Непривычно рано шел в этот день Александр Бусыгин на завод. Смена начиналась в восемь утра, но не было еще и семи. Впрочем, он ничуть не удивился, когда еще издали увидел у проходной и ребят своей бригады. Они о чем-то жарко спорили, отчаянно жестикулируя.
«Не идут в цех — меня дожидаются,— отметил он.— Волнуются парни. Вон как руками размахивают». Да, что говорить, у него тоже душа не на месте: как-то они сработают сегодня — выдержат ли взятый темп?
Над заводскими воротами алело огромное полотнище: «Бригада кузнеца Бусыгина установила рекорд!»
Да, они установили рекорд: отковали 966 коленчатых валов вместо 675 по норме. Вчера, лишь только он закончил работу, подбежал к нему сменщик, радостно хлопнул по плечу: «Сашка, черт, да знаешь ли ты, сколько наковал?! Взгляни на прибор!» А ему и самому очень хотелось броситься к прибору у молота, где отмечалось количество изготовленных деталей. Но он за всю смену ни разу на него не глянул. Даже в перерыве не подошел к нему. И ребятам запретил смотреть: нечего бегать — работать надо! Это он так говорил, а на самом деле опасался, что вдруг мало наковали, и тогда это не воодушевит, а наоборот — расстроит и расслабит ребят, остудит их пыл. Его самого немало обеспокоило поведение начальства: в самый разгар работы он увидел, как к прибору подошел мастер Лапин и, круто повернувшись, почему-то быстро исчез. Вскоре он вернулся, но уже не один, а с начальником кузни Соколинским — оба постояли у прибора, покачали странновато как-то головами и ушли, даже не глянув в сторону Бусыгина. Он тревожно глянул им вслед: иль даже в норму не укладывается? И прибавил темп.
А после смены их окружило множество народу. Речи произносились. Его, Бусыгина, называли заводским Стахановым! Да, это было вчера. А сегодня они решили добиться нового рекорда.
Завидев Бусыгина, кузнецы побросали недокуренные папиросы, окружили своего бригадира.
— Ну что, Харитоныч? Договорился? Добро получил?
— А Борис Яковлевич как? Одобрил? Бусыгин улыбнулся:
— Порядок, ребята. Пошли в кузню. По дороге расскажу.
— Слышь, Харитоныч, а я так считаю,— горячился один из парней.— Надо нам не с восьми, а с шести утра работать. И пару часиков еще после смены прихватить. Вот тогда и выйдем на новый рекорд!
Кто-то хохотнул, кто-то возмутился, но некоторые были вроде бы и непрочь поддержать предложение прыткого парня.
— Нет, ребята, так рекорды не ставят. Работать мы будем положенное время. Рекордов умом и сноровкой надо добиваться.
— А как же Стаханов?
— Стаханов тоже не просто «вкалывал», а рубал уголек с соображением. Об этом вчера и Борис Яковлевич говорил, и Тюрин, парторг наш.
Вчера, сразу же после рекорда, цеховое начальство долго беседовало с Бусыгиным. Начальник кузницы Б. Я. Соколинский, парторг Н. Г. Тюрин, предцехкома С. И. Музыченко, технолог В. Н. Глушков и рабочий А. X. Бусыгин вместе думали, как вывести кузницу из прорыва: она не справлялась с производственными заданиями, задерживала механические цеха, те простаивали — срывался план выпуска автомобилей. Пришли к единому мнению, что нужен новый рекорд: он всем докажет, что вчерашнее достижение Бусыгина — не случайность, что есть множество неиспользованных резервов; он будет тем ориентиром, на который станут равняться вдохновленные достижением передовиков все кузнецы, все рабочие автозавода.
— Давайте так сделаем,— предложил парторг Н. Г. Тюрин.— У каждого молота поместим дощечки, а на них напишем цифры: сверху — задание на день, ниже — сколько кузнец дал слово отковать заготовок и сколько он выдал их в смену. Пусть все видят, кто как работает.
— Дельно,— одобрил Бусыгин.
