ненужного человека», что исковерканные жизнью люди, не способные к восприятию новой социальной правды, будут сметены с лица земли. И наслаждающийся своим страданием мазохист Евсей Климков, и садист Сашка, воспылавший к революции ненавистью ренегата и предателя, и все прочие агенты охранки — это обломки гниющих устоев самодержавия, тот мусор, который в первую очередь будет сметен революционной бурей. Слабым и безвольным Евсеем Климковым и «сильным» Сашкой безраздельно владеет ощущение непрочности собственного существования. Этим страхом перед будущим вызвана исповедь Евсея и сыщика из дворян Маклакова перед писателем-демократом, которого Горький наделил некоторыми данными собственной биографии. Ужасом перед неизбежным концом вызваны все действия Сашки, вооружающего погромщиков. ------------------- 1. М. Горький, Сочинения, т. 24, стр. 147. ----------------------
Так попутно Горький показывал методы полиции, вкупе с черной сотней организующей «народные» выступления против передовой части русского общества. Сознание непрочности своего бытия, отсутствия настоящего места на земле все сильнее овладевает эксплуататорами, к каким бы методам они ни прибегали для сохранения своего господства. В первом варианте «Вассы Железновой» (1910) нет еще того мощного революционного звучания, которое Горький после Октября счел необходимым внести во второй вариант. Но и здесь раскрывается вся тщетность Вассы любыми, даже преступными, путями воздвигнуть фундамент благополучия своей семьи, остановить усиливающийся в ней распад. Ощущение обреченности, ненужности своей работы не покидает Вассу и Прохора Железновых. Инерция накопления еще велика, но для чего и для кого она копит, Васса не знает.
Эта тема обреченности русского капитализма была полно раскрыта М. Горьким после революции в «Деле Артамоновых» и «Егоре Булычеве», когда историческая действительность позволила ему показать крушение класса собственников. Но и до Октябрьской революции в «Фоме Гордееве», «Врагах», «Вассе Железновой» и «Зыковых» Горький обнажал все характерные черты разложения, предвещавшего неминуемую гибель капитализма. Нечего говорить, как важно было в годы реакции поддержать в людях веру в то, что революция потерпела лишь временное поражение, что борьба продолжается и долг каждого честного трудящегося человека принять участие в этой борьбе. Эта борьба показана глубоко и правдиво Горьким в повести «Лето». О русской деревне того времени писали многие реалисты, рассказал о ее жизни и крупный писатель И. Бунин («Деревня»). Но талантливое произведение Бунина рисовало деревенскую жизнь односторонне, с косностью, невежеством и дикими суевериями разоряющегося крестьянства. По-иному показывает деревню Горький. «Лето», «Мордовка», «Романтик» были своего рода подходами к большой книге «Сын», которую Горький задумал как продолжение повести «Мать». Повесть «Лето» (1909) проникнута жизнеутверждающим революционным пафосом. Правду жизни крестьянству несет рядовой революционер Егор Трофимов. Однако он приходит в деревню не на «голое» место. Здесь и до его приезда оформилась группа молодых крестьян, понимающих, что жизнь необходимо переделать, ожидающих помощи из города, чтобы начать революционную пропаганду. Возглавляет эту группу Егор Досекин, в котором есть многие черты пролетарского революционера Павла Власова. Досекину, живущему в идейно разобщенной деревенской среде и ведущему пропаганду среди бедняцкого крестьянства, находящегося в тяжелой материальной зависимости от мироедов, приходится, быть может, еще труднее, чем Павлу Власову. Егор Досекин — человек, которого ничто не в состоянии согнуть, сбить с революционного пути. В нем Горький олицетворил формирование революционных идей в деревне как залог осуществления тесного союза пролетариата и трудящегося крестьянства в революционной борьбе. Наряду с Трофимовым и Досекиным в «Лете» выведен обаятельный образ русской женщины — Вари, во многом близкой духовному облику Пелагеи Ниловны. Отличительная черта характера этой передовой русской крестьянки — редкая нравственная чистота. Хотя повесть кончается разгромом деревенской революционной организации, в ней все же звучит вера в лучшее будущее. В торжественно-оптимистических словах ее героя Егора Трофимова выражена основная идея произведения. «С праздником, великий русский народ! С воскресением близким, милый!»
