Литература. Та же, что глава IX. Кроме того: Levy, Sociolo-{tische Studien; далее—Jesse Collings Land Keform London, 1906.—Sir. G. Parker, The Land for the People, 1909.—R. Wilkins, The smal Holdings Controversy, 1909.
В поэме Гольдсмита „Опустелая деревня" (The Deserierd Village), в которой он сетует по поводу исчезновении к концу XVIII века мелких хозяев, имеются такие строки — „Принцы, лорды могут процветать или исчезать — так как одно слово их создает, то они могут снова появиться, но трудолюбивое крестьянство, сила и крепость страны, исчезая, не так-то легко возрождается"... Эти слова вполне оправдались но отношению к английскому крестьянству. Несмотря на то, что в 70-х г.г. экономические условия были благоприятны для мелкого производства в английском сельском хозяйстве, коренного английского крестьянства, т.-н. „фригольдеров" с их трудолюбивыми семьями и устойчивыми в области сельского хозяйства традициями (мелкие собственники, как таковые, в социологическом смысле слова вовсе не обязательно должны быть крестьянами) уже почти не существовало, а мелкие арендаторы появились в большом числе лишь после преодоления больших препятствий. Легко указать причины, почему не существует, не возникло вновь в Англии крестьянство. Они заключаются в том, прежде всего, что земля в Англии, несмотря на всю свободу мобилизации земельной собственности в правовом отношении и постепенное уничтожение фидеикомиссов (entails), сконцентрирована на праве собственности, в немногих руках, так что крайне трудно приобрести даже небольшой клочок ее. По данным английского историка аграрных отношений Бродрика (Brodrick), издавшего в 1881 году серьезное сочинение об „Английской земле и английских лендлордах", если не касаться владений меньше 10 акров (т.-е. 4,5 гектаров), 147.000 человек владеют 32 миллионами акров земли. А в Германии несколькими десятилетиями позже только на хозяйства размером от 5 до 20 гектаров, составлявшие общее количество в 14 миллионов гектаров, приходилось 124.000 исключительно личных собственников. Сельскохозяйственная статистика Англии вплоть до начала мировой войны показывает непрерывное уменьшение количества земли, находящегося в руках тех хозяйств, в которых хозяйничают сами собственники; в 1885 г. таковой было еще 15,32% общего количества земли, в 1900 г.—13,53%, а в 1912г. — уже только 10,87%. Далее, там, где монополизация земли не мешает образованию мелких крестьянских дворов, где земля, значит, продается, и там она лишь в самых редких случаях раздробляется в свободном рыночном обороте и служит для образования мелких производственных единиц. В Англии земля, кроме той ценности, которую она имеет в силу приносимого ею дохода, т.-е. своей потребительной стоимости, имеет еще другую ценность — как предмет роскоши, что повышает цены на землю выше уровня ценности по доходности, так что продажные цены на землю стоят обыкновенно выше, чем это было бы, если бы они определялись одной только капитализированной потребительной стоимостью. Эта ценность земли, как предмета роскоши, ценность, которая диктуется обстоятельствами, вне сферы сельского хозяйства лежащими, зависит от особых свойств земли, делающих ее в Англии, в гораздо большей мере, чем в других странах, особым об'ектом, приобрести который стремятся высшие и богатые слои населения. Пребывание в деревне считается в Англии — наряду с кратковременным лондонским сезоном — лучшим средством общественного времяпровождения и развлечения, еще больше
значения имеет обладание крупным, округленным, красиво расположенным (а какое английское поместье не является таковым?) имением, как своего рода доказательство привилегированного положения в обществе, чего не даст никакой роскошный дом в городе, далее, политическое влияние, вступление в парламент и пр. облегчается приобретением влияния на местах, наконец, охота и спорт — все это играет свою роль при определении такой фантастической цены земли (Phantoslenwert des Bodons). Хотя, как мы уже раньше говорили, все эти особенности института земельной собственности и облегчили перенесение тягот сельского хозяйства на более сильные плечи, все же у них есть и отрицательная сторона, крайне тяжело отражавшаяся на мелком сельском жителе. Ведь последний не мог платить за землю фантастических цен, хотя бы и был непрочь уплатить за нее, имея в виду возможность заниматься здоровым и независимым трудом, немного больше, чем это позволяли его средства. Поэтому не было падения цен на землю, что могло бы послужить стимулом для образования новых мелких собственнических участков, так как существовала разница между ценностью по капитализированной доходности и действительной рыночной ценой земли, которая сама по себе могла еще и увеличиться при абсолютном падении ее доходности. И, быть может, приходится по отношению к стране, привыкшей в течение чуть ли не столетий к капиталистической системе производственной аренды, отказаться от надежды на появление в ней класса мелких собственников, а удовлетвориться ростом числа мелких арендаторов, хотя, несомненно, та интенсивность труда, в которой так нуждается мелкое производство, несомненно значительно возрасла бы, если бы у трудящегося было сознание, что никто не мешает и не может помешать ему распоряжаться на правах собственника тем клочком земли, на котором он хозяйничает. Своеобразная структура крупной земельной собственности в Англии также служит значительным препятствием для процесса обратного превращения крупных ферм в мелкие арендаторские мызы. Еще в 80-х годах Бродрик доказывал, что, пока существует опирающийся на крупную собственность аграрный строй Англии, не может быть благоприятных условий для развития мелких хозяйств, несмотря на все экономические тенденции, к