В комнате двое. На столе — ворох пожелтевших фотографий, писем, вырезок из газет. Один внимательно разглядывает снимки. Другой, посматривая через его плечо, медленно перебирает струны гитары. И под этот аккомпанемент неспешно течет беседа. Беседа старых и верных друзей.
— Помнишь Сережку-то Власова? Дружка моего?
— Вечная память...
— Много, Гриша, воды утекло.
— Э, да полно грустить! Давай-ка нашу.
Вмиг ожила гитара. Заблестели помолодевшие глаза. Гордо поднялись седые головы. И небольшая комната как бы раздвинула стены. Дружно запели друзья, как пели в юности:
Наш паровоз, вперед лети, В коммуне остановка!..
И словно не было за плечами тяжести прожитых лет, словно перенеслись они в далекие тридцатые годы, в свой палаточный городок на берегу Оки, и пели сейчас свой гимн вместе с товарищами по коммуне,— с теми, кто смотрит на них сейчас с выцветших фотографий вечно молодыми глазами. Да, много воды утекло...
Виктор Петрович Сорокин задумчиво смотрит на старую потрескавшуюся фотографию, где он идет со своей бригадой по дощатым мосткам,— молодой, задорный, весело смеющийся, с киркой на плече, и в памяти невольно встает тот вечер, когда, загоревшись неожиданно пришедшей в голову идеей, он со своим другом Власовым Сережкой размашисто написал объявление на фанерном щите и вывесил его у рабочкома: «Кто хочет работать, невзирая на погоду, на время, вступайте в нашу бригаду-коммуну!» И охотники нашлись. Они работали в бригаде Сорокина по десять часов на своем объекте, а после ужина Виктор брал в руки гитару, и вся бригада отправлялась ликвидировать очередной прорыв. И никто не ныл, не отказывался от сверхурочного труда. Так бригада заявила о себе. Коммунары объявили войну лодырям и прогульщикам. Заработок делили поровну. Продукты получали на одну заборную книжку. Потом сорокинцы не раз заявляли о себе громкими делами. Недаром же поэт Александр Жаров писал о них:
В строительстве опережая сроки, Сбивая в месяца пространства лет, С коммуною своей идет Сорокин, Как самый лучший к рубежу побед.
Громко, конечно. Но если говорить не о нем лично, а о бригаде, о всех ребятах, то они стоили этих громких строк. А теперь вот нет уже Сережки Власова — погиб смертью храбрых. Многих уже нет... Да и они, старые друзья — Сорокин с Переходниковым, тоже встречаются нечасто. Разные судьбы. Разные города...
Переходников живет сейчас в Звенигороде. В гости вот приехал. А бывало бригадиров комсомольско-молодежных бригад часто видели вместе. Виктор руководил арматурщиками, а Григорий — грузчиками. Но они не раз работали рядом, подменяли друг друга, приходили на помощь, когда какой-то из бригад было туго. И не было, пожалуй, тогда на Автострое людей известнее их.
— Что ни говори, Гриша, а когда я прохожу по заводу, то всегда почему-то вспоминаю митинг 2 мая... Первый день стройки... — Первый камень — он никогда не забудется,— соглашается Переходников.
...Легкий ветерок с Оки колышет алые стяги знамен, Тугою силой наполняет кумач транспарантов. Солнечные зайчики ослепительно играют на меди духового оркестра. Праздничное многотысячное людское море со всех сторон окружило трибуну из свежеоструганных досок. Радостные лица. Шутки. Улыбки. Смех. То там, то здесь взлетают к небу слова популярной песни, сочиненной в бригаде Сорокина:
Бригадная, без паники Лети во все концы! Мы смелые ударники, Строители-бойцы.
Было это 2 мая 1930 года. Шел торжественный митинг, посвященный закладке первого камня в фундамент первенца советского автомобилестроения — Нижегородского автогиганта.