Политическое пробуждение деревни, описанное Горьким,— сложный процесс. Труднее всего крестьянину освободиться от власти земли. Однако разорение в деревне идет быстрыми шагами, и, разоряясь, крестьянин революционизируется. Таков бывший «подпевала» черной сотни Кузин; разорившись, он становится участником революционной группы крестьян. Наоборот, батрак Авдей Никин, надеясь на брак с дочерью кулака, отходит от передовых людей деревни. Но отход отдельных крестьян, не сумевших окончательно освободиться от власти земли, не может задержать нарастания революционных настроений в деревне. Если на первой сходке было несколько человек, то в конце повести революционная группа уже окружена десятками людей, впитывающих слова социальной правды. Утверждение веры в будущую победу народа в творчестве Горького неотделимо от обличения реакционного режима. В повестях «Городок Окуров» (1909) и «Жизнь Матвея Кожемякина» (1911) Горьким создано широкое, обобщающее полотно жизни мещанской уездной Руси в годы реакции. Первая из них охватывает события начала девятисотых годов, тогда как вторая, являясь экспозицией к «Городку Окурову», возвращает читателя к последним десятилетиям прошлого века. Вместе с тем «окуровский» цикл, куда входят эти две повести, имел особенно злободневное звучание в годы столыпинской реакции.
Актуальнейший смысл «окуровского» цикла, его глубокое идейное значение остались непонятыми тогдашней буржуазной критикой, которая пыталась приспособить горьковские повести к своим взглядам. В противовес статьям, которые в период выхода «Матери» поносили Горького, появилась даже статья, озаглавленная «Горький продолжается». Здесь утверждалось, что повести «окуровского» цикла будто бы свидетельствуют о переломе в творчестве Горького, что Горький-де вернулся к «объективному изображению действительности». На самом же деле и в «Городке Окурове» и в «Матвее Кожемякине», так же как и во «Врагах» и в «Матери», решаются те же вопросы о судьбах России, русской революции, ведется последовательная борьба с реакцией. Но, в отличие от «Врагов» и «Матери», в центре повествования здесь не герои, борющиеся против эксплуататорских условий жизни, а быт, уродливый, гнетущий, и люди, искаженные этим бытом. И хотя революционная борьба почти не показана в этом цикле, но самим ходом повествования читатель подводился к революционным выводам о том, что спасение от «окуровщины» — этого порождения эксплуататорского строя — только в коренном социальном переустройстве общества. Этого не понял А. Луначарский, писавший, что Горький в «окуровском» цикле отошел от революционных проблем, что он попросту здесь обобщает свои наблюдения над уездной Россией. Спора нет, Горький в «окуровском» цикле использовал весь свой богатейший жизненный опыт, но это не было, конечно, отходом от революции, а диктовалось соображениями революционной борьбы пролетариата, необходимостью показать народным массам подлинное лицо мещанства, чтобы яснее были позиции, которые могли бы занять те или иные слои мещанства при новом подъеме революционного движения. В статье «Заметки публициста» Ленин писал: «У нас упускают, напр., из виду, что эта революция должна показать пролетариату — и только она может впервые показать пролетариату, какова на деле буржуазия данной страны, каковы национальные особенности буржуазии и мелкой буржуазии в данной национальной буржуазной революции. Настоящее, окончательное и массовое обособление пролетариата в класс, противопоставление его всем буржуазным партиям может произойти только тогда, когда история своей страны покажет пролетариату весь облик буржуазии, как класса, как политического целого,— весь облик мещанства, как слоя, как известной идейной и политической величины, обнаружившей себя в таких-то открытых широко-политических действиях» (1). «Окуровский» цикл и следует рассматривать в свете этих высказываний Ленина. Одновременно с работой над «окуровским» циклом Горький подготовлял для организованной им на Капри рабочей школы курс лекций по русской литературе. В одной из этих лекций Горький останавливается на мещанстве: «Неопределенность прав, неустойчивость социальной позиции, существование где-то на задворках истории, постоянное стремление --------------------- 1. В. И. Л е н и н, Сочинения, т.13, стр. 57. --------------------