этому толкающие. С первого взгляда можно предположить, что и земельные собственники имеют исключительный интерес в том, чтобы увеличилась их рента за сданную в аренду землю и поэтому отдадут предпочтение тем производственным формам, которые наилучшим образом соответствуют этой цели. Взятое в общем и целом, в масштабе продолжительного периода времени, это положение является несомненно правильным, и на самом дело в течение последних десятилетий мелкая собственность оказалась более способной к развитию, чем крупная. Но, прежде, чем выявился процесс в этом направлении, экономическая эволюция натолкнулась на соображения крупных землевладельцев внеэкономического характера по вопросу о размерах отдельных хозяйственных единиц, из которых составляется его собственность. Прежде всего институт мелких арендаторов в несравненно большей степени, чем крупных, является препятствием для охоты. Мелкий арендатор из-за всякого убытка заявляет претензии о компенсации, а крупный сплошь и рядом закрывает на это глаза. Аналогичная картина наблюдается и в отношении мелких починок, ремонта и т. п.— крупный арендатор производит их сам, а мелкий дрожит над каждым шиллингом. В результате так называемый земельный агент (land agent), который управляет землей, принадлежащей какому-нибудь землевладельцу, получает для него арендную плату и т. д., имеет гораздо больше хлопот и трений с мелким сельским хозяином, чем с крупным арендатором. Имеет тут значение и момент общественного характера. Сам земельный агент обыкновенно бывает выходцем из рядов крупных арендаторов, он — полуджентельмен, в его глазах мелкий сельский хозяин это —„мужик", он смотрит на него часто, как на пролетария. С другой стороны, и мелкий сельский хозяин относится к агенту, как к своему естественному врагу, и в то время как крупный арендатор обыкновенно разрешает возникшие у него с земельным агентом спорные вопросы в дружеской компании за стаканом виски, отношения между агентом и мелким арендатором очень холодны и носят исключительно деловой характер. Между тем, в деревенской жизни эти агенты имеют большой вес, они оказывают значительное влияние и на своих лендлордов, а — по понятным причинам — эти агенты не только не являются сторонниками мелкого хозяйства, но искони относятся к нему с недоверием, хуже того — противодействуют всеми имеющимися в их распоряжении средствами увеличению числа такого рода хозяйств.
Создавшаяся ситуация имеет свои удобства и для крупных землевладельцев. За исключением некоторых из них, интересующихся данным вопросом с социально-политической точки зрения, как, например, лорда Кэррингтона позднее герцога Линкольнширского (Carrington), который весьма благосклонно относился к мелким хозяйствам, расположенным на его земле,— английский лендлорд стоял, да и теперь стоит на той точке зрения, что мелкие крестьянские фермы с своими дымовыми трубами в большом количестве портят ландшафт их поместий, что большая часть хозяев, происходящих из сельскохозяйственных рабочих, с их политическими, преимущественно либерально-радикальными воззрениями, настроены против торизма, все еще процветающего в английской деревне. Наконец, большинство землевладельцев и потому опасаются раздробления больших хозяйств на мелкие, что это влечет за собой большие расходы на постройку необходимых жилых помещений, хлевов, хозяйственных построек; все это требует большой затраты капитала, которая, правда, будет покрыта более высокой арендной платой, вносимой мелкими хозяевами, но которая сначала означает — особенно в моменты кризиса — значительное отягощение для крупного землевладения. По всем этим основаниям раздробление хозяйств на более мелкие происходит только там, где в этом была настоятельная необходимость, т.-е. только в тех случаях если не оказывалось желающих взять в аренду освободившиеся крупные арендные участки, или если крупные арендаторы оказывались неплатежеспособными, хотя им и давались, чтобы их поддержать, значительные преимущества перед мелкими. В результате получилось, что, хотя благоприятные для развития мелких хозяйств условия и могли вызвать увеличение их числа, но степень этого увеличения далеко не соответствовала потребностям и общественным пожеланиям широких кругов деревенского населения. Ибо последние стремились взяться за хозяйничанье на подходящих мелких земельных участках и это стремление проявлялось в громадном спросе на такие участки, как только они освобождались. Поэтому уже давно политические и парламентские деятели пришли к заключению, что в этой области государство должно что-то сделать в направлении устранения с пути экономического развития препятствий внеэкономического характера и создания условий, при которых могли бы организоваться мелкие хозяйства. Мысли о необходимости издать законы, носящие в Германии название законов о „внутренней колонизации", т.-е. о необходимости осуществления переселенческой политики при помощи принудительных мероприятий государственной власти, получили особое значение и характер крайней настоятельности, когда образование мелких хозяйственных единиц стали считать единственным действительным средством, которое могло бы задержать все увеличивающееся бегство из деревень в города, rural exodus. Тут-то и обнаружилась тесная связь проблемы мелкого хозяйства с рабочим вопросом в сельском хозяйстве. Возникновение сельскохозяйственного рабочего класса в Англии, т.-е. лишенных собственности поденных рабочих, относится к первой эпохе крупного капиталистического производства, т.