А.А.Волков. "Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период." Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
ОТ РЕАЛИЗМА К ДЕКАДЕНТСТВУ.
Л. Н. АНДРЕЕВ (1871-1919)
Леонид Николаевич Андреев родился в 1871 году в городе Орле в чиновничьей семье.
Его отец был землемером. Детство будущего писателя протекало в затхлой атмосфере провинциального мещанского быта, нашедшего отражение в целом ряде произведений Андреева. С ранних лет Андреев проявил интерес к философии немецких идеалистов и к религиозным исканиям Л. Толстого, что болезненно отразилось на его мировоззрении. Его разочарование в жизни привело к нескольким попыткам самоубийства. После окончания юридического факультета Московского университета он занимался некоторое время адвокатурой и одновременно сотрудничал в ряде московских газет по разделу судебного репортажа и как фельетонист. Судебные отчеты Андреева отличались хорошей формой изложения и умением в немногих словах запечатлеть суть судебного «дела». Фельетоны Андреева выявляют критическую умонастроенность автора по отношению к буржуазно-дворянской действительности. В фельетонах «О российском интеллигенте», «Люди теневой стороны», «О читателе», «О писателе», «Тирания мелочей и преступность индивидуальности» писатель изобличал пошлость обывателей и бездеятельность интеллигенции.
Первые выступления Андреева в печати относятся еще ко времени его пребывания в университете; в 1895 году он напечатал в «Орловском вестнике» фельетон «Он, она и водка». Но основным органом, в котором Андреев публиковал первоначально свои очерки, фельетоны и рассказы, была газета «Курьер». Его «пасхальный рассказ» «Бергамот и Гараська» (1898) обратил на себя внимание М. Горького; в связи с появлением рассказа в лечати Алексей Максимович писал Миролюбову в том же году: «В пасхальном № московской газеты «Курьер» помещен рассказ «Бергамот и Гараська» Леонида Андреева,— вот бы Вы поимели в виду этого Леонида! Хорошая у него душа, у черта» (1). Между обоими писателями завязалась переписка, перешедшая затем в дружбу. Благодаря поддержке Горького Андреев вошел в литературное объединение «Среда», получил возможность печататься в наиболее известных журналах тех лет — «Жизнь» и «Журнал для всех». Ранние публицистические очерки и рассказы Андреева созданы под значительным влиянием Горького; таковы «Сфинкс современности», «Татьянин день», наконец, «Безумство храбрых» с эпиграфом из «Песни о Соколе». Недаром в критических статьях тех лет имена Горького и Андреева часто объединялись, и сам Андреев утверждал в это время, что «наступают времена Максима Горького, бодрейшего из бодрых» (2). «Пробуждением истинного интереса к литературе,— писал Андреев о себе,— сознанием важности и строгой ответственности писательского звания я обязан Максиму Горькому. Он первый обратил серьезное внимание на мою беллетристику (именно на первый напечатанный мой рассказ «Бергамот и Гараська»), написал мне и затем, в течение многих лет, оказывал мне неоценимую услугу и поддержку своим всегда искренним, всегда умным и строгим советом. В этом смысле знакомство с Максимом Горьким я считаю для себя, как для писателя, величайшим счастьем; и если говорить о лицах, оказавших действительное влияние на мою писательскую судьбу, то я могу указать только на одного Максима Горького, исключительно верного друга литературы и литератора. Только известная сдержанность по отношению к нему заставляет меня удержаться от более горячего выражения чувства признательности и чувства глубокого, единственного уважения» (3). В те годы дружба Горького с Андреевым имела под собой известную творческую основу. Андреев был захвачен демократическим подъемом, характерным для эпохи кануна революции 1905 года. В своих ранних произведениях (1898—1904) Андреев выступает с критикой буржуазного строя, социальных несправедливостей. Эпиграфом ко многим из них могут быть поставлены следующие строки из рассказа «Весенние обещания»: «Взгляни на прекрасную землю: печальна она, как вдовица, и плачут ее голодные, обиженные дети. Каждый день всходит над землей солнце и
--------------------- 1. М. Горький, Сочинения, т. 28, стр. 22. 2. Л. Андреев, Собрание сочинений, т. I, изд. «Просвещение», Спб., 1911, стр. 50. 3. Сб. «Первые литературные шаги». Собрал Ф. Ф. Фидлер, М., 1911, стр. 31—32.
--------------------- в радости совершает круг свой, но весь великий свет его не может рассеять великой тьмы, которой полно страдающее сердце человека. Потеряна правда жизни, и во лжи задыхаются несчастные дети прекрасной земли».
Ложь и несправедливость в жизни, в организации общества, в отношениях между людьми, вызывающие страдания простого, маленького человека,— вот лейтмотив многих ранних рассказов Андреева. Рассказ «Петька на даче» (1899) напоминает чеховского «Ваньку». Петька, мальчик десяти лет, прислуживает в парикмахерской, его жизнь тяжела и безрадостна. «Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И зимою и летом он видел все те же зеркала, из которых одно было с трещиной, а другое было кривое и потешное... И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: «Мальчик, воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было. По воскресеньям, когда улицу переставали освещать окна магазинов и лавок, парикмахерская до поздней ночи бросала на мостовую яркий сноп света, и прохожий видел маленькую, худую фигурку, сгорбившуюся в углу на своем стуле и погруженную не то в думы, не то в тяжелую дремоту». У Петьки отнято детство, и он терпит все тяготы подневольной жизни. Просветление временно наступает, когда мать берет его на дачу к господам. Тем тягостней было Петькино возвращение к хозяину в парикмахерскую. Чувства мальчика превосходно переданы автором. Своей естественностью и правдивостью они вызывают глубокое сочувствие читателя.
В рассказе «Первый гонорар» Андреев изображает переживания молодого адвоката, искренне стремящегося к справедливости, но оказавшегося марионеткой в руках опытных пройдох, ловко обделывавших грязные делишки. Адвокату Толпенникову стыдно за себя, за свою речь в суде. Он с болью в душе сообщает своему патрону, что его подзащитная «в действительности виновата».
