Первой опубликованной работой В. Л. Комарова если не считать сжатой заметки о поездке в Туркестан и Закаспийскую область («Изв. Русск. геогр. об-ва», СПб., 1893, т. XXIX, вып. 5, отд. Мелкие известия, стр. 463—464), является его статья «Краткий очерк растительности горного Зеравшана» («Тр. СПб. об-ва естественен.», 1893, т. XXIII, отд. ботанпки, стр. 174—189). В ней В. Л. Комаров впервые дал для бассейна р. Зеравшан схему вертикальных поясов, или этажей, растительности, разработанную с необычайной детальностью и распространенную позднее вообще на горные системы южных дуг Тянь-шаня, называемых в настоящее время Памиро-Алаем.
Снизу вверх он различает следующие пять поясов. До 600 м абс. выс. простирается арало-каспийский (или пустынный) пояс, название которого автор заимствовал из несколько ранее (1888) вышедшей работы А. Н. Краснова, посвященной Тянь-шаню. Растительность этого пояса составлена солянками, кермеком (Statice) и другими ксерофитами и галофитами.
От 600 до 1900 м абс. вые. располагается пояс предгорий (или культурно-степной). Это наиболее теплый и плодородный район с вегетацией от 7 до 10 месяцев, в котором цветение отдельных растений начинается иногда в январе. В нем растут: абрикос, персик, вишня, черешня, яблоня, шелковица, грецкий орех, виноград, джида; здесь сеют бахчевые растения, хлопок ирис. Комаров описывает и отдельные группировки, складывающие растительность пояса: поемный лес с тополем — турангой и ивами, лиственный лес и южные кустарники: карагач, фисташку, миндаль колючий, шиповник и барбарис.
Еще выше, между 1900 и 2700 м, лежит лесной пояс, в котором автор прежде всего констатирует заросли двух можжевельников древовидной формы и лишь ниже их отмечает наличие кленовых лесков. Здесь же, особенно в верховье р. Искандер, наблюдается и березовый лес. Все эти группировки несут ксерофитный травянистый покров, и только на верхнем Ягнобе характерны более северные или высокогорные формы: рябина, ивы; встречаются склоны, одетые огромным зонтичным — прангосом.
Наконец, выше 2700 м простерся альпийский пояс, состоящий из низкотравных альпийских лугов, сухих лужков на склонах и особой разнотравной и богатой нагорной «прерии», образующейся при наилучшем орошении. Несомненно, что на применении В. Л. Комаровым в данном случае термина «прерии» также сказалось влияние упомянутой работы А. Н. Краснова.
Над альпийским поясом начинаются розовые поля снеговой водоросли (Haematococcus), а на высоте около 3600 м — одни лишайники. Субальпийского пояса В. Л. Комаров в этих горах не различает.
В заключительных выводах он сравнивает горы Зеравшана с Тянь-шанем, от которого они отличаются отсутствием ели, и с горами Ирана, в которых нет березовых лесов, свойственных Зеравшану, и слабее выражен альпийский пояс. Таким образом, Зеравшан занимает как бы середину между ними.
По мнению П. Н. Овчинникова, установленные В. Л. Комаровым поясы, «несмотря на краткость характеристик, гораздо точнее и лучше отражают закономерности распределения растительности, чем поясы ряда позднейших авторов. Самая схема поясов, несмотря на почти 50-летнюю давность, сохранила полностью свое значение и по сие время».
Следующая работа, относящаяся к этому путешествию, может быть охарактеризована как один из образцов универсальности В. Л. Комарова. Занимаясь по преимуществу цветковыми растениями, он в этой статье временно отступил от своего излюбленного класса и занялся изучением паразитных грибов горного Зеравшана («Ботан. записки, изд. при Ботан. саде СПб. ун-та», 1895, т. IV, вып. 2, стр. 233—278). В этом,— если не считать естественного желания любознательного молодого ученого познакомиться с совершенно новым объектом исследования и испытать на нем свои силы,— повидимому, сыграло роль влияние проф. Гоби, быть может пытавшегося увлечь Комарова своей специальностью — микологией. По крайней мере в конце статьи В. Л. Комаров выражает «глубочайшую признательность проф. X. Я. Гоби, инициативе которого принадлежит и самое возникновение
предлагаемой работы». Если сопоставить с этим награждение работы золотой университетской медалью, что, конечно, могло произойти только по представлению профессора, то картина попытки превращения Комарова в миколога делается достаточно
ясной...
Несомненно, однако, что X. Я. Гоби был прав, дав высокую оценку работе Владимира Леонтьевича. Это была студенческая работа, и притом первая у ее автора, касавшаяся низших растений. Вместе с тем уже следующее простое сопоставление цифр достаточно свидетельствует о ее большом научном значении. До этой работы для всей огромной территории Средней Азии было известно всего 38 форм грибов; в ней же приводится 106, из которых 16 форм совершенно новых, впервые описанных Комаровым.
Однако не меньшее значение имеет богатство этой работы как фактическим материалом, так и глубокими теоретическими выводами. В ее вводной части В. Л. Комаров, смело наметив некоторые общие закономерности распределения микофлоры, приходит к ряду интереснейших выводов. Он утверждает, что «наиболее благоприятные для развития паразитных грибов условия дают оба пояса распространения древесных пород», т. е. поясы широколиственных деревьев и хвойных (можжевельников), причем объясняет это более влажным климатом этих поясов, более богатым составом питающих растений, а также отсутствием «тех стеснительных условий для вегетации, какие свойственны суровому климату альпийских вершин». В дальнейшем изложении эта работа подвергает проверке закон П. Магнуса, согласно которому формы грибов с более полным циклом плодоношений должны держаться в нижних поясах, ибо требуют более продолжительного вегетационного периода; формы же с меньшим или неполным цик лом плодоношенпй поднимаются выше, так как в периоде более короткой вегетации, при холоде и других неблагоприятных условиях преобладают формы с одним только осенним плодоношением и спорами, приспособленными для перезимовки. Подтверждая вторую часть закона, касающуюся неполно-циклых грибов, В. Л. находит, что в отношении форм с полным циклом вопрос обстоит несколько сложнее. Он отмечает, что, по его наблюдениям, «число их, наоборот, все возрастает с возрастанием абсолютной высоты над уровнем моря и удаления от предгорий, чтобы совершенно исчезнуть в альпийской зоне. Значит, не только холодный климат и короткий период вегетации альпийского пояса, но и сухой нагретый воздух низменности неблагоприятен для их развития, а условия влажности важнее условий тепла».
То, что в этом распределении грибов следует видеть прямое и непосредственное влияние климата, а не косвенную зависимость от распределения питающих растений, Комаров доказывает наглядными примерами. На листьях двух родов губоцветных (Phlomis, Eremostachys) им были найдены эцидии гриба Puccinia phlomidis. Однако этот гриб встречался только в нижних поясах — степей и широколиственных деревьев, тогда как представители обоих родов хозяев пышно развиты и встречаются чуть ли не до верхней границы цветковой растительности. Наоборот, грибы Puccinia monticola и P. conglomerata свойственны главным образом субальпийскому поясу, хотя их хозяева (питающие виды) опускаются в пояс широколиственных деревьев.
