"Утопический социализм в России." Хрестоматия под ред. А.И.Володина Москва, Политиздат, 1985 г. OCR Biografia.Ru
А. И. Володин и Б. М. Шахматов УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ В РОССИИ. 1833—1883 (Краткий очерк)
продолжение статьи...
Возникшее на Украине, это общество не было вполне оформленной организацией, его членов скрепляло не столько организационно-деятельное начало, сколько духовная общность, и вот в этой-то духовной их общности весьма существенную роль играли идеи не только патриархального равенства (1), но и христианского социализма. Вот как один из членов общества — В. М. Белозерский — формулировал главную задачу ближайшего будущего: «...развив в своей жизни идеи общины христианской, привнести их в жизнь, потерявшей главнейшую общественную подставу — религию...» (2) Известный советский историк П. А. Зайончковский дал следующую характеристику идеологии общества: «Идеи христианского демократизма, идеи равенства, основанные на евангельских положениях, занимают... большое место в идеологии кирилло-мефодиевцев, что говорит об определенном влиянии на них идей христианского социализма. Отдельные положения «Закона божия», «Записки» Белозерского имеют много общего с концепцией Ламенне, развиваемой им в своем памфлете «Слова верующего», вышедшем в Париже в 1834 г.» (3). Правда, добавляет исследователь, «идеи христианского социализма не занимают большого места в идеологии кирилло-мефодиевцев, но все же накладывают на нее известный отпечаток» (4).
Второй этап в развитии утопического социализма в России — это примерно 1841—1848 гг., от первых обнаружений сознательной пропаганды социалистических идей в русской журналистике до событий революции 1848—1849 гг. Под воздействием этой революции, с одной стороны, происходит значительное разочарование в тех формах социалистического утопизма, которые имели место прежде, и формируется концепция так называемого «русского», крестьянского социализма — своеобразная разновидность мировой утопически-социалистической мысли, а с другой — в идеологической деятельности правящих кругов России начинает четко проводиться резкий антисоциалистический курс. Внешне этот период характеризуется такими чертами, как: а) заметный рост интереса широкой общественности к идеям
-------------------------------------------
1. Идеализация прошлого отличает один из главных документов Кирилло-Мефодиевского общества, носивший название «Закон божий». В нем, в частности, говорится: «Племя Славянское еще до принятия веры Христовой не имело ни царей, ни господ, и все были равны, и не было идолов, поклонялись славяне одному Богу Вседержителю» (цит. по: Зайончковский П. А. Кирилло-Мефодиевское общество (1846—1847). М., 1959, Приложение, с. 155). 2. Там же, с. 79.
3. См. там же, с. 80. 4. Там же, с. 90.
-------------------------------------------
утопического социализма; б) значительное расширение круга приверженцев этого учения, среди которых лидирующее место — как социалистический публицист революционного направления — занимает В. Г. Белинский, ранее относившийся к различным формам утопического социализма либо скептически, либо просто враждебно; в) выход идей социализма на страницы отечественной журналистики: примерно с 1841 —1842 гг. социалистическая пропаганда более или менее систематично ведется журналом «Отечественные записки», затем — «Современником»; г) появление первого собственно социалистического «общества», точнее, нескольких кружков петрашевцев, процесс над ними, осуждение и наказание их именно за социалистические убеждения.
Что касается содержания, внутреннего развития социалистической мысли этого периода, то здесь следует указать прежде всего на нарастание критики в адрес западного социализма, негативных его сторон, в частности теоретической необоснованности, оторванности от действительности, черт уравнительности.
Эта критика в значительной мере связана с основными направлениями в разработке социалистической теории отечественными мыслителями 40-х годов: во-первых, принципиальное преодоление религиозной формы социализма, во-вторых, выдвижение и попытка реализации идей о «союзе» социализма с немецкой философией (имелись в виду диалектика Гегеля и антропологизм Фейербаха), в-третьих, все большее настаивание на необходимости связи социализма с экономическими науками, с самой действительностью.
В это же время ставится — только лишь ставится — проблема отношения социалистического идеала именно к русской действительности, намечаются подходы к мысли о возможной роли крестьянской общины в грядущей судьбе России.
Раскроем эти тезисы несколько подробнее, проиллюстрируем их некоторыми фактами. Нарастающий в 40-е гг. интерес отечественной интеллигенции к социалистической мысли в немалой степени связан с появлением на Западе и обсуждением в России новых изданий Фурье, сочинений В. Консидерана, Л. Блана, П. Прудона, П. Леру и др., ряда французских социалистических журналов, художественных произведений таких писателей, как Жорж Санд. Кроме того, привлекла к себе внимание книга немецкого историка Л. Штейна «Социализм и коммунизм современной Франции» (1842), где была сделана попытка «изложить связь социалистической литературы с действительным развитием французского общества» (1). Несмотря на свой критический по отношению к социалистам дух, эта книга давала довольно пространное представление об их учениях. А. И. Тургенев даже рекомендует ее читателям «Москвитянина», не отличавшегося никогда своими симпатиями к социализму (2).
--------------------------------------
1. Маркс К.., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 496.
2. Об этом выступлении А. И. Тургенева, хорошо знакомого (и даже лично) со многими социалистами Запада, хотелось бы сказать несколько подробнее. В статье «Хроника русского в Париже» («Москвитянин», 1845, № 1-4), полемизируя с запиской некоего NN (скорее всего - М. А. Бакунина), А. И. Тургенев ставит задачу проинформировать соотечественников о том, что «творят здесь (т. е. во Франции.- Ред.) так называемые социалисты и коммунисты и какое действие производят в разных слоях здешнего общества возбуждаемые ими силы или элементы»: «Действие сие выражается более в книгах и в журналах, кои сосредоточивают их отголоски, нежели в самом обществе: да и как в него проникнуть?» - такой вопрос ставит автор. Ответ А. И. Тургенева таков: «...вообще я весьма мало важности или существенного влияния на настоящее общество приписываю сим социальным или коммунистским проявлениям, не отказывая, впрочем, социализму в будущем влиянии на европейский общественный быт; но кто это угадать или хотя отчасти определить может? - Социализм будет изменять общества и изменяться сам, смотря не по состоянию тех сословий, из коих он возникать будет, а по государствам, в коих сии сословия находятся: иначе в Германии, иначе в Англии, иначе здесь. Меры или приемы (борьбы? - Ред.) правительств с проявлениями социализма тоже много могут изменить самые направления оного.- Но сии развития разных общественных элементов еще нам совершенно чужды! Мы должны обращать внимание соотечественников на такие события или явления в нравственном или в политическом мире, из коих могут и для нас возродиться польза или пагуба: остерегать от предстоящей опасности или советовать следовать данному примеру... Где у нас - почва для социализма? Из каких элементов составиться сим направлениям сил или болезней общественных?» (Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники (1825-1826 гг.). М.- Л., 1964, с. 244). А далее следует рекомендация книги Л. Штейна как лучшего пособия для ознакомления с социализмом и коммунизмом.
