Г. И. Долбилкин, С. А. Елизаров и др. "Приокские зарницы"
Очерки истории завода 1866-1966 гг.
Волго-Вятское книжное изд-во, Горький, 1972 г. OCR Biografia.Ru
В музее Кулебакского металлургического завода хранится расчетная книжка № 160 на имя Утина Ивана, машиниста сталелитейного цеха. Небезынтересно познакомиться с ней современному читателю. В статье 105 Устава о промышленности, приведенного в книжке, в четвертом пункте записано: «Вследствие дерзости или дурного поведения рабочего, если оно угрожает имущественным интересам фабрики или личной безопасности кого-либо из лиц фабричного управления, или наблюдающих за работами» человек подвергается увольнению. Об имущественных интересах рабочего люда и слова не сказано. Зато в случае побоев, телесных повреждений со стороны «лиц фабричного управления» рабочему предоставляется право уволиться! И опять — ни слова о «лицах фабричного управления», занимавшихся рукоприкладством! И еще одно извлечение из Правил внутреннего распорядка на Кулебакском горном заводе: «20) Ссоры, драки, брань, произношение неприличных слов, хотя бы и не с целью оскорбить кого-нибудь, а также пение песен (кроме «Дубинушки» и ей подобных)... воспрещается в заводской ограде».
Однако эта «высоконравственная» забота дискредитируется одним упоминанием о «Дубинушке» — спутнице обездоленных, угнетенных, делающих непосильную работу. Ну а что касается «безнравственных» революционных песен, то понятно, почему они попали в разряд неугодных. Ведь это песни-знамена, песни-призывы к борьбе за лучшую жизнь.
О материальном положении владельца книжки лучше всего говорит мартовская запись за 1899 год. Общий заработок Утина за март 54 рубля 40 копеек. С него удержали: 49 рублей 70 копеек (оставалось за рабочим 9,74 рубля; по счету общества потребителей — 37 рублей; за баню — 0,25; за храм — 1,08 рубля и т. п.). И получил Иван Утин чистыми деньгами на руки всего 4 рубля 70 копеек. Вот и крутись, как хочешь, вот и кормись, обувайся, одевайся.
— Э-эх, пропади она пропадом, эта потребиловка-грабиловка!— так примерно в дни получки срывали свою злость и обиду тысячи Утиных. Или шли в кабак — утопить горе в вине.
Но даже и скудную зарплату, добытую изнурительным трудом, рабочие приносили домой не полностью — их одолевали штрафы.
В Уставе о промышленности был специальный пункт о штрафах, где говорилось: В видах поддержания на фабриках должного порядка, заведовающим сими заведениями предоставляется налагать на рабочих собственною властью денежные взыскания: 1) за неисправную работу, 2) за прогул, 3) за нарушение порядка. Никакие взыскания не могут быть налагаемы по другим поводам». О ханжестве этих по форме демократических пунктов и говорить не приходится. Штрафы взимались по любому поводу и даже без повода. Тем более что подпункт третий («за нарушение порядка») давал возможность для очень широкого толкования. В конечном итоге им можно было обосновать любой штраф, любое взыскание. Особенно изощрялся в наложении штрафов мастер бандажного цеха Коломенский. Ветераны завода вспоминают: - Бывало, подходит он к рабочему, который чем-то не угодил ему, и говорит: «Сходи-ка, любезный, в контору и запиши себе за плохую работу 1 рубль штрафа». Но рабочий что-то замешкался и тотчас же не сумел исполнить приказ мастера. Приметит это Коломенский и идет в контору. «Записал Иванов себе рубль штрафу?» — спрашивает. Ему отвечают: «Нет, не было Иванова».— «Тогда запиши ему два рубля». И недаром штрафов боялись как огня. Трофим Белкин уронил однажды в вагранку бадью. За порчу заводского имущества грозило строгое наказание — штраф, увольнение. Опасаясь последствий, Белкин по лестнице стремянке спустился в вагранку, которая уже разжигалась. Противогазов тогда не было, и Трофим упал, отравившись газами. Его напарник Алексей Шиков полез спасать товарища и также погиб. В данном случае выражение «боялись как огня» будет даже неверным: люди не испугались горящей вагранки, а погибли из-за страха перед наказанием. Капиталисты, пользуясь бесправным положением рабочих, выдавали им нищенскую зарплату, заставляли работать в неблагоустроенных зданиях, не расходуя средств на отопление, вентиляцию, освещение, и получали ежегодно прибыль, непрерывно развивая завод. В 1896 году завод выставил на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде свою продукцию и за хорошее качество был награжден медалями. На Всемирной выставке в Париже завод показывал сортовой и листовой прокат, паровозные, вагонные и трамвайные бандажи, литье и поковки. Продукция завода была отмечена наградой. В 1900 году был установлен новый трехклетьевой стан для прокатки швеллеров, а уже в 1911 году этот стан был снесен и установлены среднесортный стан «500» и крупносортный стан «750». Администрация завода не могла пожаловаться на жизнь. 