Однако патрон спокойно парирует его доводы софизмом: «В действительности!.. Откуда мы можем знать, что происходит в действительности? Может быть, там черт знает что, в этой действительности. И нет никакой действительности, а есть очевидность!» Фальшь и лицемерие буржуазного суда Андреев показывает в рассказе «Христиане». Живописно и ярко рисует он картину судебного заседания — обвиняемых, публику и судей, поставленных в тяжелое положение нежеланием одной из подсудимых— проститутки — дать церковную присягу. Настойчиво повторяя свой отказ, подсудимая считает всю свою жизнь нарушением устоев религии. В маленьком судебном эпизоде Андреев сумел сделать большое обобщение б неправде жизни и буржуазных законов, о резких противоречиях действительности, о лицемерном стремлении властителей мира облагородить ложь догмами христианства.
Ярко и правдиво нарисованы картины тяжелой жизни простых людей в рассказах «На реке», «Гостинец», «В подвале». В душах забитых жизнью людей Андреев раскрыл черты человечности и подлинного благородства. И здесь он своей гуманистической позицией сближается с Горьким, Чеховым, Короленко, Куприным. С этими писателями Андреева также сближает обличение мещанства, тупой и застойной жизни обывателей. Галерея мещан, замкнувшихся в своем маленьком мирке и обреченных на прозябание, проходит в ряде рассказов Андреева — «У окна», «Большой шлем», «Жили-были», «Случай», «Оригинальный человек».
Любопытный факт: Д. Мережковский принял рассказ раннего Андреева «Жили-были» (1901) за чеховский или горьковский. «Кто скрывается под псевдонимом Леонида Андреева — Чехов или Горький?» — спрашивал он редакцию журнала «Жизнь», в котором было напечатано это произведение. Однако чутье изменило Мережковскому. Рассказ «Жили-были», хотя и приближающийся по манере к реализму в духе Чехова и Горького, в то же время существенно отличался от главной направленности творчества Чехова и тем более Горького. Уже в произведениях раннего демократического периода у Андреева проскальзывают тенденции, чуждые горьковским. Андреев, отмечая скуку и серость жизни, далек от выводов, которые обычно в таких случаях делает Горький. От произведений Андреева веет безысходностью. Вся пошлость жизни — это проявление какой-то внешней, не зависящей от воли людей силы, находящейся за пределами их разума. Эта «страшно и бессмысленно жестокая сила» играет людьми, как марионетками.
Возможностей разрешения жизненных противоречий и загадок Андреев себе не представляет, да и как можно их разрешить, если они не зависят от воли человека! Таким образом, персонажи начинают играть лишь роль выразителя каких-то потусторонних тенденций, велений свыше. В рассказе «Молчание» Л. Андреев, показывая разлад между отцами и детьми, объясняет его влиянием рока, фатальной судьбы. Андреев, раскрывая плохое начало в человеке, в отличие от Горького, не верит в его преодоление. Это плохое начало торжествует в человеке. Отсюда мотивы пессимизма, которые уже сказались в раннем творчестве Андреева. Они сосуществуют наряду с другими мотивами, иногда прямо противоположными. Многие рассказы Андреева имеют автобиографическую основу — они возникли на материале жизни автора в детские и юные годы. Темы и сюжеты этих рассказов складывались из впечатлений и наблюдений Андреева в годы учения в гимназии, в Московском университете, а также в период адвокатской практики и журналистской деятельности. Имеются свидетельства современников, близких и родных Андреева об автобиографических истоках ряда ранних рассказов («Ангелочек», «Жили-были», «Весной», «Христиане» и др.). Однако наряду с жизненным материалом «истоками» творчества Андреева все чаще становятся философские учения, которые, переплетаясь с личными впечатлениями и наблюдениями, придают им своеобразную окраску. Увлечение Андреева в юности философией Гартмана и Шопенгауэра дало свои плоды. Он и в последующие годы проявлял огромный интерес к идеалистическим построениям философов, пытаясь в них найти ответы на мучившие его вопросы. В 1908 году в одном из писем к В. Л. Львову-Рогачевскому Андреев сообщал, что влияние пессимистической философии Шопенгауэра довольно устойчиво сказалось на его творчестве.
Идеалистическая философия питала как андреевскую идею «всеотрицания», так и стремление дать положительный ответ на «проклятые» вопросы. Если революционная философия помогает художнику понять закономерности жизни, то реакционная философия, наоборот, уводит его в сторону от реальных противоречий действительности. Это отрицательное воздействие реакционной философии очевидно на примере художественного творчества Андреева. Из области конкретных, социальных противоречий жизни Андреев переходит в область роковых, вечных трагедий человека, которые преследуют его с фатальной неизбежностью. «Бунт» Андреева против несправедливости жизни, вследствие его отвлеченности, «космичности», становится беспредметным, он не способен что-либо изменить в судьбах человечества и отдельных людей. «Андрееву,— писал Горький в очерке «Леонид Андреев»,— человек представлялся духовно нищим, сплетенным из непримиримых противоречий- инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его — «суета сует», тлен и самообман. А главное, он — раб смерти и всю жизнь на цепи ее» (1). Так, уже в ранних рассказах Андреева звучат ноты пессимизма, обращается внимание на трагедии человека, вызванные злым роком и совершенно не зависящие от воли и разума людей.