Начальник кузницы Борис Яковлевич Соколинский обещал подготовить к началу смену все штампы, печь, металл — создать условия для успешной работы.
И вот кузнецы идут на смену. Ярко светит сентябрьское солнце. Уже несколько дней стояла необычно теплая погода.
— Да, ребята, жарко будет сегодня,— сказал Бусыгин.
— Нам ли, ковалям, жары бояться! — засмеялся кто-то из бригады. Но остальные не поддержали шутки. Шагали молча. Сосредоточенно. Все мыслями были уже там, в цехе — у нагревательных печей и молотов.
В цехе было непривычно тихо. Лишь хлопотали у молота наладчики. Бусыгин полной грудью вдохнул знакомый с детства воздух: так же вот окалиной, дымом и металлом пахло в сельской кузнице. Пять лет назад оставил он родную деревеньку Каливатовку, затерявшуюся в ветлужских лесах, и приехал на строительство Нижегородского автогиганта. Не умел он ни писать, ни читать. Взял у десятника топор и пошел строить поликлинику, жилые дома будущего Соцгорода и заводские цехи. Что другое, а плотничать он умел — у человека, выросшего среди лесов, руки всегда привычны к топору и пиле. Всякое дело, за которое брался, любил он выполнять на совесть.
Протяжно просипел гудок. Рабочий день начался. Александр натянул на голову круглую шапочку, подвязал потуже кожаный фартук, заткнул уши комочками ваты и, надевая защитные очки, кивнул подручному. Тот ловко подал клещами алый брусок металла на штамп наковальни. Бусыгин быстро взглянул на пышущий зноем брусок: хорошо ли лег? — и нажал ногой педаль. Многопудовая «баба» сорвалась с упора — от тяжелого, гулкого удара вздрогнул пол. Несмотря на вату, заложило в ушах. Ничего, дело привычное.
Вниз-вверх снует увесистая «баба». Движения Бусыгина несуетливы, спокойны, уверенны. Со стороны посмотреть — неторопливо работает кузнец.
— Смелее, Саша, чо медлишь?
Кто это крикнул? Ишь, торопыга,— быстрее ему надо. Нет, поспешишь — людей насмешишь. Тут вначале примериться надо. Проверить в деле молот, сальники, штамп. Главное - взять ритм, чтобы вся бригада работала слаженно, как один человек. А когда все войдут во вкус работы, когда каждый без слов начнет предугадывать движения другого, не будет отставать,— вот тогда ритм можно и ускорить.
Скупы и расчетливы движения кузнеца. По-рабочему осанисто стоит он перед грохающим молотом. Мерцающий цвет раскаленного металла с давних пор ему по душе. В своей Каливатовке Бусыгин работал в кулацкой кузнице. И вот снова — после пуска завода — он вернулся к полюбившемуся ремеслу. Не на кулака работает — на себя, на весь народ. Но не сразу встал он к агрегату. Вначале был смазчиком ковочных машин. Потом окончил курсы. Отлично сдал государственный технический экзамен и получил квалификацию кузнеца. И только после этого был допущен к молоту. Тут тебе не деревенская кузня. И не молот на деревянной ручке. Тут молотобойцу технические знания нужны.
Бусыгин искоса окинул ребят взглядом. Все заняты делом. И все одновременно не спускают с него глаз. Улыбнулся кузнец: не терпится им прибавить темп. Что ж, правильно, ритм взят — давайте-ка ускорим дело чуток. Нет, не с рывка — постепенно ускорять надо.
Вновь тяжеловесная «баба» срывается с упора. Бусыгин переворачивает начерно отформованную деталь. Удар! Еще удар! Все чеканнее очертания детали. И вот уже алый брусок металла превратился в коленчатый вал. Но он даже не успел поблекнуть, потускнеть — огонь все еще пышет из его чрева.
