С этим связан основной метод систематической работы самого В. Л. Комарова, не раз упоминавшийся нами выше. «Учение о рядах в систематике организмов до сих пор еще не развито, но напрашивается само собой, поскольку мы пытаемся поймать подвижность вида. Ряды нисходящих потомков - основное понятие эволюционной систематики. Не только разновидности и виды входят в состав рядов, но и роды, и даже семейства и порядки суть различные отрезки в построении этих филогенетических рядов».
Далее В. Л. Комаров останавливается на следующем положении Дарвина из шестой главы «Происхождения видов»: «Таким образом, строение каждой части любого вида, для чего бы она ни служила, является суммой унаследованных изменений, через которые прошел данный вид в своем приспособлении к менявшимся условиям и образу жизни». Указывая на исключительную идейную глубину этого положения Дарвина, В. Л. Комаров говорит: «Самое главное в учение Дарвина о виде то, что он убедил нас в необходимости смотреть на вид как на «особый организм», как на явление, сложившееся исторически и связанное со всем строем окружающей его целостной природы. Мы должны мыслить вид не в отрыве от окружающей его среды, а вместе с ней, в ее строе, в связи с запросами экономики природы».
Несколько ниже В. Л. Комаров, так же как он сделал это при рассмотрении вопроса о нисходящих видовых рядах, конкретизирует содержание приведенного выше положения Дарвина. Вспоминая свой «камчатский афоризм»: «Вид это морфологическая система, помноженная на географическую определенность», он говорит: «Слова: географическая определенность, а не географическое распространение, даны также вполне сознательно; все дело здесь именно в определенности, в том, чтобы дарвиновское понятие об определенном месте каждого вида в экономике природы стало из отвлеченного символа методом систематической работы». Таким образом, и по линии нисходящих видовых рядов, и по линии изучения ареалогии В. Л. Комаров в своей работе дает действенное применение бессмертным идеям Дарвина.
Глава четвертая работы В. Л. Комарова посвящена ретроспективному историческому обзору практики установления и описания видов. В. Л. Комаров рассказывает в ней о единообразной латинской бинарной номенклатуре, о существовании и непрерывном приращении синонимов и о применении правил приоритета. Переходя затем к многочисленным международным правилам ботанической номенклатуры, он иллюстрирует последние яркими примерами, причем сопровождает свое изложение критикой нескольких из этих правил. Особенно восстает он против жестких рамок вида, согласно которым каждая особь принадлежит к определенному виду, а также против характеристики типов вида, которыми считаются гербарный образец, а также описание или рисунок, данные прежним автором. Он говорит, что в этом случае систематик «подвижную стихию вида стремится заковать в неподвижные рамки диагноза». Он сравнивает такой тип с картиной, статуей или штампованным изделием, тип которого в массе репродукций все-таки явится изображением единственного оригинала. «Но когда дело идет о живом существе, которое находится в постоянном обмене с окружающей его средой,- растет, размножается и обязательно вариирует при изменении условий существования, то трудно поверить, чтобы один экземпляр мог быть типом для всего, во многих случаях бесчисленного потомства, относимого к одному виду и никоим образом от данного экземпляра - типа - не происходящего». Поэтому «международные правила номенклатуры совершенно замалчивают эволюцию и никакой попытки как-либо отразить ее не делают».
В связи с этим В. Л. Комаров рассказывает о том, как строил понятие о типе К. И. Максимович. Изучая возможно большее число особей общего происхождения, он выводил среднее представление о формах, размере, окраске и других свойствах вида. Это также не идеал, но все же в какой-то мере соответствует представлениям Ч. Дарвина об индивидуальной изменчивости. Особенно высоко оценивает В. Л. Комаров работу К. И. Максимовича над полынями, в которой автор, вполне согласно со взглядами Дарвина, определял место каждой из них в природе и зависимость от климата! «Не то важно, виды они или разновидности, а то, что выделение каждого отдельного организма осмысленно и что видна связь между близкими формами».
Для решения вопроса - вид или разновидность перед нами, В. Л. Комаров рекомендует морфолого-географический метод. Возвращаясь к своему «камчатскому афоризму», он говорит, что «во всех спорных случаях, когда морфологический анализ не дает полной уверенности в самостоятельности вида, в том, разновидность перед нами или вид, можно решить вопрос объективно, установив, соответствует ли растение с теми или другими признаками особому ареалу или нет». Это положение В. Л. Комаров иллюстрирует примерами из личной практики, причем основным он считает свою обработку Caragana. Он рассказывает о том, как при детальной систематической обработке на месте ранее признававшегося одного вида он обнаруживал несколько близких видов, занимавших каждый определенное место в природе. Такие виды он соединял в ряды, название которых было прилагательным, чтобы ни в коем случае его нельзя было смешать с названием подродов. «Название подрода - существительное и, при позднейшем обособлении, может быть легко переведено в ранг рода; понятие это чисто морфологическое; род делится на подроды для вящшего удобства, тогда как ряд - понятие филогенетическое; виды близкие собираются в одно собирательное понятие „ряд"; в род его превращать нельзя, так как род образуют у обильных видами родов лишь несколько рядов. Если в роде только один ряд, то последний выделять нечего - здесь ряд и род совпадут».
