«В конечном итоге,- пишет В. Л. Комаров,- мне представляется, что Nitraria - происхождения тропического и западного и проникла в Монголию через Арало-Каспийский бессейн по мере его усыхания. Австралийское же местообитание Nitraria объяснимо только при допущении той гипотезы, что это растение в своей истории связано с материком Гондвана, если, конечно, исключать, как я это делаю, элемент случайного». Любопытно и заключение В. Л. Комарова, что монгольская флора, за малыми исключениями, слагается не из циклов близких форм, а из далеких друг от друга ксерофилизованных представителей групп, образовавшихся за ее пределами. Поэтому, в противоположность Китаю, здесь ближайшие (а тем более исходные) к изучаемым монгольским видам формы надо искать вне Монголии. Наконец, в Китае наблюдается также наличие монгольских элементов флоры, и притом нисколько не меньшее, чем наличие китайских элементов в Монголии. Однако наиболее интересной как с методической стороны, так и по идейной глубине выводов является последняя, самая большая по объему и числу видов монография, посвященная роду Caragana. И она также имеет непосредственное отношение к флоре Монголии, ибо род Caragana был избран Владимиром Леонтьевичем в качестве примера такого рода, виды которого широко распространены в Монголии, но встречаются и в Китае. Род этот в описании В. Л. Комарова заключает 55 видов, из них 22 новых, сгруппированных в семь серий, или рядов, о которых автор делает следующее знаменательное примечание: «Не секции (sectiones), т. е. деление рода на основании небольшого числа более или менее удачно выбранных признаков, а ряды (series) близких генетических видов».
Общий ареал рода огромен. В. Л. Комаров характеризует его в следующих выражениях:
«Общая площадь, занятая родом Caragana, отличается сравнительно большою компактностью и непрерывным протяжением. Она близка к вытянутому овалу или, вернее, к неправильному треугольнику, основание которого обращено к Тихому океану, а вершина упирается в устье Дуная. Граница этой площади, достигая крайней западной точки близ Кагула (совпадает здесь с границею С. frutex С. Koch), идет затем на восток через южную часть Подольской губернии, подымается на левую сторону Днепра до Орловского уезда, пересекает Волгу в Жигулях (Симбирский уезд), достигает своей северной точки на Урале, в лесистых скалах близ Красно-уфимска, а в бассейне Оби - на Васыоганах (здесь С. arhorescens Lam.); по Енисею опускается всего на 100 верст ниже Красноярска (Шумиха, Арнелль), а по Лене (здесь С. jubata Poir.) заходит неожиданно в полярную зону, достигая почти устьев этой реки. На побережье Тихого океана северная граница, по имеющимся пока сведениям, находится близ Аяна. Восточная граница пересекает Амур у 137-го меридиана (здесь С. fruticosa Bess.) и верхнее течение Уссури у 135-го, захватывает Корею и Шантунгский полуостров (Чифу), а также морское побережье до устья Ян-тсе-кианга, после чего отклоняется к западу на провинции Шэньси и Сычуань, достигая крайней юго-восточной точки в Юннане. Южная граница идет на Сикким, Кашмир и северный Белуджистан. Западная от р. Куррэм в Афганистане на Гиссар и оттуда к горам Балханы, что у восточного берега Каспийского моря; далее за Кавказом захватывает небольшую часть турецкой Армении; из Предкавказья же, минуя Крым, направляется на Николаев, Одессу и Бессарабию до Кагула.
«Характерной чертой этого ареала является то обстоятельство, что значительная часть его приурочена к днищам третичных морей: Сарматского, Арало-Каспийского, Джунгарского и Хангая; другая же часть - к горным хребтам, окружающим эти днища».
Рассмотрим коротко общие выводы монографии, содержащие генетическую и ботанико-географическую характеристику рода Caragana.
