Ломоносовские Традиции русской науки по вопросу о методе научного исследования. Дядьковский о необходимости сочетания опытного исследования предметов и явлений с теоретическими обобщениями. Критика Дядьковским идеалистических учений о методе исследования природы.
Вопрос о методе научного исследования, изучения и познания явлений природы всегда глубоко интересовал передовых, русских ученых и занимал в их трудах крупное место. В этом сказалась характерная для передовых ученых России самостоятельность, смелость, решительность в поисках новых путей решения научных проблем и присущая им глубина теоретического обобщения эмпирического материала.
Передовым ученым России было чуждо скудоумное крохоборство, бессистемное коллекционирование отдельных фактов, когда исследование ведется с единственной целью к бесчисленному множеству фактов нивесть для чего прибавить еще один, — был чужд тот ползучий эмпиризм, в который выродился когда-то прогрессивный метод, предложенный английским философом-материалистом Бэконом.
Уже в первой половине XVIII века М. В. Ломоносов, впервые открывший закон сохранения, материи и энергии — основу материалистических воззрений — создатель точных методов исследования в химии, основоположник и теоретик опытного естествознания в России вместе с тем был противником голого эмпиризма и глубоко разрабатывал учение о методе познания природы.
«Один опыт,— писал Ломоносов, — я предпочитаю шестистам мнениям, рожденным единственно воображением». Но опыт сам по себе, без теоретического освещения, не имеет для него ценности. «Для чего столь многие учинены опыты в физике и химии? Для того ли только, чтобы, собрав великое множество разных вещей и материй в беспорядочную кучку, глядеть и удивляться их множеству, не размышляя о их расположении и приведении в порядок?». И он подает замечательные мысли о необходимости сочетания эксперимента и теоретического мышления, требует осмысленного философского обобщения добытых наукой фактов.
Касаясь химии, но в равной степени относя это ко всем наукам, Ломоносов писал: «Истинный химик должен быть теоретиком и практиком... Химик должен доказывать все, что приводится в химии (§ 9). Но то, что он доказывает, ему надо сперва познать, т. е. приобрести исторические сведения об изменениях смешанного тела, и, следовательно (§ 10), быть практиком. Это первое. Далее, он же должен уметь доказывать познанное, т. е. давать ему объяснение, что предполагает философское познание. Отсюда следует, что истинный химик должен быть и теоретиком (§ 11). Это второе... Истинный химик, следовательно, должен быть всегда философом».
Теоретическое богатство наследия М. В. Ломоносова прочло вошло в русскую науку, заложило основы ее материалистических традиций.
Проблема метода научного исследования нашла свою глубокую разработку также в трудах А. Н. Радищева, который в борьбе с массонским мистицизмом отстаивал опытное естествознание, действительное изучение реальных явлений, указывал на возможность и необходимость вскрытия причинных связей в природе.
Радищев доказывал, что мир материален, независим от воспринимающего его сознания, утверждал способность человека через эксперимент познать законы природы. «Человек имеет силу, — писал Радищев, — быть о вещах сведому. Следует, что он имеет силу познания, которая может существовать и тогда, когда человек не познает. Следует, что бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе». Он отмечает решающую роль опыта в познании природы, «...опыты суть основания всего естественного познания» (там же, стр. 50). В его высказываниях ярко подчеркивается первичность, приоритет опыта в познании. «Рассуждение есть ничто иное, — пишет он,— как прибавление к опытам, и в бытии вещей иначе нельзя удостовериться, как через опыт» (там же, стр. 60).
Однако в первой четверти XIX века в связи с широким проникновением в науку шеллингианской натурфилософии значительная часть ученых, подпавших под влияние идеалистических идей, отходит от опытного метода познания природы в сторону спекулятивных построений, попыток a priori выводить из «чистой» мысли «начала», на основе которых якобы только и можно познать природу.
Идея о роли опыта в познании подвергается яростным нападкам и полностью отвергается шеллингианцами.
Мы отметили уже, правда, очень бегло, основные черты шеллингианекого учения о познании. Отрицание возможности опытным путем приблизиться к познанию сущности вещей и явлений вытекало из отрицания ими материальности мира.
Шеллингаанская философия увлекала науку от познания действительного, реального мира, изучения реальных вещей и явлений на путь идеалистических спекуляций, лишала науку ее реальных объектов и делала ее бесплодной и, следовательно, никчемной, ненужной, бесполезной для человека. В этом одно из проявлений антидемократической сущности идеалистического направления философской мысли.
