Г. И. Долбилкин, С. А. Елизаров и др. "Приокские зарницы"
Очерки истории завода 1866-1966 гг.
Волго-Вятское книжное изд-во, Горький, 1972 г. OCR Biografia.Ru
История Кулебак — история развития металлургического завода, который давал работу местным жителям. Как чудовищный ненасытный Молох, он требовал притока свежих сил, и эти силы поставляло заводу обнищавшее население. Для них с заводом всегда были связаны надежды на кусок хлеба. По двенадцать—четырнадцать часов длился рабочий день на заводе. Большинство операций в основном производстве, не говоря уж о подсобном хозяйстве, выполнялись вручную. Рудокопы кайлом и лопатой по колено в воде долбили неподатливую руду. Дровосеки пилой да топором валили лес и разделывали его на дрова. На торфяных разработках от зари до зари копошились рабочие, атакуемые тучами комаров. Не каждый мог вынести этот каторжный труд. На добычу торфа обыкновенно вербовались жители Мордовии, которых загоняла на болота безысходная нужда. В Кулебаки тянулись разорившиеся крестьяне окрестных волостей. Здесь они надеялись получить работу, скопить немножко деньжонок и вернуться в деревню. Или заработать хоть на кусок хлеба. А на заводе металлургов изматывал нестерпимый зной летом и ледяные сквозняки зимой. Владельцы и правление завода не торопились создать хотя бы мало-мальски приемлемые условия для труда рабочих. Ведь это потребовало бы дополнительных расходов, отразилось бы на получаемых барышах. А при низкой заработной плате рабочих капиталисты наживали большие деньги. Так, за 1897 год прибыль составила 1 105 901 рубль, огромные деньги. Из этой прибыли выделяли: директору-распорядителю 55 295 рублей; акционерам 510 000 рублей; директорам правления 26 250 рублей. А рабочим, трудом которых приобреталась эта прибыль, ничего из нее не доставалось. Естественно, что хозяевам было выгодно развивать завод, и к 1900 году он был вторым по объему производимой продукции в Нижегородской губернии и уступал только Сормовскому. На заводе работало 4 доменные печи, 5 мартеновских печей, листопрокатный, бандажепрокатный, сортопрокатный, чугунолитейный и другие цехи. Как свидетельствуют материалы Центрального государственного исторического архива в Ленинграде (ЦГИАЛ), в 1908 году на заводе зарегистрировано 227 несчастных случаев. И это лишь по данным одной книги, а таких книг заводилось в течение года две-три. Да и они дают лишь приблизительную картину истинного положения дел, так как не все травмы и увечья регистрировались. Цеховые здания шатрового типа, без отопления, без вентиляции, закопченные стены и перекрытия, земляные полы, факельные светильники (палка с паклей на конце, смоченной в смоле и мазуте) — все это создавало угрюмую, безрадостную атмосферу придавленности. Шихту на колошники доменной печи рабочие завозили по эстакаде на ручных тележках. «На гасах» — так называли тогда газогенераторы. С чем связывали рабочие это название? Уж не потому ли «гасы», что они гасят жизнь рабочего человека? Люди задыхались в облаках газа, вручную загружая генераторы дровами. Вручную же производилась и заправка мартеновских печей, и завалка шихты. Каждый рабочий завалочной бригады в смену забрасывал в печь более трех тонн различных материалов. Для этого он подбегал к завалочному окну с увесистой лопатой в руках не меньше трехсот раз. И это — в нестерпимой жаре, когда, кажется, от бушующего в печи огня вот-вот вспыхнет одежда. Невероятная выносливость нужна была вальцовщикам. Подхватив крючком прокатываемую штуку, вальцовщик впритруску провожал ее по направлению движения до тех пор, пока огнедышащая полоса не выходила из прокатного стана. Затем так же впритруску бежал в обратную сторону. Двенадцать часов работы, более 20 верст марафона с тяжеленной штукой на прицепе.
Транспортировка горячих слитков от нагревательных печей к станкам, поковок, бандажей производилась на ручных тележках, в которые впрягались два-три человека. Холодные бандажи перекатывались тоже вручную. Для этого содержалась специальная артель каталей. Опасна и тяжела была их работа, редко кто избегал травм: то на руке отхватит пальцы «чертово колесо», то на ноге. А то и вовсе без ног оставит. Потом на помощь каталям пришел Антон — здоровенный рыжий жеребец, слепой на оба глаза. Нагрузят рабочие вагонетку на складе и кричат старшему:
— Давай Антона!
