Краткие биографические сведения. В Московской медико-хирургической академии. Участие в Отечественной войне 1812—1814 годов. Начало научной деятельности. Борьба против низкопоклонства и слепого подражания.
Иустин Евдокимович Дядьковский родился 1 (12) июня 1784 года в селе Дядьково Рязанской губернии. Отец его был пономарь. Семья терпела острую нужду. Принятый на казенное содержание в Рязанскую духовную семинарию, И. Е. Дядьковский вскоре своими способностями обратил на себя внимание нескольких состоятельных лиц, которые предоставили средства для его обучения. «Без сего пособия,— писал много позднее известный физиолог И. Т. Глебов, — Дядьковский, несмотря на высокие дарования, остался бы навсегда в неизвестности». Это дало возможность Дядьковскому продолжить учение в философском классе семинарии.
В феврале 1809 года он был принят «казеннокоштным воспитанником по медицинской части» в Московскую медико-хирургическую академию и успешно закончил ее в конце марта 1812 года с серебряной медалью, получив звание лекаря. Московский университет и Медико-хирургическая академия имели в то время таких крупных ученых, как М. Я. Мудров, Е. О. Мухин, X. И. Лодер. Однако общий уровень преподавания был низок.
Дядьковский был незаурядным студентом. Еще в молодости он овладел латинским, греческим, французским, английским и немецким языками, а позднее, уже взрослым человеком, изучил также и итальянский. Большая, горячая любовь к науке, пытливый ум, не принимавший ничего на веру, отличали его уже в юношеские годы.
Неудовлетворенный изучением одних только фактов, к чему сводилось преподавание старой профессуры, состоявшей в значительной части из иностранцев, усиленно насаждавшихся в академии начальством, Дядьковскии стремился постигнуть причины и сущность явлений, что нередко приводило его к спорам с преподавателями. На способности И. Е. Дядьковского обратил внимание Ефрем Осипович Мухин. В начале 1812 года он совместно с адъюнктом Алексеем Черняевым подал в конференцию (Совет) академии рапорт, в котором указывал на отличные познания лекарей Ивана Болдырева, Матвея Вишнякова, Иустина Дядьковского, Алексея Ловецкого и «...великие способности их располагать свои мысли правильно и систематически объяснять оные довольно правильно», и рекомендовал оставить их в академии для подготовки к научной деятельности.
Таким образом перед Дядьковским и тремя другими лучшими выпускниками открывалась возможность остаться в академии. Однако руководители академии не решались ходатайствовать перед министром об их материальном обеспечении. Поэтому Дядьковскии должен был бы по установленному правительством правилу поступить на службу в военное ведомство лекарем. На этот раз выручил Е. О. Мухин, давший личные деньги на содержание молодых лекарей, стремившихся посвятить себя науке.
Так, с большими трудностями, преодолевая на каждом шагу препятствия, должен был прокладывать себе дорогу молодой русский ученый, выходец из неимущих низов.
8 июля 1812 года Дядьковскии был направлен академией для практических занятий в Московский военный госпиталь, помещавшийся в Лефортове. Однако Дядьковскому пришлось поработать там недолго.
Окончание академии совпало с началом суровых испытаний для России и самоотверженной борьбы русского народа за свою национальную независимость против нашествия иностранных полчищ, которых вел Наполеон. Дядьковский сразу же, в числе многих других русских интеллигентов, вступает в московское ополчение. «Движимый любовью к России, — писал он тогда, — хочу послужить, как истинный сын ее».
14 августа 1812 года Дядьковского прикомандировывают в качестве лекаря к Головинскому временному военному госпиталю в Москве. 31 августа 1812 года он вывозит из Москвы группу тяжело раненных офицеров в Рязань, где его оставляют для их лечения. Здесь он близко знакомится с многими офицерами действующей армии, подолгу беседует с ними. Изредка он посещает свою родную деревню, находившуюся в семи верстах от Рязани, и, будучи уже взрослым человеком, оценивает жизнь крепостной деревни.
10 января 1813 года Дядьковский был отозван в Москву и направлен в Верею, Московской губернии, для борьбы с вспыхнувшей эпидемией.
Имеются сведения о том, что в этот период И. Е. Дядьковский встречался с будущим декабристом и видным представителем русской материалистической философской мысли И. Д. Якушкиным и произвел на него большое впечатление своей смелой критикой существующих в России порядков.
Позднее И. Е. Дядьковский в этом духе высказывался по некоторым вопросам общественной жизни России даже открыто, в печати. Так, в 1833 году в речи на торжественном заседании Московского университета он, говоря о том, что выходцы из высшего сословия, занимающие руководящие посты в государстве, обучаются лишь светским манерам, заявил: «Вот, что хотелось бы мне спросить у этих так называемых воспитанных людей: кончивши упомянутые науки, чему они потом учатся? Совершенно ничему. Они уже готовятся занять должности. Почему это? Потому что танцуют? Потому, что играют на разных инстументах? Потому, что говорят на разных языках?».
