Прямой противоположностью этому взгляду на вид как абсолютную сущность и конкретное явление природы является признание его теоретическим построением или особым приемом номенклатуры, созданным только для удобства при описании растений и животных. На этой точке зрения стоял уже Ламарк, когда говорил, что между всеми видами наблюдаются постепенные переходы, резкие различия исчезают, и природа в качестве отличительных признаков представляет чаще всего ничтожные особенности.
В. Л. Комаров далее пишет: «Большинство натуралистов-систематиков считает, однако, и в наше время, что вид представляет собою настоящее явление природы. Не неподвижный факт, а именно явление, т. е. нечто развертывающееся, так сказать текущее мимо нас и понятное лишь постольку, поскольку мы принимаем во внимание, что охватить все явление невозможно, а исследуется лишь один из периодов в его развитии, случайно оказавшийся современным нам самим».
В связи с этим В. Л. Комаров, приведя цитаты из «Путешествия на Бигле» Н. Дарвина, доказывает, что последний ясно выражал ту мысль, что вид как таковой имеет свою историю, определенную жизнь, ее начало и конец. Отсюда нужно признать, что виды, как и особи, имеют свою молодость, зрелый возраст, когда они размножаются особенно интенсивно, и свою старость, когда они постепенно вымирают.
Далее В. Л. Комаров переходит к физиологической трактовке вида. Одновременно он указывает также, что у ряда полиморфных растений: ежевик, ястребинок, некоторых фиалок, среди культурных растений у тыкв, очень трудно найти принципиальные отличия между видом и разновидностью. Согласно концепции Линнея виды постоянны, а разновидности изменчивы, а по взглядам трансформистов как разновидности, так и юные виды и случайные отклонения все одинаково мало постоянны.
Физиологическая природа видов наблюдается у паразитических организмов, например ржавчинных грибов. У них часто морфологически виды неотличимы, но они обладают резко избирательной способностью и развиваются только на определенных хозяевах.
Как отмечает В. Л. Комаров, после переворота, произведенного учением Дарвина, совершенно уничтожившего представление о неизменяемости видов, понятие вида стало значительно менее определенным. Например, Р. Веттштейн говорит, что, в то время как более древние виды легко отличимы друг от друга, у более молодых эти отличия уже слабее, а у видов, только возникающих, они едва обозначены в их морфологических признаках. Возможность распознать характер этих разновременных ответвлений зависит прежде всего от субъективных взглядов наблюдателя, а потому и установление последней таксономической категории - вида - изменчиво во времени и не одинаково у различных исследователей.
В соответствии с этим В. Л. Комаров отмечает, что у разных исследователей виды отличаются друг от друга следующими особенностями:
1) внешностью (habitus, facies), слагающейся из совокупности морфологических и анатомических особенностей организма, его пигментов (окраски цветков) и т. п.;
2) физиологическим обособлением, охватывающим химизм и раздражимость организма;
3) биологическими свойствами, т. е. образом жизни, отношением к внешней среде, географическим распространением;
4) плодовитостью, стойкостью наследственных свойств и пр.;
5) историческими особенностями, определяемыми возрастом вида и ходом его развития.
В. Л. Комаров отмечает, что первоначально все внимание было сосредоточено на морфологических свойствах вида, и только впоследствии, медленно и постепенно, начали признаваться остальные. Но чисто морфологическая трактовка вида является абстракцией и легко приводит в живой природе к отрицанию самого вида. В основе же биологического и физиологического определения вида лежит понятие о племени, о разросшейся и установившейся расе или просто семье особей. Идея кровного родства вытесняет понятие морфологического сходства; в соответствии с этим вид, как единица племенная, делается объектом экспериментальных исследований и одновременно руководством при попытке восстановить историю жизни на земле, выраженную в непрерывной цепи бесчисленных изменчивых поколений.
Эта статья интересна.тем, что иллюстрирует модификацию определения вида у самого автора статьи. В то время как во
введении к «Флоре Маньчжурии» еще господствовала морфологическая концепция расы, в период 1911-1912 гг. выступает понятие племени, выраженное как во «Флоре полуострова Камчатки», так и в теоретической статье о видообразовании.
1908-1909 гг., годы путешествия В. Л. Комарова по Камчатке, в ботанических исследованиях России явились до некоторой степени знаменательными. Напуганное аграрными волнениями 1905-1907 гг. царское правительство решило по возможности освободить европейскую часть России от быстро революционизировавшихся малоземельных крестьян и значительно более активно, чем раньше, начало способствовать их переселению на далекие окраины Сибири и Средней Азии.