Отмечая морфологическую близость рода Caragana к роду астрагалов (Astragalus), В. Л. Комаров полагает возможным считать Caragana родоначальником всей трибы Astragaleae, к которой она относится, в том числе и родоначальником рода Astragalus. Что же касается исходного вида или видов, наиболее близких к родоначальнику самого рода Caragana, то здесь он предлагает воспользоваться указаниями «чрезвычайно прославленной и знаменитой, постоянно читаемой, цитируемой и изучаемой, но удивительно редко применяемой к конкретным исследованиям в области систематики» книги - «Происхождение видов» Ч. Дарвина. Он указывает на четвертую главу этой книги, в которой говорится: «Чем ближе мы стоим к началу обособления данной систематической группы, тем формы, которые перед нами выражены, общее и неопределеннее, тем более расплывчаты характерные ее признаки, приближающиеся к признакам других соседних групп».
Основываясь на этом, В. Л. Комаров за исходный тип Caragana принимает вид С. Chamlagu Lam., обитающий в Китае. Последний как раз обладает рядом смешанных признаков: листьями, сначала пальчатыми, позднее, при разрастании черешка,- перистыми, а в общем существующими вместе, и иногда почти правильными (актиноморфными) цветками, приближающимися в этом случае к цветкам подсемейства цезальпиниевых, т. е. древнейшей группы из бобовых. Поэтому и центром происхождения рода следует считать восточную Азию - быть может, Маньчжурию, где С. Chamlagu также встречается нередко.
Рассматривая же современное географическое распространение видов Caragana, В. Л. Комаров находит, что они, воз-яикнув в меловом периоде или в начале третичного (эоцен) в Китае или, вернее, на Ангарском материке, с тех пор непрерывно и разными путями мигрируют (расселяются) к западу. Один путь шел по тому поясу гор, который оканчивается Куэн-лунем и подошва которого в те далекие времена омывалась Ханхайским и Цайдамским бассейнами и другими внутренними водами. Почти одновременно идет миграция на запад я по Саянско-Алтайскому нагорью вплоть до Джунгарского моря. Позднее (в конце третичного периода), когда отдельные вершины Гималаев слились в общий складчатый пояс, сомкнутый, кроме того, и с горами за Брамапутрой на востоке и с горами Афганистана, а через них и с горами Средней Азии на западе, открылся третий мост для миграции китайских расте ний на запад. Под влиянием этого толчка Caragana образовала новый, очень мощный центр эндемизма в зоне смыкания Гималаев с западными горами. Уже оттуда она, преобразившаяся, проникла обратно в наиболее ксерофильные горные долины западного Китая. В связи с этим В. Л. Комаров находит особую важность рода Caragana в том, что он позволяет различать первичные, вторичные и т. п. последовательные периоды видообразования, связывающиеся с определенными этапами миграций и центрами эндемизма.
Затем влияние ледникового периода вызвало образование альпийских форм и их широкое распространение. Наконец, последующее усыхание внутренних водных бассейнов, создав условия резкой ксерофитизации, дало толчок к новому, уже последнему периоду видообразования.
В. Л. Комаров допускает, что его выводы, основанные на изучении сравнительно небольшого и, быть может, нетипичного материала, могут встретить возражения. Поэтому он сравнивает их с выводами нескольких современных монографий: рода кленов {Acer), выполненной Ф. Паксом, родов голубого мака (Meconopsis) - А. Прэйном и барбариса (Berberis) - К. Шнейдером, и находит, что в ряде случаев они сходны с его выводами, но имеют гораздо более общий характер. Он считает необходимым выполнять непосредственную обработку более обширного фактического материала, что даст возможность выработать более конкретные и точные взгляды.
Рассмотренные работы В. Л. Комарова, посвященные флорам Монголии и Китая (такой порядок в заглавии был бы более правилен), можно оценивать как с более общей, так и с специально ботанической точки зрения.
Отметим прежде всего, что в этих работах В. Л. Комаров мастерски свел воедино и обобщил результаты более чем полувекового периода исследования Монголии, составил вполне современное, до сих пор не измененное районирование ее территории и наметил четкие и ясные задачи ее дальнейшего изучения. Этими работами он как бы подвел итоговую черту в ботанической географии и флористике Монголии. Поэтому с таким же основанием, как и в отношении ботанического исследования Маньчжурии, можно различать «докомаровский» и «комаровский» периоды ботанического исследования Монголии.
