25 августа по Ихе-огуяу спустились в Нилову пустынь, тем самым замкнув кольцо Косогольского маршрута. Здесь отдохнули, сделали некоторые дополнительные наблюдения и 29 августа выехали в Шимки. 31 августа возвратились в Тунку, где пробыли до 3 сентября, разбирая и упаковывая коллекции. 5 сентября выехали в Иркутск, куда благополучно прибыли 8 сентября.
В заключение своего обстоятельного и подробного отчета В. Л. Комаров приводит список определенных им во время этой экспедиции высот, сравнивая их повсюду, где есть возможность, с ранее определенными, а также делает общий гипсометрический обзор пройденной местности. Затем он приводит данные о климате и дает перечень всех метеорологических наблюдений. Однако наибольший интерес представляет последняя (десятая) глава отчета, посвященная общим выводам.
Выводы эти, как всегда у В. Л. Комарова, отличаются универсальностью. Так, опи начинаются не с ботанических, а с чисто географических сведений. Он напоминает, что при чтении отчетов предшествующих исследователей обычно возникает вопрос о наличии в восточных Саянах следов значительного древнего оледенения. Следы эти, констатированные впервые Н. Меглицким и А. Чекановским, а затем наблюдавшиеся известным географом и революционером П. А. Кропоткиным, были незначительны. В связи с этим другой исследователь Сибири, геолог И. Черский, совершенно их отрицал. Больше того, в связи с критическими соображениями И. Черского, опиравшегося на теоретические доводы величайшего русского климатолога А. И. Воейкова, стали считать доказанным полное отсутствие ледникового периода в Сибири, причем факты, приведенные П. А. Кропоткиным, начали объяснять действием атмосферной влаги, текучей воды и речною льда.
В. Л. Комаров видит причину таких разногласий в том, что перечисленные исследователи ничего не говорят о моренах, т. е. об основной особенности ледникового рельефа, а останавливаются только на форме «бараньих лбов» и следах ледниковой шлифовки. Он объясняет это тем, что, имея хорошую теоретическую подготовку, они, однако, не посещали стран с современными хорошо развитыми ледниками.
Тщательно выписав немногие, достаточно робкие высказывания своих предшественников, В. Л. Комаров подробно и последовательно приводит собственные наблюдения, касающиеся ясных и многочисленных следов древнего оледенения. Он делает это так точно и уверенно, что много лет спуотя академик В. А. Обручев (Признаки ледникового периода в Северной и Центральной Азии. «Бюлл. Ком. по изуч. четверг, периода», 1931, № 3, стр. 43-120) для доказательства наличия оледе нений в восточных Саянах прямо цитирует эти наблюдения. Заканчивая эту часть общих выводов, В. Л. Комаров пишет: «Резюмируя все сказанное, думаю, что у Мунку-сардыка мы имеем ясные следы чрезвычайно сильной ледниковой деятельности, что все пространство, от северного берега Косогола до горы Алибера и от Гарганского перевала до среднего течения Ихе-огуна, а может быть и до Турана, должно было некогда представлять почти сплошное оледенение». И дальше: «Всю эту площадь оледенения я предложил бы назвать Нуху-дабанской, по имени центральной части ее, где покров был, вероятно, особенно мощным».
Как отмечает далее В. Л. Комаров, с вопросом об оледенении до известной степени связан вопрос об образовании и усыханпи озер. Рассматривая его, В. Л. Комаров находит необходимым различать два периода: древний, вероятно послеледниковый, и современный. К трем древним усохшим озерным бассейнам он считает целесообразным прибавить совершенно несомненный Ихе-огунский, им открытый и наблюдавшийся. Что же касается современного усыхания озер, в частности Косогола, то здесь полной уверенности у него нет; описывая террасы на берегах Косогола, он с большой осторожностью замечает, что «они остаются крупным фактом в пользу мнения Л. А. Ячевского», говорившего о быстром усыхании Косогольской впадины.
Третий географический вопрос, рассмотренный в общих выводах отчета В. Л. Комарова, это вопрос о распределении изверженных пород пузыристого строения. Не сомневаясь в том, что это древние лавы, но указывая вместе с тем, что отыскивать центры их извержения - занятие бесполезное, В. Л. Комаров пишет: «Настоящие кратеры, если они и были, после того как побывали под ледниковым покровом и вынесли продолжительный денудационный период, вряд ли легко узнаваемы теперь. Косогол лежит на границе двух вулканических областей, разделенных древним кристаллическим массивом Мунку-сардыка и известняками к западу от него. И я думаю, что геологам нетрудно будет установить связь между гигантским провалом, заполненным водами озера, сдвигом, вызвавшим к жизни западно-косогольский хребет, почти перпендикулярный к системе ближайших складчатых гор, и мощными извержениями, которые дали начало покровам из пузыристых лав на востоке и северо-западе от озера».