В ранних рассказах Андреев проявляет непримиримость к социальному злу, но делает это в пассивно-гуманной манере; он видит спасение от социальных несправедливостей в сострадании к угнетенному, в нравственном усовершенствовании эксплуати-
------------------------ 1. М. Горький, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, М., 1937, стр. 215. -------------------------- руемого и эксплуататора, пытается примирить их. Он примиряет городового с пьяницей-бродягой («Бергамот и Гараська»), владельца дома терпимости и проститутку («На реке»), жестокого мастера и мальчишку-подмастерья («Гостинец»); в рассказе «На станции» подчеркивает человечность станционного жандарма. Разрешение социальных противоречий Андреев ищет не в изменении общественного устройства, ибо «страшно бессмысленная, жестокая сила» обрушивается на людей без различия их положения в обществе. Свои гуманистические иллюзии Андреев облекает в традиционный литературный жанр «пасхального» или «рождественского» рассказа, истоки которого восходят еще к Чарлзу Диккенсу. В ряде рассказов с бытовым колоритом и реалистическими приемами мы видим это характерное андреевское начало. В них заложены предпосылки последующего сближения Андреева с Сологубом и декадентами. Здесь мы находим стремление разрешить жизненные вопросы с помощью потусторонних мистических сил. В ранних произведениях у Андреева отсутствуют описательность и детализация, его почерку присуща большая обобщенность; иногда имеет место гротеск, либо утрирование психологических переживаний персонажа, наличие отвлеченной аллегории. В рассказе «Стена» доминирует мысль о том, что человечество бессильно перед препятствиями, стоящими на его пути. Толпа уродов, символизирующая человечество, бьется о стену и погибает. Здесь тема смерти выступает в социальном плане. Однако нельзя сказать, что в годы, предшествующие первой русской революции, Андреев уже занимал реакционную позицию. Его поиски ответов на общие вопросы жизни подчас приводили его к идеям революционного низвержения страшного мира. В письме к В. Вересаеву (1904) Андреев выражал горячее сочувствие борцам Великой французской революции: «А красив человек — когда он смел и безумен и смертью попирает смерть... Мне всегда легче становилось при воспоминании о марсельцах». В 1903 году Андреев пишет рассказ «Марсельеза», в котором утверждает идею о том, что маленький, незаметный труженик может стать в силу обстоятельств героем. Случайно оказавшийся в тюрьме трусливый, незаметный обыватель, поддавшись влиянию товарищей, сумел побороть робость и геройски отдать свою жизнь за правое дело. Этот рассказ заканчивается следующими строками: «Он умер, и мы пели над ним «Марсельезу». Молодыми и сильными голосами пели мы великую песню свободы, и грозно вторил нам океан и на хребтах валов своих нес в милую Францию и бледный ужас и кроваво-красную надежду... Мы пели. На нас смотрели ружья, зловеще щелкали их замки, острые жала штыков угрожающе тянулись к нашим сердцам,— и все громче, все радостнее звучала громкая песня; в нежных руках бойцов тихо колыхался черный гроб.
Мы пели «Марсельезу»!» Прогрессивные критики и демократически настроенные читатели сочувственно встретили рассказ Андреева «Жизнь Василия Фивейского» (1903), в котором утверждались поиски истины и высшего смысла бытия. На трагической судьбе священника отца Василия, на которого обрушились страшные несчастья, Андреев вскрывает всю беспочвенность и тщетность веры. Обращаясь к богу, Фивейский восклицает: «Так зачем же я верил? Так зачем же ты дал мне любовь к людям и жалость,— чтобы посмеяться надо мною? Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах?»
Разрушив утешительную идею бога, Василий Фивейский, а вместе с ним сам автор пришли к идее слепой, фатальной предопределенности судьбы человека. Отсюда мрачный, беспросветный пессимизм повести, а весь пафос протеста и всеотрицания, заложенный в ней, приобретает характер анархического бунта. В образе идиота — сына священника символизируется страшная сила фатума, управляющая человеком. Правильно отметил Короленко, что «настроение самого художника родственно мистическому настроению Фивейского», что «из мрачной пустоты за Фивейским следила только «зловещая маска» идиота, олицетворяющая мистически-злую преднамеренность природы» (1). Рассказ «Красный смех» (1904) посвящен событиям русско-японской войны. В нем звучит страстный протест против «безумия и ужаса» массового человекоистребления. В условиях тех лет, когда каждый протест против войны жестоко подавлялся, даже далекие от революционности, пацифистские взгляды, выраженные в «Красном смехе», имели прогрессивное значение. Недостатком этого рассказа является его идейная и композиционная мозаичность — вместо реальных картин и сцен войны (которую Андреев не видел) выступают кошмарные бредовые видения. События русско-японской войны и революции 1905 года заставляют Андреева обратиться к темам большого социального и философского значения. Андреев разрабатывает тему трагичности судьбы интеллигента, отъединенного от народа, лишенного больших интересов в жизни, пытающегося искусственно создать иллюзорный мир и поместить в центре его собственное -----------------------
1. В. Г. Короленко, Полное собрание сочинений, изд. А. Ф. Маркса, Пг., 1914, т. 5, кн. 15. -----------------------
«я». Его герои ищут правду жизни, но ищут не там, где ее нужно искать: не умея выйти на арену общественной борьбы, они предаются отчаянию и гибнут. В образах мятущихся интеллигентов Андреев выразил противоречия, раздиравшие его самого. Колеблясь между индивидуалистическими и общественными настроениями, Андреев в пору своего раннего творчества видит в индивидуализме социальную трагедию интеллигента. Но уже в начале 900-х годов, не сумев сблизиться с народом, Андреев совершает эволюцию от гуманизма к иррационализму, от реалистического отображения действительности к экспрессионизму. Как правильно отметил Б. В. Михайловский, «Андреев не столько стремился изобразить ...явления социальной жизни, сколько выразить «возмущение человека», смятение субъекта, ищущего в сфере отвлеченного мышления ответов на «проклятые вопросы». Соответственно вырабатывается теперь и стиль Андреева — «экспрессионизм», т. е. «искусство выражения» (от expression — выражение, выразительность), в котором бурные переживания протестующего субъекта деформируют объект и которое хочет иметь дело лишь с «сущностями», пренебрегая конкретной картиной действительности» (1). Неверие в прекрасное и человеческое, проповедь смерти как избавления отмечают страницы таких его произведений, как «Стена», «Мысль», «Бездна». Впоследствии, как мы увидим, Леонид Андреев дойдет до отрицания тех революционных идей, которые обусловили в недавнем прошлом его интенсивный творческий подъем. Творчество Андреева проходит под знаком ложных поисков ответа на насущные вопросы современности. Писатель выражает главным образом растерянность и колебания мелкобуржуазной интеллигенции. Испуганная наступившей реакцией, эта интеллигенция обратилась к мистике, эстетству. Жизнь представляется теперь Андрееву тюрьмой, из которой нет выхода.
Как писатель Андреев творчески определился между 1904 и 1909 годами. В этот период он написал наиболее значительные произведения: «Красный смех» (1904), «Губернатор» (1905), «Так было» (1905), «К звездам» (1905), «Савва» (1906), «Царь-Голод» (1907), «Рассказ о семи повешенных» (1908). От этих рассказов и пьес Андреева веет безысходностью. Страшная и бессмысленно жестокая сила играет людьми, как марионетками. Показывая «плохое» начало в человеке, писатель не верит в его преодоление, это начало торжествует. Отсюда мотивы пессимизма, которые чувствовались уже и в ранних произведениях Андреева.
-------------------------- 1. Б. В. Михайловский, Русская литература XX века, Учпедгиз, М., 1939, стр. 321.