С точки зрения специально ботанической значение этих работ заключается в том, что в них получили выражение даль нейшая смелая разработка п дальнейшее поразительное углубление тех теоретических идей, которые В. Л. Комаров внес в русскую ботанику. Именно в этих работах впервые возникло и конкретно оформилось его учение о генетических видовых рядах (series) и их применении во флористических монографиях. Выше уже было приведено примечание, предшествующее обработке Caragana, выполненной им именно в форме этих рядов.
Эта идея, воспринятая множеством ботаников, - как непосредственными, так и более отдаленными учениками и последователями В. Л. Комарова,-нашла позднее блестящее воплощение в такой ответственной и сложной коллективной работе, как «Флора СССР». Однако о ней мы будем подробно говорить значительно ниже.
Для упомянутых работ В. Л. Комарова характерно также уверенное и умелое применение в конкретных целях изучения растений могучей эволюционной теории Ч. Дарвина. Комарова позднее нередко называли «дарвинистом в действии». С наибольшей ясностью это его качество впервые проявилось именно в монографии Caragana.
Необходимо также особо подчеркнуть, что в монографии Caragana выступает совершенно новая для русской флористики концепция: признание широкой миграционной способности растений, в противовес господствовавшему в европейских монографиях учению о реликтах. Различия своих взглядов с прежними В. Л. Комаров выражает следующим образом:
«Если обобщить реликтовую точку зрения в виде одного закона, то формулировка последнего будет такова. Современный
растительный мир в пределах бореальной зоны представляет собою остаток более полной, ярче развитой доледниковой флрры; отдельные реликтовые виды, пережившие ледниковый период, или получили в современную нам эпоху широкое распространение на равнинах, оставаясь при этом более или менее монотипными, или в горных странах дали отдельные циклы близких форм.
«Детализируя этот закон, мы должны при изучении отдельных систематических групп выделить прежде всего реликтовые формы - наследство третичной эпохи; затем установить, какие из этих форм только распространились более широко и какие стали центром новых групп, развивающихся в текущем геологическом периоде; наконец, выяснить те, влияния, которые действуют видообразующе в наше время».
В. Л. Комаров не считает, однако, возможным ограничп ваться только одной этой точкой зрения. Она учитывает лишь самую последнюю стадию процесса формирования современной флоры, и то лишь для стран с ясно выраженными следами ледникового периода. Между тем для Азии наличие последнего еще далеко не доказано; многие авторы считают, что здесь дело ограничилось только оледенением высот наиболее крупных горных систрм (Гималаи, Куэн-лунь, Алтай, Саяны), а это вряд ли могло уничтожать или сильно сдвигать к югу разные типично биреальные руды.
Таким образом, «миграционная точка зрения, выведенная мною,- пишет В. Л. Комаров,- особенно подробно на истории караган, не противоречит реликтовой, а включает ее в себя, как часть в целое. Она оживляет проблематическую историю современных растений до ясности непосредственно наблюдаемого процесса. Пусть останутся даже неопровергнутыми возражения против отдельных случаев, опирающиеся на возможность другого, параллельного принятому решения. Дело здесь не в деталях, достоверность которых установить фактически невозможно, а в том, чтобы вскрыть общий ход процесса видообразования и формирования современных флор в его целом для каждого конкретного случая».
Надо ли говорить, что и эта идея - широкого распространения миграций в растительном мире - послужила основой ряда дальнейших работ русских флористов. Достаточно взглянуть в обстоятельные монографии М, Г. Попова «Род deer и его виды», С. Ю. Липшица «Фрагменты к монографии рода Scorzonera» и т. п., чтобы понять, насколько глубоко вошли в сознанде современных систематиков и ботанико-географов динамические представления о расселении видов, впервые оформленные на русской почве В. Л. Комаровым.