мещанина прососаться в ряды других классов — лишило это сословие возможности создать какие-либо свои мещанские, сословные задачи, поставить сословные цели. В этом сословии нет и не может быть единства целей... сей тянет в канцелярию, оный — в гильдию, тот пробивается в университет, этот — уходит в ряды пролетариата... Но все свойства психики ме(ща)н очень мелки и примитивны... Активность м(ещанин)а не простирается далее первого же сытного куска; схватив его, м(ещани)н сразу весь сосредоточен на охране захваченного и становится резко консервативен. Вообще мещанин может быть назван мелким хищником, которому все равно и который, будучи по необходимости строгим индивидуалистом, кроме себя и своих целей, ничего в жизни не видит» (1). Эти черты мещанина воплощены прежде всего в образе Вавилы Бурмистрова. Вавила Бурмистров — типичное порождение Окурова и «окуровщины», «паучьего гнезда», от которого невидимо тянутся во все стороны «окуровские липкие мысли, верования, ядовитая пена мертвого тела! Тянутся далеко и опутывают, отравляют множество людей дикими суевериями, тупой, равнодушной жестокостью». Бурмистров — порождение этих темных сил «окуровщины»; его избрало себе в вожаки окуровское мещанство, когда оно пошло громить обитателей слободы. Красавец и первый герой Заречья Бурмистров не может найти себе такого места, где бы «душа не ныла». «Все во мне есть,— а стержня нету». Неосознанно, стихийно это ощущение, что «стержня нет», проявляется в поступках и действиях Вавилы Бурмистрова, проявляется в бесцельном хулиганстве и в хулиганстве черносотенном. «Хулиган — кровное дитя мещанина, это плод его чрева»,— писал Горький в своей статье «Разрушение личности», написанной в те же годы. «Хулиган — существо, лишенное социальных чувств, он не ощущает никакой связи с миром, не сознает вокруг себя каких-либо ценностей и даже постепенно утрачивает инстинкт самосохранения — теряет сознание ценности личной своей жизни. Он не способен к связному мышлению, с трудом ассоциирует идеи, мысль вспыхивает в нем искрами и, едва осветив призрачным, больным сиянием какой-либо ничтожный кусочек внешнего мира, бесплодно угасает. Впечатлительность его болезненно повышена, но поле зрения узко, и способность к синтезу ничтожна... Это — личность не только разрушенная, но еще и хронически раздвоенная — сознательное и инстинктивное почти никогда не сливаются у нее в одно «я»... Ощущая свое бессилие, это существо, по мере того как жизнь повышает свои запросы к нему, вынуждено все более резко отрицать ее запросы,
------------------- 1. М. Горький, История русской литературы, Гослитиздат, 1939, стр. 139 ------------------
откуда и вытекает социальный аморализм, нигилизм и озлобление, типичное для хулигана... Основной импульс его бессвязного мышления, странных и часто отвратительных деяний — вражда к миру и людям, инстинктивная, но бессильная вражда и тоска больного: он плохо видит, плохо слышит и потому плетется, шатаясь, далеко, сзади жизни, где-то в стороне от нее, без дороги и без сил найти дорогу. Он кричит там, но крики его звучат слабо, фразы разорваны, слова тусклы, и никто не понимает его вопля, вокруг него только свои, такие же бессильные и полубезумные, как он, и они не могут, не умеют, не хотят помочь. Но все они злобно, как сам он, плюют вслед ушедшим вперед, клевещут на то, чего понять не могут, смеются над тем, что им враждебно, а им враждебно все, что активно, все, что проникнуто духом творчества, украшает землю славой подвигов своих и творит в огне веры в будущее» (1). Те же черты характерны и для хулигана «низового», не приобщенного к культуре. Таков «окуровец» Вавила Бурмистров. «В его груди,— пишет Горький,— чувства плыли подобно облакам, сливаясь в неясную, свинцовую массу. Порой в ней вспыхивал какой-то синий, болотный огонек и тотчас угасал». Этот душевный разлад выражается внешне в непоследовательных и противоречивых поступках. Так, сегодня он как бы захвачен революционными событиями (которые воспринимаются им анархично), он восклицает: «Милый, или не хорошо, а? На дыбы встают люди — верно? Пришел день! Слышал — свобода!» — а завтра он доносит на Тиунова, за что получает от властей подачку». Действие в «Городке Окурове» развертывается в 1905 году, и в дни революционных событий особенно ярко вскрывается подлинная сущность Вавилы Бурмистрова. В те дни, когда в результате революционных событий подул свежий ветерок в мещанском Окурове, Бурмистров становится во главе черносотенных погромщиков из зажиточных горожан. Убив в полупьяном угаре слободского поэта Симу Девушкина, Бурмистров оправдывается перед окуровскими мещанами тем, что тот был сподвижником Тиунова: «Кого я убил? — крикнул Вавила.— Выученика Тиунова, кривого смутьяна...» Он сам удивлен своими словами и снова на секунду замолчал, но тотчас понял выгоду неожиданной обмолвки, обрадовался и вспыхнул еще ярче: «За что я его? За поганые его стихи, ей-богу, братцы! За богохульство!»
