Литература. Georg Jellinek, Die Erklarung der Menschen— «and Burgerrechte, 1904.—Windelband, Geschichte der neueren Philosophic, 1907.—Kennedy, English Taxation 1690—1799, 1913.—A. Held, Zwei Bucher zur Sozialen Geschichte Englands, 18з1.—W. Hasbach, Untersuclumgen uber Adam Smith, 1391.—v. Schulze-Gaevernitz, Carlyle, 1907. Кроме того, уже, названные сочинения; М. Arnold, Troeltsch, Levy (Okonomischer Liberalismus, Weber und Sehulze-Gaevernitz (Britisch Imperialismus).
Эпоха хозяйственной жизни Англии, ведущая свое начало со времени протектората Кромвеля, имеет, как и все другие эпохи какой бы то ни было отрасли человеческой деятельности, свою собственную идеологическую историю. Тот комплекс экономических идей, который в течение нескольких уже столетий является как бы фундаментом развития экономической мысли в Англии, в свою очередь исходит из трех основных течений мысли, каждое из которых имеет только косвенное отношение к хозяйственной жизни. Надо вообще заметить, что в течение всего XVII в. в английских государственных учреждениях вопросы экономического характера отодвигались на задний план проблемами политики, права, конституции, религии. Упомянутый же только что комплекс идей по существу сводился к мысли о необходимости дать возможность свободного, ничем ненарушимого развития каждому отдельному человеку, а исходил он, во-первых, из правовых, во-вторых, из религиозных, и, в третьих, из философских идей. Нет никакого сомнения в том, что борьба против духовного угнетения в течение XVII века, освобождение человека от тираннии церкви, имели своим последствием — это указал еще Еллинек — развитие у англичан духа независимости (индепендентизма) не только в области политической и государственно-правовой жизни, но с самого начала — также и хозяйственной деятельности. Но как оба эти принципа — „конгрегационализм" в области церковной жизни к „народный суверенитет" в области политической — возникли в результате одной и той же борьбы отдельного человека против всяческого гнета сверху, так параллельно с ними стала развиваться и идея об экономической свободе. Ко всему этому надо добавить, что именно кальвинизм в его чистом виде, подчеркивая индивидуальную ответственность, каждого отдельного человека перед самим собой и видя в экономическом успехе признак божьей милости, особенно, содействовал развитию индивидуализма. Таким образом, индепенденты и пуритане и явились вообще носителями тогдашних экономических идей. Популярное в то время представление о личной свободе, которая к началу XVII века мыслилась прежде всего, как невмешательство государства в религиозную область, мало-помалу, но все сильнее и сильнее, стало распространяться и на сферу хозяйственных и хозяйственно-политических интересов. Ему англичане обязаны исконным своим отвращением к монополиям в экономической жизни, своим успехом в деле конкуренции, победоносной борьбой с цехами; им же об'ясняетсл и столько лет тянувшаяся борьба против рабочих союзов, в которых англичане видели препятствие для развития индивидуальной свободы, пока с осуществлением в 1824 году свободы коалиций не был сделан отсюда необходимый вывод, что добровольное об'единение отдельных лиц вполне соответствует понятию о свободе действий. По мере того, как в значительной степени исходя из пуританских моральных взглядов на трудовое призвание человека — старались освободить отдельного человека от всех стесняющих его уз, стали признавать возможным доверить судьбу индивидуума чувству его ответственности перед самим собой. Поэтому-то пуританскую хозяйственную деятельность приходится считать не социальной (unsocial) в современном смысле слова.
Бедность считалась признаком отвержения богом, богатство и получение законными путями прибыли — проявлением особой божьей милости. Пуританин сурово и немилосердно относился к бедным и безработным. Оамуэль Гартлиб (Samuel Hartlib), друг и единомышленник Мильтона, писал как-то: „Завет божий гласит: кто не хочет работать, не должен также и есть. Лучшим средством исправления для ленивцев было бы не давать им есть, прежде чем они не поработают". При Стюартах и их духовных советниках был выработан ряд мер по оказанию помощи бедным, основанных на известном законе о бедных 1601 г., времен королевы Елизаветы, а со времени Кромвеля стали заботиться только о вдовах, сиротах и калеках; для остальных же групп нуждающегося населения была введена система рабочих домов, целью которой было возвратить к самостоятельному труду всех якобы „уклоняющихся от работы"; эта цель должна была достигаться тем, что их в рабочих домах ставили в исключительно тяжелые и суровые условия жизни. По аналогичным же соображениям высказывались тогда против повышения заработной платы; особенно популярен был тот взгляд, что высокая заработная плата поведет только к излишней расточительности, пробудит в трудящихся из низших слоев населения жажду наслаждений. А между тем в течение