-е. к эпохе между 1770 г. и 80-ми годами XIX столетия, когда оно одержало ужо полную победу. Поскольку крупные имения образовались из мелких ферм и парцельных земельных участков и, с другой стороны, — в результате — прямым или косвенным путем — раздела общинных лугов, или так называемых в Англии „огороженных земель",— то по общему правилу это означало увеличение числа лишенных собственности пролетарских элементов сельскохозяйственного рабочего класса, за счет либо самих экспроприированных бывших собственников, поскольку они не покинули деревни, либо вновь народившихся поколений сельского населения. А если сельскохозяйственный рабочий и оказывался в состоянии арендовать или купить несколько акров земли, то это обстоятельство раньше только ухудшало его положение, как рабочего, так как отвлекало его и семью от наемного оплачиваемого труда в крупном имении. Создавшаяся ситуация, имела тем большее значение для английского сельскохозяйственного рабочего, что все общее социальное положение его вплоть до 40-х годов было крайне безотрадно и улучшить его могла только возможность иметь собственный и самостоятельный заработок. Это его положение в самых ярких красках описано Энгельсом, Гарриет Мзртино (Harriet Martineau), Гасбахом (Hasbach) и др., и оно по своему ужасу превышает во много раз то, что могут сообщить нам те же писатели о нужде промышленных рабочих того же периода. А с общим под'емом условий жизни и повышмшем заработной платы после 1846 года и в особенности за последние десятилетия прошлого столетия улучшилось и положение сельскохозяйственного рабочего, так что, например, по расчетам Вильсона-Фокса (Wilson-Fox) заработная плата за периед времени 1871 —1902 г.г. повысилась с 100 до 120,9, в то время как цены пшеницы понизились с 100 до 49,6. Но, несмотря на это улучшение, положение рабочего в английском сельском хозяйстве
далеко еще не может считаться хорошим и являются предметом постоянной и настоятельной заботливости более проницательных лиц из среды английских социальных политиков. Питание и жилищные условия этих рабочих неудовлетворительны. Весьма показательным для суждения по этому вопросу является тот материал, который, хотя и в общих чертах, собран парламентской комиссией, созданной по инициативе Ллойд-Джорджа (Land Enquiry Comitee) и опубликован в 1913 году. В докладе этой комиссии, между прочим, говорится: „Во многих графствах большинство рабочих плохо содержится и плохо кормятся. А в других графствах, где заработная плата относительно высока, отдельные работодатели все же платят своим рабочим значительно ниже среднего уровня заработной платы в данном районе (особенно плохие условия наблюдаются на юге Англии — на севере ее существование промышленности повышает заработную плату и для сельскохозяйственных рабочих). Поэтому необходимо установить определенный прожиточный минимум для заработной платы для того, чтобы рабочий в сельском хозяйстве с своей семьей мог питаться, как следует, и вследствие этого трудиться соответственным образом". Отрицательные стороны жизни рабочего класса ярче всего выявлялись в области жилищных условий. Закон 1909 года ставил своей задачей принятие решительных мер борьбы с плохими жилищными условиями, но на деле оказалось, что, если бы он был как следует проведен в жизнь, то это просто заставило бы массу народа покинуть деревню. Тот факт, что несмотря на крайнюю нужду в жилищах, в период между 1909 и 1913 годами было снесено до 5.000 коттеджей, доказывает в каком плачевном состоянии они находились. В упомянутом только что докладе парламентской комиссии вычислено, что для того, чтобы удовлетворить потребности деревенских жителей в жилищах, последних надо было бы построить до 120.000. Авторы этого жe доклада с большим огорчением останавливаются на других тяжелых сторонах жизни сельскохозяйственного рабочего — беспомощности его от воздействий дурной погоды (холодов и бурь), плохих санитарных условиях в отношении света и воздуха, переполнения и без того незначительного жилого пространства в деревенских домиках и т. д. С 40-х годов XIX века редко можно было встретить доклады столь потрясающие в общественном отношении. Надо добавить к этому и другие отрицательные стороны жизни сельскохозяйственного рабочего — отдаленность часто жилища от места работы, зависимость рабочего от арендатора, который обыкновенно является его квартирохозяином и т. д. Но не только эти отрицательные условия, обнаруживающие особо тяжелые стороны жизни сельскохозяйственного рабочего, заставляют его покидать деревню. Большую роль тут играет и относительно продолжительный рабочий день. В 32,2% всех опрошенных данной парламентской комиссией приходов (всего в числе 2.120) рабочее время летом превышало 10 1/2 часов, в 8,6%—оно даже далеко превышало эту цифру, в 25,2% оно составляло 10 часов и только в остальных приходах — меньше 10 часов. Выставленное еще в 1873 году недолговечным сельскохозяйственным тред-юнионистским движением требование установить рабочий день от 6 часов утра до 5 1/2 часов вечера, если бы оно было проведено в жизнь, означало бы в сущности (в него включено и время на обед) рабочий день в 10 часов, а это еще и сейчас не достигнуто. Тут также надо иметь в виду, что часто жилище рабочего находится на далеком расстоянии от места его работ, что нередко встречается необходимость произвести те или другие, неожиданно потребовавшиеся, побочные работы, что часто еще применяется в сельском хозяйстве и работа по воскресеньям. Имеется еще целый ряд моментов, более общего характера, отбивающих охоту, особенно у более молодого поколения, оставаться в деревне. Деревенская жизнь течет так монотонно, а английские острова являются такой незначительной по своим размерам, такой густонаселенной и изобилующей путями сообщения, территорией, что и в деревенскую тишину быстрее и сильнее проникают призывы и соблазны средних и больших городов с их веселой жизнью и всеми возможностями образования и развлечения. Под городским влиянием наемный рабочий жадно стремится к изменению условий своей жизни. Деревенская жизнь представляется такой бесцветной и неинтересной, что один проповедник, которого цитирует в 1909 г. Е. Р. Пратт (Е. R. Pratt) в своем известном произведении о крупных и мелких хозяйствах, мог сказать: „Больше, чем что бы то ни было другое, гонит народ из деревень невыносимое, почти скотское времяпровождение в деревне, отсутствие интересов и наслаждений, необходимых для того, чтобы оживить и устроить как следует человеческую жизнь". Все эти обстоятельства, относящиеся как к области материальной, так и духовной культуры, объясняют, почему за время между 1851 и 1901 годами число сельскохозяйственных рабочих с 1.253.786 упало до 621.168, т.