---------------------------------------
С достаточно обстоятельной информацией о западноевропейском социализме часто выступали в 40-х гг. на страницах «Отечественных записок» живший в то время в Париже П. В. Анненков (1), а кроме того, в меньшей мере К. Р. Липперт, В. Боткин и др. Некоторая парадоксальность ситуации состоит в том, что пропагандистами идей социализма в это время выступают — независимо от их намерений — люди, сами социалистами не являющиеся. Так, в приобщении многих петрашевцев к социализму большую роль сыграли лекции В. С. Порошина в Петербургском университете по политической экономии. Сам он был поборником частной собственности, полагающим, что «существующее теперь состояние общества должно быть оставлено (т. е. сохранено.— Ред.), а только злоупотребления уничтожены», что социалистические и коммунистические «системы, придуманные различными преобразователями, не могут считаться удовлетворительными» (2), но его подробный и добросовестный рассказ об этих системах факти-
----------------------------------------
1. Кстати сказать, в течение трех лет, в 1831—1834 гг., в Париже жил молодой украинский помещик Савич, слушавший лекции в College de France и сильно увлекшийся социализмом, главным образом фурьеризмом. Позже он стал одним из членов Кирилло-Мефодиевского общества, где слыл наиболее начитанным в социалистической литературе человеком. Н. И. Костомаров на следствии так сказал о Савиче: «Он был помешан на французском коммунизме и считал возможным, что общество человеческое дойдет до того, что все будет общим, даже жены...» Проект, написанный Савичем, под названием «Освобождение женщин» определенно свидетельствует о влиянии на него учения Ш. Фурье (см.: Зайончковский П. А. Кирилло-Мефодиевское общество (1846—1847), с. 98. См. также: Зильберфарб И. И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М., 1964, с. 340).
2. Цит. по: Семевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы. Под ред. В. Водовозова. М., 1922, ч. I, с. 37.
-----------------------------------------
чески был формой их распространения, популяризации. Комиссия князя А. Голицына, на которую было возложено рассмотрение рукописей, отобранных при обыске у петрашевцев, нашла, что содержание двух тетрадей записей лекций Порошина (они были найдены у одного из петращевцев) доказывает «вредное направление, даваемое учащимся, чрез занятия ума и воображения их подробным философским разбором теорий о социализме и коммунизме и притом не в духе благонамеренном, соответствующем монархическим правилам, которые должны руководить русское юношество на пути будущей их жизни, но в выражениях соблазнительных, часто выставляя благодетельную цель систем, влекущих к ниспровержению всякого законного порядка» (1).
Интерес к социализму и в эти годы, как и ранее, проявляется в изучении и обсуждении в узком кругу европейской социалистической литературы; о социалистической мысли России этого этапа ее развития мы во многом судим по переписке и дневникам русских мыслителей (важнейшими источниками для ее изучения являются письма Белинского 1841—1847 гг., дневник Герцена 1842—1845гг.). Вместе с тем социалистические устремления начинают все больше находить публичное, печатное литературное выражение: в философских и публицистических статьях Герцена, в литературной критике Белинского, в «Карманном словаре иностранных слов», изданном петрашевцами, в повестях молодого М. Е. Салтыкова-Щедрина и во многих других произведениях. Иначе говоря, русская социалистическая литература уже существует в 40-х гг. как факт национальной идейной жизни. И у наиболее чутких охранителей существующего режима этот факт начинает вызывать серьезное беспокойство. 1 октября 1844 г. в дневнике цензора А. В. Никитенко появляется запись о том, что министр народного просвещения С. С. Уваров «ужасно вооружен против «Отечественных записок», говорит, что у них дурное направление — социализм, коммунизм и т. д.» (2). В секретной докладной записке «Социалисм, коммунисм и пантеисм в России в последнее время», направленной весною 1846 г. в III отделение — главный центр политического сыска России того времени, Ф. Булгарин пишет: социализм и коммунизм — это «два вида одной и той же идеи, породившей якобинизм, санкюлотизм, карбонаризм и все вообще секты и общества, стремившиеся и стремящиеся к ниспровержению монархии и всякого гражданского порядка». Вместе с философией безверия, т. е. атеизмом, и пантеизмом они «вперяют» в головы людей «идеи равенства между людьми, натурального права на общее владение землею и уничтожения всех различий между людьми и всякого частного имущества». Одно из проявлений этих зловредных идей в русской литературе Булгарин усматривает в романе Герцена «Кто виноват?», где «дворяне изображены подле-
-------------------------------------
1. Цит. по: Семевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы. Под. ред. В. Водовозова, ч. I, с. 37.
2. Никитенко А. В. Дневник. В трех томах. М., 1955, т. 1, с. 284.
-------------------------------------
цами и скотами, а учитель, сын лекаря, и прижитая дочь с крепостной девкой — образцы добродетели» (1).