«Уездная, звериная глушь» — таков эпиграф к повести. Эта «звериная глушь», олицетворенная в образе Вавилы Бурмистрова, ярко показана Горьким и во второй повести цикла — в «Жизни Матвея Кожемякина», возвращающей читателя к прошлому города — 70—80-м годам. Главный герой повести Мат- -------------------- М. Горький, Сочинения, т. 24, стр. 39—40. ------------------- вей Кожемякин наделен от природы хорошими задатками, но окружающая его среда воздействует на него. Вокруг себя он видит равнодушие, эгоизм, тупую жестокость. Матвей пытается вначале сопротивляться тяжкой силе, погружающей его в мещанское болото, но затем покоряется, становится бесстрастным наблюдателем творящихся в Окурове «свинцовых мерзостей». Он ведет летопись Окурова, спокойно регистрируя эпизоды из жизни обитателей городка.
Правда, иногда вдруг жизнь вспыхивает в нем, он пытается сблизиться с иными людьми, не похожими на окуровцев — ссыльными дядей Марком и Евгенией Мансуровой. Но этот порыв вскоре угасает, и Матвей погружается в прежнее состояние полного безразличия. Характер записей Матвея дает возможность Горькому широко и всесторонне запечатлеть «окуровский» быт в его деталях и конкретных проявлениях. Вот одна из записей: «У Маклаковых беда: Федоров дядя знахарку Тиунову непосильно зашиб. Она ему утин лечила, да по старости, а может по пьяному делу, и урони топор на поясницу ему, он, вскочив с порога, учал ее за волосья трепать, да и ударил о порог затылком, голова у нее треснула, и с того она отдала душу богу. По городу о суде говорят, да Маклаковы-то богаты, а Тиуниха выпивала сильно; думать надо, что сойдет, будто в одночасье старуха померла». А вот еще запись: «Слесаря Коптева жена мышьяком отравила. С неделю перед тем он ей, выпивши будучи, щеку до уха разодрал, шубу изрубил топором и сарафан, материно наследство, штофный. Вели ее в тюрьму, а она, будучи вроде как без ума, выйдя на базар, сорвала с себя всю одежду». Впечатления Матвея, пишет Горький, «механически, силою тяжести своей, слагались в душе, помимо воли, в прочную и вязкую массу, вызывая печальное ощущение бессилия,— в ней легко и быстро гасла каждая мысль, которая пыталась что-то оспорить, чем-то помешать этому процессу поглощения человека жизнью, страшной своим однообразием, нищетою своих желаний и намерений, нудной и горестной окуровской жизни». Темной, косной «окуровщине», этому порождению помещичье-капиталистического строя, противостоят персонажи, которые ищут выхода из этой удушливой атмосферы. Таковы ссыльный дядя Марк, Максим, в какой-то степени и Тиунов. В высказываниях Марка подчас обнаруживаются мысли, близкие автору. О дяде Марке Матвей Кожемякин записывает в своей летописи: «Любит он народ и умеет внушать внимание к нему». «...Жизнь по существу своему — деяние,— говорит Марк,— а у нас самый смысл деяний подвергается сомнению. Это следует наименовать глупостью и даже свинством! Ибо, унаследовав великие труды людей прошлого, многострадальных предков наших, живя на крови и костях их, мы, пользуясь всем прекрасным, ничего не хотим делать к умножению его, ни для себя, ни для потомков наших — это свободно может быть названо поведением свиньи под дубом вековым, говорю я, и — буду говорить... Всем пользуясь — все отрицать, эдакая подлость!» Горячие речи Марка о высоком призвании человека, о жизни как деянии, о великом значении труда прозвучали как вызов всей реакционной литературе, твердившей о бессмысленности жизни, о беспомощности человека.
