.

И это сильный пол? Яркие афоризмы и цитаты знаменитых людей о мужчинах


.

Вся правда о женщинах: гениальные афоризмы и цитаты мировых знаменитостей




Формирование общественно-политических и эстетических взглядов В. В. Стасова в 40-х годах XIX века


вернуться в оглавление книги...

Е. И. Суворова. "В. В. Стасов и русская передовая общественная мысль."
Лениздат, 1956 г.
OCR Biografia.Ru

продолжение работы...

Глава I
ФОРМИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭСТЕТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ В. В. СТАСОВА В 40-х ГОДАХ XIX ВЕКА


В 40-е годы XIX века в царской России всё отчетливее обозначались признаки нарастающего кризиса феодально-крепостнического строя. В экономике страны сравнительно быстро развивался капиталистический уклад. Промышленные предприятия, основанные на вольнонаемном труде, постепенно оттесняли на задний план крепостнические вотчинные и посессионные мануфактуры. В стране начался промышленный переворот. Новые буржуазные отношения неудержимо пробивали себе дорогу в толщу крепостнического сельского хозяйства. Увеличивалась зависимость помещичьих имений от рынка, всё более очевидной становилась невыгодность подневольного, малопроизводительного труда крепостных крестьян, в их среде усиливалось классовое расслоение.
Растущие производительные силы страны приходили во всё более острое и непримиримое противоречие с господствовавшими феодально-крепостническими производственными отношениями.
Реакционный класс крепостников-помещиков всеми силами старался сохранить свою власть и привилегии, укрепить свои позиции в стране посредством еще большей эксплуатации крестьян и усиления самодержавия во главе с Николаем I. После кровавой расправы с декабристами новый царь уделил главное внимание созданию надежного полицейского аппарата власти. В 1826 году было учреждено III отделение его личной канцелярии, с корпусом жандармов при нем. С этого времени вся общественная жизнь России, наука, просвещение, литература и искусство были взяты под неусыпный полицейский контроль. Ни одно общественное собрание не могло пройти без присутствия здесь явных или тайных агентов III отделения, ни одно публично высказанное против самодержавного деспотизма, против крепостничества слово не могло отныне пройти безнаказанно.
Особое внимание правительство Николая I уделило различным цензурным преследованиям. Помимо главной цензуры были созданы 22 специальных. Целый ряд научных и общественных вопросов был изъят цензурою из ведения печати. Запрещалось писать обо всем, касающемся революционной истории Западной Европы; из русской истории не пропускалось в печать всё, относящееся к народным волнениям и дворцовым переворотам XVIII века; запрещалось писать о крепостном праве, яростно преследовались попытки суждений по вопросу текущей политики правительства и т. п.
Николай I старался установить в России казарменный порядок и кладбищенскую тишину.
Однако крепостники-помещики во главе с царизмом были не в силах предотвратить неумолимый ход исторического развития. На усиление крепостнической эксплуатации и диктатуры помещиков крестьянство отвечало повсеместным ростом массового движения. Никакие репрессии не могли подавить неудержимое стремление крестьян сбросить ярмо ненавистного крепостного рабства. По далеко неполным данным, в царствование Николая I — с 1825 по 1855 год — произошло 674 крестьянских волнения, из них только в 40-х годах — 351 волнение.
Антикрепостническое движение крестьян дополнялось непрерывно растущими выступлениями рабочих.
Кризис феодально-крепостнического строя и растущее народное недовольство находили идеологическое отражение в революционно-демократическом направлении русской общественной мысли, которое представляли в 40-х годах XIX века Белинский, Герцен, Огарев и их последователи. В. И. Ленин неоднократно указывал на самую непосредственную связь развития революционной мысли в России с ростом массового движения. В статье, посвященной разоблачению кадетского сборника «Вехи», В. И. Ленин иронически спрашивал: «Или, может быть, по мнению наших умных и образованных авторов, настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс остатками крепостнического гнета?» (1).
Связь всей передовой русской общественно-политической мысли с массовым движением стала особенно неразрывной после неудачи восстания декабристов. Невозможность успеха революционной борьбы без участия в ней народа стала очевидной.
Новые, глубоко прогрессивные для своего времени революционно-демократические идеи прокладывали себе дорогу в литературе, публицистике, науке, искусстве, в ожесточенной борьбе против реакционной идеологии крепостнического общества. Всё более широкий круг передовых людей 40-х годов XIX века обращал свой мысленный взор к идеям Радищева и декабристов, находил источник вдохновения для борьбы с крепостничеством и самодержавием в вольнолюбивой поэзии Пушкина и Лермонтова, в произведениях Грибоедова и Гоголя, всё шире становился круг убежденных последователей Белинского и Герцена.