Причем вот что показательно: если в 30-е гг. социалистическое настроение первых адептов нового учения находило выражение прежде всего в романтических формах (стихотворения Огарева, драмы Герцена, аллегорическая поэма В. С. Печерина «Торжество смерти»), то в 40-е годы воздействие социалистической мысли на отечественную литературу сказалось прежде всего в ориентировании ее на проблему «социальности». Идея «социальности» становится руководящей для так называемой натуральной школы, представлявшей течение литературно-художественного реализма. В работе «О развитии революционных идей в России», отмечая, что «после 1830 года, с появлением сен-симонизма, социализм произвел (в России.— Ред.) большое впечатление», Герцен утверждал: «Мало-помалу литературные произведения проникались социалистическими тенденциями и одушевлением. Романы и рассказы, даже писания славянофилов, протестовали против современного общества с точки зрения не только политической. Достаточно упомянуть роман Достоевского «Бедные люди» (2). Как неоспоримый факт существует в 40-е гг. и первое в России социалистическое «общество» — кружки, группирующиеся вокруг М. В. Буташевича-Петрашевского и некоторых других близких к нему по социалистическому образу мыслей лиц. Это общество не имело ни подпольного, ни строго организованного характера. Внутри его царило разногласие по многим мировоззренческим вопросам. Тут были и безусловные приверженцы фурьеризма и его критики (вроде Н. Спешнева). Тут были и сторонники исключительно мирной пропагандистской деятельности и люди, склонявшиеся к революционному авантюризму, наряду с теми, кто, как сам Петрашевский, пытался ставить проблему насущных потребностей страны на реальную почву (3). Тут были атеисты, были и скептики, были и глубоко верующие. Отсюда — дискуссии и острые споры, столкновения внутри общества, на собраниях кружков. Тем не менее всех, в сущности, объединяла именно приверженность к социализму. Недаром В. И. Ленин исчислял историю отечественной социалистической интеллигенции именно с деятельности петрашевцев (4). Стоит в этой связи обратить внимание на богатейшую библиоте-
----------------------------------------
1. Цит. по: Лемке М. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг., 2-е изд. СПб., 1909, с. 300—301, 305.
2. Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 7, с. 252.
3. См.: Плимак Е. Г. Революционный процесс и революционное сознание. М., 1983, с. 56—59.
4. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 7, с. 438. Отметим внимание петрашевцев к деятельности Кирилло-Мефодиевского общества, судьбе Т. Г. Шевченко (см.: Дело петрашевцев. М.—Л., 1937, т. 1, с. 161 — 162, 309—312). Из новейшей литературы о социализме петрашевцев см.: Егоров Б. Ф. Возникновение социалистической мысли в России.— В кн.: Первые русские социалисты. Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. Л., 1984.
-----------------------------------------
ку социально-философской литературы, созданную совместными усилиями петрашевцев. Своеобразным приступом к практическому делу, переходом к прямой социалистической пропаганде был выпуск ими «Карманного словаря иностранных слов», о котором крупный царский чиновник И. П. Липранди писал, что тот, кто его создавал, «имел дерзость напечатать между бесчисленным множеством наполненных ядом социализма, коммунизма и прочих современных безумств... небывалые в русском языке строки...» (1). Мы уже сказали, что круг российских социалистов становится в 40-е годы более широким (к ним следует причислить и М. А. Бакунина, действовавшего, правда, на Западе). Возникают уже и отношения определенной преемственности: так, петрашевец А. В. Ханыков в ноябре 1848 г. начинает «толковать» Чернышевскому учение Фурье (2). Впрочем, еще раньше, в сентябре, будущий идейный вождь революционных демократов 60-х годов записывает в дневнике: «Мне кажется, что я стал по убеждениям в конечной цели человечества решительным партизаном социалистов и коммунистов...» (3) Конечно, степень социалистичности общественной мысли России этого времени вряд ли стоит преувеличивать: последовательных, убежденных социалистов в России 40-х годов еще мало. От них необходимо отличать довольно значительный слой тех мыслителей, которые, симпатизируя идеям социализма и испытывая на себе их воздействие (В. Н. Майков, например), социалистами все же не становились.
Что касается подавляющего большинства просвещенного и даже оппозиционно настроенного российского общества, то оно в целом учений социализма не принимает, считая их в принципе несостоятельными. Так, один из славянофилов, А. С. Хомяков, сам выдвигавший своеобразную социальную утопию, правда, ретроградного характера, писал: «...все социалистическое и коммунистическое движение с его гордым притязанием на логическую последовательность есть не что иное, как жалкая попытка слабых умов, желающих найти разумные формы для бессмысленного содержания» (4). Многие, правда, признают социализм естественным порождением западных порядков, но применимость его к России — именно поэтому — ни в какой мере не допускают. Как однажды выразился один из интереснейших русских мыслителей XIX в., В. Ф. Одоевский (сам испытавший некоторое воздействие фурьеризма), такие слова, как «коммунизм» или «сенсимонизм», не имеют в России никакого смысла — по той же самой причине, «почему самум и сирокко — слова, невозможные в Сибири, а пурга — слово, невозможное в Аравии или Италии» (5).
-------------------------------------
1. Русская старина, 1872, № 7, с. 82.
2. См.: Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1939, т. 1, с. 178.
3. Там же, с. 122.
4. Хомяков А. С. Мнение русских об иностранцах.— Полн. собр. соч. М., 1900, т. 1, с. 48.
5. Цит. по: Сакулин П. Русская литература и социализм, ч. I. Ранний русский социализм. М., 1922, с. 442.
-------------------------------------
Тем не менее сама проблема социализма становится предметом весьма активного обсуждения в отечественной журналистике: в учениях социализма (и в сочинениях таких авторов, как Э. Сю) усматривается подтверждение порочности того пути, по которому идет Запад, что волей-неволей способствовало поискам иных путей. Социалистическая критика западноевропейских буржуазных порядков оказывалась созвучной развивающемуся в России национальному самосознанию...