Тесной кучкой стояли там и недавно получившие специальность арматурщика выпускники курсов Центрального института труда. Среди них — он, Виктор Сорокин, со своей неразлучной гитарой. Крепко сдружились ребята на курсах. Потому и споров не было насчет «работенки повыгодней». Сорокин сказал: «На Автострой — значит, на Автострой». Авторитетом у ребят он пользовался непререкаемым. Кто первый шел на помощь товарищу? Виктор. Кто в трудную минуту песней и шуткой поднимал у всех настроение? Опять же он. Даже щегольские сапоги «гармошкой» — последнюю память о родной Кубани — не жаль было ему для друга. Разве не таких признают вожаками?
Услышанное на митинге будоражило молодую кровь. Подумать только, на какую махину замахнулись! Крупнейший завод в Европе! И это они должны построить его. Своими руками.
— Построим! Обязательно построим! — рубил воздух ладонью Виктор Сорокин.— И машины будем делать. И ездить на них.
— Представляю картину: за рулем — лихой казак с буйным чубом из-под кубанки! — пошутил оказавшийся рядом Переходников.
— А ты, Гриша, не смейся. Я обязательно научусь управлять автомобилем.
— Вот время-то, братцы, будет! На месте этих болот — вдоль Оки — встанут красавцы-корпуса нашего автозавода! А там вон — помните, на митинге показывали! — будет город. Наш с вами город. Социалистический!
— «Будет!» «Встанут!»... Работать надо, чтоб все это сбылось! — оборвал не в меру размечтавшегося парня Сергей Власов. — Да мы так будем работать! Так работать!.. Верно, Виктор?
— А ну, давай нашу, комсомольскую!— ударил вместо ответа Виктор по струнам гитары.
И над зыбью ржавых болот, над чахлыми кустарниками, над раскинувшейся во все концы пустошью полетели слова марша энтузиастов. Да, другого пути для достижения намеченного у них не было. Работа, работа и еще раз работа.
На стройку Сорокин с ребятами пришли арматурщиками, но работы по специальности пока не было. Однако парни без дела не сидели. Не брезговали никакой работой. Первыми шли на разгрузку вагонов. Сновали вверх и вниз по лесам новостроек с тяжелой «козой» за плечами. Рыли траншеи. Носили доски. Строили бараки.
— Да, Гриша, всякое бывало,— вспоминает Виктор Петрович, легонько перебирая струны гитары.— Платили-то нам, сам помнишь, только за основное задание, ну, и некоторые отказывались работать «за здорово живешь». Таких мы в коммуне не держали. Им на смену приходили другие. Энтузиастов, желавших работать, невзирая на погоду, на время, на любые трудности, было предостаточно...
Вскоре подоспел фронт работ и для арматурщиков. Вот тогда-то и заговорили повсюду о рекордах сорокинцев. В два-три раза перекрывали они норму. Бетонщики не успевали за ними, и сорокинцы опять — в который уже раз! — меняли профессию, сами становились бетонщиками, брали отстающих «на буксир», и все вместе вырывались вперед. Ребятам нравилось чувствовать себя хозяевами стройки, быть ответственными за все происходящее вокруг. И это чувство рабочей слитности, взаимосвязи, значимости своей, гордости за гигантскую стройку до краев переполняло молодые сердца.
— Много, Виктор, я в жизни повидал,— говорит Переходников, рассматривая фотографию, на которой геодезист в длинном плаще и инженерской фуражке работает на пустоши.— Про Автострой уж не говорю — сам знаешь. Войну всю летчиком прошел. Четверть века отдал авиации. Восемнадцать правительственных наград имею. Пенсия у полковника, как известно, немалая, да не в деньгах дело — не могу без дела сидеть «на гражданке». Вновь вспомнил старое — директорствовал на стройке базы отдыха в Подмосковье. И все же никогда не забуду я Окскую гавань нашего Автостроя. Оглянусь на прожитое, и в первую очередь не фронт, а наши бригады-коммуны почему-то вспоминаю.
— Стыдиться нам прошлого нечего,— поддакнул Сорокин. И тоже задумался.
В гавани — беда: осенний паводок затопил стройматериалы. И по раскисшей от нудных многодневных дождей глинистой дороге коммунары идут в вечернюю мглу на прорыв. Дождь, слякоть, темень. И песня! Песня трехсот добровольцев, вызвавшихся спасти от стихии цемент, бут, тес и прочие остро необходимые стройке грузы.