Формирование мировоззрения будущего выдающегося русского художественного и музыкального критика В. В. Стасова тесно связано с состоянием общественной жизни в России 40-х годов XIX века. В его сознание, как и в сознание тысяч передовых мыслящих людей того времени, глубоко проникли новые общественно-политические идеи и дали богатые всходы во всей его дальнейшей творческой деятельности.
Владимир Васильевич Стасов родился 2 января 1824 года в передовой русской интеллигентной семье. Его отец — известный петербургский архитектор Василий Петрович Стасов — имел сильное влияние на развитие стремлений и наклонностей сына. В молодости он был близок к тем прогрессивным кругам московской интеллигенции, которые объединялись вокруг просветителя Н. И. Новикова и «Дружеского ученого общества». В. П. Стасов был неутомимым тружеником, пламенным патриотом и глубоким мыслителем. Гуманность В. П. Стасова характеризует следующий
------------------------------
1. В. И. Ленин. Соч., т. 16, стр. 108.
------------------------------
факт: обнаружив незаурядный талант художника у крепостного чертежника Константина Лазарева, он, не задумываясь, пожертвовал из своих личных сбережений 3000 рублей для выкупа его у помещика.
Семья Стасовых воспитывалась на передовых традициях русской культуры. В этой семье выкуп крепостного не был чем-то необыкновенным. Подлинный демократизм, любовь к народу пропитывали всю атмосферу дома Стасовых. Из этой передовой русской дворянской семьи вышел не только выдающийся художественный критик, но и известная общественная деятельница — одна из основательниц высшего женского образования в России Надежда Васильевна Стасова — сестра В. В. Стасова. Внучка В. П. Стасова Елена Дмитриевна Стасова стала одним из видных деятелей Коммунистической партии.
В семье В. П. Стасова было шестеро детей, но, видимо, особенная наклонность к искусству больше других детей сблизила с отцом Владимира Стасова. Они постоянно беседовали по вопросам искусства. Поводом для таких бесед обычно служило имевшееся в доме французское многотомное издание «Музейная летопись», которое отец и сын любили совместно рассматривать. В этих книжках было воспроизведено множество гравированных репродукций с произведений величайших мастеров Европы — Рафаэля, Пуссена, Рубенса, Тициана, Рембрандта, Леонардо да Винчи, Микельанджело и других. Этот строй иллюстрированных книжек сделался первой школой изучения искусства, своеобразным университетом молодого Стасова.
Вся семейная обстановка в доме Стасовых с раннего детства Владимира Васильевича весьма благоприятствовала его общему интеллектуальному развитию и пробуждению интереса к произведениям искусства. Семью Стасовых часто навещали известные архитекторы, художники, музыканты, деятели науки. Среди них можно отметить знаменитого Карла Росси и А. П. Брюллова.
Владимир Стасов еще в детстве нередко бывал свидетелем больших творческих замыслов, страстных споров о произведениях литературы и искусства. Здесь часто исполнялись лучшие произведения русской и западноевропейской музыки.
Все эти ранние впечатления были позднее закреплены самостоятельным чтением книг из обширной библиотеки отца. Чтение юного Стасова было довольно разнообразным. Однако памятным на всю жизнь осталось тогда чтение произведений Лессинга и Дидро. Из русских книг первое сильное впечатление произвели на Стасова «Арабески» Гоголя.
В 1836 году двенадцатилетний В. В. Стасов был отдан отцом в только что созданное Училище правоведения. Это закрытое аристократическое учебное заведение имело своей задачей пополнение царской бюрократии более образованными чиновниками. Его начальники и воспитатели всеми силами стремились отвлечь воспитанников от вопросов, которые волновали передовую общественность крепостнической России.
Прогрессивная социально-политическая мысль решительно изгонялась из училища. Всё преподавание было подчинено «официальной народности», с ее тремя принципами — православие, самодержавие, народность — и направлено на воспитание учащихся покорными слугами царя.
Характеризуя учебную программу и преподавателей, Стасов отмечает в своих воспоминаниях об Училище правоведения, что там не было ничего живого, двигающего вперед, одухотворяющего, развивающего горизонты мысли. Господствовала самая ординарная схоластика, в головы учащихся вдалбливались голые факты, всё преподавание пронизывал отрыв науки от жизни.
Однако правда о гнусной крепостнической и самодержавной действительности всё же проникала в Училище. Она врывалась главным образом благодаря художественной литературе. Известно, что в условиях николаевской реакции художественная литература оставалась почти единственной сферой, где еще теплилась общественная мысль. Люди, страшившиеся иной почвы общественного сближения, сходились на литературных интересах. Вокруг различных явлений литературной жизни время от времени разгорались горячие споры. Форма художественного произведения давала почти единственную возможность пронести через рогатки цензуры правду о гнусности крепостнической и самодержавной российской действительности. «Только в одной литературе, — писал в это время Белинский в письме к Гоголю, — несмотря на татарскую цензуру есть еще жизнь и движение вперед».