Ботаническая часть общих выводов отчета В. Л. Комарова коротка, но чрезвычайно содержательна. Она начинается с отрицательного решения основного вопроса о простирании на запад маньчжурских растений. Автор пишет: «Далее интересен факт, что в восточной части Саян еще совершенно нет видов северной муссонной области, которые появляются уже на горах у восточного конца Байкала и в восточном Забайкалье. Это резко континентальная флора, и приокеанские формы как с запада, так и с востока не доходят до нее, оставляя полный простор для пришельцев с севера». Поэтому альпийская и субальпийская флора восточных Саян носит резко полярный характер. «Масса видов, или тождественных с полярными или замещающих по отношению к ним, почти совершенно не встречает себе соперников, вышедших из южных альпийских центров, несмотря на то, что горная система Монголии представляет удобные этапы для переселения на север растений Тибетско-Гималайской горной страны...»
«Выражаясь образно, мы говорим иногда, что сравнительное с Европой богатство приатлантической Северной Америки
третичными растительными типами объясняется тем, что в Европе ледниковый период, вызывая отступание названных растений на юг, как бы утопил их в Средиземном море, и они уже не вернулись на север с возвратом тепла, тогда как в Америке страна между Миссисипи и Атлантическим океаном была достаточным убежищем для теснимых холодом ледников растений, и потом они опять подвинулись на север. Применяя то же рассуждение к Саянам, мы можем сказать, что здесь ледниковый период совершенно уничтожил всю третичную флору и заселение освободившейся от ледников территории пошло исключительно на счет северных типов, выработавшихся в самый этот ледниковый период. Где еще такие растения, как Dry as octopetala, растут под 51° с. ш. на высоте всего 890 м (менее 3000 фут.)! Недаром и дикие северные олени - все еще главный промысловый зверь сойотов [монголов-урянхов]».
Наконец, характеризуя в общих выводах исследованный район с экономической стороны, В. Л. Комаров указывает, что Торская и Тункинская котловины являются хорошими хлебородными районами, хотя поля их уже несколько выпаханы. Так как весенние засухи, задерживая развитие хлебов, подводят их под уничтожающее действие осенних заморозков, необходимо, помимо внесения удобрения, ввести также поливку культур хотя бы в течение мая. Далее В. Л. Комаров указывает, что сколько-нибудь правильно организованное и развитое скотоводство, при использовании альпийских пастбищ, дало бы в Саянах не худшие результаты, чем в средней Европе или Туркестане. Он заканчивает свой экономический обзор выражением надежды, что «когда-нибудь и эта пустынная страна пойдет на пользу культурному человечеству».
Судьба ботанических коллекций саянского путешествия была следующая. В. Л. Комаров обработал весь собранный материал, но не опубликовал о нем какой-либо обширной сводки и даже самого списка растений. Только много позднее он описал по своим коллекциям несколько новых видов (Новые виды сибирской флоры. «Ботан. матер. Герб. Гл. ботан. сада», 1921, т. II, вып. 33-34, стр. 129-136), в том числе такой прекрасный вид, как мохнатый иркутский костер (Вrоmus irkntensis). Некоторые виды были описаны также другими лицами. Вообще же число новинок в этих сборах было невелико.
Если обратиться к преемственности, столь характерной для В. Л. Комарова, то следы саянского путешествия можно наблюдать и в последующих его работах. Так, в 1922 и 1924 гг. он включает характеристику Саян в очерки растительности Сибири (Краткий очерк растительности Сибири, 1922, стр.1-98, 1 л. карт. Пгр.; Растительность Сибири, 1924, стр. 1-32. Л.), а в 1928 г., в значительной степени по материалам своего саянского путешествия, составляет описание растительности Предбайкалья (Растительность Предбайкалья. «Зап. Одесск. об-ва естествоисп.», 1928, т. XLIV, стр. 123-154). Отметим также, что несколько (шесть) изящных высокогорных растений Саян, собранных В. Л. Комаровым в числе 50 гербарных листов каждый, были опубликованы с его критическими замечаниями в «Гербарии русской флоры», выпускавшемся Ботаническим музеем Академии Наук.