«Куй железо, пока горячо»,— вспоминается Бусыгину старая народная мудрость, непреложное правило кузнецов всех времен. Правильная поговорка. И не только к металлу применима. Вон как ребята в бригаде загорелись делом. И нельзя, никак нельзя остудить их неудачей. Они — как тот же металл: недогреешь брусок — и он потеряет ковкость, перегреешь — еще хуже: заготовка станет зернистой, ломкой, в брак пойдет. Нет, на неудачу он, кузнец, не имеет права. Сегодня бригада должна перекрыть вчерашний рекорд. А успех вдохновит ребят на новые рекорды. Это точно.
Нагревательная печь отбрасывает багровые всполохи огня. Пышут зноем вытянутые из огненного жерла заготовки — алые бруски металла. Работает Бусыгин. Задача кузнеца — не только отковать добротную деталь, но и добиться того, чтобы все члены бригады работали как единый слаженный механизм — наргевалыцик и подносчик, кузнец и подручный, прессовщик и правильщик... Чтобы каждый знал свое место в технологической цепочке. Чувствовал ответственность за свою работу. И за результаты труда всей бригады. Ну, что ж, ребятки, поднажмем!
Словно факел перелетает алый брусок металла из клещей в клещи — от печи к молоту, от молота к прессу. Жарко. Кузница — она и есть кузница: жар, закопченные стены и пролеты, горячий, едкий запах дыма и увесистые удары холодного металла по раскаленному.
Сноровисто работает Бусыгин. Наращивает темп. Посмотрели бы на него сейчас односельчане-каливатовцы! А что, он, Бусыгин, здесь, на автогиганте, человеком стал — настоящим современным рабочим: грамотным, опытным, не одну машину освоил — и ковку ступиц, и шестерен, и этих вот коленчатых валов. Кузнец-универсал! И не случайно, когда в кузнице создалось тяжелое положение, именно к нему пришли за помощью.
В начале августа он, Бусыгин, ушел в отпуск. А в конце месяца по графику дали отпуск и его другу, тоже кузнецу-универсалу Степану Фаустову. Тогда-то и пришел на квартиру к Бусыгину мастер Лапин:— сообщил, что кузница в прорыве, и просил выйти на работу. Бусыгина не стоило уговаривать: надо — значит надо, и он прервал отпуск. Такой уж он человек — никогда не ставил личное выше общественного, никогда не избегал трудностей, не стремился к легкому, беспечальному существованию, не искал проторенных путей. Его труд, поступки, вся его жизнь безраздельно принадлежат заводу.
Прервал он отпуск и пришел в цех 27 августа. В тог же день отковал за смену 440 ступиц при норме 315 штук. Появился задел ступиц, но не стало хватать коленчатых валов. Взялся за валы. Иногда вместе с товарищами даже после смены оставался. Словом, вкалывал. А тут как раз забойщик шахты «Центральная — Ирмино» Алексей Стаханов нарубил за смену 102 тонны угля — в 14 раз перекрыл обычные нормы. Вот это поработал человек! Как не позавидовать! И как не попробовать сделать то же на своем рабочем месте! Только вкалывать мало, надо с умом к делу подойти. Как Алексей Стаханов. Что сделал шахтер? По-новому организовал свой труд: раньше он полсмены орудовал отбойным молотком и полсмены крепил шахту, теперь он стал всю смену рубить уголь, а шахту за ним крепили подсобные рабочие. Головой поработал человек! А кузнецы что — лыком шиты? Или напрасно учились они в кружках техническим знаниям?