Вся передовая художественная литература того времени была пронизана духом протеста против самодержавно-крепостнического гнета. Это была литература «критического реализма». Великому воспитательному значению русской литературы многим были обязаны Стасов и другие из его товарищей по училищу.
Самостоятельное чтение, вспоминал Стасов, было главным источником накопления знаний воспитанниками Училища. Этому благоприятствовал режим дня, построенный так, что у воспитанников было много свободного времени. (1) Чтение, занятия музыкой, широкий обмен знаниями, почерпнутыми из книг, прочно вошли в быт воспитанников Училища, — вспоминал впоследствии Стасов.
Однако училищная библиотека не могла удовлетворить читательские запросы воспитанников, в ней содержалось не более 5 1/2 тысяч томов, большей частью по юриспруденции, политэкономии и философии. (2) Тогда 13—14-летние подростки стали обзаводиться собственной библиотекой коллективного пользования. Среди приобретенных книг были произведения В. Гюго, А. Дюма, Вальтер Скотта, Шекспира, Гофмана, Жорж Санд, Шиллера. Но увлечение иностранной литературой продолжалось лишь до тех пор, пока не начали печататься статьи Белинского в «Отечественных записках». Этот журнал, благодаря участию в нем Белинского, Некрасова, Тургенева и других, был в то время лучшим журналом в России. Он воспитывал у передовых представителей интеллигенции любовь к народу, звал к борьбе за освобождение от крепостного права, за просвещение народа.
«Я помню, — пишет Стасов, — с какой жадностью, с какой страстью мы кидались на новую книжку журнала «Отечественных записок», когда нам ее приносили (в Училище правоведения). Все первые дни у нас только и было разговоров, рассуждений, споров, что о Белинском да о Лермонтове... Белинский же был решительно нашим настоящим воспитателем. Никакие классы, курсы, писания сочинений, экзамены и прочее не сделали столько для нашего образования и развития, как один Белинский со своими ежемесячными статьями... он прочищал всем нам глаза, он воспитывал характеры, он рубил рукою силача патриархальные предрассудки... Мы все — прямые его воспитанники».
Именно под влиянием статей Белинского, особенно о Пушкине, вся любовь воспитанников Училища перенеслась с Шекспира и Гофмана на Пушкина, на русскую литературу. Статьи Белинского раскрыли им величие, жизненную
----------------------------------------
1. ГИАЛО, ф. 355 (Училище правоведения), св. 113, д. 4153.
2. Там же, д. 4149.
----------------------------------------
правду русской литературы и ее величайшего гения — А. С. Пушкина. В училище начался всеобщий культ Пушкина. Воспитанники один за другим читали наизусть его произведения. Статьи Белинского пробудили у Стасова и его товарищей острый интерес и к творчеству Гоголя, этого великого реалиста, преемника и продолжателя Пушкина. Русская литература со времени Гоголя стала приобретать огромное общественное значение. Произведения великого писателя воспитывали многие тысячи людей в духе нетерпимости к существующему крепостническому строю. Появление «Мертвых душ» летом 1842 года было для Стасова и его товарищей «событием необычайной важности». «В продолжение нескольких дней, — вспоминает Стасов, — мы читали и перечитывали это великое, неслыханно-оригинальное, несравненное, национальное и гениальное создание. Мы были все точно опьянелые от восторга и изумления».
Увлечение передовой молодежи Гоголем встречало резкое сопротивление со стороны представителей реакционного лагеря. «Целые толпы людей, — пишет Стасов, — корили Гоголя за непристойность, грубость и дерзость. Слишком велика была у нас масса людей, преданных всему иностранному, почитаемому совершенством. ...Со всем этим приходилось беспрестанно бороться и препираться».
Низкопоклонству перед всем западноевропейским Стасов и его товарищи противопоставили свою горячую любовь к родному народу, родной литературе. Литературные споры в условиях деспотического царского режима нередко являлись способом выражения общественно-политических взглядов, а также формирования их. Именно Гоголь явился для Стасова первым поводом для горячего отстаивания своих взглядов на художественные образы, как явления общественной жизни.
Автобиографические заметки Стасова свидетельствуют, что еще в Училище правоведения, под влиянием литературных впечатлений и острых споров вокруг статей Белинского, у него стали формироваться демократические убеждения, складываться художественные требования.
В это же время усилилась любовь Стасова к музыке. Музыка процветала тогда в Училище. В перерывах между уроками и особенно после занятий весь дом Училища, вспоминал Стасов, так и звучал от низу до верху, по всем этажам, фортепианами, виолончелями, скрипками, валторнами, флейтами, контрабасами, словно консерватория. Почти все воспитанники играли на чем-нибудь.