всего XVIII века господствовала та мысль, что высокая заработная плата отрицательно отражается на трудолюбии рабочих, против нее велась решительная борьба, ибо все хозяйственно политические воззрения того периода могут быть сведеныв сущности к одному только положению—что необходим как можно более интенсивный под'ем личной работоспособности. Тогдашние деятели активно боролись с тем, что они называли „расточительностью" бедняков, но в то же время считали вполне нормальным рост таковой среди средних и высших слоев населения. В сущности из основных этических принципов данной эпохи, из признания хозяйственной деятельности проявлением блогословления божьего, вытекало то воззрение, что роет благосостояния состоятельных слоев населения почитался как особая милость свыше. Это воззрение поддерживалось философией XVIII века. Особенно ярко это проявляется у Юма, который в своих политических „Рассуждениях" (Diskursen), появившихся в свет в середине XVIII века, пытался установить чисто казуистическое различие между „безгрешной" и „порочной" роскошью и приходил к заключению, что всякая затрата на предметы роскоши служит стимулом для новой работы, а без расточительности теряется охота к работе. Виндельбанд в своем изложении, т.-е. „эгоистической системы" и вытекающих из нее учений говорит: „Это очень „удобная" мораль. Чем больше людей из высших слоев населения знакомятся с такого рода воззрениями, им симпатизируют, о них рассуждают, тем больше растет склонность оправдать философскими аргументами то наслаждение жизнью, которым они пользуются". Идя по этому иути, оказалось возможным рост расточительности и увеличение распущенности среди широких кругов населения привести в гармоническое единение с началами старопуританской простоты и бережливости. Для этого и самая роскошь представляла, как естественную и неизбежную необходимость, вытекающую из интересов народного хозяйства. Такого рода воззрения нисколько не пострадали от того, что в течение XVIII века все большее распространение стали получать налоги на расточительность и на роскошь. Наоборот — нам это недавно выяснил Кеннеди (Kennedy), в своем очень основательном исследовании, именно в деле установления этих налогов определяющим моментом явилась индивидуалистическая предпринимательская точка зрения законодателя, говоря точнее: стремление его уничтожить прямые налоги, поражающие состоятельных лиц, опасение, что налоги на предметы первой необходимости приведут к повышению заработной платы и, тем самым, к увеличению для предпринимателя издержек производства, наконец, господствовавшее тогда мнение, что налог на расточительность в сущности. факультативен и что каждый может от него уклониться путем ограничения своих затрат на предметы роскоши; это последнее обстоятельство делает из них такую налоговую систему, которая является наиболее соответствующей индивидуальной свободе личности. Понятно, что распространение такого рода руководящих принципов на все области народного хозяйства привело к предоставлению максимальной свободы действий каждой отдельной личности, к направлению всей политической и законодательной работы в сторону возвеличения роли отдельной личности и наложило свой отпечаток на всю экономическую деятельность эпохи.
Даже философия — в собственном смысле этого слова — недалеко ушла от подобного рода идей; отчасти она сама пыталась приспособиться к потребностям эпохи, отчасти она старалась влиять на практическую жизнь. Начиная с Гоббса (Hobbes), мы находим в ней — вместо телеологического миросозерцания, представителем которого был Бэкон (Bacon )— учение об эгоизме, эту своего рода квинтэссенцию индивидуализма. Государство представляется как механическое соединение атомов. „Его составные элементы — люди; каждый человек имеет право свободно выявлять свои эгоистические стремления, а государство, как таковое, является только как бы системой, в которой друг с другом сталкиваются и друг друга поддерживают силы человеческого эгоизма" (Виндельбанд). Как бы ни различны были выводы, которые можно было бы сделать из этих положений — совершенно иные, например, у Локка, чем у Гоббса — толковать ли их в оптимистическом смысле или в пессимистическом, как войну всех против всех, все равно тут признание эгоистического стимула самого по себе остается исходным пунктом всех воззрений на государственно-правовую и экономическую деятельность. Место средневеково-католического мышления, для которого отдельная личность была лишь одним звеном мирового целого, руководимого божественными целями и систематически подчиняющегося, поэтому, этим целям, повсюду занимает — и притом в чистом своем виде — взгляд на индивидуума — с точки зрения механической причинности — как на „жизненную машину", которая должна функционировать беспрепятственно и притом согласно естественным законам „разумного эгоизма" (reasonable self interest). Государство должно регулировать только вопросы, касающиеся защиты жизни и свободы человека, неприкосновенности личности и имущественной собственности, во всех же остальных отношениях свободное, ничем не стесняемое владычество „природы" приведет к наилучшему для всех заинтересованных граждан состоянию государственной жизни. Это учение мало интересовалось истинными целями мироздания, и сущностью всей мудрости жизни считало всеобщее „благополучие", измеряемое количеством материальных благ. Оно и до сего времени .