-------------------------- Внутренняя противоречивость — характерная черта андреев ского творчества. «Очевидно, в самой основе творчества Л. Андреева,— писал В. Боровский,— заложено какое-то противоречие, и это противоречие мешает автору успешно осуществлять задуманные им планы, воплощать в художественные произведения преследующие его идеи и образы; это противоречие нарушает цельность, а с нею и силу его произведений, оставляет их какими-то недоделанными. Вот-вот, кажется, наткнулись вы у автора на новую, яркую, интересную мысль; вы хватаетесь за нее, идете за извилинами ее хода, и вдруг — эта смелая, оригинальная мысль шлепается на землю и неуклюже волочится нелепыми, ненужными толчками. Развеивается обаяние, и с досадой откладываете вы книгу: «Нет, это не то!» (1) Уже в ранних рассказах Андреева наблюдается болезненный интерес к проблеме смерти. Очень характерно начало рассказа «Ангелочек» — о маленьком Сашке. Андреев приписывает ребенку те черты, которыми отмечена психика многих других его героев. «Временами Сашке хотелось перестать делать то, что называется жизнью. Но так как ему было тринадцать лет и он не знал всех способов, какими люди перестают жить, когда захотят этого, то он продолжал ходить в гимназию и стоять на коленках, и ему казалось, что жизнь никогда не кончится». В ряде рассказов Андреев показывает, как личность и мир непримиримо противостоят друг другу. Жизнь и судьба в его представлении враждебны человеку. В. Воровский совершенно правильно писал об Андрееве, что «и в ранних произведениях его, а также в тех из позднейших, где темой является личная психология, вы все время чувствуете, что личность здесь бьется о преграды, поставленные социальными условиями, а сама психология личности— особенно в ее отклонении от нормы — является непосредственным порождением этих же социальных условий» (2). Андреев не только не верит в возможность преодоления этих преград, но он не верит и в самую жизнь. Единственный выход, который утверждается на страницах его произведений,— это смерть. «Но нельзя ни разрешить, ни осветить вопрос жизни, когда отрицаешь саму жизнь, когда не веришь в жизнь, когда оцениваешь бытие, исходя из апологии небытия» (3). Рассказ «Мысль» (1902) по своей тенденции прямо противоположен программной горьковской поэме «Человек». Андреев устанавливает трагедию мысли, потому что его мысль, будучи
----------------------- 1. В. В. Воровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, 1956, стр.. 288.
2. Там же, стр. 289. 3. Там же. ----------------------- оторвана от жизненной плоти, действительно бессильна познать и установить законы реальной действительности. В отличие от Андреева Горький видит в человеке творца действительности, строящего жизнь на разумных началах. «Подлая мысль изменила мне» — эта формула является программной для Андреева, в то время как Горький утверждает мысль как орудие переделки действительности. Человеком, в представлении Андреева, управляет не только рок, но и стихийная физиологическая сила — инстинкты человека. Вдруг возникают в человеке какие-то чувства, темные и необъяснимые. Подчеркивая темное, стихийное начало в человеке, Андреев развенчивает разум, мысль. Рассказ «Мысль» носит в этом плане принципиальный характер. Словами доктора Керженцева Андреев утверждает, что человечество и человеческая мысль бессильны найти правду. Мысль призрачна и изменчива: «Вы станете доказывать, что я сумасшедший,— говорит Керженцев,— я докажу вам, что я здоров; вы станете доказывать, что я здоров,— я докажу вам, что я сумасшедший». А раз так, то не может существовать каких-то законов нравственности. «Вы скажете, что нельзя красть, убивать и обманывать, потому что это безнравственность и преступление, а я вам докажу, что можно убивать и грабить и что это очень нравственно. И вы будете мыслить и говорить, и я буду мыслить и говорить, и все мы будем правы, и никто из нас не будет прав. Где судья, который может рассудить нас и найти правду?» Если перевести эти философские рассуждения на практические поступки, то отрицание основ нравственности и утверждение условности истории выступят как проповедь своеволия и анархизма, как оправдание преступности, ибо с этой точки зрения человеку «все позволено». В «Рассказе о Сергее Петровиче» заключена декларация пессимизма. В представлении главного персонажа, жизнь — это узкий коридор, лишенный воздуха и света; как выйти из этого коридора, он положительно себе не представляет. Читая в газетах «о людях-героях, шедших на смерть во имя идеи или любви», Сергей Петрович думал: «А я бы не мог. Раз в жизни нет выхода, то выход этот может быть в смерти». К такому выводу приходит Сергей Петрович, вспоминая изречение Заратустры: «Если жизнь не удается тебе, если ядовитый червь пожирает твое сердце, знай, что удастся смерть». И отсюда герой Андреева делает парадоксальный вывод, что смерть является мостом на пути к совершенствованию человечества. Именно в этом крайнем индивидуализме Андреев пытается разрешить противоречия. «Сергею Петровичу казалось, что он чувствует в себе мощный рост этого «я», чувствует, как поднимается оно ввысь и громовые раскаты его голоса заглушают жалкий писк тела, сильного только ночью. Пусть сгибаются те, кто хочет, а он ломает свою железную клетку. И жалкий, тупой и несчастный человек, в эту минуту он поднимается выше гениев, королей и гор, выше всего, что существует высокого на земле, потому что в нем побеждает самое чистое и прекрасное в мире — смелое, свободное и бессмертное человеческое «я»! Его не могут победить темные силы природы, оно господствует над жизнью и смертью — смелое, свободное и бессмертное «я». Так Андреев представляет себе господство человека над миром. Однако в творчестве Андреева реакционные тенденции долгое время уживались с иными, прямо противоположными. В годы первой революции Андреев субъективно считал себя борцом и пытался в поведении «подражать» Горькому; он сочувствовал революционному движению, подвергался репрессиям со стороны правительства за предоставление своей квартиры для нелегальных заседаний ЦК РСДРП. Для настроений Андреева этого времени весьма показательна драма «К звездам», написанная в октябре — ноябре 1905 года. В ней звучат гордые слова о радости жить и умереть в борьбе во имя идеалов справедливости, о величии и бессмертии человечества, идущего через муки, страдания и кровь к светлому будущему. Пусть в этой борьбе погибли одни, доведены палачами до сумасшествия другие, Сергей Николаевич, герой драмы, не станет, подобно Марусе, невесте его погибшего сына, рвать на себе волосы из-за убитых. В ответ на ее отчаяние и истерические проклятия он твердо произносит: «Смерти нет». И он посылает ее на новые испытания: «Иди! Ты погибнешь, как погиб Николай, как гибнут те, кому душой своей, безмерно счастливой, поддерживать вечный суждено огонь. Но в гибели своей ты обретешь бессмертие. К звездам!» Новым для творчества Андреева в пьесе является создание образа революционера, рабочего Трейча. Он так выражает свои идеалы: «Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля — это воск в руках человека. Надо мять, давить — творить новые формы. Но надо идти вперед. Если встретится стена — ее надо разрушить. Если встретится гора — ее надо срыть. Если встретится пропасть — ее надо перелететь. Если нет крыльев — их надо сделать!» Создавая образ рабочего-революционера, Андреев, пожалуй, говорил не своим голосом. Стремясь попасть в унисон со временем, он во многом подражал Горькому, создавшему в пьесе «Мещане» образ Нила, призывающего активно вмешиваться в жизнь, ковать ее в интересах революции. Но зато там, где речь идет об изображении человека либеральных взглядов, Андреев достигал большой правдивости. Очень метко он запечатлел в образе Поллака, ассистента астронома Терновского, черты буржуазного либерализма. Этот образ привлек внимание Ленина, использовавшего его в статье «Руки прочь!», направленной против кадетов — составителей сборника «Москва в декабре 1905 года». «Да поймите же вы, жалкие люди,— писал Ленин,— что быть 11-го декабря в Москве в революционной организации и не говорить о восставшем народе могли бы только черносотенцы или педанты с совершенно выхолощенной душой, вроде Поллака в «К звездам» Леонида Андреева» (1).