Ветер раскачивает подвешенные на проводах тусклые фонари. Бросает в лица пригоршни холодного дождя. А они работают. Медленный ход с грузом. Ноги вязнут. Клубится жаркий пар от тяжелого дыхания. Спотыкаясь, торопятся порожние. А с рассветом — вновь песня: опасность ликвидирована, груз спасен, и коммунары, не заходя в бараки, приступают к своим основным обязанностям.
Так они жили. Так работали. Не делили жизнь и труд на «ваше» и «наше». Все делали вместе. Сообща. И каждый день, идя на работу иль с работы, с радостным волнением и затаенной тревогой вглядывались: на какую цифру огромной шкалы, установленной на вышке, направлена гигантская стрела с крупными буквами «Автострой». Она показывала процент выполнения плана отдельными участками Автостроя. Тут же был установлен стенд с изображениями аэроплана, паровоза, лошади и черепахи. Всем хотелось узнать, на каком «виде транспорта» они двигаются сегодня.
Беседуют двое. У обоих на груди сверкает по ордену с дорогим силуэтом Ильича. Награждены они были в один день — 27 марта 1934 года. Только Постановление Президиума ЦИК СССР о награждении «За самоотверженный труд на самых ответственных участках строительства Горьковского автозавода» орденом Ленина Григорий Абрамович Переходников прочитал, будучи уже слушателем Военно-политической академии, а Виктор Петрович работал в это время на действующем заводе.
Вернувшись после службы в армии, где Сорокин был секретарем комсомольского бюро полка, он осваивал сложные станки иностранных марок. Инструкции к ним были настоящей китайской грамотой, так как переводчиков на заводе не было. К этим загадочным листам никто не прикасался, и они без пользы пылились на столах. Виктор выбрал для себя огромный универсальный расточной станок марки швейцарской фирмы «СИП». Вооружился словарем и с огромным трудом стал изучать инструкции. Иногда даже ночевал в цеху. Дело понемногу двигалось. Не обходилось и без казусов. Однажды он любовно протер ходовой винт бензином. Чистый тот стал, аж сверкает. А начал работать — не идет: заело винт. Виктора даже в пот бросило: запорол новехонький станок, за который страна платила золотом! И это в то время, когда велась беспощадная борьба со станколомством, в которой он, Сорокин, принимал активнейшее участие! Со стыда хотелось чуть ли не повеситься. Собралась комиссия из специалистов. Тоже вначале ничего не могла понять. Грозило самое суровое наказание. Но когда узнали чем он протер винт, то члены комиссии лишь рассмеялись: масло было стерто бензином, и деталь стала сухой — надо было следом за промывкой снова полить винт из масленки, а он этого не сделал. Вот тогда-то Виктор, бывший в то время редактором стенгазеты, членом партбюро и секретарем комсомольской ячейки, широко развернул в цехе борьбу за глубокое овладение техникой каждым комсомольцем. Комсомольские собрания превратились в настоящие технические советы, на которые молодежь непременно приглашала мастеров и инженеров. Заразившись примером своего вожака, ребята тоже обзавелись иностранными словарями и дружно осиливали головоломные инструкции к зарубежным станкам. Иначе и быть не могло: партия сказала, что техминимум должен стать всеобщим. А потом — несказанная радость: высшая награда Родины. Вместе с Виктором и Гришей Переходниковым ордена Ленина были удостоены начальник Автостроя С. С. Дыбец, бывший секретарь райкома партии К. Д. Кузнецов, управляющий Госстройтрестом М. М. Царевский, директор завода С. С. Дьяконов, секретарь парткома А. С. Зашибаев, технический директор В. Г. Лапин, главный инженер Л. А. Мертц, начальники цехов Г. К. Парышев, Т. М. Геллер, бригадир Ф. М. Миронычев, наладчик Г. В. Вронский и другие. Этот день был самым большим праздником в молодые годы Сорокина.
— Никак, понимаешь ли, Гриша, с молодостью не могу расстаться. Последнее время работал заместителем начальника учебно-производственного цеха автозавода. Возглавляю сейчас областной совет ветеранов комсомола, заводской совет наставников. Словом, все больше с молодежью. Ну, а ты-то как?