оказывает громадное влияние на все английское мышление. На эгоистические побуждения людей, поскольку они согласовались с требованиями морали, смотрели, как на исходный пункт, а на достижения разумного эгоизма — как на внутреннее содержание благополучия, как для отдельных лиц, так и для их совокупности, для всего народа и такие взгляды открывали широкую дорогу перед тем утилитаризмом, который и сейчас так ярко проявляется в характере английского народа. И эстетический эпикуреизм, главным представителем которого был Шефтесбери (Shaftesbury) и евдамонизм, который мы называем также утилитаризмом, особенно преданными идеологами которого были Вентам и его ученики — оба возникли в XVIII веке из этого представления о благополучии. Характерно, что в основе стремлений к богатству и наслаждению в так-называемых „справедливых" границах нравственности и права лежат два совершенно различных направления мысли — пуританизм, с одной стороны, морально-философское мировоззрение — с другой. Виндельбанд критикует утилитаризм в области философии экономической деятельности, в частности, указывая на то, что он сводится исключительно к получению наслаждений и уклонению от огорчений. „Свое демократическое выступление во имя материальных благ людей он покупает путем отказа от высших ценностей, которые вовсе ведь еще не совпадают с этой суетливой сменой радости и горя, этой ярмаркой наслаждений и хаотическим смешением страстей, а представляют собою высшую сферу жизни". В 70-х и 80-х г.г. XIX века Мэтью Арнольд, известный писатель, политик и педагог, выпустил ряд сочинений, самое известное из которых „Культура и анархия". В этих своих сочинениях он старается, исходя из влияния пуританизма и утилитаризма, об'яснить духовный строй средних слоев английского общества в настоящее время и подвергает его едкой критике с социологической точки зрения. Он пытается освободить понятие о благополучии (prosperity) от обычной английской переоценки его, придать ему более глубокий смысл, нем оно имело в период расцвета манчестерского либерализма. Для его взглядов характерен следующий отрывок: „Наш уголь — так думают тысячи англичан — истинная основа нашего национального величия. Иссякнут его залежи — исчезнет с ним и величие Англии. Но в чем с точки зрения культуры заключается истинное величие? Если допустить, что завтра же море поглотит Англию, какое время будет считаться в большей мере эпохой былого величия, Англия ли последних 20-ти лет, или же Англия века Елизаветы, этого периода поразительной творческой духовной работы, когда еще были так мало развиты и угольная промышленность, да и вообще вся наша промышленная деятельность, так тесно связанная с углем?" Из представления об экономической действительности вытекают и начала английской национальной экономии, т.-е. начала всей политической экономии вообще, получившие наименование классической политической экономии. Ее основоположник, Адам Смит, сам вышел из рядов английских моралистов, как это свидетельствует его первое произведение 1759 года о „Моральных чувствах" (Moral sentiments). Его сочинение по политической экономии, вышедшее в 1776 году „Исследование о природе и причинах народного богатства" (Inguiry into the Natur and Causef of the Whealth of Nations"), короче называющееся „Народное богатство", нельзя понять, не принимая во внимание его морально-философской подоплеки — иначе оно покажется чисто поверхностным рассмотрением динамических феноменов эпохи. А на самом деле в нем Адам Смит применяет к явлениям экономической жизни философские учения того времени, конечно, в гораздо более разумном и прежде всего систематическом освещении, чем мы это видим у Петти (Petty), Чайльда (Child), Туккера (Tucker) или сэра Джемса Стюарта (James Stewart). Исходным пунктом этого сочинения служит изложенное в самом начале его учение о конкуренции, как о стимулирующем моменте для всего развития цивилизации в хозяйственной области, для трудового прогресса. Сдерживаемый в надлежащих границах, эгоизм выставляется в нем, как движущая сила экономического механизма в социальном отношении и именно им и могут быть об'яснены стремления людей к труду, склонность их с сбережению, образование капитала, разделение труда и обмен. Стремление к максимальной выгоде является, по его мнению, господствующим принципом деятельности всех народов и всех отдельных людей без всякого различия. Вообще Адам Смит в своих рассуждениях исходил из представления о „человеке", как о чем-то совершенно абстрактном, единообразном, не дифференцированном ни в историческом, ни в социологическом отношении. Свободная игра страстей, „естественное", т.