В 1813 году «за ревностное содействие при прекращении болезней, свирепствовавших после нашествия неприятеля в Московской губернии», Дядьковский был представлен к награде, которая и была вручена ему, правда, много позже.
Однако по возвращении в академию, где был очень силен корпоративный дух иностранных профессоров, пользовавшихся особой поддержкой президента академии Виллие и противившихся привлечению новых людей, особенно русских, он долго не мог найти применения своим знаниям.
4 марта 1814 года Дядьковский вынужден обратиться в академию с прошением, в котором он писал: «Слишком два года протекло уже, как я удостоен почтенейшей конференциею зваяием лекаря и отличнейшего назначения с другими моими товарищами служить при академии, не имея, однако же, до сего времени никакой еще существенной должности, при которой я бы мог оправдать сие назначение, и иметь настоящее право пользоваться полученным мною ныне жалованием, осмелюсь утруждать почтенейшую конференцию, не соблаговолительно ли будет назначить меня репетитором по части ботанической».
В конце апреля 1814 года Дядьковского, наконец, назначили репетитором по ботанике и фармакологии, и только в последних числах мая 1817 года он был утвержден адъюнктом ботаники. Ботанику тогда читали известный исследователь русской флоры Адамс и профессор Миронович.
Как мы видим, продвижение Дядьковского в академии было довольно медленным, хотя уже в 1814 году им был сдан экзамен на звание доктора медицины, а в середине 1816 года он защитил докторскую диссертацию.
Вскоре после назначения адъюнктом, Дядьковский, в связи с болезнью профессора, самостоятельно читал с 23 июня по 26 июля 1817 года курс ботаники и с 27 июня по 1 ноября — курс фармакологии. В начале ноября 1817 года Дядьковский, по распоряжению конференции (Совета) академии, был перемещен на кафедру патологии и терапии.
Как отмечал К. В. Лебедев — один из ближайших учеников Дядьковского, хорошо знавший его — Дядьковский помимо медицины всегда глубоко интересовался зоологией, ботаникой и минералогией и, не ограничиваясь чтением книг, внимательно изучал представителей животного и растительного мира. Этот интерес к биологическим наукам Дядьковский сохранил на всю жизнь. По формулярному списку Дядьковского можно установить, например, что, будучи профессором по кафедре патологии и терапии, он в течение 1824/1825 учебного рода по поручению конференции академии «преподавал, сверх обыкновенной должности, полный курс ботаники и фармакологии». Интерес к естественной истории не пропал у него и после увольнения из академии и университета. Так, из письма Н. В. Станкевича к В. Г. Белинскому (30 мая 1835 года) мы узнаем, что Дядьковский, живя в Пятигорске, собирал, сохранял и коллекционировал местных насекомых и мелких животных.
С 1818 года Дядьковский начинает усиленно заниматься общей патологией, терапией и клиникой. Эти науки были представлены в академии англичанином Киром, одним из «трех Эдинбургцев, приехавших с Вилье искать счастья в России». Из архивных фондов мы узнаем, что уже в апреле 1818 года в связи с болезнью Кира Дядьковский заменял его и самостоятельно читал лекции студентам. В формулярном списке Дядьковского значится также, что он, по распоряжению конференции, сверх обыкновенной адъюнктской должности в течение 1822, 1823 и 1824 годов преподавал три полные курса общей патологии и терапии. 13 июня 1824 года Дядьковского утвердили экстраординарным, а 27 ноября 1826 года ординарным профессором патологии, терапии и терапевтической клиники. С августа 1826 по май 1833 года Дядьковский одновременно заведывал библиотекой академии. В этой работе ему помогал студент И. Т. Глебов, будущий крупный русский физиолог. Одним из результатов работы Дядьковского в библиотеке явился составленный им и выпущенный в 1827 году каталог библиотеки Московской медико-хирургической академии, о котором у нас еще будет итти речь.
Как только Дядьковский начал преподавать патологию и терапию, его слушатели сразу же оценили достоинства молодого ученого и убедились в ничтожестве Кира. «Обладая огромным запасом сведений, — отмечал Л. Ф. Змеев, — неотразимой логикой и почти даром красноречия, кроме того умением возбуждать к деятельности все окружающее, он стал светом, необходимым для всех, центром, около коего все двигалось и к коему все тяготело».
В. Н. Бензенгр, поступивший в академию в 1833 году, впоследствии вспоминая годы учения, писал: «Звездою Академии считался, и совершенно справедливо, Устин Евдокимович Дядьковский, читавший нам пропедевтику, как тогда она называлась, по-теперешнему же общую патологию. Роста выше среднего, довольно полный, на вид здоровый, но пожилой уже мужчина, с выкрашенными в какой-то не то рыжий, не то розовый цвет волосами, с очень большими, на выкате, черными выразительными глазами, с толстым круглым носом, с умным ртом, величаво входил в большую аудиторию Дядьковский в плаще или в шубе, садился на кресло, словно ими драпировался, и тихо, плавно начинал речь, которая непрерывно лилась полные два часа. Ни остановки, ни запинки, ни подыскивания слов, ни поправок — ничего подобного; истинное красноречие. Ни прежде, ни после я не слыхал ничего подобного в России».
