Из научных трудов, выполненных В. Л. Комаровым в 1937 г., следует прежде всего отметить опубликованную в тщательно отредактированном им седьмом томе «Флоры СССР» его обработку семейства кувшинковых (Nymphaeaceae). Помимо того, в 1937 г. были опубликованы обширная вводная статья В. Л. Комарова к «Происхождению видов» Ч. Дарвина (Теория Дарвина, возникновение и значение ее, в кн. Ч. Дарвин. Происхождение видов, 1937, стр. 5-27, Сельхозгиз), а также его вводная статья к первому тому Собрания сочинений К. А. Тимирязева (К. А. Тимирязев и некоторые теоретические вопросы биологии; К. А. Тимирязев и земледелие; К. А. Тимирязев как ученый и популяризатор науки; К. А. Тимирязев - наука - ученые; Наследство К. А. Тимирязева, в кн. К. А. Тимирязев. Соч., т. I, 1937, стр. 11-47, Сельхозгиз).
В статье В. Л. Комарова о К. А. Тимирязеве получило значительное отражение то обстоятельство, что он писал об ученом, крайне близком по темпераменту и восприятию жизни ему самому. Начиная статью, он говорит: «Когда пишешь о таком человеке, как Тимирязев, нельзя сохранить тон и стиль простого объективного изложения и комментирования его научных взглядов и открытий. Предисловие к сочинениям ученого всегда в какой-то мере должно следовать литературной манере и стилю этого ученого».
В. Л. Комаров чрезвычайно ценил в К. А. Тимирязеве его борьбу за дарвинизм. «Для Тимирязева,- пишет он,- чрезвычайно характерна широта мировоззрения. Он был подлинным борцом мировой науки. Ему больше чем кому бы то ни было претила затхлая атмосфера антидарвинизма. Жалкая провинциальная претенциозность Данилевского и Страхова полностью видна при простом сопоставлении их сочинений с работами Тимирязева... Тимирязев боролся как против отрыва науки от практики, так и против узко прикладного отношения к научному творчеству. Наука должна быть тесно связана с практикой, но нельзя требовать, чтобы каждый шаг в творчестве ученого был ответом на какую-то уже сформулированную практическую нужду. Против принижения теоретической мысли, против сведения научного творчества к простой рецептуре Тимирязев возражал самым решительным образом. В историко-научных исследованиях Тимирязев показал, как ученые, руководствуясь теоретическими интересами, дают ценные и важные для практики результаты и как часто принижение теоретического уровня рано или поздно уменьшает практическую ценность науки». В этих строках В. Л. Комаров изложил точку зрения К. А. Тимирязева, полностью совпадавшую с его собственной.
Оценивая значение К. А. Тимирязева, В. Л. Комаров пишет: «... Тимирязев сочетал в своих исследованиях экспериментально-физиологический и историко-биологический подход к явлениям жизни. Научное объяснение явлений жизни включает как специфические закономерности, открытые Дарвином, так и общие физико-химические закономерности, которые связывают живую природу с остальной вселенной. Наиболее общим законом вселенной является превращение и сохранение энергии. Отсюда - первостепенное принципиальное значение работ Тимирязева, связывающих дарвинизм с крупнейшими физико-химическими открытиями своего времени».
Далее Комаров пишет: «Мы видели также, что этот синтез связан с мировоззрением Тимирязева, с представлением об эксперименте и практике как критерии научной истины, с идеей непрерывного развития науки, с апологией физического единства сил природы, с отрицанием мистических «скрытых сил», с ненавистью ко всякой метафизике. Не трудно увидеть, что это связано с общественными идеями шестидесятников».