Однако вот что заслуживает особого внимания: наиболее значительные социалистические мыслители России этого времени — Герцен, Огарев, Белинский, Петрашевский, Милютин — ни одно из западноевропейских социалистических учений не принимают без критики. Среди отмечаемых ими недостатков, даже «нелепостей» этих учений особо выделяются: тенденция к регламентированию жизни в будущем обществе, дух уравнительности, нивелирования, оторванность от реальной действительности и т. п., но прежде всего — слабая философско-теоретическая обоснованность. Стремясь подвести под социалистический идеал солидный теоретический фундамент, дать социализму более или менее цельное философское обоснование, такие представители утопического социализма, как Герцен, Огарев, Белинский, Петрашевский, пытаются «опереть» его, во-первых, на антропологическую идею «природы человека», полной реализацией которой только и может быть социализм, а во-вторых, на диалектику, логику мирового разума, понятого как дух человечества, будто бы изначально стремящегося к разумному строю — строю свободы и равенства всех и каждого. Практически это выражается в настойчиво осуществляемом «сочленении» социалистического идеала с гуманистической философией Фейербаха, с одной стороны, а с другой — с диалектикой Гегеля. Такой теоретический поиск, весьма симптоматичный по своим тенденциям (ведь речь шла о попытках синтеза тех именно учений, которые выступили — в иных исторических условиях — как теоретические источники марксизма), имел интернациональный характер: сходные усилия по «соединению» сенсимонизма и фурьеризма с положениями немецкой философии мы наблюдаем и у ряда других мыслителей той поры в Германии, Франции, Польше, Чехии, Италии и других странах. Важнейшей чертой утопического социализма в России этого времени, особенно конца 40-х гг., является попытка «навести мосты» (выражение А. И. Герцена (1)) между идеалом и исторической действительностью, между будущим и настоящим. Если коренной недостаток утопического социализма вообще заключался, по словам Г. В. Плеханова, в том, что «данный идеал общественного устройства рассматривался с точки зрения его желательности для данной группы интеллигенции, а не с точки зрения отношения его к объективному ходу общественного развития и не сеточки зрения народной самодеятельности, в большей или меньшей
---------------------------------------
1. См.: Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т. М., 1955, т. 5, с. 62.
---------------------------------------
степени поощряемой этим развитием» , то социалистическая мысль России уже в 40-х гг. начинает преодолевать этот недостаток. Проблема историзма, взаимосвязи хода идей и хода вещей, единения мечты и реальности оказывается в центре напряженных размышлений отечественных социалистов. Это находит выражение в их намерениях и попытках подкрепить социалистическое учение данными таких наук об обществе, как история и политическая экономия, в пристальном внимании к процессам современного им экономического и социально-политического развития, в особенности в поисках зародышей социализма в самой социальной жизни.
Отмечая несовершенство наличных учений о будущем и путях к нему, Герцен уже в первой половине 40-х годов ставит проблему грядущего единства слова и дела, совпадения социалистических идей и радикальных социальных преобразований. В произведениях, написанных за границей в 1847 г., перед грозой революции 1848— 1849 гг., он отчетливо выделяет экономический вопрос, вопрос о материальном благосостоянии трудящихся масс как главный в теории социализма. Незадолго перед смертью Белинский, высказывая очень резкие критические суждения по адресу социалистов типа Луи Блана, со всей определенностью подчеркивает утопизм и фантастичность их идей, их оторванность от реальной жизни, их несоответствие реальному ходу общественного процесса; по мнению Белинского, это проявляется, в частности, в безоговорочном отрицании Луи Бланом исторически-прогрессивной роли буржуазии (2). Признание Белинским позитивной (конечно, в определенных пределах) роли буржуазии в истории отнюдь не означало, разумеется, ни выхода его за пределы утопизма, ни, напротив, отказа от социализма вообще. Просто Белинский поставил этим в очень резкой форме проблему необходимости соотнесения идеала с действительностью, точнее, конкретно-исторического обоснования социализма. Эту проблему пытался по-своему сформулировать и решить В. А. Милютин. В сочинениях, относящихся к 1847 г., он призывал освободить утопию от ее мистического, мечтательного характера и придать ей характер рациональный и положительный, другими
----------------------------------------
1. Плеханов Г. В. Соч. М.— Л., 1925, т. 6, с. 14.
2. См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 12, с. 323. Не принимая той отрицательной оценки, которую Герцен дал буржуазии в статьях 1847 г., Белинский настаивал на различении «буржуазии в борьбе» и «буржуазии торжествующей», т. е. завоевавшей политическое господство. Он полагал, что, когда буржуазия только еще шла к власти, «она не отделяла своих интересов от интересов народа» (там же, т. 12, с. 449). В сущности, Белинский здесь по-своему выражал то, о чем писали и некоторые другие социалисты той эпохи. Так, в 1843 г. В. Консидеран утверждал: «В 1789 году, сражаясь за свои собственные интересы, буржуазия, проникнутая тогда широкими идеями, возвышенными принципами и благородными стремлениями, сражалась также за народ и за человечество... У победившей в 1830 году буржуазии нашлось только узкое чувство ее эгоистических интересов. Народ сражался вместе с ней и за нее. После победы вопрос о народе ставится только для того, чтобы заткнуть ему рот или чтоб его эксплуатировать» (цит. по: Зильберфарб И, И. Социальная философия Шарля Фурье..., с. 189).
----------------------------------------
словами, изучить и понять действительность, раскрыть ее стремления и силы и сообразно с этим видоизменить самую мечту, сблизив ее с жизнью (1). В результате слияния социализма с политэкономией должна быть, по мысли Милютина, создана новая наука об обществе, основная задача которой состоит «в приложении открытых истин к жизни и в преобразовании экономического устройства сообразно с требованиями разума и общей пользы» (2). Как ни вспомнить в этой связи слова Г. В. Плеханова: «Что передовые русские люди 40-х гг. не могли сделаться основателями научного социализма, это в достаточной степени объясняется экономической отсталостью России и их неполным знакомством с экономикой Запада. Но что эти люди дошли до сознания неудовлетворительности утопического социализма, это свидетельствует об их выдающейся даровитости» (3).