Стасов с детства любил музыку, сам прекрасно играл на рояле, хорошо знал музыкальную литературу. На этой почве он особенно подружился с воспитанником Училища Александром Серовым — будущим музыкальным критиком и композитором.
Стасов и Серов брали уроки у известного петербургского пианиста Ганзельта. Они особенно усердно изучали произведения Моцарта, Баха и Бетховена. Восторг обоих друзей перед музыкой Бетховена был безграничным.
В 1842 году в Петербург приехал Лист. Его исполнение сонат Бетховена глубоко взволновало Стасова и Серова. Под этим впечатлением Стасов решил впервые попробовать свои силы на писательском поприще. Он написал статью о Листе, хотя и не напечатал ее нигде.
В последние годы пребывания в Училище Стасов продолжал много читать об искусстве. Он увлекался статьями по истории искусства Лессинга, Дидро. Важным событием его жизни этих лет было чтение Гейне, находившегося в царской России 40-х годов под строгим запретом. «Я полюбил Гейне страстно, на веки» — вспоминал критик. Великий поэт-демократ, отмечал Стасов, учил его смелости и самостоятельности в оценке явлений окружающей жизни, правде и поэзии. Кроме чтения обширной литературы Стасов и Серов часто посещали театры, концерты, активно участвовали в самодеятельных концертах, устраиваемых в Училище, изучали богатства Эрмитажа.
Дружба Стасова и Серова сыграла громадную роль в их жизни и деятельности. Она была источником и стимулом их творческого роста.
Весной 1843 года Владимир Стасов окончил Училище. Семь лет, проведенные в этом закрытом учебном заведении, несмотря на крупные недостатки в постановке обучения, оказали благотворное влияние на развитие его художественно-музыкальных интересов и положили начало формированию его прогрессивного мировоззрения. Этому в большой мере способствовали общение с лучшей частью воспитанников Училища, дружба с Серовым, а главное — собственное настойчивое ознакомление с передовой русской и западноевропейской литературой. Литература и, прежде всего, Белинский воспитали в нем критическое отношение к окружающей его действительности, ненависть к крепостническо-самодержавному строю, определили общее направление всей его последующей художественно-критической деятельности.
«Я был учеником Белинского и на нем рос» — неоднократно указывал Стасов. Революционно-демократическая эстетика Белинского была неотъемлемой частью революционно-демократического мировоззрения великого критика.
В своих статьях Белинский, прежде всего, пропагандировал реализм как высшую ступень искусства. В связи с этим он решал вопрос и о народности литературы и искусства.
Белинский не принадлежал к числу тех людей, которые на досуге предаются философским или эстетическим размышлениям. В борьбе он видел весь смысл, всё значение своей жизни. Его слово, горячее, вдохновенное, полное энергии, шло из самой глубины большого сердца. Поистине «он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть». И этой страстью было неуклонное стремление Белинского к счастью своего народа. С самого начала и до конца своей деятельности Белинский стоял на точке зрения общественного значения искусства и литературы, их прямого влияния на общество, их могучей воспитательной роли и открыто пропагандировал мысль о том, что литература и искусство являются великими орудиями в освободительной борьбе.
Одним из первых в мировой эстетике Белинский дал развернутую принципиальную критику реакционной теории «чистого искусства», согласно которой искусство должно сохранять полную независимость от всех других стремлений человека, кроме стремлений к прекрасному.
Белинский доказал, что «чистого искусства» в природе никогда не было и не могло быть. Это фикция, созданная реакционными идеологами. Он писал, что искусство является воспроизведением действительности, а действительность есть конкретная, земная действительность, реальная жизнь человека в обществе.
А. А. Жданов в докладе о журналах «Звезда» и «Ленинград» отмечал, что, «начиная с Белинского, все лучшие представители революционно-демократической русской интеллигенции не признавали так называемого «чистого искусства», «искусства для искусства», и были глашатаями искусства для народа, его высокой идейности и общественного значения».
По мнению Белинского, подлинное искусство должно служить идее преобразования общества, идее революции и социализма.
Белинский всегда подчеркивал, что искусство и литература должны быть правдивы, что они призваны не просто, подобно зеркалу, безучастно отображать природу и общество, а должны вносить в изображение живую личную мысль человека, должны отражать существенное, типичное в свете идеи, которой воодушевлен писатель или художник.
Высокая идейность, реализм, народность, единство формы и содержания — таковы основные положения реалистической эстетики Белинского.
Для Стасова «Белинский был воспитатель земли русской». «Не будь его, — говорил Стасов, — вся Россия была бы совсем другая». Глубокое преклонение перед Белинским не покидало Стасова в течение всей его жизни. «Белинский — воспитатель и умственный вождь России, — писал критик. — Он мгновенно встал во главе мыслящей и растущей России». В неопубликованных материалах к автобиографии Стасов прямо утверждает, что ему «в училище громадно много дал Белинский». Об этом же говорит и письмо молодого Стасова, только что окончившего Училище, к отцу, написанное 1 января 1844 года. Это интересное письмо подвело итог размышлениям двадцатилетнего юноши о задачах художественной критики. Оно в значительной его части является изложением эстетических идей Белинского.