Как писал в 1912 и 1913 гг. В. И. Ленин, «...курский зубр Марков 2-ой,... с похвальною прямотою, заявил при обсуждении переселенческого вопроса в Думе: „Да, правительство должно разрешить аграрный вопрос именно переселением..."» (В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 74). «Помещики усматривали в этих переселениях, так сказать, приоткрытие клапана и „притупление" аграрных противоречий в центре России» (В. И. Ленин. Соч., т. 19, стр. 46). Однако в одной из следующих статей на эту тему В. И. Ленин говорит «...о полном крахе правительственной переселенческой политики» (там же, стр. 160). Недостаточное водоснабжение и орошение переселенческих участков, непривычные для переселенцев климатические условия, отсутствие путей, годных для колесного сообщения, ужасающая неустроенность быта, полное отсутствие действительной помощи поселенцам со стороны правительственных органов и т. д. способствовали массовому обратному переселению. Число обратных переселений с 4% в 1905 г. «чудовищно» (Ленин) увеличилось до 30 и 40% в 1910 г. и до 60% в 1911 г. В связи с этим В. И. Ленин писал: «Эта гигантская волна обратных переселенцев указывает на отчаянные бедствия, разорение и нищету крестьян, которые распродали все дома, чтобы уйти в Сибирь, а теперь вынуждены итти назад из Сибири, окончательно разоренными и обнищавшими» (там же, стр. 159-160). «Разоренные, обнищавшие, голодные массы... метнулись на переселение (1907-1909 гг.) и - дали, наконец, 60% обратных переселенцев, т. е. разорились и озлобились еще больше» (там же, стр. 69).
В 1908-1909 гг. царское правительство предавалось розовым надеждам на успех своей переселенческой политики. Для отыскания и исследования колонизационных земельных фондов было организовано так называемое Переселенческое управление, почвенные и ботанические экспедиции которого в небывалом доселе числе взялись за изучение всех наименее известных местностей Сибири и Туркестана. Экспедиции Переселенческого управления наряду с немногими крупными учеными включали, главным образом, начинающую молодежь. Однако, поскольку они проводились по тщательно разработанному плану, они явились школой, в которой постепенно подготовились значительные кадры квалифицированных научных работников. Многие из них здравствуют и по сие время. Из почвоведов достаточно назвать имена академиков Л. И. Прасолова и Б. Б. Полынова, а также члена-корреспондента Академии Наук КазССР А. И. Бессонова, а из ботаников - имена академика В. Н. Сукачева и профессоров М. М. Ильина, В. П. Дробова и многих других.
Результатом выполненных экспедициями Переселенческого управления исследований явилось научное изучение почти всех окраинных областей. Для этих исследований был характерен совершенно новый подход к природе: изучалась не столько флора, т. е. каталог, инвентарь видов, сколько растительность страны, т. е. естественные группировки., образуемые растениями, и распределение их по территории. Многочисленные томы подробных и тщательных отчетов экспедиций Переселенческого управления остаются нередко и до сих пор единственным фундаментом для знакомства с природой некоторых далеких окраин СССР. Менее заметны для неспециалистов, но, быть может, еще более ценны в научном отношении собранные этими экспедициями первоклассные коллекции почвенных образцов и засушенных растений, составляющие гордость музеев и хранилищ нашей страны.
В 1913 г. В. Л. Комарову пришлось поработать в одной из экспедиций Переселенческого управления. Ему, как лучшему знатоку Дальнего Востока, было предложено руководить экспедицией в Южно-Уссурийский край. Он принял предложение. В этой экспедиции его старшим помощником был его ученик Н. В. Шипчинский, а младшим - тоже его ученица А. А. Булавкина. Эта экспедиция описана В. Л. Комаровым в двух его работах. По существовавшему в Переселенческом управлении порядку отчетности В. Л. Комаровым сначала был представлен предварительный отчет (Приморская область. Южно-Уссурийский край (Ханкайская экспедиция). Предварит, отчет о ботан. исслед. в Сибири и Туркестане в 1913 г., 1914, стр. 137-155, 11 л. табл. и 1 л. карт), а позднее и вся работа (Типы растительности Южно-Уссурийского края. «Тр. почв.-ботан. экспед. по иссл. колониз. районов Азиатск. России. Ч. 2. Ботан. исслед. 1913 г.». Вып. 2, 1917,. стр. IV, 1-296, 18 л. табл. Изд. Переселенч. управл.).
Порядок и маршруты экспедиции описываются в этой последней работе В. Л. Комарова таким образом.
В половине мая все участники экспедиции собрались в г. Никольске-Уссурийском (ныне Ворошилов-Уссурийский), где было удобнее всего нанять рабочих, купить лошадей и наладить все снаряжение. Экспедиция была организована в составе трех самостоятельных отрядов, которые из Никольска разъехались по совершенно обособленным маршрутам - Н. В. Шипчинский, направлявшийся в западную часть края, наиболее населенную и обеспеченную проселочными дорогами, поехал на телегах; В. Л. Комаров, избравший горную страну, где дороги перемежались с тропами, снарядил для себя вьючных лошадей; А. А. Булавкина, которой предстояла исследовать острова и южную часть края, решила в своих переездах пользоваться местным транспортом.
