Его славная жизнь, представлявшая собой непрерывный подвиг, его имя, ставшее легендой, навечно вошли в историю Горьковского автозавода. Для общей цели он каждый миг готов был на самопожертвование. Таким он оказался и в последний час своей кипучей жизни, ибо не мог не быть там, где нужнее всего.
...Зимой прорубили лед до середины Оки и забили два ряда толстых шпунтовых свай. Из этого коридора выкачали воду. Получилась сухая и глубокая траншея. В нее уложили трубы и начали бетонирование.
Объект был важным. И бригадир Григорий Переходников, уводя бригаду на обед, обязательно оставлял в галерее дежурного. В тот морозный день в водозаборной шахте остался один комсомолец Леонид Бронников.
Леонид прошелся вдоль траншеи. Повсюду висели плакаты: «Строитель, помни: водозабор к 15 марта надо сдать!», «Водозабор в опасности! Выведем водозабор из прорыва!».
Бронников знал, что на гигантской площадке Автостроя нет объектов второстепенных. Но к началу 1931 года самым важным участком стал водозабор. Без него замрут в бездействии все возведенные цеха автогиганта. Это технически сложное сооружение должно снабдить водой завод и Соцгород посредством забора ее через бетонный оголовок, вынесенный до середины реки. Вода насосами будет подаваться по трубопроводам промышленного, бытового и пожарного назначения. Все работы необходимо выполнить со льда до начала весеннего паводка. И Бронников, как и все переходниковцы, конечно же, гордился тем, что строительство этого объекта поручили именно бригаде Переходникова: значит на них, переходниковцев, полагались как ни на кого другого.
Ходит Бронников по шахте. Любуется делом рук своей бригады. Мимоходом попинал заиндевевшие сваи ногой — звенят, стоят, как влитые. И пошел дальше. Тихо вокруг. Только заснеженные доски, брошенные на дно траншеи, уютно поскрипывают под сапогами. Напряженная работа идет здесь не только днем — продолжается она и ночью при свете прожекторов. Само собой, трудятся тут не одни переходниковцы. Недавно партком направил сюда около 250 коммунистов во главе с членом парткома Индисовым. Из местного воинского гарнизона прибыли саперы. Но все же основную работу на водозаборе выполнили они, комсомольцы, молодые рабочие, пришедшие сюда по призыву партийной организации.
Неожиданно Леонид настороженно остановился: до его чуткого слуха донеслось вдруг тихое журчание воды. Торопливо пройдя вдоль тоннеля, он заметил наконец тонкую струйку, пробивавшуюся сквозь щель между бревнами. Она разрушала еще не окрепший бетон. Тонкая струйка каждую минуту могла разрастись в неудержимый поток, который затопит весь с таким трудом отвоеванный у реки канал, снесет все сделанное бригадой и надолго задержит пуск завода!
Нужно было немедленно что-то предпринять, нужно чем-то забить брешь. Леонид бросился искать хоть какую-нибудь заглушку, но поблизости не оказалось никаких подходящих предметов. Может, сбегать в столовую — позвать ребят на помощь? Нет, время дорого — пока бежишь, тут все размоет. И Бронников, не раздумывая долго, закрыл брешь своей спиной.
Размыв замедлился. А Леонид чувствовал, как от ледяной воды намокает и тяжелеет фуфайка. Острый холод просверлил спину между лопатками. Вода струилась по спине и ногам, заполняла резиновые сапоги. Значит, слабо прижал проточину! Бронников схватил длинную доску, уперся ею в противоположную стенку галереи и продолжал сдерживать напор ледяной, обжигающей кожу воды. Кричал. Звал на помощь. Ноги коченели. А спина уже не чувствовала холода.
Временами казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Тогда Леонид крепче упирался ногами в землю, сильнее налегал на доску, плотнее прижимался к промоине. И вновь звал на помощь ослабевшим голосом.
Порою мерещилось, что это он не в доску упирается руками, а держит длинное весло, и стоит не в холодном колодце, который готова вот-вот захлестнуть вода, а плывет по Ветлуге на зыбком плоту — борется со стремительной вешней водой. До Автостроя он работал в сплавной конторе. Там вступил в комсомол. Оттуда, прослышав о большой стройке в Нижнем, по комсомольской путевке-прибыл в 1930 году на строительство автомобильного завода. Здесь, под деревней Монастыркой он корчевал пни на площадке будущего автогиганта, долбил ломом ледяную землю, разгружал баржи — был там, где прорыв, где трудно, где нужны были его молодые крепкие руки. Теперь вот строит водозабор.
— Леня! Лень! Да брось ты эту чертову доску!
Леонид открыл глаза и увидел перед собой встревоженное лицо Переходникова.
— Авария... Слышь, Гриша? — прохрипел Леонид через силу.
Но его уже оттолкнули от промоины. Уже заваливали брешь мешками с песком. Мешков не хватало.