Не случайно также подчеркивает Горький в Марке черты подлинного патриотизма, любви к народу. В годы, когда литература «сверхчеловеков» изощрялась в клевете на русский народ и на коленях ползала перед «цивилизованным Западом», эти вопросы имели особо актуальное значение. Сурово обличая трусливость, бессердечие, косность «окуровцев», Марк не только не рассматривает эти черты как какие-то извечные, а ясно видит причины, породившие их. «Окуровщина» — это паразитический нарост на теле народном. Проблема народа — это для Марка прежде всего проблема социальная, это прежде всего необходимость революционного преобразования жизни. «Дело в том,— записывает Матвей Кожемякин слова Марка,— что живет на свете великое множество замученных, несчастных, а также глупых и скверных людей, а пока их столь много, сколь ни любомудрствуй, ни ври и ни лицемерь, а хорошей жизни для себя никому не устроить. В тесном окружении скучным и скверным горем возможна только воровская жизнь, прослоенная пакостной ложью, или жизнь звериная, с оскаленными зубами и с оглядкой во все стороны. Дни наши посвящены не любовному самовоспитанию в добре, красоте и разуме, но только самозащите от несчастных и голодных, все время надо строго следить за ними и лживо убеждать их: сидите смирно в грязи и нищете вашей, ибо это неизбежно для вас. А они нам перестают верить и уже спрашивают: однако, вы сами нашей участи избежали? Ах, говорим мы,— что в том? Все люди смертны, и царство божие — не от мира его». Марк непоколебимо верит в грядущие перемены. «Восстанет Русь, только верь в это»,— говорит он. В годы реакции вновь получила широкое распространение теория непротивления. В «окуровском» цикле Горький уделяет много места этой философии. В предыдущих главах мы не раз говорили о той последовательной и непримиримой борьбе, которую вел Горький против толстовщины, совершенно правильно определяя ее как философию мещанства. Ленин в 1906 году в брошюре «Победа кадетов и задачи рабочей партии» целиком поддержал Горького. Ленин указывал на насущную необходимость бороться с этой теорией, выгодной эксплуататорам: «...Есть люди,— писал он,— забитые физически, запуганные, люди забитые нравственно, например теорией о непротивлении злу насилием, или просто забитые не теорией, а предрассудком, обычаем, рутиной, люди равнодушные, то, что называется обыватели, мещане...» (1) Эта проповедь смирения и непротивления злу, о которой Горький писал в «Заметках о мещанстве», удобна для прикрытия низменной практики мещанства, которое губит все живое в Окурове. Тиунов заявляет: «Я прямо скажу: народу, который подкис в безнадежности своей, проповеди эти прямой вред... Людей надо учить сопротивлению, а не терпению без всякого смысла, надобно внушать им любовь к делу, к деянию!» И Кожемякин, к которому обращены эти слова, мысленно отмечает: «То же Марк Васильев говорил, значит есть в этом какая-то правда, ежели столь разные люди...» В «окуровском» цикле Горький показал растлевающее влияние пассивного отношения к жизни не только на таких коренных окуровцев, как Матвей Кожемякин, но и на приехавших в Окуров интеллигентов. «Сонная одурь» Окурова очень быстро выбивает из колеи постоялку Кожемякина, типичную представительницу народнической интеллигенции, Евгению Мансурову. Она чувствует себя в Окурове, как в «чужой стране, среди чужих людей». Прослушав лаконичные записи Кожемякина, проповеди Маркуши, дворника Матвея Кожемякина, Мансурова начинает думать, что все ее убеждения наивны и нежизненны. Страшный быт Окурова давит на нее непосильным грузом. И Мансурова являет собой живой пример омещанивания и приспособления интеллигенции к господствующим порядкам. Она покидает Окуров, убежденная в том, что «лучший подвиг в терпении». Мансурова пополняет собой ряды той ренегатской интеллигенции, которая в годы реакции, отказываясь от прежних идеалов, провозглашала теорию личного нравственного и культурного самосовершенствования. Эту теорию Горький назвал «пошлой мещанской теорией». Еще более растлевающее влияние оказала «окуровщина» на местных интеллигентов — инспектора Жукова и доктора Ряхина. Несложное жизненное credo типичного для лет реакции интеллигента Ряхина навеяно толстовской проповедью непротивления насилию и мертвящим бытом Окурова. Это некий синтез толстовщины и «окуровщины». «Вам конституции хочется? — говорит Ряхин.— Подождите, миленький, придет и конституция и всякое другое благополучие. Сидите смирно, читайте Льва Толстого — больше ничего не нужно! Главное,— Толстой: он знает, в чем смысл жизни — ничего не делай, все сделается само собой, к счастью твоему и радости твоей. Это, батя, замечательнейший и необходимейший философ для уездных жителей».
