Высокие красные башни, пронизывающие сразу два-три этажа, мощные колонны, плавно изогнутые трубы, крутые лесенки-трапы, бегущие куда-то ввысь, подвижные стрелки самых разнообразных приборов, говорящие даже непосвященным о могучих процессах, о движении огромных масс жидкостей и газов — все это и есть 52-й цех Чернореченского химического завода. Он далеко виден, этот цех, уже добрые пять лет назад высоко поднявший знамя коллектива коммунистического труда. Отсюда во все концы страны уходит в цистернах, в баллонах жидкий сернистый ангидрид — ценнейший продукт, имеющий самое разнообразное применение: в холодильных установках и при дезинфекции, на промышленных предприятиях и в крупнейших лабораториях.
Даже если вы открываете банку овощных или плодовых консервов, то знайте, что и здесь дело не обошлось без его применения.
Цех — просторный, гулкий, с уходящими вдаль коридорами, с лабораторией и слесарной мастерской, с вечно шумным отделом компрессоров, расположенным в соседнем здании. Какой-нибудь машиностроительный завод в таких обширных пролетах разместил бы сразу сотни токарей, слесарей, подсобников. А тут хотя и чувствуешь, что все эти абсорбционные башни, колонны разложения, реакторы, коллекторы Исивут, дышат, дают ежедневно многие тонны продукции — командуют ими, направляют их работу всего-навсего десять человек. Иных даже не скоро на месте отыщешь — человека не видно за переплетением сооружений. Впрочем, это лишь усиливает уважение к людям, бесшумно управляющим такой техникой. ...Десять человек — сейчас это смена Любови Степановны Гуськовой, молодой, быстрой в движениях женщины, с темными глазами. Могут они быть улыбчивыми, а порой и требовательными, непреклонными, когда надо отдать срочное распоряжение, исправить чей-то просчет, предупредить неприятности. Иначе и нельзя: дорого может заплатить человек за халатность, в копеечку встанет даже малый недогляд.
Десять человек, которых воедино собрала жизнь, спаяло большое интересное дело, пришли сюда самыми разнообразными путями. Да и сами они очень разные: молчаливые и общительные, умудренные опытом и новички, повидавшие всякого в жизни и только в нее вступающие. Вот спокойная, опытная аппаратчица Елизавета Андреевна Кузнецова, чей портрет давно висит на заводской Доске почета. Хозяйствует она у абсорбционных башен, на самом верхнем этаже здания, где в широкие пролеты окон раньше всех видишь по утрам солнце. Будто прямо сквозь металл видит она, как мощные вентиляторы нагнетают в башню газ, как идут щелока из центробежного насоса, чувствует, когда надо прибавить орошение, чтобы не повысилась температура газа, а когда, наоборот, понизить температуру щелоков и не допустить лишней кислотности. Никто не умеет так хорошо провести дозировку, подать и проверить аммиачную воду, так по-хозяйски экономить сырье. Человек, до косточек знающий теорию и практику дела, она всегда готова прийти на помощь, дать совет каждому. А впервые пришла Елизавета Андреевна неумелой поденщицей на стройку, когда еще на месте цеха рос седоватый бурьян. Своими руками помогала возводить стены большого корпуса, оборудовать помещения, и по мере того, как создавался, рос новый красавец-цех, росла и она: еще не закончилась стройка — сдала прорабу фартук и рукавицы и встала к пугавшим ее прежде, таинственным аппаратам. Совсем другие тропы привели сюда старшего машиниста Федора Ивановича Малова, «хозяина холода». До этого времени служил он в Военно-Морском Флоте, многое в жизни повидал, испытал, многому научился. Плавал и кочегаром, и боцманом. Потом пробудилась любовь к технике — стал машинистом на корабле. А как отслужил — пришел с богатыми навыками сюда, на ЧХЗ, быстро освоился с машинами, да так и трудится бессменно вот уже второй десяток лет. Отлично трудится! Этот худощавый, расторопный человек не знает случаев аварий машин, заранее, на ходу устраняет неисправности, никогда он не подводит аппаратчиков. Безотказны у него даже старые, повидавшие виды компрессоры, всегда они обеспечивают нужное для работы давление. В этой же смене трудится и совсем еще зеленая молодежь. Вот юная лаборантка Галя Решетникова. Не так давно сидела она за школьной партой, потом поступила было в контору, не понравилось, потянуло к чему-то более интересному, живому. Перешла в лабораторию и сразу полюбила новую работу. Сейчас это заботливая, уже много знающая лаборантка, рабочая смена охотно приняла ее в свою семью как равную. Девушка по совету коллектива поступила на заочный