Охарактеризованная здесь тенденция теоретических исканий социалистов России находит свое выражение в конечном счете в возникновении зародышевых идей своеобразной разновидности утопического социализма, так, называемого «русского», общинного, крестьянского социализма, иначе называемого народническим. Эта концепция сложилась уже после революции 1848—1849 гг. Но проблема социальных потенций крестьянской общины привлекает внимание русских мыслителей еще в первой половине 40-х гг. Подтверждения этого мы находим, в частности, в дневнике Герцена. В 1843 г., после беседы с путешествовавшим по России бароном А. Гакстгаузеном, Герцен записывает в дневнике, что Гакстгаузен «находит важным элементом, сохранившимся из глубокой древности, общинность, его-то надобно развивать, сообразно требованиям времени еtс» (4). Несколько дней спустя Герцен отмечает: «Наши славянофилы толкуют об общинном начале, о том, что у нас нет пролетариев, о разделе полей — все это хорошие зародыши, и долею они основаны на неразвитости... но они (славянофилы.— Ред.) забывают, с другой стороны, отсутствие (у русского крестьянина.— Ред.) всякого уважения к себе, глупую выносливость всяких притеснений, словом, возможность жить при таком порядке дел» (5). В феврале 1844 г., не в первый уже раз размышляя о том, какой же народ первым проложит дорогу к социалистическому будущему, начнет новую эпоху, «которая на знамени своем поставит не личность, а общину, не свободу, а братство, не абстрактное равенство, а органическое распределение труда», Герцен пишет: «Славяне ли, оплодотворясь Европой, одействотворят идеал ее и приобщат к своей жизни дряхлую Европу, или она нас приобщит к поюневшей жизни своей? Славянофилы
-------------------------------------------
1. См.: Милютин В. А. Избранные произведения. М., 1946, с. 355—356.
2. Там же, с. 380.
3. Плеханов Г. В. Собр. соч. М.— Л., 1926, т. 23, с. 408.
4. Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т. М., 1954, т. 2, с. 281.
5. Там же, с. 288; см. также с. 328.
-------------------------------------------
разрешают этого рода вопросы скоро, как будто дело давно решенное. Есть указания, но далеко нет полного решения» (1).
Выдвигая положение: «чем выше и совершеннее общественное развитие, тем более предметов общего пользования, общего владения», Петрашевский также обратил внимание на сохранившийся в русской деревне «передел полей — общее пользование землею» (2). Однако все это были лишь слабые зародыши народнической концепции, получившей первое более или менее четкое выражение лишь после революции 1848—1849 гг.
VI
Третий этап в развитии утопического, социализма в России - 1849-1860 гг. - время возникновения и разработки теории крестьянского, общинного социализма. И не только разработки, но и широкой его пропаганды, сначала главным образом в произведениях Герцена, предназначенных западноевропейскому читателю, затем — уже на страницах «Колокола» и примерно с 1857 г. — на страницах «Современника». Определяющую роль в повороте отечественных мыслителей-социалистов к действительности, что, в частности, и выразилось в настойчивых попытках обосновать социалистический идеал, опираясь на общину как элемент самой реальной социальной жизни, сыграли события революции 1848—1849 гг. «Революция во всех странах,— писал В. И. Ленин,— показывает в действии разные классы общества. Расстрел рабочих республиканской буржуазией в июньские дни 1848 года в Париже окончательно определяет социалистическую природу одного пролетариата. Либеральная буржуазия во сто раз больше боится самостоятельности этого класса, чем какой угодно реакции. Трусливый либерализм пресмыкается перед ней. Крестьянство удовлетворяется отменой остатков феодализма и переходит на сторону порядка, лишь изредка колеблясь между рабочей демократией и буржуазным либерализмом. Все учения о неклассовом социализме и о неклассовой политике оказываются пустым вздором» (3). Обусловив крах прежних форм утопического социализма (отражением этого краха была, в частности, духовная драма Герцена), дав громадный толчок развитию в главных странах Западной Европы пролетарского социализма, революция 1848—1849 гг. оказала вместе с тем громадное воздействие на общественную мысль других стран. Для мыслителей-социалистов России, где важнейшим продолжал оставаться вопрос о ликвидации самодержавно-крепостнических порядков, она стала не только мощнейшим катализатором в развитии реалистической тенденции их мышления, но
-------------------------------------------
1. Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т., т. 2, с. 336; см. также с. 338.
2. См.: Дело петрашевцев, т. 1, с. 95.
3. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 2.
-------------------------------------------
также отправным моментом для оформления концепции «русского» общинного социализма, обосновывавшей возможность достижения социализма путем, существенно отличным от западноевропейского, минуя фазу «мещанства», связанную с этим пауперизацию трудящихся и т. п. Столкнув классы буржуазного общества в непримиримой кровавой борьбе, выявив иллюзорность многих прежних представлений о ходе истории, революция 1848—1849 гг. обратила взоры отечественных социалистов к тому, что Н. А. Добролюбов назвал «организацией общественных отношений». Их нелепое устройство как «причина всеобщего разлада», который, по мнению Добролюбова, «тревожит теперь всякого человека, задумавшегося хоть раз о смысле своего существования»,— вот какой, как считает русский мыслитель, «более простой взгляд входит в общее сознание» (1). «Благодаря историческим трудам последнего времени и еще более новейшим событиям в Европе,— подчеркивал Добролюбов,— мы начинаем немножко понимать внутренний смысл истории народов и теперь менее чем когда-нибудь можем отвергать постоянство во всех народах стремления — более или менее сознательного, но всегда проявляющегося в фактах — к восстановлению своих естественных прав на нравственную и материальную независимость от чужого произвола» (2). Стремление сделать предметом пристального анализа социальную действительность как таковую вело к тому, что акцент в рассуждениях передовых русских мыслителей все более делался на том, чтобы из самой жизни выводить теорию, а не просто пытаться объяснить общество, его прошлое, настоящее и будущее посредством какой-либо социально-философской доктрины. Если в целом для домарксистского социализма было характерно априорное изобретение формул решения социального вопроса, то в творчестве социалистов России после событий революции 1848—1849 гг. очень сильной оказывается тенденция иного рода — к анализу процессов развития самой объективной действительности.
В истории утопического социализма можно отметить такую характерную черту: чем ближе к действительности социалистическая мысль, тем настойчивее при выдвижении общечеловеческого идеала будущей социальной гармонии она обращается к условиям той или иной страны, нации как к реальной исходной основе движения к социализму. «Русский» социализм и был такого рода приспособлением социалистической теории к своеобразным условиям российской действительности середины — второй половины XIX в. Хотя начало социалистической мысли в России относится к 30-м годам прошлого столетия, некоторые исследователи считают все же ее основоположниками Герцена и Чернышевского периода
------------------------------------------
1. Добролюбов Н. А. Собр. соч., в 9-ти т. М.—Л., 1964, т. 6, с. 176—177. 2. Там же, с. 241.