Стасов писал отцу, что он, решив посвятить свою жизнь художественно-критической деятельности, в прочитанной литературе о произведениях искусства «не нашел художественной критики в том смысле, как она должна быть». Существующая критика формалистическая, — писал Стасов, — она исходит из ложного представления о возможности существования «чистого искусства» и «чистого наслаждения искусством». Он задает вопрос: «Но то ли должно требовать от произведенного искусствами, на то ли искусства созданы?». И отвечает: «Не для удовлетворения чувства изящного существует искусство, а существует вместе с жизнью, с нею вместе решает вопросы, возникновение которых не может быть отделено от жизни сознательной». «Всякое настоящее произведение искусства, — продолжает Стасов пересказывать идеи Белинского, — носит в самом себе свое значение, и назначение раскрыть то и другое для человеческого рода — и есть назначение критика». В искусстве главное — это идейность и значение художественно выраженной идеи для человечества, — подчеркивает он в этом письме. Стасов выражает свое убеждение в том, что художественная критика должна обращаться не только к художникам, но и к самой публике, к народу.
Эстетическая теория Белинского прочно вошла в сознание Стасова. Он находил в ней опору в течение всей своей последующей художественно-критической деятельности. Мысли великого критика многократно запечатлены, в частности, в подготовительных материалах к огромной работе Стасова «Разгром».
«Художник должен быть и гражданином, и человеком мысли... Равнодушие и индифферентность к задачам и современным материалам, к истории и народной жизни кладут неизгладимые следы на произведения», — писал Стасов вслед за Белинским в материалах к этой работе. И опять Белинский водит рукой Стасова, когда он там же пишет: «Не посредством терпения, а посредством нетерпения народы становятся свободными».
Стасов, будучи глубоким последователем учения Белинского, однако никогда не поднимался до практических революционных выводов великого критика. Белинский, пройдя сложный путь идейного развития уже в начале 40-х годов, выступил как революционер-демократ, сторонник массовой революции, ярый противник реформизма и либерализма. Его революционный демократизм тесно сплетался с идеей борьбы за социализм. Белинский был не только гениальным русским литературным критиком, но и философом-материалистом, вплотную подошедшим к диалектическому материализму. Его ненависть к самодержавно-помещичьему строю была ненавистью разночинца и крестьянина. «Так и хлопнул бы по дворянским физиономиям плебейским кулаком»,— писал он Боткину в 1840 году.
Всё это было чуждо Стасову. Он никогда не был революционером, и в этом состояло его главное принципиальное отличие от Белинского. Стасов воспринял от Белинского только его идеи общественного назначения искусства, народности и реализма в искусстве, его идеи гуманизма и патриотизма. Он поднялся до демократизма Белинского, но не поднялся до его революционности.
Наряду с Белинским огромное влияние на формирование мировоззрения Стасова в 40-х годах оказал также А. И. Герцен.
Герцен, как и Белинский, был великим русским просветителем и революционным демократом. Его просветительство тесно связывалось с той борьбой, которую он вел вместе с Белинским против самодержавия и крепостничества за освобождение трудящихся масс. Революционный демократизм Герцена, как и Белинского, был неразрывно связан с горячей верой в грядущее социалистическое устройство общества. Он был пламенным патриотом. «Я всеми фибрами своей души принадлежу русскому народу», — с гордостью говорил он о себе. Эту веру в русский народ, его инициативу, его великое революционное будущее Герцен оставил в наследство следующим поколениям революционеров. Известно, что В. И. Ленин причислял Герцена, наряду с Белинским и Чернышевским, к «предшественникам русской социал-демократии».
Герцен считал, что искусство, так же как и политика, наука и философия, помогает личности активно включиться в общественную жизнь и воздействовать на нее в целях разумного переустройства общества. Герцен был горячим приверженцем реалистического направления в искусстве, причем он четко отличал реализм, т. е. способность отражать жизнь в ее типических чертах, от натурализма — простого копирования действительности. Он подчеркивал теснейшую связь между развитием художественного реализма и передовыми идеями в науке, подтверждая это примерами из эпохи Возрождения. Герцен справедливо указывал на то, что реалистическое направление в искусстве, уходящее своими корнями в жизнь народа, не может не быть народным и национальным. Оно должно выражать мысли и чувства народа, играть активную роль в его жизни.
Искусство будущего призвано, по убеждению Герцена, не только сохранять все высшие эстетические ценности, созданные человечеством, но и продолжать, критически развивая, классические художественные традиции, призвано стать достоянием народных масс и активно влиять на их жизнь.
