Годы реакции, наступившие после первой русской революции, не смогли надолго задушить революционные выступления масс. Уже в конце 1910 года забастовали рабочие Молитовской фабрики, а в следующем году состоялись однодневные стачки и на других предприятиях Нижнего Новгорода. Знаменательным для общественной жизни России был 1912 год. В январе состоялась Пражская Всероссийская конференция РСДРП, укрепившая ряды большевиков. А весной на далекой Лене были расстреляны бастующие рабочие. Эта трагедия послужила началом крутого подъема революционного движения. Отголоски его проявились и на Бору. 17 августа забастовали рабочие завода Марачева. Они потребовали у хозяина сократить рабочие дни перед праздниками. Причины выступления рабочих хорошо объясняет их корреспонденция в газете «Труд»: «В нашем селе есть завод господина Марачева. Условия работы на заводе, несмотря на протесты рабочих, остаются допотопными. Начинают работать с 6 с половиной часов и кончают в 7 часов, за что господин благодетель церкви (он церковный староста) платит своим рабочим от 30 до 80 коп. в день. Если же найдется кто и возвысит голос за улучшение условий труда, то его безо всякого стеснения выбрасывают за борт, как негодную вещь. И гнут несчастные кузнецы свою спину, не смея пикнуть, боясь ежедневного расчета». В 1914 году на заводе «Нижегородский теплоход» образовалась первая легальная организация рабочих Бора. Актив «больничной кассы» Болтаевский, Лапшинов, Жунин и другие стали через некоторое время большевиками. В этом же году появились еще две «больничные кассы»: одна — при паровых механических мельницах «Т-ва Н. А. Бугрова» при д. Передельново Балахнинского уезда и на р. Линде Семеновского уезда, против Нижнего Новгорода, другая — «общая Неклюдовская» при фабриках сапожно-валяльной «Торгового дома М. Н. Смирнова с сыновьями» в с. Неклюдово и сапожно-валяльной «Торгового дома А. и В. Кузьмичевых» в д. Першино, а также на лесопильном заводе «Т-ва бр. Лаптевых» при д. Сверчкове Семеновского уезда. Большевики использовали «больничные кассы» для усиления связи с массами и увеличения революционного воздействия на них. Нельзя не сказать о политической деятельности сельской интеллигенции, в частности учителей. Так, 5 декабря 1905 года в д. Ежово состоялся съезд учителей, на котором обсуждалась тактика ведения пропаганды среди крестьян. В апреле 1906 г. ряд учителей Пятницкой, Богоявленской, Линевской, Шубинской, Межуйковской и других школ были арестованы и заключены в Семеновскую и Нижегородскую тюрьмы. Например, Д. В. Увяткин из Межуек пробыл в заключении 6 месяцев. При обыске у него были обнаружены письма члена РСДРП Н. А. Покровского и политическая литература. Учителя используют для работы разрешенные правительством потребительские кооперации и кредитные товарищества. Многие из них числились в полиции как «неблагонадежные», например М. И. Швецов (д. Зименки) — член РСДРП из группы известной в Н. Новгороде А. М. Лебедевой, на имя П. Г. Лягина (с. Бор) поступала нелегальная литература, у В. С. Румянцева (д. Сукино) при обыске обнаружена нелегальная литература, В. С. Крылов (с. Юрасово) участвовал в противоправительственной сходке 20 апреля 1905 года, адрес К. А. Лунина (д. Ежово) был обнаружен при обыске на квартире члена РСДРП А. М. Лебедевой в Н. Новгороде. В 1908 году «с разрешения начальства» в д. Б. Сукино состоялась первая школьная учительская елка. В дальнейшем такие новогодние праздники проводились и в других деревнях. Учителя организуют при школах любительские драмколлективы, хоровые вечера, чтения книг для крестьян и их детей. Многие из них, как, например, Дмитрий Васильевич Увяткин, продолжали проводить культурно-просветительную работу на селе и после Великой Октябрьской социалистической революции. В 20-х годах он активно работал в губернском союзе жилищных кооперативов. В 1943 году Д. В. Увяткин вступил в ряды ВКП(б). Жители села Линдо-Пустынь, где родился один из представителей революционной интеллигенции периода 1905 —1907 годов, чтут память своего земляка. 1914 год. Вступление России в первую мировую войну снизило на первых порах революционный накал. Однако поражения русских войск на фронте, показавшие экономическую и политическую отсталость царской России, сокращение производства из-за недостатка сырья на ряде нижегородских фабрик и заводов, впрочем, как и по всей России, исключительно тяжелое продовольственное положение в губернии приводили к недовольству масс. Оно усугублялось тем, что на фоне необычайной дороговизны и спекуляции усиливалось обогащение имущих классов. Даже помощник прокурора Нижегородского окружного суда вынужден был признать: «Прибыли торговых предприятий за три года войны дошли до баснословных размеров. Так, по негласным сведениям, мучная фирма Башкировых в 1915 году получила 13 000 000 руб. прибыли (в 1914 — 800 000 руб.)... в 1916 прибыль той же фирмы ожидается в размере 17 000 000 руб., галантерейный торговец Пименов на продаже кнопок для дамских платьев нажил 900 000 руб., городской голова Сироткин, взявший подряд на поставку подков в армию, нажил несколько миллионов рублей, выполняя взятый заказ кустарным путем в Семеновском уезде...» Борские торговцы Шерстнев, Ковылкин и другие тоже изо дня в день вздували цены на товары. Все это привело в конечном счете к взрыву возмущения измученного народа. Как сообщал нижегородский губернатор в департамент полиции, «...беспорядкам предшествовал сравнительно мелкий инцидент: торговец в Канавине... имел запасы соли, отказываясь продать таковые населению. Толпа сама обыскала лавку и, найдя соль, стала шуметь, нервничать, обвиняя торговцев в спекуляции и умышленном сокрытии товаров». Далее он пишет: «Вмешательство властей успокоило было толпу, но вскоре волнения возобновились, и толпа стала громить торговые предприятия, расхищая товар. Беспорядки, начавшиеся в Канавине, скоро перебросились и в Гордеевку, Молитовку, Сормово, с. Бор, Хохлому, Неклюдовку (так в тексте.— А. З.) и, наконец, в некоторые села уже отдаленных от Н. Новгорода уездов: Лукояновского и Княгининского». На Бору и в соседних волостях не было в этот период каких-то крупных выступлений рабочих, кустарей и крестьян. Влияние губернского города, его революционного рабочего класса выражалось в глухом брожении, ропоте и недовольстве существующим строем. Недовольство в канун назревания кризиса самодержавия еще только начинало складываться в революционные настроения масс.