Усмехнулся Григорий Абрамович:
— Да так же, в основном, как и ты...
В Звенигороде нет такой школы, техникума, профессионального училища, где бы не выступил бывший автостроевец, бывший военный летчик, бывший полковник. Бывший...
— Нет, Витя, мы не бывшие. Мы — настоящие. И настоящему ой как нужно наше прошлое. Видел бы ты, как загораются глаза ребят, когда они слушают о наших бригадах.
На Автострой Гриша Переходников пришел с завода «Двигатель революции», где был бригадиром первой ударной бригады слесарей, потом его избрали секретарем комитета комсомола завода. Учитывая организаторские способности, Григория направили работать в постройком. Но, прослышав о рождении бригады-коммуны Сорокина, он создал такую же коммуну из грузчиков и вызвал сорокинцев на соревнование. Если случался прорыв у сорокинцев, к ним на помощь спешили переходниковцы, если приходилось туго Переходникову — тут как тут Сорокин с бригадой. Такое вот было соревнование. Они не занимались подсчетом, кто сколько отработал. Для каждого нормой являлась рабочая совесть. И мера ее была выше любой запланированной нормы.
— А скажи, Гриша, только откровенно,— это наша коммуна побудила тебя оставить постройком?
— Можно и так сказать. Вообще-то в отделе кадров, где я работал, тоже дел хватало сверх головы. Но была и другая причина...
В гавани на Оке застыли вереницы барж со стройматериалами. Грузчиков не хватало. Простои в гавани — это прорыв на строительстве. Рвачи из артели сезонных грузчиков, спекулируя на этом, потребовали двойной оплаты. А в гавань прибывали все новые и новые баржи и суда. На железнодорожных путях у эстакады скопилось множество пустых вагонов. Вот тогда-то Переходников, посоветовавшись в парткоме, и решил создать из надежных ребят бригаду-коммуну вроде сорокинской. Работали от зари до зари. И в дождь, и в слякоть. От дополнительно выплачиваемых «дождевых» отказывались. Домой не уходили — жили тут же на берегу Оки в палатках. Работали быстро. Весело. Все кипело, все мчалось на эстакады. Каждый понимал: гавань — это источник питания стройки. И работали не за рубль. Работали за идею. «Мы наш, мы новый мир построим!..» Святая песня — клятва для каждого наполнилась совершенно точным смыслом. И разинув рты, ошарашенно глазели сезонные грузчики из близлежащих деревень на голых по пояс парней, что, вымазанные с ног до головы и песком, и глиной, и цементом, бегали как черти под грозовым дождем по пружинящим сходням.
Рвачеству грузчиков пришел конец. А слава комсомольско-молодежной бригады Гриши Переходникова росла с каждым днем. И с каждым днем она пополнялась все новыми молодыми энтузиастами.
Молчат старые друзья. Лишь Виктор Петрович легонько перебирает струны. Ими был пройден тяжелый, но радостный путь. Путь героической борьбы за стройку первенца отечественного автомобилестроения. По-разному сложилась жизнь вожаков-коммунаров. Переходников стал кадровым военным, Сорокин — комсомольским работником, одним из руководителей Горьковского автозавода. Но никогда, даже в самые трудные минуты жизни, не изменяли они своей мечте — светлому, коммунистическому будущему. И делали для этого все, что в их силах. Приближали это будущее своим трудом, всей своей жизнью.
— А помнишь, Виктор, горячие денечки на водозаборе? Там я впервые оценил силу воли Леонида Бронникова. Надо же — около часа закрывал ледяную брешь своим телом! Поступок, подобный подвигу Матросова.
— Наш завод немало воспитал героев,— с гордостью отметил Сорокин.— Политрук Николай Дмитриевич Фильченков под Севастополем бросился под танк со связкой гранат. Юрий Васильевич Смирнов был распят фашистами на кресте, но не проронил ни слова. Да что толковать: сорок семь автозаводцев — Герои Советского Союза,— это, брат, само за себя говорит. Вот такие характеры выковал Автострой.