Разночинец по происхождению, Дядьковский был близок и доступен студентам, был с ними прост, но не заискивал, относился к ним строго и требовательно. Все свидетельствует о том, что он был талантливым педагогом и смело применял в академии новые методы преподавания. Л. Ф. Змеев, основываясь на воспоминаниях студентов, писал, что «...он допускал на лекциях возражения и даже критику своих чтений, входил в спор, отстаивал свои мысли против дельных замечаний, но слабого противника ждала строгая и беспощадная филиппика».
В свои лекции И. Е. Дядьковский, как отмечал Л. Ф. Змеев, «кроме ясного изложения своего предмета ...вводил не только то, что плохо преподавалось с других кафедр, но и то, чего с них совсем не преподавалось» (там же). Не мудрено, что «студенты, — по свидетельству того же Змеева, — видели в Дядьковском единственного человека, к коему можно было обращаться для разрешения как ученых, так и материальных недоразумений, — поэтому к нему обращались все, и всем оказана радушная помощь» (там же).
Первый биограф И. Е. Дядьковского, его ученик и сотрудник, К. В. Лебедев в 1842 году, вскоре после смерти Дядьковского, когда еще были живы многие люди, близко знавшие Дядьковского, писал о нем: «Всегда радушный, всегда готовый на добрый совет, он принимал живейшее участие в студентах. В бытность свою инспектором, входя отечески в нужды их, он весьма много способствовал к их нравственному образованию. Этим участием, всегда правдивым, всегда откровенным, Дядьковский снискал себе вполне заслуженное уважение не только тех учащихся, кои были под его надзором, но и отдаленнейших курсов, даже до сего времени.
В беседе Дядьковский всегда был весел, разговорчив. Часто любил поспорить, особенно с людьми молодыми, любознательными, имея постоянную цель: представить предмет спора в настоящем свете и возбудить в молодом человеке умственную деятельность. По живости характера, твердости воли, по здравому, всегда обдуманному суждению, он в споре был настойчив; впрочем, всегда радовался, когда победа оставалась на стороне мыслящей молодости: видеть в учащихся развивающуюся умственную деятельность, способствовать к дальнейшему ее развитию и укреплению, было величайшим наслаждением в его жизни».
Многие слушатели и современники Дядьковского отмечали впоследствии, что студенты засиживались на его лекциях много часов кряду, значительно более отведенного на них времени, пропуская даже «казенный» обед — единственный возможный обед для очень многих!
Все это вызвало вскоре озлобление старой профессуры и особенно Кира, лекции которого студенты отказались посещать, и повело к грязным интригам и открытым выступлениям на протяжении ряда лет против Дядьковского — «деятельного, энергичного, с светлой головой, сильной логикой и с своими оригинальными взглядами на науку». Происки реакционной профессуры были поддержаны высшим академическим начальством, в частности ее президентом, жившим в Петербурге, баронетом Виллие, и принесли Дядьковскому много тяжелых переживаний.
Слепое подражание иностранным ученым было, по свидетельству его современников, не только чуждо Дядьковскому, но и вызывало у него глубокое негодование. С первых шагов его научных занятий он твердо придерживался правила, четко сформулированного им в 1836 году: «не признавать ничьего умоположения за истину, иначе как только убедившись в истинности его верностью и логического, и нравственного, и физического его употребления».
В своих работах Дядьковский призывал русских ученых к «благородной национальной гордости, той высокой патриотической любви», которые, как он писал, «животворят дух отечественных предприятий» и поэтому необходимы для расцвета науки и просвещения (там же). С негодованием писал он, «...что в особенности высшие сословия в России, от внимания и содействия которых преимущественно зависит развитие подобных предприятий, до того равнодушны к успехам отечественного просвещения и, наоборот, до того пристрастны ко всему иностранному...», до того «напитаны» «необыкновенным, невиданным доселе ни в каком благоустроенном государстве, духом космополитизма», что это подавляет «всякое соревнование к состязанию в просвещении с другими народами».
Дядьковский призывал ученых свергнуть с себя ярмо подражания и сделаться самобытными. В 1836 году он писал: «...свободный от всякого пристрастия к иностранной учености, столь часто логически нелепой, нравственно безобразной, физически негодной для употребления, вот 20 лет доказываю я, что русские врачи, при настоящих сведениях своих, полную имеют возможность свергнуть с себя ярмо подражания иностранным учителям и сделаться самобытными, и доказываю не словами только, но и самым делом...». В этих высказываниях Дядьковского отчетливо выражено умонастроение передовой русской интеллигенции, умонастроение, характерное для большинства декабристов.
Вместе с тем он веегда сохранял страстную непримиримость к схоластике, к слепой вере на слово, к тупому следованию обветшалым авторитетам. Все это способствовало не только глубокому овладению медициной и ее последними достижениями, но и созданию оригинальной системы взглядов на природу и ее закономерности.