— Семен! Тащи матрасы из бараков! — распорядился Гриша.— Чего, какие? Свои! Постельные! Вытряхивай солому и тащи!
Леонида прогоняли в барак обогреться, но он не ушел — вместе со всеми кидал лопатой землю в мешки и матрасы, закидывал ими проточину. Авария была ликвидирована.
...Над ночным заводом полыхает зарево. Оно вымахивает вверх над заводскими корпусами. Лижет облака, разливается по черному небу. Бронников невольно думает, что вот такое же зарево бывает, когда идет плавка. Когда жидкий металл выпускается из мартенов. Не раз ночами любовался он такими мощными огненными сполохами в Ростовской области, куда после пуска автозавода был направлен изучать сталеплавильные электропечи. Но на автозаводе нет ни домен, ни мартенов. И зарево это — не от плавок, а от пожаров.
Хмуро глядит Бронников в багровое черное небо. Там прерывисто гудят фашистские бомбардировщики. Тоскливый, изматывающий душу гул накатывает волнами. Один заход. Второй... Остервенело грохают зенитки. Стучат на крышах цехов счетверенные крупнокалиберные пулеметы. Рубят тьму неба, словно стальные клинки, лучи прожекторов. Воздух просверлил вой близко падающей бомбы. Земля дрогнула под ногами. От удара взрывной волны вдребезги разлетелись стекла потолочного фонаря. И снова пронзительный вой — бомба ударилась о крышу литейного цеха и кувыркнулась на землю. Зафырчала злобно, разбрасывая вокруг искры. Схватив длинные — почти в рост человека — щипцы, Леонид подбежал к ней, зажал намертво и ткнул в ящик с песком. Порядок — «зажигалка» обезврежена.
Рядом так же слаженно действовали его товарищи. С 4 июня 1943 года гитлеровцы в течение месяца совершали варварские ночные налеты на автозавод. Были моторный № 2, колесный, ремонтно-механический цехи, повреждены главный конвейер, цех шасси, термический, кузнечный, прессовый, инструментально-штамповый корпуса... Пострадали и самые дорогие сердцу сталевара Леонида Бронникова электропечи.
Да, бывший строитель автогиганта — боец Нижегородской ударной комсомольской дивизии Леонид Бронников стал сталеваром. Вернувшись с Ростовского завода сельскохозяйственных машин, он со своей бригадой вначале варил ковкий чугун на вагранке. Потом работал на электропечах. Трудился с тем же накалом, с каким строил завод. Недаром в октябре 1933 года имя комсомольца Бронникова прогремело на всю страну — он добился выплавки лучшего в Советском Союзе ковкого чугуна. А теперь Леонид с болью в сердце смотрел на разрушенные корпуса родного завода, который он строил и любил, как свое детище.
Но не в характере Бронникова предаваться отчаянью. Он собственноручно написал и вывесил лозунг: «Мы завод строили, мы его и восстановим!» Посеревший от бессонницы Леонид трудился в цехе и днем и ночью, словно забыв дорогу домой. Варил сталь. И восстанавливал завод. На собрании партийно-хозяйственного актива заводчан и строителей выступил с предложением: развернуть борьбу за право подписать рапорт Государственному комитету обороны о восстановлении завода. И пусть права этого достоин будет только тот, кто перевыполняет нормы, выдает добротную продукцию, ударным трудом помогает бить врага.
Утро было по-летнему ослепительно радостным. Под ногами солнечно вспыхивали бесчисленные лужи от прошедшего ночью дождя. Отработав ночь на строительстве, Бронников шел к своим электропечам. Трудились сталевары лишь днем — с трех утра и до десяти вечера: ночью огни печей могли демаскировать завод.
Приглушенно клокотало, бушевало в бессильной ярости заточенное в электропечи сердитое пламя. Возле нее, широко расставив ноги, стоял бывший подручный Бронникова, а ныне — тоже сталевар Клементьев. Он приветливо улыбался:
— Принимай смену, Леонид. Твой рекорд, кстати, побит: дал 15 скоростных плавок!
Литейщиков давно захватило соревнование за рекордное количество плавок. Фронту нужны танки, а танкам — сталь. Все вместе думали, как удвоить, утроить ее суточную выплавку. Экономя на всем, до предела «сжимая» время, фронтовая бригада Леонида Бронникова в августе 1943 года дала восемь плавок вместо четырех. Вскоре Клементьев произвел 12, а Бронников, передавая свой опыт молодым ребятам, заменившим ушедших на фронт, сумел на следующий же день поднять эту цифру до 13. И вот его бывший подручный вновь превзошел своего учителя. Радостно, конечно: любой успех литейщиков — удар по врагу. Но и самолюбие задето: — Что ж, друг, поздравляю. Только еще посмотрим, кто кого побьет!