------------------------------------------
50-х годов (1); эти исследователи, как видно, не признают те духовные явления, которые не замыкаются непосредственно на национальную социально-экономическую «почву», органическим элементом процесса национального развития.
Не разделяя такой точки зрения и полагая, что социализм в России 30—40-х годов отнюдь не был иноземным явлением, чужеродным для российской общественной мысли того времени, мы тем не менее должны признать: это был еще такой этап в истории утопического социализма в России, когда даже сами русские мыслители вынужденно констатировали: концепция приобщения страны к решению проблемы социализма не создана, задача «согласить эти крайности», т. е. социалистический идеал и Россию, выполнить труд «применения тех общих начал, которые выработала наука на Западе, к нашей действительности...» (2), остается нерешенной. И только в этом смысле социализм двух первых выделенных нами этапов его развития не был национальным, «русским», хотя, несомненно, составлял органическую часть социальной мысли России. Разработка народнического социализма представляла собой с этой точки зрения качественный рубеж в развитии социализма в России: отныне социалистический идеал оказывается привязанным к колеснице российского развития. Начиная с этого времени — и чем дальше, тем все более резко и определенно — утопический социализм в России выступает как теоретическое выражение альтернативы помещичье-буржуазному, «прусскому» пути развития страны. Он выступает как ясное обнаружение противоположности интересов не просто «капитала и труда», богатых и бедных, эксплуататоров и эксплуатируемых, дармоедов и тружеников, а именно российского подневольного крестьянства (а отчасти и формирующегося рабочего класса, предпролетариата) и российского же буржуазного либерализма.
Не случайно как раз ко времени формирования теории народничества представители охранительной идеологии уже вполне осознают социализм как учение, опасное не только для Западной Европы, но и для России. Так, в первой половине февраля 1848 г. в III отделение поступил анонимный донос на журналы «Отечественные записки» и «Современник», в котором, в частности, говорилось: «Нет сомнения, что Белинский и его последователи нисколько не имеют в виду коммунизма, но в их сочинениях есть что-то похожее на коммунизм, а молодое поколение может от них сделаться вполне коммунистическим» (3). В октябре 1849 г. министерство народного просвещения в специальном «Настав-
------------------------------------------
1. Ср., напр.: «Н. Г. Чернышевский — родоначальник социализма в России... Он явился действительно первым русским социалистом» (Пантин И. К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М., 1973, с. 35, 39).
2. Философские и общественно-политические произведения петрашевцев. М., 1953, с. 392.
3. Цит. по: Оксман Ю. Г. Летопись жизни и деятельности В. Г. Белинского. М., 1958, с. 545.
------------------------------------------
лении» предостерегает от преподавания с университетских кафедр «разных политико-экономических систем», среди авторов которых особо выделяются «сенсимонисты и фурьеристы, социалисты и коммунисты» (1). С 50-х годов в цензурном уставе начинает фигурировать такой пункт: «Не следует допускать к печати сочинений и статей, излагающих вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и водворению анархии» (2).
К идеям народничества одновременно шел ряд русских мыслителей. Но все же приоритет в разработке этой концепции принадлежит А. И. Герцену: он первым увидел в сельской общине реальную опору социализма, фактически данный, хотя и требующий развития, элемент будущего общества. И, указав на это, он постарался основательно развить данную идею. «Герцен,— писал В. И. Ленин,— основоположник «русского» социализма, «народничества». Герцен видел «социализм» в освобождении крестьян с землей, в общинном землевладении и в крестьянской идее «права на землю»... На деле в этом учении Герцена, как и во всем русском народничестве... нет ни грана социализма. Это — такая же прекраснодушная фраза, такое же доброе мечтание, облекающее революционность буржуазной крестьянской демократии в России, как и разные формы «социализма 48-го года» на Западе... Идея «права на землю» и «уравнительного раздела земли» есть не что иное, как формулировка революционных стремлений к равенству со стороны крестьян, борющихся за полное свержение помещичьей власти, за полное уничтожение помещичьего землевладения» (3).
Отодвигая — после событий революции 1848—1849 гг.— установление социалистического общества в Западной Европе в неопределенно далекое будущее или даже вообще весьма пессимистически высказываясь насчет перспектив ее развития, Герцен полагал, что «если Европе не удастся подняться путем общественного преобразования, то преобразуются иные страны» (4). Страну, наиболее способную к социальному преобразованию, Герцен нашел, обратившись мыслью к родине. Да, русские значительно отстали от Европы, признает Герцен. Исторические события как бы пронеслись над этим народом. Но в этой-то «молодости» русского народа, не отягощенного, как народы западные, вековыми традициями исторической жизни, и счастье его. Задавленный и забитый, русский народ сохранил свой самобытный характер, неотъемлемой особенностью которого является естественное, безотчетное сочувствие коммунизму, всего нагляднее выраженное в сельской общине. «Община спасла русский
----------------------------------------
1. См: Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры 1700—1863 г. СПб. 1892, с. 342—343.
2. См.: Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904, с. 208, 257—258.
3. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 257—258.
4. Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т. М., 1955, т. 6, с. 190.