Выше мы уже говорили о том, что метод рядов применен во «Флоре СССР». Это дало возможность, в общем при очень мелком
объеме каждого вида, связать все их эволюционной теорией и не допустить превращения труда в бессмысленный каталог вида.
Вторая часть книги носит название «Факты и обобщения». В. Л. Комаров пишет, что он намерен рассмотреть вопрос о виде «без всякой метафизической накипи», начиная с наиболее конкретной единицы - особи. «Мы увидим,- пишет В. Л. Комаров, - что все таксономические единицы сводятся к нисходящим во времени рядам и учение о виде приобретает в наших глазах всю присущую ему полноту и ясность».
В соответствии со сказанным первая глава этой части («Учение о растительном индивидууме») целиком посвящена формулировке упомянутого в ее названии понятия. В. Л. Комаров напоминает, что некоторые ученые простой вопрос о растительном индивидууме сделали сложным и запутанным, основываясь на большей простоте строения, меньшей дифференциации и вытекающей отсюда большей самостоятельности отдельных органов растений по сравнению с отдельными органами животных.
В. Л. Комаров указывает, что задача, которую решают в полемике защитники так называемого «фиасизма» и «фитонизма», на самом деле мнимая. Он говорит, что давно пора рассматривать органы в зависимости от их функций и не выдумывать, чем они являются со стороны морфологии. Он предлагает рассматривать растение как систему, в целом, «не исходя из органов растения, рассматриваемых как вещи в себе, а исходя из целостности физиологической системы как рабочего аппарата, создающего организм растения. В самом деле, почка при черенковании или прививке становится отдельным индивидом, одвако же для этого она должна быть срезана и приращена к дичку, откуда получает корневое питание. На дереве же она является его неотъемлемой частью. Рассматривать растение как колонию почек, листьев и т. д. можно, только игнорируя способы возникновения тканей и органов. Даже в случаях симбиоза, представленных, например, лишайниками, легко видеть, какой из организмов, осуществляющих симбиоз, превалирует в нем». В. Л. Комаров, определяя лишайник как гриб с поселяющейся в его тканях водорослью, далее пишет: «Словом, индивид или особь у растений - это то, что мы видим и осязаем как отдельное растение».
Далее В. Л. Комаров рассказывает об изменчивости особей. Он подчеркивает, что при половом процессе особь каждый раз создается заново и поэтому не может быть тождественной с другими. Таким образом, индивид изменчив. Этот-то изменчивый индивид, если он не стерилен, является основой как жизни вообще, так и эволюционного процесса.
В. Л. Комаров рассматривает способы размножения индивида, превращения его в подобное ему множество, и в главе «Вид и среда», посвященной экологии видов, критически излагает теорию шведского ботаника Турессона о расчленении видов на так называемые «экотипы». Возникновение этих отдельных экотипов Турессон, в противоположность Ламарку, объясняет не влиянием окружающей среды, а отбором из смешанной популяции вида под действием климатических факторов. Тщательно разобрав экспериментальную сторону работ Турессона, В. Л. Комаров пишет: «Отрицательной стороной работ Турессона является его взгляд на то, что появление экотипов в природе происходит за счет обособления форм, существовавших уже ранее».
Очень сурово расценивает В. Л. Комаров некоторых советских авторов, по его выражению «уверовавших в Турессона». Он приходит к выводу, что в основе учения об экотипах: лежит вера в неизменность и в константность любого типа с самым ничтожным уклонением. Такую веру невозможно совместить с теорией Дарвина.
В главе «Внутривидовые подразделения» В. Л. Комаров рассматривает прежде всего установленные им самим и опубликованные им в 1901 г. в первом томе «Флоры Маньчжурии» подразделения на расы, или подвиды, разновидности и формы.
Как пример современной обработки таких мелких внутривидовых подразделений В. Л. Комаров приводит свою обработку птичьей гречихи, или спорыша (Polygonum aviculare S. ampl.), и высказывает мысль, что «чисто морфологического процесса, не сопровождаемого экологическим или географическим расслоением, просто не бывает. Надежнейшим руководителем нашим в этой работе является географическое расселение вида и его подразделений».