Следует упомянуть еще о произнесенном В. Л. Комаровым, повидимому в феврале 1937 г., вступительном слове на научном заседании, посвященном памяти Д. И. Менделеева («Усп. химии», 1937, т. VI, вып. 2. стр. 147-149). М. С. Шагинян в своей упомянутой выше книге в следующих выражениях рассказывает об этом выступлении В. Л. Комарова:
«В самом его начале он, улыбаясь, обращается к аудитории с предложением целую эпоху в науке назвать менделеевской и спрашивает: «Согласны, товарищи?» Аудитория отвечает на комаровскую улыбку, она уже согласна. Но речь, оказывается, идет не о том в науке, что навеки связано с именем Менделеева,- не о созданной им химии, не о таблице элементов,- речь идет об экономических работах Менделеева, казавшихся его современникам непонятными. Цитируя великого химика..., Комаров в блестящей импровизации создает совершенно новый, необычайный образ Менделеева:
«Димитрий Иванович, выросший в стране земледельческой, занимавшейся сельским хозяйством, бывший одно время землевладельцем, начинает анализировать государственный строй и говорит: «Где мы наблюдаем систематическую голодовку
населения, где мы видим, что нехватает элементарной пищи для людей? В странах земледельческих, т. е. в странах, производящих хлеб,- этого хлеба нет. Почему его нет? Да хлеб, может быть, и есть, да нет правильного распределения, не на что населению его купить». И Менделеев спрашивает: как из этого тупика выйти? Нужно привлечь к обращению данного человеческого общества все те ресурсы, которые можно превратить в сырье для заводской промышленности. Самое земледелие, которое остается примитивным, которое передавалось бесчисленным поколениям от деда к отцу, от отца к сыну, с развитием заводской промышленности приобретает совершенно новое развитие и основание: оно механизируется, рационализируется, получает свою химическую основу и начинает кормить людей не так, чтобы они периодически голодали, а так, чтобы удовлетворить их потребности... Это - полоса жизни Менделеева, когда он открывал одну за другой экономические перспективы нашей страны, которые не были использованы в его время, но, несомненно, оставили след не только для современников, но и для будущих поколений... Он наш, потому что он правильно поставил задачу, которую мы, наше поколение, разрешаем».
«Вот, оказывается, в каком смысле эпоха названа менделеевской, и вот на какое участие в ней дала свое согласие аудитория. Раздвинулось время, из прошлого вырос мост в будущее, в залу вошел новый, близкий, мгновенно освещенный светом современности Менделеев, и слушатель никогда больше не утеряет чувства близости к нему».
В 1938 г. у В. Л. Комарова очень много времени отнимала организационная работа в Академии Наук. Тем не менее, несмотря ни на какую усталость, он выступал в этом году на многочисленных научных собраниях, посвященных отмечаемым всей страной юбилейным датам культурно-исторического характера. Так, 16 января, открывая заседание Академии Наук СССР, посвященное 750-летию поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, он проникновенно рассказал о культурно-историческом значении этого гениального произведения великого поэта Грузии; 25 мая он произнес вступительную речь, открывая совместное заседание Академии Наук СССР и Союза советских писателей, отметившее 750-летие «Слова о полку Игореве».
Во вступительном слове на научном заседании Академии Наук в день 60-летия со дня смерти Н. А. Некрасова он попутно отметил следующий факт автобиографического характера: «Я родился не в шестидесятые годы, а немного позднее их. Но в период, когда я рос и учился, общественная атмосфера еще была полна духом шестидесятых годов и шестидесятничества, так что мы очень близко и остро переживали эту блестящую эпоху общественного подъема и идеалов».
Исключительно ярки были его речи, посвященные деятелям науки. Так, 15 апреля 1938 г., открывая заседание Академии
Наук, состоявшееся по поводу 50-летия со дня смерти великого русского путешественника и гуманиста Н. Н. Миклухо-Маклая, В. Л. Комаров начал свое выступление следующим замечанием: «В человечестве время от времени рождаются люди, которые, не занимая никакого особо видного положения среди своих современников, не обладая никакими большими средствами, своей целеустремленностью, своим уменьем добиваться поставленной раз навсегда задачи день за днем, минута за минутой проводят ее в жизнь и выделяются настолько, что имена их делаются общим достоянием, и всякий из современников, встречая их имя в газете или слыша от кого-нибудь, соединяет с этим именем что-то такое, что зовет к более полной жизни, к более высоким достижениям, к чему-то такому, что толкает вперед и заставляет верить в блестящее будущее человечества... К такого рода людям принадлежал Николай Николаевич Миклухо-Маклай...».
Свою речь о жизни и деятельности Н. Н. Миклухо-Маклая В. Л. Комаров закончил следующими словами: «Сказать, чтобы родина заплатила этому замечательному человеку и ученому в соответствии с его заслугами, нельзя. Его не поняли - можно сказать совершенно определенно. Его не оценили - можно сказать совершенно твердо. Но наша, социалистическая родина подняла интерес и внимание к трудам великого путешественника и сделает все, чтобы его славная жизнь стала достоянием широких масс. Воздадим же должное его памяти!»