В медицине, вместо изучения анатомии и физиологии человека, вместо изучения течения патологических процессов, их причин и методов лечения пропагандируются магнетизм, шарлатанские измышления австрийского врача Антона Месмера, мистика, алхимия, витализм. В России такое отношение к опыту находит себе горячего сторонника и пропагандиста в лице Д. М. Велланского.
Таким образом нетрудно видеть, что в России начала XIX. века, в связи с распространением шеллингианства, борьба за экспериментальный метод в науке разгорается с новой силой,, приобретает чрезвычайно важное значение и на этом новом этапе играет не меньшую роль для науки, чем во времена Бэкона.
Какое же место занял в этой борьбе И. Е. Дядьковский? Как уже было отмечено, Дядьковский еще в 1816 году, в тесной связи с его борьбой против витализма, выдвигал опыт как решающий критерий в деле проверки научной теория и считал, что теория, противоречащая опыту, должна быть отвергнута.
По свидетельству К. В. Лебедева, Дядьковский «...ученикам своим всегда советовал учиться более из природы, а не из книг», «Дядьковский считал истинным знанием только то, которое основано на опыте...». То же самое отмечал и известный физиолог И. Т. Глебов в своей краткой биографии Дядьковского.
Следует подчеркнуть значение прямого выступления И. Е. Дядьковского против Шеллинга и его сторонников по вопросу о методе. В программе своего лекционного курса в академии на 1826/1827 год он писал: «Учение трансцендентальное Шеллинга и его последователей... Здесь взаимное несогласие писателей в понятиях; общая им произвольность и [слово неразборчиво] странность в оных; совершенная бесполезность сих понятий в деле практическом; отвлечение врача от опытного, необходимо для него нужного познания природы, и приучивание рассудка увлекаться воображением и ложным умозаключением; делают его (учение.— С. М.) не токмо бесполезным, но и вредным».
Значение этого документа тем важнее, что его характер (программа) позволяет с полным основанием полагать, что в своих лекциях Дядьковский значительно подробнее развернул и обосновал высказанные здесь мысли, а это не могло не сказаться на развитии взглядов его многочисленных слушателей будущих русских биологов и врачей.
Вместе с тем Дядьковский, отвергая извращенное, идеалистическое представление шеллингианцев о природе, сумел вычленить из натурфилософии крупицу рационального.
В упомянутой программе он писал: «Между тем учение сие принесло также в область естественных наук и свою пользу, показав, хотя и в ложном виде, испытателям природы [слово неразборчиво] однородность оной и непрерывную одинаковость законов, по которым она действует» (там же).
Отстаивая опытное исследование предметов, явлений и процессов, Дядьковский отнюдь не был эмпириком. «Ни рационализм, ни эмпиризм, отдельно взятые, не доводят до истины — было всегдашним его убеждением», — писал К. В. Лебедев.
Дядьковский считал, что научное познание должно итти через органическое сочетание опытного исследования и теоретического обобщения добытых фактов в свете материалистических представлений о природе. «Однобокий рационализм, — писал он, — не лучше самого дурного эмпиризма, и, следовательно, в равной с ним мере должен подлежать прещению». Мысли Дядьковского о путях научного исследования отчетливо указывают на то, что ломоносовская традиция продолжала жить в русской науке начала XIX века. Был ли знаком Дядьковский с гениальными естественно-научными трудами M. В. Ломоносова? Мы, к сожалению, не располагаем об этом никакими данными. Однако, если учесть, что из тех профессоров, которые (как мы указывали в начале нашей работы) в 20—30-е годы XIX века писали о научных трудах М. В. Ломоносова, большинство было личными друзьями Дядьковского или его близкими знакомыми, как, например, А. Л. Ловецкий, с которым Дядьковский три года проучился вместе в академии, а затем вместе работал, М. А. Максимович, с которым он был близок еще с 1826 года, то нельзя допустить, что Дядьковский не учитывал научных трудов М. В. Ломоносова.
Однако как бы мы высоко ни оценивали заслуги И. Е. Дядьковского в области проведения материалистического взгляда на роль опыта, эксперимента в познании природы, нельзя не заметить, что в этом вопросе он не сумел преодолеть наследия периода господства метафизического мировоззрения в естествознании.