В 40-е годы Герцен явился создателем наиболее социально-заостренных, литературно-художественных произведений, содержавших резкую критику крепостнического строя, ибо в это время «все общественные вопросы, — писал Ленин, — сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками». (В. И. Ленин. Соч., т. 2, стр. 473).
Герцен одним из первых в 40-х годах в своей повести «Сорока-воровка» смело и решительно выступил против крепостного права. Полный поэзии, силы и скорби, образ великой русской актрисы, которую крепостнический строй не сумел сломить духовно, но погубил физически, будил у читателя жгучую ненависть к этому строю. «Доктор Крупов» и другие антикрепостнические повести Герцена учили ненавидеть и презирать общественный порядок, основанный на угнетении и эксплуатации.
В 40-х годах Герцен достиг большого и глубокого влияния на передовую русскую интеллигенцию. Произведения Герцена укрепляли веру в силу передовой мысли, внушали бодрость и смелость. Они перекликались со статьями Белинского и служили великому критику важной поддержкой в борьбе за передовую литературу и передовое искусство. Стасов был в числе многочисленных горячих почитателей Герцена и последователей его глубоко материалистических эстетических взглядов. Он вспоминал, что с жадностью читал его повести и роман «Кто виноват?».
В январе 1847 года Герцен выехал за границу. Он надеялся там работать на благо России, русского народа, используя для революционной деятельности все легальные возможности, которых не было на родине. Во Франции он становится свидетелем героического восстания пролетариата в июньские дни 1848 года. С исключительной страстностью проклинал Герцен французскую буржуазию, расстреливавшую рабочих на улицах Парижа. В памфлете «С того берега» он писал, что «за такие минуты ненавидят десять лет, мстят всю жизнь. Горе тем, кто прощает такие минуты!». Это яркое публицистическое произведение, прочитанное Стасовым, произвело на него неизгладимое впечатление, явилось настоящим откровением. «Как я подумаю, — писал Стасов, — если бы у Герцена ничего другого не было написано, кроме «С того берега», то одно уже это было бы для меня чем-то громадным и беспредельно греющим и животворящим... Я миллион раз читал это себе и другим и всякий раз, словно в первый, в самый первый раз читаю эти скрижали завета».
Стасов подчеркивал, что при всяком представившемся случае Герцен «бросался к искусству с искренней горячностью». Он страстно пропагандировал мысль о величии русского народа и всемирно-историческом значении его культуры. Он гневно разоблачал космополитические воззрения либералов и реакционность крепостников, пресмыкающихся перед иноземным, и вел с ними самую упорную борьбу.
Герцен настойчиво и любовно показывал оригинальность и самостоятельность творчества таких деятелей русской культуры, как Ломоносов, Радищев, Белинский; писателей — Гоголя, Пушкина, Лермонтова. Все эти мысли Герцена были особенно дороги для Стасова.
Таким образом, в 40-х годах XIX века Белинский и Герцен разработали основы революционно-демократической эстетики, которые получили свое дальнейшее развитие в трудах Чернышевского и Добролюбова. Стасов уже в 40-х годах стал одним из самых горячих последователей эстетических взглядов Белинского и Герцена. Художественно-критическую деятельность он начал под влиянием этих взглядов.
После окончания Училища правоведения Стасов некоторое время служил в Сенате, затем в министерстве юстиции. Но его не интересовала ни юриспруденция, ни служебная карьера. Отбыв свои служебные часы, он спешил в Эрмитаж или в Академию художеств, смотрел эстампы и гравюры нидерландской, французской и итальянской школ. Ревностно, пытливо и жадно изучал все те произведения искусства — архитектуры, скульптуры, живописи, какие только можно было видеть в Петербурге. Кроме того, Стасов продолжал, как и в годы своего пребывания в Училище, брать уроки музыки, много читать по истории искусств, художественной критике, эстетике и философии. Он сознательно готовился к своей будущей художественно-музыкальной критической деятельности, вследствие «иных требований» к ней.
Началом своей писательской биографии Стасов считал 1847 год, когда в «Отечественных записках» появились его первые статьи «Брюллов, Лист, Берлиоз» и другие. В этом же году Стасов был приглашен издателем «Отечественных записок» Краевским в число сотрудников журнала по отделу иностранной литературы. Кроме работы в отделе Стасов получил право писать небольшие обозрения по вопросам живописи, скульптуры, архитектуры и музыки. За два года работы в «Отечественных записках» — 1847 и 1848 годы — он опубликовал около 20 статей. В этих статьях критик впервые выразил коренные требования к искусству, сложившиеся у него под влиянием Белинского. В 1848 году Краевский отстранил Стасова от работы в «Отечественных записках». Это событие в его жизни заслуживает особого внимания.