-е. более чем на 50%. По мнению английских сведущих людей и деятелей социальной политики, есть только одно действительно решительное средство по крайней мере замедлить этот непрерывный процесс отлива сельскохозяйственных рабочих в города и помешать этим самым окончательному истощению запасов живой рабочей силы для сельского хозяйства — это усадить снова на землю лишенных земли сельскохозяйственных рабочих и предоставить землю в распоряжение тех, кто хочет стать сельскими хозяевами. Совершенно правильно указывается, что по отношению к рабочему, имеющему землю, не имеют значения все указанные выше моменты, порождающие бегство из деревни — питание его улучшается, любовь к собственному клочку земли укрепляет его намерение остаться в деревне; в мелкой производственной единице хозяин со своей семьей, чувствуя себя независимым, тратит на хозяйство, не считаясь ни с чем, гораздо больше рабочего времени и труда, как бы наслаждаясь сознанием, что он создает ценности для самого себя и находя в этом сознании своего рода компенсацию за отсутствие у него радостей, связанных с жизнью в больших городах. Но для тех, кто с 80-х годов вплотную занимался этого рода вопросами, было вполне ясно и не требовало никаких доказательств, что эволюция в этом направлении невозможна без активного вмешательства государства в область вопросов о крупной земельной собственности и вообще всего существовавшего до того времени аграрного уклада Англии.
Прежде всех других в этой области выступил покойный английский министр Джозеф Чемберлен, когда он был еще радикалом, с своими мыслями о необходимости проведения государственной колонизационной политики в целях создания мелких хозяйств; именно в одном из своих сочинений 1883 года он говорил, „что необходимы специальные законодательные мероприятия", чтобы помешать монополизации земли в руках немногих лиц и чтобы восстановить те отношения между землей и тем, кто ее возделывает, которые когда-то царили в Англии, да и теперь еще господствуют во многих странах. Он и его друг, известный депутат Джес Коллингз (Collings), который сам происходил из кругов сельскохозяйственных рабочих, стали душой движения, которое сначала выступило только за создание государственной властью мелких производственных единиц (allotment) и под пресловутым лозунгом „три акра и корова" (three acres and cow) развило активную пропаганду. В результате этого движения появился закон 1887 года, который предписывал и давал право местной власти, если это нужно, добывать землю для рабочих путем покупки или аренды. В 1892 г. за ним последовал другой гораздо более важный закон, так называемый Small Holdings Act, который говорит уже о создании мелких хозяйственных единиц при помощи органов власти. Основные принципы этого закона сходны до некоторой степени с нашим (немецким) законодательством, так называемым законом об арендных имениях (Rentengutgcsetz) — поскольку покупатель выплачивает часть цены наличными, а другую часть покрывает уплатой процентов и частичными взносами, причем государство оказывает ему для этого кредит. Эти законы (о мелких держателях земли) с течением времени подвергались неоднократной переработке и расширялась сфера их деятельности.— Это началось в том же 1892 году. Но ни один из этих законов не имел решительного успеха — за время с 18921 по 1902 г. было образовано только 47 мелких хозяйств, имевших в своем распоряжении 569 акров. Но всякому было ясно, что безуспешность этих колонизационных законов обусловливается чем-то иным, а во всяком случае не безнадежным положением или малой доходностью мелких хозяйств. Причины этой безуспешности двоякого рода. Во-первых, проведение в жизнь законов попало в руки местных властей, советов графства и подчиненных им административных агентов, которые все находились под непосредственным влиянием крупных землевладельцев, земельных агентов и вообще собственнических кругов населения и поэтому они к самим законам и к исполнению их относились с полным безразличием, часто даже прямо враждебно. Ничего не было легче, как заявить, при желании, что в данной местности пет никакой продажной земли, или такой земли, которая сдается в аренду и, таким образом, избавиться от трудных обязанностей выполнять то законодательство, которое в данных общественных слоях встретило крайне отрицательное отношение, как „социалистическое". Вторая причина неудачи заключается в том, что главную свою цель законов видели в образовании мелких хозяйств на правах собственности, а не хозяйств арендного типа. И совершенно естественно, что сначала все данное движение ставило своим идеалом создание мелкого „крестьянина", который де будет иметь устойчивые интересы и сельскохозяйственной деятельности, связанные с собственностью на землю, а когда и консервативная партия примкнула к этой программе, которую сначала выставляли социальные радикалы, и, в частности, когда во главе этой партии стал лорд Салисбери, особое значение стало придаваться именно этому моменту