Крупный шаг в этом направлении несколько позднее, уже после смерти Дядьковского, сделал К. Ф. Рулье, который одним из первых среди русских биологов в решение вопроса о методе научного познания сознательно вводит, как необходимый элемент метода исследования, учет исторического развития тел и явлений природы.
«Научный путь, — писал К. Ф. Рулье, — есть опытное исследование предмета или явления, в его последовательном развитии, не как уединенного, оторванного, но как необходимо связанного с другими, относительно внешними явлениями». Эту мысль К. Ф. Рулье проводил последовательно в своих, работах, начиная с 1841 года, что дает полное право считать его одним из основоположников исторического метода в биологии. Но и ему было не под силу создание подлинного научного метода познания природы. И только А. И. Герцен в своих «Письмах об изучении природы» (1845—1846) «вплотную подошел к диалектическому материализму», а вместе с тем и к решению проблемы о методе познания природы.
Все это, конечно, ни в коей мере не умаляет заслуг И. Е. Дядьковского в борьбе за материалистическую науку в России против идеализма по вопросу о роли опыта в научном исследовании.
Следует лишь добавить, что в борьбе против идеализма по вопросу о роли опыта в познании явлений природы Дядьковский был отнюдь не одинок.
В 1836 году, одновременно с книгой Велланского «Основное начертание общей и частной физиологии» вышел учебник физиологии профессора медицинского факультета Московского университета, крупного физиолога, автора «Трактата о переливании крови» и работ по изучению действия наркоза Алексея Матвеевича Филомафитского (1807—1849).
В полную противоположность Велланскому А. М. Филомафитский писал: «Есть два способа исследования жизненных явлений — один умозрительный, другой — опытный, в первом начинают исследования с общего и, анализируя его, мало-помалу доходят до частного, во втором, наоборот, начиная с частностей, доходят до целого. Первому следуют так называемые натурфилософы, отвергающие всякий опыт и наблюдение, старающиеся подвести все явления под одно начало, их остроумием выдуманное. Natura construi debet, — они говорят и, увлекаясь более игрою воображения и остроумия, нежели истиною, они часто вопреки очевидному опыту и наблюдению стараются изъяснить явления по своим началам. Правда, много привлекательной поэзии содержит в себе этот способ исследования; но он для начинающих более вреда, нежели пользы, принести может тем: во 1), что приучая их к отвлеченному воззрению на вещи, унижает в глазах их достоинство опыта и наблюдения беспристрастного; 2) представляя доказательства, на одном умозрении основанные, притупляет чувство здравой критики, требующей в естественных предметах доказательств положительных с опытом согласных; 3) порождает системы и теории, находящиеся часто в противоречии с опытом и наблюдением. Я говорю здесь о натурфилософии относительно физиологии и медицины. Другой способ исследования жизненных явлений есть опытный; здесь естествоиспытатель, руководствуясь наблюдением и опытом, старается все жизненные явления исследовать порознь; наблюдает оные в различное время, при различных обстоятельствах, этого мало: он подвергает их опыту, при котором выбирает нужные и различные условия, и чрез повторение оного, наконец, уверяется в том, что было существенное, постоянное и что случайное в исследоваемом им явлении».
И далее А. М. Филомафитский еще с большей определенностью заявляет, что «...если мы хотим получить какое-либо понятие о жизни, а не довольствоваться одними мнениями, предположениями, игрой воображения, то один только путь может нас привести к этой цели, — путь опыта и наблюдения» (там же, стр. 19).
Характерно, что ни в этой книге, ни в ее следующем издании (1842), предлагая довольно подробный список сочинений по физиологии, А. М. Филомафитский не упоминает о Велланском, которого он, конечно, хорошо знал. Не было ли это не чем иным, как отказом признать произведения Велланского научными? Эти факты, число которых может быть значительно увеличено, убедительно показывают, что 20-е и 30-е годы в истории русского естествознания были насыщены борьбой передовых ученых против проникновения в науку шеллингианства и идеализма вообще, напряженными поисками научного метода в естествознании, серьезными попытками создания материалистической системы взглядов на природу. Труды и деятельность передовых естествоиспытателей этого периода были солидной подготовкой для формирования русской классической материалистической философии, явившейся высшим этапом развития философской мысли в домарксовский период.