факультет политехнического института. Разные люди: и аппаратчица Антонина Павловна Пономарева, общественница, ныне депутат Дзержинского городского Совета, и старший аппаратчик Александр Склянин, рослый, широкий в плечах, добродушный — надежная опора во всех делах цеха. Разные... И в то же время поглядишь на любого из них, послушаешь разговоры, побываешь вместе и в цехе, и за проходной — что-то в них есть схожее, единое. Так нередко бывает в людных и ладных семьях: один, смотришь, чернявый, медлительный, другой быстрый, голубоглазый — в мать, третий — совсем другой. Но у всех — в манере ли поведения, в обычаях, в умении понимать друг друга с полуслова — одно. Впрочем, и этот маленький, коллектив, тоже, вроде, одна семья. Не по -родству крови, а по своим думам, помыслам, по единству труда и цели... Коммунистическое звание... По-разному еще порой понимают его люди. А здесь судят так: пусть труд, отличный, творческий, будет для тебя главным содержанием жизни. Не обузой, а радостью, гордостью. Тогда и жизнь станет краше, и дружба крепче, и мысли, поступки честнее, разумнее... Лето, особенно жаркое,— самая нелегкая пора для работы: выше температура, труднее уложиться в нормы расхода сырья, избежать потерь аммиачной воды, кислоты, купоросного масла.
В такие дни туго приходится и аппаратчикам, и машинисту Малову, и начальнику смены: только и следи неотрывно за температурой, за тем, чтобы не пропало где-то народное добро понапрасну, не ушло в стоки. А тут еще в самую жару, в июле, как нарочно, пошли перебои со снабжением сырьем — то бисульфитных щелоков не хватало, то купоросного масла. Смонтировали новую промывную башню взамен холодильника — и ее заново надо было осваивать... Цех лихорадило, во многих сменах росли перерасходы, по всем швам трещал план. Люди не отходили от приборов, то и дело производили анализы. Федор Иванович Малов со своим помощником с ног сбивались, чтобы не подвести товарищей. Внимательно следили за оборотами, за режимом. В конце работы обычно все без зова собирались в комнате начальника смены, немногословно обсуждали итоги, советовались, что еще дополнительно предпринять. — Нынче ничего, справились,— устало говорила Гуськова — План есть, аммиачной воды немного сэкономили, нарушений технологического режима никто не допустил... Главное, глядите, чтобц на выхлоп газ не упустить... Понимаете, до конца месяца уже недалеко, надо выдержать. Обещали 100,5 процента плана и 108 рублей экономии на аммиаке и кислоте — значит надо сделать, несмотря ни на что... Никогда мы не были болтунами, неужели сейчас станем? — Нет, Степановна, не станем,— за всех сказала аппаратчица Урусова.— Федор Иванович, думаю, не подведет, а сами за себя мы вот с Елизаветой Андреевной, к примеру, головой ручаемся... Были бы только щелока...
— Будут,— коротко улыбаясь, завершила разговор Гуськова. ...А наутро все начиналось сначала. В отделе абсорбции Кузнецова еще тщательнее следила за дозировкой, проверяла расход аммиачной воды. Урусова в оба глаза смотрела за температурой, за подачей воды и на охлаждении, и на выходе из промывной башни. Склянин, этажом ниже, все чаще проверял, не завышена ли кислотность на разложении щелоков, то и дело производил анализы, теребил лаборанток. Малов, как всегда, не отходил от компрессоров. А сама Любовь Степановна, казалось, успевала одновременно бывать везде, где случалась хоть маленькая заминка. То спешила вместе с электриком к первому абсорберу, так как там вдруг обнаружились следы мышьяка в газе, то сама вставала за аппаратчицу в отделе разложения, чтобы убедиться, что все идет нормально, то бралась вместе со слесарем за окраску холодильника, то спешила в соседний цех, откуда подавали аммиачную воду, чтобы выяснить, почему вдруг чуть снизилась ее концентрация. Так, в трудах, в хлопотах, незаметно и этот трудный для цеха месяц подошел к концу. А когда экономист и технорук «подбили» окончательные итоги — снова оказалось, что лучше всех сложились дела в той же смене Гуськовой. В нелегких трудовых боях план был выполнен на 101,4 процента, сбережено при этом две с половиной тонны аммиачной воды. На химическом заводе особенно тщательно следят и за тем, насколько удается до предела сократить случаи нарушения технологического режима: здесь это — не только качество изделия, но часто и здоровье, и даже жизнь людей. И вот под градом трудностей этого тяжелого месяца в смене Гуськовой были допущены лишь два нарушения, значительно меньше, чем у других.