Тeмe революции посвящен рассказ «Губернатор», написанный в августе 1905 года. В рассказе изображена зверская расправа с восставшими, поднявшимися на борьбу против нищеты и бесправия. Однако главная мысль рассказа заключена в самопокаянии губернатора, виновника массовых убийств демонстрантов, В изображении Андреева губернатор — хороший, честный человек. Ожидая мести со стороны террористов, он раскаивается в том, что приказал стрелять в людей. Он сам опровергает довод о государственной необходимости этого. «Только какая же это государственная необходимость — стрелять в голодных? Государственная необходимость — кормить голодных, а не стрелять». Губернатор уже готов к тому, чтобы принять смерть, и думает о том, из какого оружия убьют его. «Жаль только, что никто не узнает вот этих моих честных и храбрых мыслей. Все другое знают, а это так и останется. Убьют, как негодяя. Очень жаль, но ничего не поделаешь! И говорить не стану. Зачем разжалобливать судью? Судью разжалобливать не честно, ему и так трудно, а тут еще перед ним будут хныкать: я честный, честный». Фатальная обреченность губернатора представляет своего рода лейтмотив рассказа. С ним сливается авторское сочувствие к раскаявшемуся грешнику. Оно выражено в слащавом письме гимназистки, посланном губернатору. Письмо заканчивается словами: «И клянусь, что буду молиться о вас и буду плакать о вас, как будто я была ваша дочь, потому что мне очень, очень жаль вас». Отношение Андреева к революции было сложным и противоречивым, так же как его отношение к буржуазной действительности. В пьесе «Савва», написанной в начале 1906 года, Андреев создает образ главного героя, «дерзающего на бунт», носителя анархической идеи всеобщего разрушения. Савва мечтает о том, чтобы была «голая земля и на ней голый человек, голый, как мать родила, который бы начал заново создавать жизнь взамен старой, несовершенной». Бунт Саввы, прикры- ------------------------- 1. В. И. Ленин, Сочинения, т. 11, стр. 164. ----------------------- вающийся идеями богоборчества, оказался тщетным — Савва гибнет, а церковники, поднявшиеся против него, торжествуют победу.
Очень характерна история создания этой пьесы и факт «философского» преображения Андреевым жизненного материала, на основании которого она была создана, как свидетельствует Горький в очерке «Леонид Андреев». Он рассказал Андрееву о самоучке-изобретателе Уфимцеве, который сделал попытку взорвать икону курской богоматери, что являлось для него и его товарищей формой выражения протеста против религии. Л. Андреев, взяв из устного рассказа Горького протест героя против религии, до неузнаваемости «преобразил» его на свой «философский» лад, превратив в «кладезь анархической премудрости», как охарактеризовал его Горький, заметив: «Мне было грустно и досадно видеть, что Андреев исказил этот характер, еще не тронутый русской литературой» (1). Анархист Савва в пьесе Андреева стал носителем «космического» пессимизма, логически приводящего к идее всеобщего разрушения: «Подсчитал так понимаешь, сколько на одну галерею острогов приходится и решил: надо уничтожить все». Так замкнулся круг андреевских софизмов. В пьесе «Жизнь человека» (1906) наряду с мотивами отрицания буржуазной действительности сквозит мрачная идея фатальной предопределенности судьбы человека. Авторский взгляд выражает «Некто в сером» (2), выполняющий функцию «ведущего». По своим художественным принципам андреевская пьеса входит в русло декадентской драматургии. Так ее оценил Плеханов, увидевший в ее содержании и форме общность с Метерлинком и Ибсеном.
В разгар революции Андреев пишет рассказ «Так было» — пасквиль на революцию. Автор утверждает здесь мысль, что существо всякой революции заключается в замене одной тирании другой. Он изображает поднявшийся на революционную борьбу народ в виде стихийной, кровожадной и неорганизованной звериной силы. Дискредитируя идею революционного изменения действительности, автор утверждает мысль: «Так было — так будет». Эти слова проходят лейтмотивом через весь рассказ. Таким образом, даже в период наивысшего революционного подъема Андреев не понял сути событий, и не удивительно, что в ряде последующих своих произведений он клеветнически изображает революцию и ее деятелей. Показателен в этом отношении рассказ «Тьма» (1907). «Герой» рассказа, террорист-революционер, прячется от полицей- ----------------------- 1. М. Горький, Сочинения, т. 22, стр. 116. 2. Так назывался и ранее написанный рассказ Л. Андреева. ----------------------- ской погони в доме терпимости, и здесь, в объятиях продажной женщины, обретает какую-то другую правду, отличную от той, которой он служил до сих пор. И он решает: стыдно быть хорошим, к черту товарищей, революцию. Рассказ «Тьма» в свое время вызвал многочисленные отклики в печати и самую резкую критику со стороны Горького. Ему уделил много внимания в своей статье «Ночь после битвы» В. Воровский. «Рассказ «Тьма»,— писал он,— очень резко порывает с периодом надежд и увлечений; он не только констатирует торжество тьмы, как в прежних произведениях г. Андреева, он идет дальше и дает апологию этой тьмы».