Идеи, нашедшие свое яркое выражение в «окуровском» цикле, Горький развивал параллельно и в своей публицистике. Кстати сказать, во все периоды публицистические выступления Горь- --------------------
1. В. И. Ленин, Сочинения, т. 10, стр. 220—221. ---------------------- кого всегда органически связаны с его художественным творчеством. В годы реакции, как уже указывалось, мещанство и его «идеология» вырастали в серьезную опасность как для судеб революции, так и, естественно, для литературы. Вот почему эта тема тогда стала одной из центральных в публицистике и художественном творчестве великого писателя. Ранее Горький описал уездную Россию в повестях «Горемыка Павел» и «Трое», в пьесах «Мещане» и «Варвары» и в других произведениях. Но в монументальном «окуровском» цикле он показал мещанство в «целом» как сословную и этическую категорию, как слой людей, паразитирующих и приспосабливающихся к тем классам общества, с которыми им выгодно идти. Горький писал, что мещанин «умеет быстро примениться ко всякой обстановке, всюду может занять скромное да сытное место...» (1) Мещанство как общественный слой, инертный и неустойчивый, отравляющий сознание своим бесцельным, животным существованием, стояло неподвижной силой на пути революции. Горький понимал, что застойное болото мещанской Руси может засосать, поглотить молодые и еще де окрепшие революционно-демократические силы борющегося народа, что растлевающее влияние мещанства особенно опасно в годы политической реакции.
Мещанство уродует, искажает, губит людей, как оно изуродовало парня из слободы, сильного и красивого Вавилу Бурмистрова, то анархически восстававшего против властей, то возглавившего в октябре 1905 года банду черносотенцев. В статье «Разрушение личности» Горький показал социальную подоплеку этой анархической раздвоенности мещанина, нередко доводящей его до хулиганства и преступления. Сгущая атмосферу отравленного всеми ядами индивидуализма мещанского бытия, указывая на опасность мещанства для дела революции, Горький, однако, видел, что мещанство далеко не однородно, что революционные идеи, проникающие в среду этого мещанства, способствуют его расслоению. Наиболее реакционна зажиточная, «преуспевающая» часть мещанства. Ее Горький показал в «Городке Окурове» в образах церковного старосты Базунова, бондаря Кулугурова, примыкающих к ним чиновников и «интеллигентов». Эти «интеллигенты» — казначей Матушкин, податной инспектор Жуков, доктор Ряхин — очень быстро растеряли в Окурове былые идеалы и зажили по образу и подобию исконных окуровских мещан. Но вера в созидательные силы русского народа, в его талант и стремление к правде не покидала Горького и в годы реакции, когда он находился вдали от родины. ------------------- 1. М. Горький, История русской литературы, Гослитиздат, 1939, стр. 139. --------------------- Характерно, что в многочисленных письмах к литераторам Горький все время внушает веру в близкую победу народа и призывает к бодрости духа. «Желаю всего доброго, а главное бодрости духа» (1),— пишет он Е. Милицыной (1908). С подобными призывами писатель обращается не только к собратьям по перу, но и к своим многочисленным корреспондентам из России. В пьесе «Чудаки» (1910) Горький создает внутренне противоречивые образы интеллигентов. Герой пьесы — писатель Мастаков восклицает: «Я верю, что победит светлое, радостное — человеческое... Я ищу вокруг себя этих явлений... Жизнь — щедра, она мне их дает!» И далее: «Мне нравится указывать людям на светлое и доброе в жизни, в человеке... Я говорю: в жизни есть прекрасное, оно растет, давайте любовно поможем росту человеческого, нашего!»