...Есть в цеху место, где всегда уютно и солнечно, где в переднем углу хранятся знамена, завоеванные коллективом в труде,— красный уголок. Сюда в свободную минуту охотно заходят люди и в одиночку, и группами. А теперь, в конце месяца, собрались все — обсудить итоги соревнования. Улыбаются, перешептываются в углу о чем-то своем принарядившиеся аппаратчицы. Затеяли спор о лучшем ремонте газового коллектора электрики и ремонтники. Но все стихло, когда поднялся с места секретарь парторганизации технорук Баклашов. Баклашов помолчал, глянул в тот угол комнаты где скромно сидели, как всегда вместе, люди, о которых он только что говорил, и вновь обратился к собранию: — Так вот, цеховой комитет и партбюро предлагают опять присудить первое место в соревновании смене Гуськовой... Каково ваше слово, друзья? Люди в ответ одобрительно заговорили, захлопали, все были согласны. С собрания Любовь Степановна шла домой одна. Добрые слова секретаря сегодня как-то по-особенному взволновали ее. Хорошо, тепло думалось о людях, о товарищах по смене. Радостно жить на свете, когда рядом с тобой, плечом к плечу, идут друзья, и их понимаешь с полуслова, и тебя понимают так же... Только вот, пожалуй, перехвалил нас секретарь, когда говорил о воспитании. Наш молодой слесарь Валерий Г. не может пока по-настоящему найти свое место в жизни, бывает, грубит товарищам, да и трудится часто с ленцой. Или помощник машиниста М. нет-нет да и напьется, жена жалуется... А кто за все это в ответе, кто должен направить этих людей на правильный путь? Под силу это только коллективу. В подобных делах ничего ты не сделаешь одна, хоть и назвали тебя сегодня хозяйкой цеха... «Хозяйка»,— усмехается про себя Гуськова,— а давно ли сама ты была такой же вот юной, как Валерий, и тоже подчас бродила, как в тумане, искала свою дорогу в жизни? И не тебе ли помогла найти ее сама жизнь и товарищи? И ей шаг за шагом припомнилось прошлое... Ласковой солнечной весной Люба успешно окончила восьмой класс школы. Будущее было ясным и светлым: еще два года в школе, а там и самостоятельная дорога в жизнь... Но через несколько недель после начала каникул пришла война. Заводы нуждались в пополнении, и девушку, вместе со многими другими, осенью призвали на учебу в ремесленное училище. Не одну рабочую специальность прошла молодая работница за годы войны на заводах родного города, когда наконец стала лаборанткой. Привыкла к работе, полюбила ее всем сердцем, нашла много верных друзей. Деятельную, общительную девушку не раз избирали комсомольским вожаком. Было нелегко жить, однако поступила в вечернюю школу и, не оставляя работы, окончила десять классов. Затем — годы в Дзержинском химическом техникуме. И вот — в руках заветный диплом техника-технолога, новая работа, теперь уже руководящая, ответственная. Шесть лет миновало, как она стала начальником этой смены в 52-м цехе. Шесть лет большого труда, тесной дружбы с людьми, общих успехов. Эти успехи наконец и увенчало звание коллектива коммунистического труда... — А теперь, Валерий, встань вот сюда, на середину, и посмотри всем нам в глаза,— закончив обычную утреннюю планерку, требовательно говорит Любовь Степановна молодому слесарю. Тот, не поднимая головы, переминается с ноги на ногу, медлит. Тогда вступает в разговор Федор Иванович Малов: — Встань, раз говорят! Это не начальник, это все товарищи твои требуют, которых ты подводишь... А выше коллектива начальника для тебя нет... Юноша, неуклюже переваливаясь, выходит на середину комнаты и угрюмо смотрит в пол. Вокруг, на стульях у стен люди — вся смена глядит на него и справа, и слева, и в затылок, будто насквозь просверливают. — Нагрубить пожилому человеку, механику, который тебе в отцы годится... Товарищу по общему делу... И за что? За то, что сказал, что ты плохо газодувки отремонтировал, холодными, казенными руками? Да разве же это не правда? Ну, скажи вот всем нам — правда или неправда? — Ну... извинюсь, раз такое дело... и все. — Нет, не все, дорогой мой,— взрывается, не вытерпев, аппаратчица Урусова.— Не все!.. Ты скажи нам — о чем думаешь, как собираешься дальше работать, жить?.. Ты посмотри вокруг — сидят простые, честные люди перед тобой, и каждый живет работой, потому что она — для народа, для его счастья. Ради нее, ради товарищей никто ничего не пожалеет, ничего, понял? Поэтому и высокое звание нам дали раньше других... А ты?.. Женщина от волнения обрывает свою речь и садится на место. Парень густо краснеет, долго-долго молчит... Видно, что ему тяжело. Молчат и остальные.