Антона впрягают, и он везет чугун на весы. Пока старший взвешивает, Антон стоит рядом с отцепленной постромкой и, опустив голову, дремлет. А то вдруг встряхивает хвостом, прогоняет полусонное оцепенение и уверенно направляется к конюшне.
— Куда ты! Стой!— кричат Антону.
Но на такое «деликатное» обращение он обычно не отзывается и продолжает степенно шагать к своей кормушке. И только после вторичного окрика, сдобренного соленым словечком, Антон останавливается. Его снова впрягают, и живая завалочная машина, тяжело всхрапывая, тащит вагонетку в цех, к печам. Вот такая «механизация» и призвана была облегчить тяжелый труд металлургов. А если человек раньше времени изнашивался, то его просто выставляли за ворота, как это случилось, например, в марте 1907 года с рудокопом Борисовым. В «дудке» на него обрушился десятипудовый ком руды. Заводской врач, осмотрев пострадавшего, нашел, что повреждение относится к разряду легких и что трудоспособность утрачена не более чем на три недели. Однако оптимистический диагноз не подтвердился — во втором свидетельстве тот же врач вынужден был признать: «Вследствие бывшего ушиба спины в области 10 и 15 позвонков образовалось искривление позвонка, делающего его неспособным к труду и ходьбе». Тем не менее врач решил, что осторожность никогда не может повредить, и в том же свидетельстве заявил, что трудоспособность потеряна лишь на 50 процентов. И это у человека, «неспособного к труду и ходьбе»! Поистине более верного стража хозяйских интересов и найти трудно. Но удивительное дело: вопреки всем лишениям, «свинцовым мерзостям жизни», в угрюмой и душной атмосфере дореволюционного завода ярко проявлялись народные дарования. Неисчерпаемый источник талантов рабочего люда, щедрого на выдумку и смекалку, питал своими соками кулебакских умельцев. По цвету пламени в печи, подвижности сливаемого с ложки на плиту металла, по снопу искр, по особым, одним им ведомым признакам определяли эти кудесники степень готовности металла и его качество. Вот подходит к сталевару мастер, бросает коротко обычное: «Как в печи?», на ходу вынимает рамку с синим стеклом и через «гляделку» в крышке завалочного окна осматривает печь. Посмотрев на часы, приказывает:
— Матвей, пробу!
Матвей проворно сушит и шлакует ложку, ловко погружает ее в раскаленную купель, берет порцию металла, деревянной лопаткой счищает шлак и тоненькой струйкой наливает огненную массу в стаканчик. Второй подручный, схватив клещами стаканчик, быстро бежит с ним к молоту и там, встряхнув красный кусочек металла, расковывает его в тонкую лепешку. Замачивает ее в воде, сушит, купая лепешку в песке, обтирает, затем дробит кувалдой. Разломав, бежит к печи. Даже не посмотрев на внешний вид пробы, на кристаллическую структуру изломов, мастер задает подручному один лаконичный вопрос:
— Сколько раз ударил?
— Два,— отвечает подручный.
— Крепкая... Давай, Матвей, руды.
Это значит: содержание углерода в ванне выше нормы и его надо окислить присадкой руды.
Удивительно, как безграмотный человек, не умевший порой расписаться, мог так мастерски варить сталь. Принесут ему, бывало, расходный документ на плавку и просят подписать. А он — принесшему:
— Читай, что написано...
После прочтения берет бумажку, перевертывает так, чтобы крупношрифтный заголовок сверху оказался, а внизу, на месте подписи мастера, ставит крестик.
Не думайте, что мастер этот — лицо, так сказать, символическое, обобщенное. Можно назвать конкретного человека. Был такой мастер — Иван Ильич Пименов. Как-то говорят ему в конторе:
— Иван Ильич, а ведь твоя фамилия для подписи простая: поставь несколько палочек кряду и сверху проведи черточку. Но зато в подсказках, как варить сталь, этот человек не нуждался. Отличную сталь варил этот кудесник.