колонизации, потому что, как сказал однажды тот же Салисбери, „крестьянство — сильнейший оплот против социализма". Но, само собой разумеется, что эти законы оказались не в состоянии устранить все те моменты, которые мешают возникновению мелких хозяйств на праве собственности, возникая из своеобразия земельных цен в Англии. Цены на землю в рыночном обороте оставались высокими, все равно покупало ли ее государство на свои средства или же это делало частное лицо, более того, на деле государству обыкновенно земля обходилась дороже, чем частному лицу. Итак, неуспешность данных законов объясняется тем, что главной задачей их было создание мелких собственнических, а не мелких арендаторских участков. И те небольшие результаты, которых они добились, проявились главным образом все же в области образования новых арендных участков, а в частности в несколько более оживленном процессе образования мелких хозяйств после 1902 года. Несмотря на этот неоспоримый факт, прошло еще несколько лет, прежде чем удалось провести законодательным путем меры покровительства мелким арендаторам, да и теперь еще в английской аграрной политике спорным остается вопрос: „мелкая аренда или мелкая собственность". Но здесь также большое значение имеют причину внеэкономического характера. Правда, консервативной партией, которая и теперь стоит на той точке зрения, что абсолютно необходимо возродить мелкие крестьянские дворы, выдвигаются на первый план аргументы экономического характера на тему о том, что только мелкая собственность гарантирует сохранение хозяйственных традиций и устойчивости в пользовании землей, в силу чего создаются на долгое время благоприятные для эффективности данного законодательного мероприятия условия; но за этими соображениями, которые лучше всего резюмируются в формулировке, обязанной своим происхождением Артуру Юнгу „волшебное действие собственности" (magic of property), скрываются другие, более реальные, пожелания и стремления. На самом же деле консервативная партия Англии считает, что мелкое крестьянство явится в политическом отношении гораздо более активным и решительным защитником интересов крупных землевладельцев, чем изменчивый по своему составу арендаторский слой. Во-вторых,— и это гораздо более важное соображение,— образование класса мелких собственников менее угрожает интересам крупного землевладения. После всех опытов с колонизационными законами, мало-по-малу сложилось убеждение, что в этой области нельзя достигнуть добровольным путем больших успехов. Было установлено,— это уже давно предсказывали Чемберлен, Бродрик, Коллингз и др.,— что без активного давления на крупное землевладение и его особые интересы,— государственные мероприятия, направленные на развитие мелкой собственности, никогда не принесут значительных результатов. И в законодательстве все большее значение стал приобретать тот взгляд, что необходимо принимать принудительные меры к отчуждению земли в тех случаях, если ее нет в свободном рыночном обороте. Замечательный доклад парламентской комиссии по вопросу о мелкой собственности в целом, опубликованный в 1906 г., стал уже прямо на почву необходимости осуществить соответствующие принудительные мероприятия. Но консервативные элементы общества считали возможным применять эти меры только к отчуждению земли, а радикалы и либералы, полагая, что арендная система безусловно должна продолжать существовать, так как цены на землю являлись препятствием для образования мелких собственнических хозяйств, выдвинули наряду с отчуждением земли для образования таковых хозяйств, также и систему принудительной сдачи земли в аренду. Но как раз на этом последнем вопросе и столкнулись резко оба мировоззрения. Консервативным политикам сразу было ясно, что система принудительной сдачи земли в аренду является гораздо более решительным средством для того, чтобы покончить с существующим до того момента аграрным строем, опирающимся на права крупного землевладения, чем образование мелких собственнических хозяйств. При известных обстоятельствах, в данной хозяйственной и налоговой обстановке, для крупного лендлорда не составит никакого неудобства продать местным властям какие-нибудь 100 акров земли в целях образования на них мелких хозяйств на правах собственности. Но если он будет вынужден сдавать землю в аренду, то между ним и арендатором появится средостение в виде агента власти, на котором лежит обязанность образования арендных хозяйств согласно предписаниям закона о колонизации. Земельный собственник видит себя вынужденным отказаться от права получать доходы без всякого основания, он в самом настоящем смысле слова лишается права распоряжаться своей собственностью, продолжает нести риск, оставаясь собственником земли юридически, но не являясь уже участником тех особых выгод, которые извлекаются из хозяйственной работы на арендованном участке земли. Ибо с самого начала было ясно, что с момента возникновения принудительной сдачи в аренду и внедрения представителя власти в существовавшие до того времени отношения между земельными собственниками и арендаторами, общие условия аренды все более приближались к давно уж желанному для арендаторов осуществлению совсем другого „арендного права", так называемого ирландского арендного права. Совет графства или представители местной власти, в деле назначения арендной платы за землю, должны проводить, конечно, гораздо более об'ективную точку зрения, чем частный собственник (fair rent — справедливая рента), они могут признать за арендатором право на соответствующую компенсацию за сделанные улучшения, которые до того времени без всякой оплаты шли просто на пользу собственнику земли (free sale —именно произведенные расходы и затраты), и, наконец, собственник