Молчат друзья. О многом переговорено. Многое перебрали в памяти. И нет конца воспоминаниям. А с давнишней фотографии смотрят на них добрые и такие знакомые глаза Леонида Бронникова.
— Слышь, Григорий, а ведь сбылась моя мечта,— Сорокин неожиданно широко и светло улыбнулся.— Ты все, помнится, подтрунивал над моим желанием научиться водить автомобиль. Так вот, я сам привел однажды в Москву новенький «газик» в подарок товарищу Серго.
2 мая 1935 года Сорокину доверили вести в Москву 100-тысячный автомобиль в подарок Серго Орджоникидзе. После рапорта, который Виктор отдал Серго от имени всего коллектива, нарком спросил о нуждах автомобилестроителей. Не утерпел Сорокин, бывший в то время секретарем заводского комитета комсомола, пожаловался: нам бы, дескать, побольше жилья, да пяток самолетов для аэроклуба, да и для автоклуба машин бы прибавить не мешало.
Хитро прищурился Серго, спрятав улыбку в усы, и вместо ответа — контрвопрос:
— А увеличить выпуск машин сможете?
— Сможем! — ответил Виктор.
— Тогда давай, дорогой мой лохматый комсомолец,— предложил Орджоникидзе,— заключим между мной и молодежью вашего автозавода социалистическое соревнование: вы стране — больше автомобилей, я вам — средства на жилье, клуб и прочее.
В конце мая Виктор Сорокин повел в Москву еще одну автомашину — в подарок «Комсомольской правде». И прихватил с собой договор, но не от молодежи, а уже от всего коллектива завода, в котором автомобилестроители обязались дать сверх плана за год 3 тысячи автомашин и 6 тысяч моторов для комбайнов. И началось соревнование между наркомом и автозаводом. Впрочем, тут нет ничего удивительного: тогда все соревновались, соревновалась вся страна.
Взятые автозаводцами обязательства были успешно выполнены. Сдержал свое слово и нарком: свидетельство тому — бусыгинские дома в Соцгороде. И то, что заводской аэроклуб стал одним из крупнейших в стране. В годы войны пять его воспитанников стали Героями Советского Союза.
Сейчас у Виктора Петровича седина как снег. Никому и в голову не придет назвать его так, как называл когда-то Серго,— «лохматым комсомольцем».
— А знаешь, Гриша, я как-то не чувствую своих лет. Может, мы не стареем, а?
— Я так думаю, Виктор, что молодость — это не годы. Молодость — это стремление всегда быть на переднем крае. А для нас, коммунистов, иного места и быть не должно. Вот от этого, наверное, и приходит ощущение молодости.
— Вообще-то, прошлое, особенно юность, всегда окрашивается розовым цветом,— соглашается Сорокин.— Так и хочется сказать: «Вот в наше время...» Но умиляться собственным прошлым, конечно, не стоит, потому что и сейчас время — тоже наше! Но ведь без прошлого не пришло бы и сегодняшнее, когда строительство индустриальных гигантов стало делом привычным.
Конечно, они правы, эти седовласые, много познавшие и много испытавшие ветераны. В их отношении к жизни, в их мыслях и поступках и сейчас сказывается корчагинский дух поколения энтузиастов.
Они не чувствуют себя стариками, потому что не могут себя представить в стороне от тех больших дел, которые были начаты ими, их поколением. Жизнь не может остановиться, не могут прерваться или совсем прекратиться и дела, нацеленные не только на потребности дня, но и на будущее.
Жизнь и труд первостроителей — пример навсегда. Недаром молодые автозаводцы знают их в лицо, и каждая встреча, каждый разговор с прославленными ветеранами — событие незаурядное.
Нет, годы не стирают, а еще ярче высвечивают то, что-было духовным взлетом и трудовым подвижничеством, в чем выразилось само Время.
Задумались ветераны, вспоминая давнее и сопоставляя его с сегодняшним днем...
И снова гитара — бессменная спутница в жизни Виктора Сорокина — ведет мелодии таких далеких и таких близких песен тридцатых годов. Наших песен, зовущих вперед.