Былой призыв «К звездам!» в рассказе «Тьма» уступает место другому призыву: «Погасим огни и все полезем в тьму! Зрячие, выколем себе глаза!» Слова «стыдно быть хорошим» выражают покаянное настроение не только героя, но и самого Андреева. «Правда» публичного дома покоряет «революционера»; в конце рассказа он провозглашает тост «за нашу братию, за подлецов, за мерзавцев, за трусов, за раздавленных жизнью...» Он не только восхваляет тьму и мрак, но призывает зрячих выколоть себе глаза, «ибо стыдно зрячим смотреть на слепых от рождения!» «Выпьем за то, девицы, чтобы все огни погасли. Пей, темнота!» — говорит он. Горький считал «Тьму» одной из причин разрыва своих отношений с Андреевым. В письме к Андрееву он писал: «А почему случилось — сейчас скажу: первое — «Тьма». Обиделся я на тебя за нее, ибо этой вещью ты украл у нищей русской публики милостыню, поданную ей судьбой. Дело происходило в действительности-то не так, как ты рассказал, а лучше, человечнее и значительнее. Девица оказалась выше человека, который перестал быть революционером, и боится сказать об этом себе и людям. Был праздник, была победа человека над скотом, а ты сыграл в анархизм и заставил скотское, темное торжествовать победу над человеческим» (1). Письмо Горького Л. Андрееву по поводу его «Тьмы» многими чертами напоминает знаменитое письмо Белинского Гоголю. Горький рассматривает идейную порочность этого своего рода «программного» произведения в большой исторической перспективе, в свете задач и призвания русского писателя: «Русский писатель должен быть личностью священной, в России нечему удивляться, некому поклониться, кроме как писателю,— русский писатель каждый раз, когда его хотят обнять корыстные или грязные руки, должен крикнуть: «Прочь, я сам знаю, кто я есть в моей земле!» В моей земле, Леонид, так и говори, ибо наш брат прикрывает раны и язвы ее сердцем своим, и наше сердце, распластанное по ней, топчут копыта скотов — ты это знаешь ----------------------- 1. М. Горький, Сочинения, т. 29, стр. 191—192.
----------------------- уже. Ты сократил расстояние между тобой и «обозной сволочью» и тем понизил значение литературы...» (1) В пьесе «Царь-Голод» (1908) также показывается торжество тьмы и бессмысленность всяких актов, направленных на преодоление этой тьмы. Царь-Голод призывает толпу, состоящую из подонков общества — воров, проституток, хулиганов к бунту: «Ломайте машины, режьте ремни, заливайте котлы!.. Черными тенями легонько крадитесь средь народа — и насилуйте, убивайте, крадьте и смейтесь, смейтесь!» В заключительных словах Царь-Голод восклицает, обращаясь к погибшим во время бунта: «Чего добились, безумцы? Куда шли? На что надеялись? Чем думали бороться? У нас пушки, у нас ум, у нас сила,— что у вас, несчастная падаль? Вот лежите вы на земле и смотрите в небо мертвыми глазами — ничего не ответит вам небо. И сегодня же ночью вас поглотит черная земля, и на том месте, где вы будете зарыты, вырастет жирная трава; и ею мы будем кормить нашу скотину. Вы этого хотели, безумцы?» Хотя пьеса «Царь-Голод» выражала идеи в отвлеченной форме, она являлась пасквилем на недавние события революции 1905 года. С помощью характерных для него парадоксов Андреев утверждает, что «решетка», тюрьма показывает путь к «освобождению». К этому умозаключению приходит герой «Моих записок». Он не только не протестует против вопиющей несправедливости, заключающейся в том, что он невинно, по какой-то ошибке попал в тюрьму, но и одобряет своих судей. Путем запутанных силлогизмов Андреев не только оправдывает ренегатство и примирение с контрреволюцией, но развивает целую философию предательства. В рассказе «Иуда Искариот», посвященном библейской теме, писатель пытается доказать, что в предательстве Иуды было больше благородства и любви к Христу, нежели в отношении к Христу его верных учеников. Здесь не столько важна трактовка Андреевым деталей библейского сказания, сколько мотив, положенный в основу повествования: библейский «герой» оказался наиболее подходящим для образного воплощения идей самого Андреева; он утверждает, что любовь — это ложь, что в основе действий Иуды скрывается высшая красота, а в лжи и подлости Иуды — благородство. Оправдание Л. Андреевым предательства, пусть даже в отвлеченном плане, пусть даже облеченного в библейский сюжет, неизбежно имело свою конкретную расшифровку. Оно приобретало реальную политическую окраску в свете недавних уроков
------------------------- 1. М. Горький, Сочинения, т. 29, стр. 193. --------------------------
зубатовщины и гапоновщины, в свете многочисленных актов предательства со стороны ренегатов. В ряде произведений периода столыпинской реакции Андреев показывает бессмысленность жизни и постоянную угрозу смерти, нависающую над человеком. Эти идеи он положил в основу рассказа «Елеазар», пьес «Савва», «Черные маски» и «Жизнь человека». Последняя из этих пьес говорит о том, что человеческая жизнь фатально обречена, путь ее предрешен роком. В 1908 году Андреев пишет «Рассказ о семи повешенных». Автор сочувственно изображает приговоренных к смерти революционеров. Он описывает их переживания в тюрьме, на суде и перед казнью. Но центр тяжести в рассказе переносится автором не на изображение их общественного поведения и взглядов, а на переживания каждого осужденного. Никто из смертников не проявляет интереса к делам, во имя которых они шли на смерть, связь между персонажами и их революционной работой отсутствует. Автор и здесь ограничивает себя отвлеченной темой человека и смерти. Анархический бунт против общества, являющийся выражением разбушевавшейся стихии толпы,— одна из тем творчества Андреева. Ей посвящен роман «Сашка Жегулев» (1911). Роман изображает крестьянское движение в годы первой русской революции. Герой его, Саша Погодин, сын генерала, идет в революцию, становится во главе группы крестьян-повстанцев. Эта группа превращается в разбойничью банду. Все благородные стимулы, руководившие повстанцами, исчезают, остается лишь жажда бессмысленного разрушения, подвиг героя бесплоден. Современная Андрееву буржуазная критика высказывала мысль, что писатель только разрушал и отрицал, но ничего не утверждал, ничего не ставил на место отрицаемого. Однако нетрудно видеть, что в самом «отрицании» Андреева, направленном прежде всего на прогрессивную мысль, заложено утверждение буржуазной действительности. Андреевское «отрицание» иногда имело и прогрессивное значение, когда оно, например, направлялось на обличение общественных пороков, на лицемерную христианскую мораль. Но в целом оно реакционно, ибо ведется с анархистских позиций, а анархизм есть не что иное, как «вывернутая наизнанку буржуазность» (В. И. Ленин).