земли не может уже выбросить арендатора по любому поводу, хотя бы из-за политических, неугодных ему, взглядов последнего, ссоры с его агентами, во имя нужд охоты, спорта и т. д. (fixity of tenure — невозможность отказать арендатору по каким-нибудь другим мотивам кроме чисто экономических). Эти три требования арендаторов, пресловутые три „f" (drei f's), были косвенным путем фактически проведены в жизнь, когда вошел в силу основной закон 1907 года (7 Edw. VII гл. 54), явившийся результатом ряда предварительных обсуждений в 1905 и 1906 году. Понятно, что сопротивление земельных собственников и их политических представителей сильнее всего проявлялось против этой системы принудительной сдачи в аренду, которая в действительности означала полный переход от капиталистического строя земельной собственности к государственно-бюрократическому управлению при арендной системе, причем лендлорд оставался собственником только формально. Такое положение дел, в особенности, если оно не ограничивалось вопросами регулирования жизни вновь образованных хозяйств, а распространялось на все арендные правовые отношения в Англии, было гораздо более опасно для интересов крупных собственников, чем частичное отчуждение земли. Случилось также, что перемена в правительственных сферах, приведшая к власти либеральное министерство с его программой создания мелких арендных дворов, явилась противодействием реализации пожеланий консерваторов в данной области и что закону 1907 года удалось на деле провести в жизнь весьма агрессивные планы либерально-радикальных аграрных реформаторов. Этот законодательный момент явился краеугольным камнем для действительного решительного изменения всего колониального законодательства. Новый закон прежде всего централизовал исполнительные органы всего дела колонизации, создав особые инстанции и органы центрального типа, функции которых сводились к действительному осуществлению предначертаний законодателя, к принятию всех мер в целях действительного утоления земельного голода; они же должны была функционировать как высшая правительственная и апелляционная инстанция. Агенты-комиссары (Small holdings-Komissare) этих правительственных учреждений, входящих в состав министерства сельского хозяйства, поддерживают постоянный контакт между центральной властью и местными органами власти, которые и проводят заселение. Закон имеет также своей целью оказывать широкую материальную и духовную поддержку деревенским кооперативным товариществам, в особенности уже названной выше Agricultural Organisation Society, не навязывая, притом, этому движению столь отличающего большинство английских общественных движений этого рода характера „самопомощи". Наиболее важным моментом данного закона, кроме реформы административно-технического характера, сводящейся к централизации исполнительных органов, является осуществление принудительной сдачи земли в аренду при посредстве местных властей и, этим самым, введение новых форм регулирования арендных отношений таким способом, который ставил арендаторов в более устойчивое и в более благоприятное положение как плательщиков арендной платы, так и в отношении произведенных им на арендованном участке издержек и продолжительности срока его аренды. Результаты этого первого решительного закона гораздо более соответствовали возложенным на него ожиданиям, чем предшествующего законодательства. До конца 1914 г. советы графств, выполняя возложенные на них законом задания, получили для образования мелких хозяйств 195.499 акров, причем характерно, что мелким сельским хозяйствам была продана только минимальная часть этого количества, всего только 506 акров, главная же масса была передана арендаторам. Большая часть этой земли была куплена графством, а не взята в аренду. На основании закона 1908 г. (Allotmen-gesetz) до 1914 года было образовано всего 8.300 хозяйств парцеллярного типа, в то время как общее количество всех этого рода хозяйств, созданных различными местными властями к концу 1914 года составляло не менее 130.526. Несмотря на эти сравнительно благоприятные результаты нового колонизационного закона, можно считать твердо установленным тот факт, что число претендентов на земельные участки или парцеллы все еще значительно превышает количество имеющейся в распоряжении властей для этой цели земли. В 1912 г. число неудовлетворенных одиночных претендентов достигало 8.508 и все вместе они хотели бы получить до 130.000 акров. Надо, конечно, не упускать из виду, что среди этой массы есть немало и таких, у которых нет ни необходимого умения, ни средств, чтобы приняться как следует за хозяйство на арендуемом участке. Но опыт показывает, что их число в процентном отношении все же не велико, так что, если принять во внимание большой спрос, то можно с уверенностью сказать, что для Великобритании открыт широкий простор для образования мелких хозяйств и парцелл. Конечно, из всего изложенного ясно, что, хотя таким путем и возникают мелкие арендные мызы и появляются отдельные новые мелкие собственники, но это новое поколение мелких сельских хозяев, возникающее при столь тяжелой правовой и общесоциальной обстановке, представляет совершенно другой класс и тип людей и сельских хозяев, чем то, что называется „крестьянством" в континентальном понимании этого слова. В Германии человеческий материал для колонизации дает обыкновенно крестьянство и Бельтард (Bclgard) в своей работе о внутренней колонизации однажды писал: „Образцом для колонистов, переселившихся из Вестфалии и Германии служат прекрасные крестьянские мызы их родины, и все свои стремления они направляют на устройство столь же прочного и благоустроенного хозяйства, на разведение столь же хорошего скота, как у них на родине". Совсем по