Бусыгин от имени членов своей бригады высказал предложения, претворение в жизнь которых могло поднять производительность труда. Главное — заготовки должны поступать бесперебойно. Неплохо бы устранить существующую обезличку, то есть закрепить агрегаты за конкретными бригадами. И еще: надо так организовать труд кузнецов, чтобы они имели возможность начинать работу сразу с гудком. Кузнецы приходят к своим молотам ровно в восемь часов утра, но к выпуску продукций приступают только через полчаса — эти тридцать минут тратятся на подготовку оборудования. Почему бы наладчикам не приходить в цех пораньше и не осмотреть оборудование до гудка? Тогда бы кузнецы не теряли понапрасну минуты драгоценного рабочего времени. Покритиковал Бусыгин и специалистов цеха, которые могли бы больше уделить внимания малой механизации, совершенствованию оборудования и инструмента. Бригада, в свою очередь, приняла бы обязательства поднять выработку, крепить производственную дисциплину и до минимума сократить перекуры. Не последнее дело — совершенствование приемов нагрева и штамповки металла. Сдерживало кузнецов американское оборудование. Он, Бусыгин, взялся бы ковать по 150 коленчатых валов в час, но нагревательная печь могла выдать только какую-то сотню. Вот и развернись тут! Кузнецы рискнули реконструировать печь. Результат: она стала «поспевать» за возросшими темпами. Так-то вот — думать надо! И рабочие перестали считать неприкосновенной заморскую технику — начали «впрягать» ее в свою, советскую упряжку. Большую помощь им в этом оказывал начальник кузницы Соколинский. Он — человек толковый, в Москве Высшее техническое училище окончил. В Америке на автомобильных заводах Форда практику проходил. Это он, прочитав о рекорде Алексея Стаханова, пришел в бригаду с газетой: дескать, а вы, кузнецы, разве не в силах поставить рекорд, разве не можете сломать старые технические нормы? Гулкая дробь отбойного молота Алексея Стаханова, прозвучавшая в недрах донецкой шахты, раскатилась по всей стране. Всколыхнула она и Бусыгина. И первое, что подумалось, так это то, что у них со Стахановым родственные профессии. На это же полушутливо намекнул и Борис Яковлевич:
— Вы же, товарищи, все молотобойцы! У Стаханова — отбойный молоток. А у вас — вон какие молоты. Агрегаты!
Соколинский сдержал свое слово — всех цеховых специалистов привлек к созданию надлежащих условий кузнецам для работы.
...Кончилась смена. Ребята затолпились у прибора: сколько они там наработали? Бусыгину тоже очень хотелось броситься к ним, но он сдержал себя: неторопливо вынул вату из ушей, снял очки — и только после этого вразвалочку подошел к своим товарищам: — Ну, бравы молодцы, сколько там у нас?
— Качать Бусыгина! — крикнул кто-то восторженно. Газета «Автогигант» писала в сентябре 1935 года: «Кузнец тов. Бусыгин (бригада коленчатых валов) кузницы № 1 поставил 11 и 13 сентября невиданный в истории нашей кузницы и кузнечного дела вообще рекорд по выковке коленчатых валов. При норме 675 валов он 11 сентября выковал 1001 вал и 13 сентября — 1005 валов». В последующие дни выработка неуклонно возрастала. 19 сентября А. X. Бусыгин отковал 1146 валов и завершил месячную программу цеха. Далеко позади остались не только отечественные, но и американские нормы выработки.
Летом 1936 года Александр Харитонович отдыхал в Гаграх. В один из этих дней к новатору-кузнецу приехал представитель Форда. Он предложил Александру Харитоновичу переехать в Детройт, чтобы работать там на автомобильном заводе.
— Вам будут созданы лучшие условия. И зарабатывать будете, разумеется, много больше, чем сейчас. Вы только вдумайтесь: золотом будем платить! — соблазнял деловой американец.
И Бусыгин задумался. Задумался над тем, как бы это повежливее ответить представителю американского капитала, чтобы тот не шибко обиделся, и в то же время понял, что советские рабочие себя за золото не продают. Потом махнул на всю дипломатию рукой и ответил с достоинством: — Я работаю для своей великой Родины и всю жизнь буду ей служить. А что касается хороших условий, то я их имею и в своей стране. Сегодня зачинатель стахановского движения в машиностроении Александр Харитонович Бусыгин — заслуженный ветеран Горьковского автомобильного завода. За большие заслуги в развитии массового социалистического соревнования, достижение высокой производительности труда и многолетнюю деятельность по внедрению передовых методов работы в автомобильной промышленности ему Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 сентября 1975 года присвоено высшее звание — Героя Социалистического Труда.