Произведения Л. Андреева — это не повествования о живых людях, а скорее рассуждения на различные отвлеченные темы.
В письме к Чуковскому Андреев писал в 1902 году: «Быть может, в ущерб художественности, которая непременно требует строгой и живой индивидуализации, я иногда умышленно уклоняюсь от обрисовки характеров. Мне не важно, кто «он» — герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. Мне важно только одно — что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни» (1). То, что Андреев считал своим достоинством, своим принципом, М. Горький считал его недостатком. В одном из писем Горький писал: «В общем ты стал слишком литературен — в том смысле, что вдохновения твои холодны и надуманны. Ты ведь обманываешь себя, говоря: «Все, что я пишу, думаю и чувствую,— есть результат моего личного опыта». Оставим думы и чувства, им не место в этой фразе, но ты же не станешь утверждать, что «Сашка» — результат «личного опыта», ибо хотя эта повесть и насыщена фактами русской действительности — освещение и толкование фактов совершенно литературное, т. е. искусственное, не живое. Вот если бы ты взял у адвокатов, выступавших по делам об экспроприациях, ну, хоть уральских, обвинительные акты, а еще лучше — следственное производство, да прочитал их, ну, тогда еще можно говорить о «личном опыте». Из этих документов ты увидел бы, как неестественна у тебя вся обстановка Сашкиной жизни и как излишни Гнедые. Сейчас со мною живет лицо, знавшее Савицкого гимназистом и следившее за его деятельностью,— конечно, единоличные показания недорого стоят, ввиду их субъективности, но все же с действительностью надо бы обращаться более серьезно, чем это допускаешь ты» (2). М. Горький всегда указывал на стремление Андреева к дидактизму. «Первые же наши беседы,— писал Горький,— ясно указывали, что этот человек, обладая всеми свойствами превосходного художника,— хочет встать в позу мыслителя и философа. Это казалось мне опасным, почти безнадежным, главным образом потому, что запас его знаний был страшно беден... не было почти ни одного факта, ни одного вопроса, на которые мы с Л. Н. смотрели бы одинаково» (3). Произведения Андреева, как мы видели, тоже не раз вызывали критику со стороны Горького. Все это и привело к разрыву их отношений. Андреев мало уделял внимания изобразительному мастерству, и это сказалось на его стиле, лишенном пластичности и образности. Андреевский стиль тяготеет к декламации, крайне вычурной и гиперболичной. Не только по идее, но и по художественным приемам Андреев близок к декадентам, в частности к Сологубу; то же отсутствие бытового колорита, та же декламационность и истерическая
----------------------------- 1. Корней Чуковский, Из воспоминаний, изд. «Советский писатель», М., 1959, стр. 270.
2. М. Горький, Сочинения, т. 29, стр. 232. 3. М. Горький, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, М., 1937, стр. 208—209. ---------------------------- приподнятость стиля характерны для Сологуба. В. Воровский писал: «Как ни различны по настроению, по тону, по характеру переживаний рассказ Леонида Андреева и роман Федора Сологуба (имеются в виду «Тьма» и «Навьи чары».— А. В.),— они растут из одного корня, они — плод одного и того же настроения. Это — своеобразная ликвидация революции, идущая параллельно, хотя и враждебная официальной ликвидации» (1). Если Андреев выражает страх перед жизнью, то Сологуб провозглашает культ смерти, как бы делая крайние выводы из андреевщины. Не случайно, что в этот период происходит и личное сближение этих писателей. Андреев в интимной переписке с Сологубом признается в своей любви к новому соратнику. В письме от 11 октября 1908 года он пишет Сологубу, называя его в третьем лице: «Что за беда в том, что мы с «ним» разно смотрим на жизнь — в нашей разности больше, пожалуй, единения, чем во внешней согласованности с приятелями и единомышленниками» (2). Защищая Сологуба от нападок Горького, Андреев договаривается до невероятных обвинений по адресу своего бывшего товарища. Реакционность Андреева не всегда выражалась прямо, иногда она выступала под прикрытием «революционной» фразы. По существу, однако, он утверждал идеи, в корне враждебные освободительному движению.
На страницах «Шиповника» Андреев выступил с «Письмами о театре», в которых формулировал свой взгляд на искусство и классическую литературу. Он видит порок классической литературы в том, что она не проникала «в ту таинственную область, где царят совсем особые законы», и усматривает в этом особую заслугу декадентов. Накануне первой мировой войны в творчестве Андреева намечается некоторый поворот. Власть бессмысленного и слепого рока над человеком, ужас потустороннего мрака отходят на задний план. Произведения Андреева этой поры представляют собой или разработку сравнительно узких психологических и бытовых проблем (пьесы «Профессор Сторицын» и «Екатерина Ивановна»), или легкую сатиру на отдельные бытовые стороны жизни («Административный восторг»), или, наконец, такие развлекательные пустяки, как «Прекрасные сабинянки». Несколько ранее в пьесе «Дни нашей жизни» (1908) он изобразил жизнь студенчества. Несмотря на то что внимание автора в этой пьесе сосредоточено главным образом на обывательских настроениях молодежи, она сохранила некоторое познаватель- -------------------------- 1. В. В. Воровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, 1956, стр. 174. 2. Из архива Института литературы Академии наук СССР (Ленинград). --------------------------
ное и художественное значение до настоящего времени и неоднократно включалась в репертуар советских театров.