----------------------------------------
народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательств власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе» (1). В патриархально-коммунистических порядках сельской общины Герцен и усмотрел средство радикального грядущего социального преобразования, реальные элементы социализма: «...в избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме» (2). Подчеркивая вместе с тем негативные стороны общины (личность «поглощается» здесь «миром»), говоря о том, что «всякий неразвитой коммунизм подавляет отдельное лицо» (3), Герцен выдвигал в качестве важнейшего компонента концепции «русского» социализма положение о необходимости «оплодотворения» крестьянского «мира» западной наукой, т. е., собственно говоря, социалистической теорией. Без развития посредством науки Запада «аграрный коммунизм» останется грубым, совпадающим по своим основным принципам с тем, который проповедовался западными уравнителями вроде Гракха Бабефа. Но это, по Герцену, вовсе и не социализм, ибо не может быть социализма, не основанного на свободе личности. Россия, между прочим, потому и может через общину, минуя некоторые фазы европейского развития, перейти к социализму, что ее передовые люди, «прошедшие через западную цивилизацию» и усвоившие себе социалистические теории, как бы впитали в себя мировой исторический опыт. «Россия проделала свою революционную эмбриогению в европейской школе... Мы сослужили народу эту службу» (4),— говорил Герцен. Таким образом, его «русский» социализм отнюдь не представлял собой идеализации крестьянской общины и не означал своего рода поворот Герцена от западничества к славянофильству или русофильству. Он был выражением — в тех условиях, разумеется, иллюзорным, утопическим — теоретического поиска варианта ускоренного движения России к социалистическому переустройству при посредстве духовного (значит, и социального) опыта стран Западной Европы; ведь этот опыт и воплощали, по мнению Герцена, социалистические теории — важнейшее «движимое» достояние западной жизни.
Анализируя в свое время взгляды французского экономиста Ф. Кенэ (его, в сущности, буржуазные идеи носили, как писал Маркс, «феодальную вывеску», в которую верил и сам Кенэ), автор «Капитала» высказал такую мысль: «Этикетка системы
--------------------------------------------
1. Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т. М., 1956, т. 7, с. 323.
2. Там же. М., 1958, т. 13, с. 179.
3. Там же. М., 1957, т. 12, с. 109.
4. Там же, с. 186.
--------------------------------------------
взглядов отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем, что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца» (1). Это высказывание Маркса вполне может быть применено, как представляется, и при оценке «русского» социализма Герцена. Выше мы цитировали статью В. И. Ленина «Памяти Герцена», в которой было показано, что «русский» социализм, являвшийся выражением революционности буржуазной крестьянской демократии в России, представлял собой всего лишь неадекватную теоретическую форму радикальных антифеодальных устремлений крестьянства. Это одна сторона дела, касающаяся, так сказать, типа «социалистичности» народнической утопии. Другая состоит в том, насколько верным являлось определение (самоопределение) этого социализма как «русского»: не было ли и здесь «этикетки системы взглядов», объективно вводившей в заблуждение не только читателей и истолкователей Герцена, как сторонников, так и противников его, но и его самого? Не впадал ли сам Герцен в преувеличение, во власть иллюзии, когда писал, к примеру, что «человек будущего в России — мужик, точно так же, как во Франции работник»? (2) Социалистические взгляды Герцена — при всей их противоречивости и не всегда адекватной форме выражения — не дают оснований для трактовки их как одной из форм панславизма, русофильства, национализма. Националистическими были скорее представления славянофилов, усмотревших в общине не то, что объединяет Россию с Западом, с его будущим, а то, что спасет ее от социализма, к которому устремлен западный мир. Один из них, А. И. Кошелев, писал, к примеру: «В Европе громадные богатства нескольких лиц и страшная нищета масс; а потому коммунизм и социализм, в том виде, как они на Западе вырабатываются, вполне там уместны, законны, неумолимы и должны все более распространяться, крепнуть и угрожать общественному спокойствию. У нас, слава богу, дело обстоит совершенно иначе... Нам нечего опасаться западного социализма и коммунизма, ибо у нас есть владеющая землею община, которая ограждает большинство людей от бездольства и нищеты и которая обеспечивает государству спокойствие и устойчивость» (3). Разрабатывая концепцию «русского» социализма, Герцен преследовал цель не отрицания «единоспасающей цивилизации Запада» (4), а поисков путей к социализму, как ему казалось, наиболее соответствующих историческим особенностям России, посредством ускоренного освоения данным народом мировой культуры. Преследуя эту цель, Герцен жаждал наибольшей безболезненности при осуществлении исторического прогресса, смягчения «мук родов» социализма. «Русский» социализм Герцена не озна-
----------------------------------------
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 405.
2. См.: Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т., т. 7, с. 326.
3. См.: Колюпанов Н. П. Биография А. И. Кошелева. М., 1899, т. 2, с. 196.
4. См.: Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т. М., 1960, т. 19, с. 187.
----------------------------------------
чал отрицания возможности иных путей к социализму. «Мы представляем частный случай нового экономического устройства, новой гражданственности, одно из... приложений» (1),— подчеркивал Герцен, убежденный в том, что «социальные идеи, в своем воплощении, будут обладать многообразием форм и применений...» (2). Проблема единства путей развития России и Запада не снималась Герценом и вот еще в каком смысле: не переставая настаивать на том, что общий план развития допускает бесконечное число вариаций, частью — непредвидимых, он сам уже в 1863 г. пишет, что мещанство (т. е. буржуазные формы жизни) может быть для России своего рода «переходным» состоянием и что, «достигая социализма», Россия, «вероятно, пройдет и мещанской полосой» (3). Примерно за два года до смерти Герцен дал такую итоговую формулу своему «русскому» социализму: «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления,— и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука» (4).
Вслед за Герценом идеи народнического социализма развивал в статьях конца 50-х годов Чернышевский. В одной из работ 1857 г. он писал: «То, что представляется утопиею в одной стране, существует в другой как факт. Порядок дел, к которому столь трудным и долгим путем стремится теперь Запад, еще существует у нас в могущественном народном обычае нашего сельского быта... Скоро и мы, может быть, вовлечемся в сферу полного действия закона конкуренции... В настоящее время мы владеем спасительным учреждением, в осуществлении которого западные племена начинают видеть избавление своих земледельческих классов от бедности и бездомности... Да не дерзнем мы посягнуть на общинное пользование землями...» (5) Правда, взгляды Герцена и Чернышевского на общину (как и на вопрос о судьбах социализма на Западе) совпадали далеко не во всем. Так, Чернышевский всячески подчеркивал, что общинное владение не есть какая-то особенность национального развития России; на него надобно смотреть как на «общую человече-
-------------------------------------------
1. Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т. М., 1960, т. 18, с. 357.
2. Там же, т. 20, кн. 1, с. 65.
3. Там же, М., 1959, т. 16, с. 196; см. также т. 18, с. 371. 4. Там же, т. 19, с. 193.
5. Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1948, т. 4, с. 742—745. Любопытна реакция одного из славянофильских публицистов на трактовку Чернышевским общины: «Господин Чернышевский защищает мирское пользование или владение землей — в этом мы с ним вполне согласны, но господин Чернышевский смотрит на нынешнюю общину, как на ступень другой, где явится общинный труд со всеми принадлежностями: туда за господином Чернышевским мы следовать не расположены» (Кошелев А. По поводу журнальных статей.— Русская беседа, 1857, кн. IV, с. 170).
--------------------------------------------
скую принадлежность известного периода в жизни каждого народа» (1). В этом, пожалуй, нет еще существенного отличия его позиции от позиции Герцена. Но вот следующие затем слова выявляют уже своеобразие точки зрения Чернышевского: «Сохранением этого остатка первобытной древности гордиться нам тоже нечего, как вообще никому не следует гордиться какою бы то ни было стариною, потому что сохранение старины свидетельствует только о медленности и вялости исторического развития» (2).
Полемизируя с Герценом в статье «О причинах падения Рима», утверждая там: «Идеалы будущего осуществляются развитием цивилизации, а не бесплодным хвастовством остатками исчезающего давно прошедшего», Чернышевский писал: «...Западная Европа идет к осуществлению этого (общинного, коллективистского.— Ред.) принципа совершенно независимо от нас... помощи нашей не нужно ей; и то, что существует у нас по обычаю, неудовлетворительно для ее более развитых потребностей, более усовершенствованной техники» (3). В этой связи заслуживает быть отмеченным, что большое место в рассуждениях Чернышевского о пути России к социализму занимает идея «довольно долгого переходного состояния» (4). Идеи народнического социализма проповедовал и Н. П. Огарев. Так, на страницах «Колокола» он писал в 1858 г.: «Наша община есть нечто само по себе, а не только сборище людей для платежа повинностей. В ее основании лежат более свежие элементы государственного благоустройства и человеческой справедливости... Нисколько не видя в русском общинном быте идеала общественной жизни, мы не можем не видеть в нем зародыша ее более спокойного, рационального и гуманного развития» (5). И несколько позже — еще более определенно: «В форме общинного землевладения социализм становится на почву, потому что при наследственном (т. е. частном.— Ред.) землевладении почва для него невозможна. Может быть, теоретический социализм не признает этого, потому что не найдет в социалистических общинах своих выработанных форм. Но в исторической жизни, как и во всякой органической жизни, формы вырабатываются не по рецепту, а по необходимому сцеплению страшно сложных элементов, движущихся от причин к следствию,— со всеми данными случайностей, личностей, уклонений, зигзагов» (6). Констатируя эту общую — народническую — окраску утопического социализма в России 50-х годов, отметим также еще од-
-----------------------------------------
1. Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1950, т. 5, с. 362.
2. Там же.
3. Там же, т. 7, с. 662—663.
4. См. там же, т. 5, с. 151; т. 4, с. 329, 437—438. Подробнее см.: Хессин Н. В. Н. Г. Чернышевский в борьбе за социалистическое будущее России. М., 1982, раздел IV.
5. Колокол, 1858, 1 января, л. 7, с. 55.
6. Там же, 1859, 15 марта, л. 38, с. 312.
------------------------------------------
ну важнейшую его особенность, с особой силой реализовавшуюся прежде всего в творчестве Н. Г. Чернышевского, а именно разработку экономических вопросов теории социализма.
Почти одновременно внимание на эту проблему обратили еще в конце 40-х годов А. И. Герцен и В. А. Милютин, первый — в достаточно общем виде, второй — в гораздо более развернутой форме, что и определило особое место этого мыслителя среди других социалистов того времени (1). Понимая социализм как отражение интересов пролетариата в экономической науке, В. А. Милютин писал в 1847 г.: «Всеобщее неудовольствие и брожение умов, беспрестанные коалиции работников и восстания их против капиталистов — все предвещало неминуемость социального кризиса и доказывало необходимость радикального преобразования экономических отношений. Одни экономисты оставались равнодушны к тому...» (2) Продолжая эту традицию, Чернышевский утверждал в статье «Капитал и труд» аналогичным образом: «Открытая ненависть между простолюдинами и средним сословием во Франции произвела в экономической теории коммунизм» (3). Нельзя не заметить, что Милютин говорил о «работниках» и «капиталистах» и борьбе между ними, а у Чернышевского речь идет о «простолюдинах» и «среднем сословии». С точки зрения категориальной точности наблюдается как бы определенное снижение мысли. Однако, с другой стороны, это «снижение» отражает, очевидно, желание истолковывать идею социализма как соответствующую интересам не только пролетариев, «работников», но и простолюдинов, тружеников вообще, т. е. и крестьянских масс. А принципы подхода к проблеме генезиса социализма оставались, в сущности, теми же — выявление в первую очередь классово-экономической подоплеки социалистической теории.
Более того, у Чернышевского эти принципы — выявлять за борьбой идей и теорий борьбу классов, пытаться обосновать социализм, опираясь на политическую экономию,— получают столь основательную разработку и плодотворное применение в конкретном анализе, что это вплотную приближает его к научному социализму. Недаром в послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» Маркс назвал Чернышевского «великим русским ученым и критиком», мастерски показавшим в своих работах «банкротство буржуазной политической экономии» (4). Недаром в статье «Из прошлого
-----------------------------------------
1. Интерес к экономическому обоснованию социализма заметен и у некоторых петрашевцев. Так, осенью 1848 г. И. Л. Ястржембский в продолжение пяти или шести собраний объяснял основные начала политической экономии, давая «определение промышленности, богатства, источников богатства — природы, труда и капитала» (см.: Семевский В. И, М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы, ч. I, с. 120).
2. Современник, 1847, т. 6, с. 24.
3. Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. 7, с. 39.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 17—18.
------------------------------------------
рабочей печати в России» В. И. Ленин писал: «...Чернышевский, развивший вслед за Герценом народнические взгляды, сделал громадный шаг вперед против Герцена. Чернышевский был гораздо более последовательным и боевым демократом. От его сочинений веет духом классовой борьбы...