иному обстоит дело в Англии. Здесь уже нет „крестьянских сыновей" в собственном смысле этого слова — кроме разве некоторых единичных районов, как-то в Isle of Oxholra, Линкольншире или Кумберленде, где еще сохранились жалкие остатки старых семейств йоменов (yeomen). А в остальных местностях, благодаря арендной системе, давно уже пришел конец былой традиционной привязанности к земле. Молодые люди уж перестают смотреть с особым уважением на дом отца своего — ведь сперва семейный очаг расположен в одной местности, потом — в другой, в зависимости от того, аккуратно ли выплачиваются арендные деньги, а также от произвола лендлорда. Поэтому у них нет желания, когда они становятся самостоятельными, заложить на каком-нибудь участке земли фундамент привязанности к ней для будущих поколений. Их стремления приобретают чисто деловой характер, перед ним встает вопрос, найдут ли они, беря в аренду земельный участок, жизнь богатую надеждами на лучшее и даст ли им независимая хозяйственная деятельность компенсацию за отказ от прелестей городской жизни. Весьма возможно, что земельный голод в Англии не ощущался бы так сильно, как это есть на самом деле, если бы любители и соискатели мелкой аренды выходили исключительно — или главным образом из семейств арендаторов же. Но на деле это вовсе не так. Для всего движения в сторону образования мелких ферм гораздо больше значения имеют две других категории претендентов. Прежде всего — это лишенный до сих пор собственности сельский рабочий (labourer), для которого переход в класс мелких сельских хозяев является не только в высшей степени желанным материальным прогрессом, но и весьма существенным повышением его социального положения и его значения среди деревенского общества. Как велико тяготение этих кругов к хозяйничанью на собственных клочках земли, видно хотя бы из того факта, что в 1912 году 25% общего числа заявлений о желании получить землю, падает на одних только сельскохозяйственных рабочих. Вторая категория соискателей земли — наряду с выходцами из среды самостоятельных сельских хозяев — состоит из элементов населения до этого времени чуждых деревне. По данным английских анкетных исследований, это те люди, которых — принимая во внимание их жизнь и деятельность до данного времени — надо охарактеризовать как „горожан" или как занятых работой в „промышленности" (в противоположность сельскому хозяйству) и которые во всяком случае переходят к работе в сельском хозяйстве из абсолютно иной трудовой атмосферы. Конечно, это часто не городские жители в собственном смысле слова, а те же деревенские обыватели, но только занимающиеся промыслами, как-то: мясники, лавочники, торговцы овощами или булочники,— ведь они все тоже „кое-что понимают в сельском хозяйстве", а некоторые категории их, как хотя бы те же мясники и торговцы овощами — могут одновременно продолжать заниматься своим прежним промыслом. Другие же совершенно оставляют свои исключительно технического характера занятия или бросают свою деловую наживу для того, чтобы всецело отдать свои силы приобретенному или арендованному клочку земли. В докладе Парламентской Комиссии 1906 г. приведены замечательные случаи нз жизни такого рода ремесленннков, которые заканчивают свой жизненный путь уже как зажиточные мелкие собственники; все эти случаи показывают нам, насколько дифференцированным является это новое общество мелких сельских хозяйств в сравнении с столь породным в старые годы мелким крестьянством. Мы читаем тут о приходах, в которых (в Ворчестершоре) бедные гвоздари сделались хорошо зарабатывающими огородниками, а рудничные рабочие — зажиточными сельскими хозяевами вблизи больших городов. Возле Бирмингема есть также такие занятые огородничеством и плодоводством хозяйства, которые ведутся студентами, здоровье коих пошатнулось и которые променяли профессии, намеченные для них их отцами на труд на арендованной земле, дающий им отдых, здоровье и, наконец, достаточный заработок. Естественно, что весь этот своеобразный человеческий материал, выходящий из среды людей, занятых различными промыслами, и выросших в промышленно-городской среде весьма отличается от настоящих сыновей фермеров, ведущих небольшие хозяйства, является совершенно особой категорией в аграрно-социологическом отношении, причем тут очень малое значение имеет, действительно ли они выходцы из городов или же — в качестве купцов, ремесленников разного рода, железнодорожных сторожей и т. п.— немного подышали деревенским воздухом и познакомились с деревенской жизнью. Все они — в большей или меньшей степени новички в деле сельского хозяйства. Совершенно естественно, поэтому, что аграрные круги Англии очень скептически относились к шансам на успех этих претендентов на аренду, этих town-bred-men (дословно: дюдей на городских хлебах), как их иногда называют. Только при ближайшем ознакомлении с теми особыми условиями, при которых эти люди приходят к сельскому хозяйству, и само собой разумеется при том условии, что они вкладывают в свой труд всю необходимую энергию и умеют усвоить весь необходимый в данном деле опыт, оказывается, что эти новички обнаруживают такие предпринимательские достоинства, которые вполне соответствуют уровню современного сельскохозяйственного развития Англии. Надо заметить, что ведение сельского хозяйства в масштабе мелкой производственной единицы для того, чтобы давать действительный доход, требует совершенно других способов хозяйничанья, чем те, которые применялись раньше в крестьянских хозяйствах, да и теперь еще встречаются в столь многих местах континента, где крестьянство еще преобладает. Сила мелкого крестьянства заключалась в его производственной работе, в его усердной деятельности на поле, хлеву и пр., а не в его