Известно, что с 1848 года в истории русского освободительного движения, литературы и журналистики начинается период «мрачного семилетия». Правительство Николая I, напуганное революцией 1848 года в странах Западной Европы и совпавшим с ней подъемом крестьянского движения в России, еще более усилило борьбу с революционным движением не только в своей стране, но и за ее пределами. Реакционная политика Николая I была, в частности, обращена против русской литературы и журналистики. В этой обстановке «Отечественные записки» становятся либеральным журналом, приспосабливавшимся к правительству. Сотрудничество в этом журнале стало свидетельством принадлежности к лагерю либерализма и, наоборот, уход или устранение из журнала — свидетельством верности демократизму.
Стасов, с его ярко выраженной приверженностью идеям Белинского, был одним из тех, кто не соответствовал новому либеральному направлению «Отечественных записок». В этом была причина устранения его Краевским из числа сотрудников журнала.
Начало критической деятельности Стасова ознаменовалось еще одним важным источником воздействия передовой русской общественной мысли на его мировоззрение. Этим источником было движение петрашевцев. Известно, что петрашевцы, в лице их лучшей части, были врагами крепостничества и самодержавия, представителями русского утопического социализма. Взгляды их развивались в революционно-демократическом и материалистическом направлениях. Они складывались под сильнейшим влиянием идей Белинского и Герцена.
В 1846 году из кружка Петрашевского выделилось несколько кружков. Некоторые участники кружка, в том числе М. Салтыков (М. Е. Салтыков-Щедрин), В. Майков, Е. Есаков, В. Милютин и другие, испытывая неудовлетворенность его деятельностью, образовали весной 1847 года свой отдельный небольшой кружок, идейно ни в чем не расходившийся с петрашевцами. Руководителями кружка были Милютин и Майков. О существовании этого кружка имеется ряд указаний, в том числе в письме А. Майкова к Висковатову, в котором он, в частности, писал, что в кружок его брата В. Майкова входил и В. Стасов. (1)
Известно, что на собраниях этих кружков (Петрашевского, Майкова и Милютина, Дурова и Кашкина) обсуждались самые злободневные вопросы общественной жизни России — о необходимости изменения судопроизводства, об условиях освобождения крестьян, об отмене царской цензуры, телесных наказаний и т. д. На этих собраниях делались сообщения о социалистических теориях на Западе, читались письмо Белинского к Гоголю и статьи Герцена.
В связи с нарастанием революционных событий в Западной Европе и крестьянского движения в России весной 1848 года «пятницы» Петрашевского и собрания у Милютина, Дурова и Кашкина превратились в многолюдные политические собрания. Правительство Николая I, давно осведомленное по регулярным донесениям агента министерства внутренних дел о характере собраний и речей в кружках петрашевцев, приступило к их ликвидации.
Весной 1849 года, после первых массовых арестов петрашевцев, начала работать следственная комиссия. Дело петрашевцев стало крупнейшим политическим процессом в России середины XIX века.
Три месяца работала следственная комиссия после первых массовых арестов петрашевцев, но следов заговора и «организованного» тайного общества не обнаружила. Тогда в первой половине августа того же года по приказу царя в Петербурге были произведены новые массовые аресты лиц, причастных к движению петрашевцев. Всего полиция арестовала около 250 человек. В ночь на 16 августа были арестованы Владимир Стасов и его старший брат Александр, а спустя 10 дней и его другой брат — Николай. Вместе с другими арестованными Стасовых заключили в Петропавловскую крепость.
В конце сентября 1849 года следствие по делу петрашевцев закончилось. По решению следственной комиссии 23 человека из числа нескольких сотен арестованных предавались чрезвычайному военному суду, а остальные, в том
--------------------------------------
1. Письмо А. Н. Майкова к П. А. Висковатову. «Петрашевцы», сборник материалов под редакцией П. Е. Щеголева, т. 1, ГИЗ, М, 1922, стр. 22.
--------------------------------------
числе и братья Стасовы, освобождались из-под ареста. В обстановке продолжавшегося в Западной Европе революционного брожения царское правительство было явно не заинтересовано в затягивании следствия и увеличении числа наказуемых по делу петрашевцев, так как это могло создать за границей впечатление о слабости позиций «жандарма Европы» — царизма в собственной стране.
Таким образом, жандармы III отделения не нашли улик, достаточных для наказания В. Стасова за принадлежность к движению петрашевцев.
Но для нас важна не формально-юридическая сторона жандармского обвинения, а затем оправдания Стасова по делу петрашевцев. Неизмеримо более важно то, что показания членов милютинско-майковского кружка царским следователям подтверждают связь Стасова с петрашевцами, его идейную близость к ним. (1) И это тем более понятно, что петрашевцы и Стасов имели один общий источник формирования общественно-политических взглядов — Белинского и Герцена.