-е. опять-таки абстрактно мыслимое состояние людей, наиболее обеспечивает успех каждого отдельного человека в хозяйственной деятельности и так как целое тут рассматривается только, как слагаемое отдельных частей — так - называемые атомистически-механическое, мировоззрение — то, значит, и благополучие всего человечества. Поэтому Адам Смит, отчасти примыкая к известным ему учениям французских физиократов, требует осуществления в максимально возможных пределах свободы, устранение всех еще существующих пут бюрократически-меркантилистического экономического строя, так, например, закона об ученичестве времен Елизаветы или местных цеховых учреждений. Но то, что полезно отдельным людям, об'единенным в государстве, не может быть не полезным в отношениях между государствами. Оставалось, следовательно, сделать только один шаг, чтобы принцип свободной конкуренции распространить и на отношения государств между собой и наряду со „свободой торговли" („free trade") внутри страны, добиваться осуществления таковой же и для заграничных сношений и для торговли с колониями. Уже Юм, убежденный сторонник того взгляда, что разумный эгоизм каждого отдельного суб'екта хозяйственной деятельности ведет к осуществлению „естественного" благополучия общества, провозглашал положение, что успешное развитие каждой отдельной страны — в интересах всех других стран: так, например, англичане, должны быть заинтересованы в преуспеянии Франции, именно как англичане, а не только „но человечеству". Адам Смит придал этим воззрениям осязаемую, как бы эмипирическим путем полученную, форму. Он доказывал в своем учении о свободе торговли, что каждая страна должна производить сама только то, производство чего обходится ей дешевле, чем другим странам; все же остальное, т.-е. товары более дешевые в других местах, должны быть привозимы оттуда в интересах потребителей, следовательно, так же в интересах развития производительных сил страны ввозящей. Он боролся с меркантилистическим учением о торговом балансе, с ложным представлением о необходимости так называемого активного или „благоприятного" баланса, высказывался против переоценки значения скопления запасов золота и денег, решительно возражал против искусственных мероприятий колониальной торговой политики Англии, дал детальный критический анализ высоких ввозных пошлин, экспортных премий и запрещений вывоза — и все это он делал с таким талантом, с такой глубиной мышления, что перед ними совершенно меркнут философски спорные принципы либерального учения с его туманными понятиями „природы" и „свободной игры сил". „Народное богатство" положило основание всей дальнейшей работе политической экономии, которая, приняв основные принципы этого сочинения в области государственной и общественной философии и мало-помалу начиная смотреть на них как на что-то само собой разумеющееся, обратило все свое внимание на разработку отдельных вопросов современного народного хозяйства. Если не останавливаться на менее крупных ученых, как хотя бы Мак-Куллох (Mс. Culloch) и, если Роб. Мальтуса с его ученьем о народонаселении считать лишь особым единичным случаем, то нужно прежде всего упомянуть о Давиде Рикардо. Его сочинение „Основные начала политической экономии" (Principles of Political Economy), опубликованное в 1817 году, развивало ставшее потом столь популярным учение о земельной и дифференциальной ренте и содержало в себе, кроме того, ядро многих позднейших рассуждений теоретиков социальной политики по поводу труда, заработной платы и капитала. В то же время Рикардо специально углубил учение Ад. Смита о свободе торговли, доказывая, что обмен между государствами материальными благами должен быть ограничен только теми товарами, производство которых дешевле всего обходится каждой данной стране. Затем наступает эпоха действительного расцвета политической экономии: к теоретикам, каковыми явились прежде всего глубокий мыслитель Джон От. Милль (Principles of Political Economy, 1847), позднее Джевонсе (Jevons) (Political Economy, 1877), присоединились и практические деятели из всех возможных областей жизни, руководители экономической политики, которых активная борьба за свободу торговли или, наоборот, за протектиционизм побуждала заниматься политико-экономическими исследованиями. Первое об'емистое сочинение об „Истории цен" было плодом труда с 1837 по 1850 г. г, Томаса Тука (Th. Took) и Вилльяма Ньюморга (W. Newmareh), Георг Портер (George К. Porter) выпустил в свет в период между 1836—1843 г.г.