Валерий ждет самых суровых кар, но Гуськова, чутко улавливая общее настроение, неожиданно поднимается с места:
— Ну, ладно...- Тяжело и обидно это все... Пойдемте-ка, товарищи, к новой промывной, кое-что я забыла показать вам вчера... А ты подумай, Валерий. И если хоть немного дорожишь нашей дружбой и всем тем, что нам дорого... Но помни — и мы думаем... Люди, оживленно разговаривая уже совсем о другом, проходят мимо Валерия, будто сквозь пустое место... От этого парня еще более обдает жаром, на лбу выступает пот... Некоторое время он так и стоит один посреди комнаты, опустив голову... Великая сила — коллектив, особенно если действует не окриком, не выговорами, а вот так, добираясь до души, до самых затаенных струнок человеческого сознания... Трудно сказать — надолго ли и насколько всерьез, но заметно изменился после этого парень: старательнее стал в труде, мягче и уважительнее к людям. Так же смена взяла в оборот и помощника машиниста, склонного к выпивкам: не раз побывали у него дома, попытались увлечь человека книгами, старались обязательно взять его с собой, когда все вместе шли в кино, в театр... Что будет дальше, покажет жизнь. Но не может быть, чтобы и эти усилия не оставили в думах, поступках человека какого-то памятного следа... Впрочем, в этом коллективе умеют разговаривать с товарищем не только сурово и гневно, но и уважительно, сочувственно, а иногда, в зависимости от обстоятельств, и нежно. Способны от души прийти на помощь в беде, поздравить с удачей, дать добрый совет в любом, самом запутанном личном деле. Наконец стеной стать на защиту товарища, если тот кем-то несправедливо обижен. А ведь есть еще люди, которые воспитательную роль коллектива понимают слишком уж односторонне, примитивно— лишь как роль карателя, судьи, замечающего плохие поступки человека и равнодушно проходящего мимо хороших, мимо всего того, что его заботит или радует. Здесь не так. Заболей кто — и домой сходят не раз, не два, и путевки на лечение добьются, не отступят ни перед чьим служебным столом. Случись у кого материальная нужда — соберут и отдадут последние сбережения. А отличится кто в труде, общественной работе — подойдут и обязательно скажут громко, радостно: — Спасибо тебе, друг, от всех и за всех сразу... Дружба... Она живет и далеко за проходной завода. На семейном торжестве первыми гостями всегда — друзья по смене. А многие даже сообща выезжают в отпуск на отдых. Прошлым летом, например, вместе путешествовали по югу страны семьи аппаратчиц Кузнецовой и Пономаревой. Интересно, весело проводят свободное время члены этого небольшого коллектива. А придет рабочий час — ранним ли утром, когда над дальним лесом только поднимается солнце, или в глухую ночную пору, когда большинство людей спит,— лучшая смена 52-го цеха опять на своем посту. Встают у аппаратов Елизавета Андреевна Кузнецова и Антонина Павловна Пономарева. Весело посвистывая, шагая через две ступеньки, поднимается к знакомым колоннам Александр Склянин. Звенят пробирками в лаборатории Галя Савина и Галя Решетникова. Как на капитанский мостик, встает к рабочему столу Любовь Степановна Гуськова. Смена снова готова к труду, к заботам, к борьбе за новые тонны такой нужной стране продукции.