В произведениях предвоенных годов Андреев ставит вопрос о смысле и цели человеческого существования. Правда, он не формулирует своего взгляда, но его высказывания в этом плане достаточно определенны. Писатель задает себе вопрос: кто же субъект вечного и стремительного движения, именуемого прогрессом? И отвечает: человечество. «Мы — жалкие, временные частицы его, ничего не знаем и не понимаем и гибнем мрачно и в отчаянии, а оно знает... Недоступна взорам нашим его возвышенная цель»,— пишет он. В конце концов не так уж важно для человека знать эту цель, важно само движение и радость его.
В годы относительного укрепления буржуазно-помещичьего блока, когда либеральная буржуазия окончательно становится на путь контрреволюции, отказавшись от борьбы с крепостнической монархией, Андреев поет гимн капиталистическому прогрессу. С наступлением первой мировой войны он становится ее апологетом. Капиталистические объединения и правительственные круги высоко расценивали эту работу Андреева. Его статьи печатались и бесплатно распространялись отдельными оттисками, брошюрами и сборниками. В июне 1917 года военный министр Временного правительства А. Гучков обратился к Андрееву с письмом, в котором, «признавая необходимым в настоящее время всестороннее освещение военного положения в России», просил его зайти к нему «для обмена мнений по этому вопросу». В то же время Андреев был приглашен в число постоянных сотрудников и членов редакции крупной банковско-промышленной газеты «Русская воля», на страницах которой помещались его статьи о войне до победного конца. Андреев не только не был противником капитализма, но, наоборот, стремился завуалировать отрицательные стороны капиталистической культуры, романтизировал ее. В наброске «Homo» мы находим интересный штрих, свидетельствующий о том, что в своем преклонении перед достижениями техники Андреев становится на позиции космополитизма; на это указывает и само имя героя, лишенное всякой национальной окраски. Homo для Андреева — символ всего человечества, и он прямо заявляет: «Доблестное, что совершается теперь, должно восприниматься всеми нами как наша общая гордость, кто бы его ни совершил — турок, англичанин или немец. Не умаляйте доблести врага и радуйтесь ей...» Андреев ратует за общие интересы господствующих классов, забывая при этом об интересах народных масс, страдающих под бременем войны. «Homo» показателен и в другом отношении: он характеризует эволюцию, которую проделал автор пацифистского «Красного смеха». «Безумие и ужас» — так резюмировал он свое отношение к войне в 1904 году. Десять лет спустя картины человекоистребления получают совершенно иное освещение. Вот, например, как описывает Андреев воздушный бой: «Летящий с легкостью голубя, кувыркался в воздухе и расправился в нем еще шире, свободнее; и плавно закружил над головами, и что-то бросил... И дрогнуло все внизу от громоподобного взрыва, звенят какие-то стекла, чей-то стон и вопли, дым, огонь, убийства... И это сделал он — юнейший Homo... И в том, что такие явления могут казаться обычными и трактоваться зауряд, и заключается необыкновенность нашего времени, его текущих дней... Удивительное время, когда вдруг всеми своими ранами засверкал старый Homo, по всем предметам сразу держит мировой экзамен — и на злобу, и на великодушие, и на смелость, и на ум». Далеко зашло преклонение Андреева перед искусством человекоистребления. Картины опустошительных разрушений сопровождаются у него утверждением, что жизни чужд «рабский страх перед гибелью». «Эта стремящаяся фантастическая птица презирает смерть, зная что-то высшее, чем она»,— говорит автор. Андреев подводит нас к основному мотиву его творчества военного времени — о великом историческом смысле совершающихся событий, оправдывающем и потоки крови и смерти. Теперь для Андреева война не безумие, не хаос и бессмыслица, как в «Красном смехе»,— в ее основе заложены глубокие цели, в оценке которых Андреев солидарен с идеологами империализма.
Как видим, в годы войны от бунта против «судьбы», характеризовавшего целый этап творчества Андреева, не остается и следа. Пессимизму и скептицизму не место там, где речь идет об интересах российского империализма! Повесть «Иго войны» получила крайне отрицательную оценку в горьковском журнале «Летопись». Она сопоставлялась с «Красным смехом»: «Когда-то, тоже в дни войны, Андреев сказал о войне другие слова: «безумие и ужас». Сказано это было напыщенно,— но сильно. Сильно потому, что ближе к правде» (1). Позиция Андреева во время войны еще больше обострила взаимоотношения Горького и Андреева.
Искусственность и надуманность произведений последних лет жизни писателя наряду с однообразием тем и образов вызвали упадок интереса к его творчеству. То незначительное, что было им создано после Октябрьской революции, завершает процесс, наметившийся в его творчестве еще в предвоенные годы. Незадолго до своей смерти, последовавшей в Финляндии в 1919 году, Андреев создает написанный в экспрессионистском стиле «Дневник сатаны»; в нем изображается капиталистический мир, охва-
-------------------------- 1. «Летопись», 1916, № 7, стр. 309. ------------------------- ченный безумием, выход из которого автор видит во всеразрушающем бунте. Незадолго до смерти Андреев опубликовал позорное обращение к капиталистическому Западу с призывом к интервенции против молодой Республики Советов,— обращение, полное ненависти к Октябрьской революции. По художественной манере письма Леонид Андреев — экспрессионист. Он прибегал к гиперболизации, широко пользовался аллегориями, использовал отвлеченную схематизацию. Излюбленный жанр Андреева — форма дневника, записок, рассказ в форме исповеди. Таковы «Мои записки», «Рассказ о Сергее Петровиче» и ряд других. Фантастика (пьеса «Черные маски»), либо фантастическая символика, включенная в реальный мир, в бытовую обстановку («Дневник сатаны», «Анатэма»),— один из характерных приемов писателя. Излюбленные герои Андреева — это большей частью люди, одержимые какой-либо идеей. Автор наделяет их речь теми же языковыми особенностями, которые присущи его речи. Они лишены своих индивидуальных черт и конкретности: на это указывают и их имена: Некто в сером, Человек, Время, Голод и т. п. Для художественного стиля Андреева характерно также отвлечение от условий определенного места и времени, склонность к образам-маскам. Стиль Андреева изобилует туманными и условными символами, намеками, затрудняющими восприятие темы. Персонажи в драмах Андреева, с их сгущенной выразительностью, отсутствием полутонов, производят впечатление живых механизмов. Но на раннем этапе своей литературной деятельности Андреев — талантливый реалист был в рядах писателей демократического направления.