свой „Национальный прогресс" (Progress of the Nation), это первое задуманное в большом масштабе статистическое исследование по вопросу о действительном развитии английского богатства. Крупные предприниматели также выступили с сыгравшими значительную роль произведениями: так, например, лорд Брассей, который в своем, появившемся в 1872 году, сочинении „Work and Wages" (Труд и заработная плата) рассказал о результатах своего жизненного опыта (он был также крупным инженером) и дал свою особую теорию заработной платы. Параллельно с указанными течениями в довольно раннюю уже эпоху появляется и социально-реформистская литература социалистического характера, которая развивается скорее как реакция против преувеличенной роли laissez faire в области общественной жизни, чем как это было позднее в Германии при Марксе — как принципиально революционная система науки о народном хозяйстве. Тут, прежде всего, следует коснуться идеологов христианского социал-реформистского направления, которые сознательно выступали против принципов манчестерского либерализма и бентамовского учения об утилитаризме. Такими идеологами были Кингсдом (Kingsdom), Карлейль и практик в области социальной политики лорд Шефтесбери. Далее нужно упомянуть некоторых писателей и общественных деятелей, которые близко стоят к социализму, как учению о распределении, как, например, Робера Оуена „Новый моральный мир" (The New Moral Worlde), появившийся в 1820 году. "Принципы распределения богатств" (Principles of Distribution of Wealth) Виллиама Томпсон (W. Thompson) появились в, 1824 году, и гораздо позже вышло в свет произведение Г. X. Кери (Н. Ch. Carey) — „Основные начала общественной науки (Principles of Social Science) — в 1858—1859 г.г. Эта литература была бедна авторами, принадлежащими к радикальному в истинном смысле слова социализму. Исключением являются лишь некоторые представители фабианского общества, основанного в 1890 г., преследующие более радикальные цели; на первом месте между ними стоят Сидней и Беатриса Вебб, но и они в своих сочинениях, как, например, „Промышленная демократия" (Industrial Democraty) 1897 г. или „Местное управление" (Local Government),, вышедшее в 1906 — 1908 г., выступают за интенсивное преобразование социальной жизни в пользу рабочего класса исключительно на основе демократического самоуправления, но вовсе не за перестройку революционным путем хозяйственного аппарата с устранением капиталистических движущих сил. Что же касается состояния в Англии политической экономии, как известной отрасли научной деятельности, то нужно признать, что она уже давно спустилась с той высоты, на которую поставили было ее ее основатели. Последние в так называемой „классической" политической экономии сумели создать целый комплекс теорий, хотя и односторонних, в значительной мере фиктивных, исходящих из произвольных предпосылок, но зато побуждавших к систематическому всестороннему рассмотрению каждого единичного экономического феномена, а такое рассмотрение лучше всего удается, если брать явление именно в его абстрактно изолированной форме. „Основные начала политической экономиий (Principles of Economics) Альфреда Маршалла (A. Marshall) вышедшие в 1890 году, являются ничем иным, как основательным, но эклектическим изложением давно уже известных или даже потерявших всякое значение явлений хозяйственной жизни или таких экономических теорий, которые совершенно устарели. Английские экономисты стали заимствовать из Германии экономические теории, разработанные с точки зрения исторической школы, прекрасно использовавшей положения классической политической экономии. Джемс Роджерс (James Th. Rogers), Вилльям , Кэнингэм (W. Cunningham), В. И. Эшли (W. I. Ashley) и наряду с ними еще несколько трудолюбивых авторов исторических монографий дали ценные вклады в науку, но зато другие две более поздних отрасли учения о народном хозяйстве— теория предельной полезности (австрийского и американского происхождения) и социология едва ли имеют хотя бы одного самостоятельного представителя в Англии. Таким образом и теперь можно с полным правом сказать, что великая эпоха расцвета политической экономии совпадает с периодом от конца XVIII в. до последней трети XIX века. В это время ученые экономисты смотрели на экономический прогресс расцветающего капитализма, как на основанную на разделении труда, равноправии и по возможности беспрепятственной конкуренции общественную структуру творческого народного хозяйства. В этом смысле они и пытались оказывать свое влияние в практической жизни. Когда этот процесс достиг своего кульминационного пункта в 90-х г.г. и когда все более стали выдвигаться на первый план проблемы организации, социального распределения, социальной политики и социального страхования, предпринимательских организаций общего типа и необходимости правительственного регулирования во всех областях жизни и когда к ним присоединился призыв к изменению фритредерской торговой политики, то в этот момент — надо признать — закончилась эра господствующего до этого времени цикла идей английской школы политической экономии, бывшей в течение почти целого века как-бы учителем всего мира в области теории политической экономии.