Летом 1938 г. В. Л. Комаров поехал отдыхать на Кавказ, в Теберду. Он приехал туда в отличном состоянии здоровья и первое время поражал всех своей подвижностью. «Даже на курорте,- пишет акад. П. М. Жуковский,- нельзя было увидеть В. Л. Комарова в шезлонге, с пледом на коленях,- его надо искать в далеких от курорта местах, в лесу, где он, в кепи, с палочкой в руке, склоняется над травою». И действительно, сохранилась фотография, на которой В. Л. Комаров изображен как раз таким, как его описал П. М. Жуковский. В Теберде он усердно собирал растения и позднее рассказывал о различных бореальных (северных) видах, найденных им в лесах и кустарниковых зарослях. К сожалению, во время одной из экскурсий по окрестностям Теберды он простудился и заболел воспалением легких, однако благодаря своевременно принятым мерам скоро выздоровел и чувствовал себя так же хорошо, как и до болезни. Любопытно, что сравнительно высокое расположение курорта (свыше 1000 м над ур. моря) совершенно не отражалось на его самочувствии. Он ходил по горам очень легко, и даже продолжительные прогулки его мало утомляли. К началу осени он вернулся в Москву.
15 декабря 1938 г., во время испытания нового самолета, погиб один из величайших летчиков нашего времени - Валерий Павлович Чкалов. В. Л. Комаров, в свое время приветствовавший в стенах Академии Наук СССР В. П. Чкалова после его блестящего перелета в Америку, от имени Академии Наук обратился по поводу этого печального события к семье В. П. Чкалова со следующим выражением соболезнования:
«Академия Наук СССР глубоко потрясена трагической гибелью замечательного сына нашей социалистической родины, великого летчика Сталинской эпохи, Валерия Павловича Чкалова. Отважный герой, пытливый исследователь, обессмертивший свое имя замечательными победами над воздушной етихией, он, славный питомец партии Ленина - Сталина, погиб на своем боевом посту. Академия Наук СССР вместе со всем народом скорбит о Валерии Павловиче Чкалове и выражает его семье свое глубокое соболезнование».
В 1939 г., согласно изданному в 1938 г. постановлению правительства, предстояли большие выборы в Академию Наук СССР. Они должны были увеличить число действительных членов Академии Наук до 130, а число ее членов-корреспондентов - до 200. В. Л. Комаров в конце 1938 г. выступил по этому поводу со статьей «Накануне выборов новых академиков» («Вестн. АН СССР», 1938, № 9-10, стр. 40-43), в которой выражены его мысли о роли в Советском Союзе ученого, увенчанного высоким званием академика.
«Советская Академия,- писал он в этой статье,- не место почетного успокоения от научных трудов, не экспертная комиссия, выдающая премии или оценивающая труды ученых, в ней не состоящих. Вооруженная многочисленными институтами и лабораториями наша Академия Наук - место напряженной работы, где выполняются задания правительства Союза и задания растущей его промышленности.
«Советский академик - прежде всего организатор и руководитель научно-исследовательской работы по определенной специальности. Он не только сам дает образцовые труды, но и других ведет за собой. По Уставу Академии, в число ее действительных членов могут быть избираемы ученые, обогатившие науку трудами первостепенного научного значения и способствующие социалистическому строительству СССР. Само собой разумеется, что это не значит обогатившие в прошлом, а значит обогатившие и обогащающие в настоящее время, равно как и способствующие строительству Советского государства в настоящее время.
«Нам нужны люди, которые твердо знают свой долг перед страной, перед своим народом, перед наукой, которые умеют дерзать в науке и жаждут новых открытий, прогресса передовой советской науки.
«Социализм открыл перед учеными такие возможности, о которых раньше они не могли и мечтать. Самые смелые, грандиозные свои замыслы люди науки могут претворять в жизнь, проверять свои открытия на практике, содействовать безграничному расширению власти человека над природой. Если ты талантлив, если ты действительно несешь в науку новое, если ты всего себя отдаешь делу социалистического строительства, то нет и не может быть никаких границ для твоей творческой революционной работы в науке. Это знает каждый из нас, советских ученых».