деловых отношениях с другими людьми — них он чувствовал себя совершенно беспомощным, делая ошибки в бухгалтерии, не мог справиться с неожиданными изменениями хозяйственной кон'юнктуры. На все эти его недостатки горько жаловались прежние английские аграрные писатели — также, как теперь сетуют на это и наши. Но ведение мелкого хозяйства в Англии в настоящее время требует — кроме упомянутой уже необходимости применять как можно более интенсивный труд — гораздо более высоких деловых качеств, чем раньше, когда такое хозяйство было занято только земледелием, да разводило немного скота. Главные продукты мелкого хозяйства теперь — молоко и сливки, овощи, свежие яйца, птицы и плоды — имеют сбыт уж но на местном деревенском рынке, а в больших городах. А эти последние требуют продуктов одинакового качества, разделенных по сортам и получаемых по возможности регулярно определенными количествами. И поскольку мелкий сельский хозяин не принадлежит к кооперативному товариществу, особое внимание которого, как мы уже раньше указали, обращается на удовлетворение именно этих требований рынка, он сам должен принимать меры для того, чтобы его продукты соответствовали бы требованиям городских торговцев. При этом большое значение имеют упаковка, квалификация продуктов, наконец, изучение потребностей рынка в отдельных продуктах, как, например, плодах, определение наиболее ходких сортов последних и т. д.; все это играло особо большую роль до войны, когда обнаружилась тонкая дифференциация различных оттенков английских вкусов. Более того — в старые годы мелкий сельский хозяин, который обыкновенно продавал лишь немного хлеба или молодого скота, не более двух раз в году имел дело с торговцами, посылая в остальное время на ближайшие базары свою жену с разными мелкими произведениями своего хозяйства, на которые он смотрел как на второстепенные,— теперь же он вынужден находиться в непрерывных сношениях с крупными городскими торговцами, заключать с ними далеко не всегда простые сделки и не позволять им себя обманывать. Он должен обладать некоторыми деловыми познаниями и быть знакомым с положением рынка. Этот процесс зашел уж так далеко, что теперь горячо рекомендуется устраивать телефонное сообщение в интересах мелких хозяйств, чтобы руководители их могли быть по возможности быстрее осведомленными о лучших шансах сбыта в особенности скоропортящихся продуктов — а ведь эти шансы очень изменчивы, смотря „по сезону", как раз для продуктов рыночного садоводства и огородничества. Современное мелкое сельское хозяйство, кроме проявления этих делового характера способностей, его руководителя, требует от последнего гораздо больших технических знаний и уменья, чем это нужно было старому крестьянину с его земледельческим и пастбищным хозяйством. Мелкое маслоделие и сыроварение с его требованиями в отношении гигиены, чистоты, стерилизации сосудов, уменья обращаться с холодильниками, е его современными методами фильтрации, нуждается совершенно в иных приемах и навыках, чем обращение с плугом, бороной или граблями. И торговцы и публика придавали в Англии до войны большое значение тому, чтобы маслоделие и сыроварение соответствовало этим требованиям. Те же требования пред'являются и к хозяевам-птицеводам с аппаратом для искусственного выведения цыплят, к садовникам, работающим на рынок и имеющим обширные теплицы, иногда также артезианские колодцы, специальные насосы для накачивания воды и т. д.— во всех этих отраслях сельскохозяйственное производство подвергается в большей или меньшей степени воздействию таких промышленно-технических приемов и процессов, которые прежде были неизвестны и во всяком случае не применялись в мелком производстве, мало нуждающемся в машинах. Требованиям дедовой жизни и производственных условий современности, пред'являемым к мелкому сельскому хозяину, часто гораздо лучше соответствует вышеназванный town-bred-meii, чем чисто сельский хозяин старого типа. Городские промышленные элементы приносят с собой в деревню как бы готовыми те знания и способности, которые с трудом может усвоить „крестьянин". Аграрные писатели, как еще недавно Е. Р. Пратт (Е. R. Pratt), часто говорили об этом в своих сочинениях. „Такие виды сельских промыслов", пишет он, „как маслоделие и сыроварение, разведение цветов, садоводство, разведение скота и т. д. (тут речь идет о тех отраслях сельскохозяйственного производства, для которых имеют значение указанные выше требования.современной жизни); если их рассматривать как одну определенную категорию, требуют — в противоположность возделыванию зерновых хлебов — особых технических сведений, большого искусства, понимания дела, и никогда не ослабевающего внимания всех участников данной работы". Все это такие свойства, которыми далеко не всегда обладали бы арендаторы старого тапа, а тем более средний сельскохозяйственный работник последних поколений, как бы ни был он трудоспособен в ту эпоху, когда для той работы, которую ему приходится делать, гораздо более нужны его физические силы, его упорство в нужде, чем его разум". Из всего этого ясно — без дальнейших комментариев — что как раз городские колонисты, эти первоначально чуждые деревне элементы, внесли в сельскохозяйственную деятельность ряд таких свойств, которые наиболее соответствовали требованиям и условиям сбыта в последние годы. Таким образом на основе новой эволюции производства и при соответствующем ей содействии государства в Англии, быть может, возникает класс мелких сельских хозяев, который в социологическом отношении имеет мало общего с старым крестьянином и мелким арендатором, но зa то вполне отвечает потребностям современного мелкого производства в капиталистически-развивающемся сельском хозяйстве настоящего времени.