55 295 рублей получил за 1897 год директор-распорядител ь— примерно в 300 раз больше, чем квалифицированный рабочий. Не забывались при этом и высшие служащие — мастера, начальники цехов, табельщики. Они не знали нужды, которую испытывали рабочие люди. Даже возвратясь с завода домой в свою жалкую лачугу, металлурги не находили ни душевного успокоения, ни отдыха. Жилищ не хватало. Несколько семей обычно ютились в комнатке, снимаемой у частника. А где теснота — там и антисанитария, там и болезни. «Состояние санитарной части села Кулебак не может способствовать прекращению почти постоянно существующих там и усилившихся за последнее время эпидемических заболеваний как в селе, так и в заводском населении, живущем в заводских квартирах» — сообщал в 1894 году ардатовский исправник уездному земству. А бороться с болезнями было, по существу, некому. До революции при заводе была больница на 23 места и один врач. Да и тот, как показала история с покалеченным рудокопом, часто не столько пекся о здоровье рабочих, сколько охранял интересы владельцев завода. Лечение было платное, рецепт, например, стоил 5 копеек. Буквально во всем ощущалось социальное неравенство рабочих с власть имущими. В 1885 году в Кулебаках открылись две библиотеки. Одна из них — на бывшей Зеленой улице. Доступ в нее имела только администрация, рангом не ниже начальника цеха. Вторая библиотека предназначалась для низших служащих. Обе они одновременно служили клубами, но рабочие ни в один из них доступа не имели и только через окна, с улицы, могли наблюдать, как развлекаются их начальники. Двери кабаков широко были открыты для трудового люда да еще двери заводской церкви, построенной в 1897 тоду на отчисления из заработка рабочих. В кабаках металлургов отравляли физически, в церкви — духовно. Чтобы лучше представить картину того далекого прошлого, добавим, что в первой начальной школе, построенной в Кулебаках в 1877 году, обучались всего 115 мальчиков и 12 девочек.
В 1908 году, когда на заводе работали 4 тысячи рабочих, в Кулебаках были 2 начальные школы, и в них обучались всего 381 мальчики 113 девочек. В школах училось больше мальчиков, чем девочек, ибо женщина при царизме была подневольной и учеба для нее считалась излишней. Рабочих, имеющих четырехклассное образование, было очень мало, а получить знания самостоятельно было нелегко, книги выдавали в библиотеках-читальнях, (рабочим — из окошка), да и платить за это надо было немалые деньги — 3 рубля в год. Широко применялся труд мальчиков. Они работали рассыльными и поднимали вручную крышки нагревательных и мартеновских печей. Причем ученик, целый год работая на заводе, не получал ни гроша. И такая убогая у рабочих была жизнь, что даже уездный исправник в рапорте от 8 июня 1916 года на имя нижегородского губернатора вынужден был сообщить: «...представляя при сем данное мною полицейскому надзирателю 1-го участка села Кулебак 28 мая поручение за №618 о выяснении участников и агитаторов забастовочного движения среди рабочих Кулебакского завода, имевшее место вечером 18 мая, и ближайших причин, вызывавших ходатайство рабочих под угрозой приостановки работ об увеличении заработной платы, доношу Вашему Превосходительству, что непосредственной причиной забастовочного движения рабочих с вечера 18 мая была крайняя скудность заработной платы по некоторым цехам и недостаточная отзывчивость со стороны администрации завода к заявлению рабочих, что засвидетельствовано и бывшим на разборе претензии окружным инженером, ввиду чего я не нахожу основания ходатайствовать перед Вашим Превосходительством о наложении в административном порядке взысканий на кого-либо из перечисленных в прилагаемом списке рабочих...» Особенно жестоко и пренебрежительно обращались с рабочими иностранцы, которые занимали на заводе высшие должности, как и на других заводах России. Достаточно сказать, что с 1872 до 1874 года директором Кулебакского горного завода был поляк Рузецкий, с 1874 до 1885 года — поляк Труцковский, с 1885 до 1900-го — англичанин Рейнер, а с 1900 до 1903 года — немец Диттер. Естественно, что при директорах-поляках высшие должности на заводе занимали поляки, а при Диттере — немцы. Это были Новацкий, Буш, Тулонен.