В прокопченной суконной куртке Бронников сквозь защитные стекла глянул, как в печи, похожей на гигантский глобус, томится и плавится металл. В лицо дохнуло нестерпимым жаром. Косматые желтые языки пламени с угрожающим гулом рвались наружу.
Печь пыхтела и гудела. Процесс плавления кончился. Начался другой — кипения. Взглянув в «волчок» — круглое окошечко — на пузырившуюся сталь, Леонид просит подручного подбросить окислительной смеси. Кажется, пора! Леонид давно уже ищет оптимальный режим плавки. Сможет ли он и сегодня добиться рекорда? Печь не резиновая — ее не растянешь. Бригада давно уже достигла «потолка» и сделала, казалось, все возможное. Но Леониду было известно и другое — металл позарез нужен для производства боевой техники. И он верил, что вместе со своими ребятами сделает невозможное. Вместе они еще раз взвесили свои возможности и пришли к выводу, что можно преодолеть достигнутый рубеж. Надо только внести в технологию плавки кое-какие изменения. Они растянули печь, словно резиновую, подняв порог сливного окна.
И вот с рыком вырывается пламя. Клубится дым. Вздымаются вокруг сказочные фонтаны искр. Сталь сварена. Сталь идет. И искрящийся фейерверк над ней подобен праздничному салюту.
Ковши с огненным металлом, озаряя цех, плывут к изложницам. А Бронников, не давая печи остыть, сразу же после выдачи металла вновь ее загружает. Чтобы обосновать свой метод, они не раз проводили пробные плавки, во время которых присадки давали прямо на раскаленный металл. В результате экономили время, сберегали ферромарганец, снижали расход электроэнергии. Инициатор скоростных плавок Леонид Бронников сумел поставить рекорд — выдал 18 плавок. А затем, наскоро перекусив в заводской столовой, вместе со своей фронтовой бригадой отправился восстанавливать цехи, пострадавшие от бомбежки.
Гитлеровцы хвастливо объявили миру, что Горьковский автомобильный стерт с лица земли. Но завод действовал. Его полностью восстановили за 100 дней и ночей. И под рапортом Государственному комитету обороны о восстановлении завода, который отправили в Москву 28 октября 1943 года, среди более 27 тысяч подписей автозаводцев одной из первых стояла фамилия сталевара Леонида Захаровича Бронникова.
Бронников... Отчаянный и неугомонный человек. Он стал солидным, всеми уважаемым рабочим, но до седых висков сохранил юношеский задор и напористость, навсегда остался верным славным традициям Нижегородской ударной комсомольской дивизии, возводившей автогигант. И погиб, как боец,— на посту. На боевом посту, хоть и был уже пенсионером.
Да, время не остановить. Ушла в прошлое война. Пролетели годы. Подросли дети. И по стопам отца тоже пришли на автозавод. А ему уже спешить было некуда. Разве лишь копаться в саду. Тоже хорошее дело. Только не хватало ему в жизни огня. Не хватало той огненной, клокочущей, ревущей стихии, которая стала стихией сталевара. Не мог усидеть он дома. Тянуло на родной завод, к огнедышащим печам. И самым большим праздником для него был тот день, когда он вновь появлялся в литейном цехе и вставал у вагранки на два положенных по закону «пенсионных» месяца.
Это он, Бронников, больше всех вздыхал, видя, как из трубы вагранки вылетал газ вместе с пылью, копотью, мелким шлаком и засорял воздух в Соцгороде. И именно он больше всех радовался, когда на автозаводе впервые в стране смонтировали «мокрые» искроуловители: над трубой вагранки установили вытяжной зонт, и газы, ударяясь о него, шли в стороны и попадали под своеобразный «дождь» — вода захватывала пыль и шлак и уносила все это по специальному стоку в шлаковый сборник. И надо же было этому стоку засориться тогда, когда Леонид Захарович вышел на работу!
Вода скапливалась. Вот-вот хлынет через край! Возникла аварийная ситуация. Дорога каждая секунда. Бронников схватил лом и полез на крышу. Определил: сток забило шлаком. И стал протыкать его ломом.
Зачем ему, пенсионеру, надо было лезть в удушливое пекло? Зачем первому рваться навстречу огню? Зачем ему, пожилому рабочему, надо было рисковать жизнью?
Такой уж он человек, Леонид Бронников,— не мог не быть там, где нужнее всего.
Из трубы валил дым. Шли газы. Опаляли лицо. Застучало в висках. Только бы не угореть. Только бы не упасть. Только бы проткнуть эту проклятую закупорку!.. В ушах шумело, словно там громыхали бесконечные поезда. А он все совал и совал ломик в грязную черную воду... Может, это от черной воды почернело в глазах? Упал Бронников.
Когда подоспела помощь, бывший боец ударной комсомольской дивизии Автостроя лежал, не выпустив лома из рук.