Пропасть отделяет Горького от тех, кто вольно или невольно зачеркивает светлое в жизни человека, кто рисует его односторонне, в мрачных тонах, кто плохое в людях выдает за всю правду о них. Эту сторону правды Мастаков отнюдь не отрицает, но он против того, чтобы она закрывала хорошее и убивала веру в завтрашний день. «Мне просто до боли жалко людей, которые не видят в жизни хорошего, красивого, не верят в завтрашний день... Я ведь вижу грязь, пошлость, жестокость, вижу глупость людей — все это не нужно мне! Это возбуждает у меня отвращение... но — я же не сатирик! Есть еще что-то — робкие побеги нового, истинно человеческого, красивого — это мне дорого, близко... Имею я право указывать людям на то, что люблю, во что верю? Разве это ложь? Разве хорошее менее реально, чем дурное?» В «Чудаках» Горький вновь обращается к своей трактовке правды в искусстве, данной еще в ранний период, в частности в очерке «Читатель». Устами Мастакова он говорит: «Правда? Порой она такая дрянь... точно летучая мышь, кружится, кружится над твоей головой, серенькая, противная... Зачем они нужны, эти маленькие правды, чему они служат? Никогда я не понимал их значения... Ну, вот — моя старуха,— это ложь, скажут мне, уж я знаю, что скажут! Таких старух нет — будут кричать. Но, Лена, сегодня — нет, а завтра будут... Ты веришь — будут!» Так в новых исторических условиях с особенной остротой встал тот же вопрос, к которому Горький неоднократно возвращался и раньше и после пьесы «Чудаки». Постановка этого вопроса в годы реакции была тем более важна, что всевозможные натуралисты под предлогом изображения правды всячески концентрировали внимание на мелочах жизни, преимущественно из области узко семейной и половой, дискредитируя и развенчивая ----------------------
1. Архив А. М. Горького. ------------------------- всякие возвышенные стремления и идеалы человека. Именно с позиций этого ограниченного натурализма противники Горького упрекали его в том, что он не показал отрицательных черт в характерах его революционеров, а значит, не сказал всей правды о них. В упрек Горькому ставили образ Ниловны, якобы надуманный и нереальный. Между тем в этих упреках понятие реализма подменялось понятием натурализма. На эти незаслуженные упреки можно было бы ответить словами Мастакова: «Таких старух нет — будут кричать. Но... сегодня нет, а завтра — будут...»
В новых исторических условиях пьесой «Чудаки» Горький напоминал о своих художественных принципах, которые теперь с особой силой нашли свое выражение в его творчестве. Подъем революционного движения после мрачного периода столыпинской реакции, сотрудничество в большевистских гaзeтах «Звезда», «Правда», в журнале «Просвещение», встречи с В. И. Лениным и оживленная переписка с ним — все это вносило в творчество писателя еще более горячую веру в грядущую победу революции, в близкое социальное преображение родины. В эти годы Горький широко развертывает свою общественную деятельность. Он принимает непосредственное участие в организации и сплочении сил пролетарской литературы, пишет большую статью «О писателях-самоучках», поддерживает переписку с пролетарскими писателями, делится с ними своими мыслями о мастерстве и языке художественных произведений. Его письма к начинающим авторам содержат настойчивые указания работать над художественной формой, без которой нельзя донести до читателя идейное содержание книги. В 1914 году Горький организует издание первого «Сборника пролетарских писателей» и пишет к нему предисловие. Стремясь сплотить молодые силы пролетарской литературы, Горький работает в тесном контакте с большевистской печатью. Наряду с публицистической деятельностью Горький много и плодотворно работает над художественными произведениями. Помимо названных выше книг, он пишет цикл рассказов — «Сказки об Италии», «Русские сказки» и «По Руси», первые две книги автобиографической трилогии — «Детство» и «В людях» и ряд других художественных и публицистических произведений. Творчество великого писателя в эти годы, предшествующие Октябрьской революции, все сильнее проникается мыслью о неодолимости идей свободы и справедливости, овладевших народом, о грядущем торжестве революции, о том, что свободолюбивый, мужественный и талантливый народ сбросит с себя иго векового рабства, власть темного царства мещан. В цикле «По Руси» (1912—1918) писатель обращается к впечатлениям, накопленным им еще в годы его юношеских скитаний по России. Не связанные единым сюжетом, рассказы эти объединены общей идеей. В них звучат сокровенные горьковские мысли о России и русском народе. Эти мысли автор