Общение с петрашевцами несомненно укрепило молодого художественного критика на позициях демократизма. В 1851 году Стасов вышел в отставку и в качестве секретаря Демидова, очень богатого человека, поклонника искусств, уехал за границу. Поездкой за границу он стремился прежде всего пополнить свое художественное образование изучением сокровищ европейского искусства. К этому его также побудила установившаяся в России с 1848 года особо жестокая политическая реакция и почти полная невозможность сколько-нибудь свободно выражать свои мысли в печати вследствие новых цензурных запретов.
Проживая в Италии и часто совершая выезды в другие страны — в Англию, Германию, Францию, он глубоко изучил работы мастеров античного и средневекового искусства, хорошо познал и еще больше полюбил Микельанджело, Рафаэля, Донателло и Рембрандта, познакомился с современным западным искусством, часто посещал русских художников и архитекторов, проживавших в Италии, — Александра Брюллова, Сергея Иванова, Соболевского, Воробьева и Айвазовского.
В 1852 году, узнав о смерти К. П. Брюллова, Стасов
-------------------------------------------
1. Филиал Центрального Государственного Военно-исторического архива (ФЦГВИА), ф. 9, отд. IV, д. 55.
-------------------------------------------
выехал в Рим, собрал все сведения о последних днях жизни художника и написал интересную, глубокую по содержанию статью: «Последние дни К. П. Брюллова и оставшиеся в Риме после него произведения».
Оценка Брюллова Стасовым в это время полностью совпадала с общим мнением об этом художнике как о непревзойденном мастере русской академической живописи.
Находясь вдали от родины, Стасов ни на минуту не переставал оставаться сыном своего народа. Он жил думой о том, как бы лучше во всеоружии знаний служить русскому искусству. Он твердо хранил в своем сердце заветы Белинского. В глубоко патриотическом письме из Флоренции Стасов писал, что «в своих убеждениях был, есть и будет демократом».
В мае 1854 года, в связи с Крымской войной, Стасов вернулся в Россию. В одном ненапечатанном отрывке для своей так называемой «Художественной автобиографии» Стасов, оценивая свою первую поездку за границу, пишет, что узнал людей, которые точно так же, как и он, недовольны современным искусством и повели свои атаки на то, что считали неправильным и ложным. Не называя имени Герцена, Стасов намекает, что именно его он имеет в виду в числе тех, которые «с великим талантом, умом, знанием и силой воюют против ложных людских понятий. Сколько это придало мне новой храбрости и надежды на успех нашего дела! — восклицает Стасов. — Я воротился домой совершенно другим человеком от этой блаженной радости, надежды и уверенности». Он теперь без колебаний и ложных предрассудков окончательно определил цель своей жизни — художественную критику. «Критика художественная такая же специальность, как и всякая другая, — писал Стасов, — она ничем не должна отличаться от критики литературной. Она совершенно необязательно должна быть связана с художественным творчеством».
В понимании необходимости критиков-профессионалов Стасов оставался верен своему учителю Белинскому. «Искусство, — писал Белинский, — должно иметь не одних только дилетантов, но и жрецов, героев и мучеников, которые, не производя ничего сами, тем не менее занимаются им, как делом своей жизни, как своим назначением, горячо берут к сердцу его успехи, его ослабление, его упадок, изучая его сами, объясняют его другим. Это та же наука, та же ученость, потому что для истинного постижения искусства нужно много и много, всегда и всегда учиться, и при том учиться многому такому, что, повидимому, находится совершенно вне сферы искусства».
Позднее в письме к Балакиреву Стасов, откликаясь на мысль, высказанную Белинским, выдвинул девизом всей своей деятельности: «быть полезным другим, коли сам не родился творцом».
Таким образом, в конце 40-х — начале 50-х годов XIX века В. В. Стасов выступает в качестве одного из тех передовых людей русского общества, которые начали сознавать неминуемость краха феодально-крепостнического строя в России, выступали как его противники.
Белинский и Герцен, являвшиеся «властителями дум» всего передового русского общества 40-х годов XIX века, были первыми подлинными учителями В. В. Стасова. От них он воспринял основные идеи революционно-демократической эстетики, под их влиянием росли и крепли его демократические убеждения. Это идейное влияние сблизило его с петрашевцами. Горячее увлечение произведениями Пушкина, Гоголя, Лермонтова и других лучших русских писателей, знакомство с передовыми писателями Запада (Дидро, Лессинг, Гейне и др.), настойчивое изучение изобразительного искусства и музыки воспитывали у Стасова эстетическое чувство, помогали уяснению исторически назревших задач русского искусства, способствовали формированию его демократического мировоззрения.
В. В. Стасов вступил в конце 40-х годов XIX века на путь профессиональной художественно-музыкальной критики в качестве убежденного сторонника нового, прогрессивного в искусстве, пробивавшего себе дорогу в ожесточенной борьбе против изживавшей себя идеологии феодально-крепостнического общества.

продолжение книги...