выражает устами героев рассказов и «проходящего», от имени которого ведется повествование. Горький воссоздает светлый облик народа, его высокие духовные качества. Перед нами скромные труженики, простые люди, чья деятельность украшает жизнь на земле. Рассказы Горького «По Руси» — яркая и многообразная повесть о России и русском народе. Эти рассказы объединены глубоким и обобщенным раскрытием характера русского человека, его свободолюбивых стремлений, которых не могли заглушить, примять господствующие классы, пытавшиеся держать народ в состоянии рабской приниженности и невежества. Центральной темой цикла «По Руси» является тема народа, его духовной жизни. Реалистическое изображение русской действительности озаряется возвышенной мыслью о народе как единственном и неиссякаемом источнике всех духовных ценностей. Горький на широком жизненном материале показывает, как сквозь вековые напластования грязи, косности, невежества могуче пробивает себе дорогу богато одаренная натура русского человека. По сравнению с «окуровским» циклом рассказы «По Руси» являются дальнейшим шагом в творческом развитии писателя. Здесь Горький в обрисовке характера русского человека показал то новое, что внесли в национальный характер такие события, как новый подъем революционного движения и империалистическая война. В «окуровском» цикле затхлый быт уездной России давался первым планом. Разоблачение мещанства как инертной силы, противостоящей революционному движению, соответствовало насущным задачам освободительной борьбы в годы столыпинской реакции. В рассказах «По Руси» Горький также воссоздает впечатляющие картины застойной и гнетущей жизни уездной России, но здесь уже все более властно заявляет о себе человек из народа, все ярче проявляются и утверждаются те черты его характера, которые свидетельствуют о росте его сознания. В рассказах «По Руси» нет положительного героя в общепринятом смысле этого слова; наиболее ярко и рельефно выписанные характеры русских людей сложны и противоречивы, их настоящая сила еще дремлет под спудом всего того, что привила тяжелая, уродливая жизнь. Но вместе с тем в книге Горького «По Руси» есть собирательный образ русского человека, и этот образ покоряет своей высокой духовной красотой. «А душа человечья — крылата,— во сне она летает...» — говорит один из героев рассказа «Ледоход». Именно этим стремлением к иной, неведомой, прекрасной жизни охвачены русские люди в этих рассказах. Многие персонажи рассказов «По Руси», выделяющиеся силой своего характера и таланта, бессмысленно растрачивают свои силы, не могут найти применения своим способностям в обществе, основанном на угнетении и эксплуатации. «...Русь изобилует неудавшимися людьми,— писал Горький,— я уже немало встречал их, и они всегда, с таинственной силой магнита, притягивали к себе мое внимание. Они казались интереснее, лучше густой массы обычных уездных людей, которые живут для работы и ради еды, отталкивая от себя все, что может огорчить кусок хлеба, все, что мешает вырвать его из некрепких рук ближнего...» Горький прекрасно видел, что освободительная борьба постепенно выпрямляет людей, что происходит медленный, но мощный процесс духовного раскрепощения человека, что растет и проясняется его сознание. В рассказах «По Руси» нет носителей революционной правды, но есть народ, сопротивляющийся «свинцовым мерзостям жизни». Многие рассказы «По Руси» построены на резком противопоставлении чудовищных условий жизни героя и его внутренней человеческой красоты,— таковы один из замечательнейших шедевров Горького — «Страсти-Мордасти», рассказы «Нилушка», «Светлосерое с голубым» и др.
Особенно характерен в этом отношении рассказ «Страсти-Мордасти». Вряд ли можно назвать другое произведение Горького, в котором с таким же совершенством был бы раскрыт контраст душевной красоты и социальной искалеченности человека, как в этой изумительной новелле. ...Непролазная грязь на окраине безыменного города. Здесь в огромной луже барахтается некое подобие человека — пьяная паклюжница Машка. Лицо ее изуродовано сифилисом, сама она исковеркана беспросветной нуждой — распутная, опустившаяся женщина. Казалось бы, вот полная характеристика человека, и нечего к этому добавить. Но писатель ведет нас в жилище этой женщины — темный подвал, где царит неописуемая бедность. И тут, внезапно, открывается перед нами мир доброты, непосредственности, светлой мечты, чувств, которые не в состоянии заглушить нищета. Незабываем образ маленького калеки Леньки, мечтающего о чистом поле, где «трава да цветы», с его детской непосредственностью и любовью ко всему живому.