В главе «Вид во времени» В. Л. Комаров указывает, что каждый вид возникает, растет, достигает своей кульминации, когда он обладает наибольшим числом особей и наибольшим ареалом, а затем число особей вида уменьшается и может даже исчезнуть. Но это развитие вида, отмечает В. Л. Комаров, «не роковой какой-то закон, а лишь результат взаимоотношений между видом, его средой и его конкурентами». Разными примерами он иллюстрирует такую историю видов. Он рассматривает секвойи, тополи, тюльпанное дерево (Liriodendron) и приходит к выводу, что по времени своего возникновения виды не одинаковы, но разновозрастны, причем «все наши конкретные примеры развития видов во времени могут быть выявлены только по тем перемещениям в пространстве, которым эти виды подвергались».
В связи с этим, естественно, следующая глава рассматривает вид в пространстве. В ней В. Л. Комаров особо останавливается на А. Уоллесе, которому принадлежит утверждение: «Начало существования каждого вида совпадало как по пространству, так и по времени с жизнью прежде существовавшего близкого вида». В изучении ареалов, занятых определенными видами, В. Л. Комаров как флорист был непревзойденный мастер. Это позволило ему на нескольких примерах очень ярко и полно иллюстрировать роль геологии, изменений климата и поведения самих растений в величине пространства, населенного тем или иным видом. В этих примерах, взятых В. Л. Комаровым из самых разнообразных групп, фигурируют: бразения (кувшинковые), кальдезия (частуховые), княжик сибирский (лютиковые), ландыш (линейные) и т. д. Он упоминает также теорию Виллиса о соотношении между ареалом и возрастом видов и, заканчивая главу, выражает убеждение, что «вид немыслим вне пространства и времени... Развиваясь в определенном пространстве, вид тем самым развивается и в определенной среде. На нем и лежит отпечаток среды. Естественный отбор делает вид адэкватным его окружению, а следовательно и занимаемой им территории. Так как, однако, территория в историческом прошлом вида менялись, то вид адэкватен не только условиям своего существования в настоящем, но и в прошлом».
Глава «Вид и биохимия» рассматривает еще один чрезвычайно интересный вопрос. В. Л. Комаров формулирует его так: «В числе гипотез, мыслимых как определяющие сущность вида, возможна и биохимическая гипотеза. Виды различны потому, что различна их химическая структура; особенности вида передаются по наследству потому, что отделяющиеся от особи гаметы имеют ту же химическую сущность, что и живые клетки особей, от которых они отделились».
Однако В. Л. Комаров находит, что, хотя эта идея химической сущности вида и ее наследственной передачи очень проста, доказательств в ее пользу очень немного. Он рассматривает то что есть, и в первую очередь отвергает теорию А. В. Благовещенского, по которой образование в тканях растений различных сложных соединений, как-то: алкалоидов, терпенов, смол и глюкозидов, считается признаком дряхлости и вымирания целых систематических групп. В. Л. Комаров считает, что о дрях-
лости целых рядов говорить нельзя и что вообще ничего «рокового» эволюционное учение не признает. Эволюция организмов, конечно, гораздо более связана с биохимией живой клетки, чем с биохимией терпенов, алкалоидов и других производных, которые в глазах большинства авторов являются отходами обмена веществ, а не выражают сути его. Между тем А. В. Благовещенский признает, что биохимическая сторона явлений наследственности остается пока совершенно неизученной. Наконец, многие продукты, которые этот автор считает балластом, мешающим развитию растений, в настоящее время признаны входящими в процесс синтеза. Таковы каучук и гуттаперча, мочевина и т. п. Иногда вредные соединения играют положительную роль в жизни растений. Например, лютики и акониты не поедаются животными, потому что содержат ядовитые для них вещества.
Далее В. Л. Комаров излагает биохимические взгляды С Л. Иванова, пытающегося построить систему растений по содержанию в них жирных масел, причем указывает, что здесь «повторяется то же, что и при попытке построить систематику на хромосомах. Различия между мелкими систематическими единицами часто значительнее, чем между семействами и порядками». Попутно В. Л. Комаров упоминает попытку построить систему растений на принципах серодиагностики белков, которая ничего нового не дала.
В итоге В. Л. Комаров подчеркивает, что биохимия вида ни в коем случае «не есть эволюция побочных процессов. Скорее это могла бы быть эволюция веществ протоплазмы и ядра, а поскольку ядро и протоплазма сами по себе не находятся в зависимости от образования терпенов, масел или алкалоидов, постольку все эти процесы являются побочными. Мы только тогда получим настоящую биохимическую характеристику эволюции, когда будем в состоянии указать на эволюцию белков протоплазмы и нуклеинов ядра, на усложнение в их биохимическом строении». Далее В. Л. Комаров пишет: «Следовательно, параллелизм между видами систематиков и биохимической характеристикой их не доказан. Короче, мы не можем сказать, что такое биохимический вид».
Вместе с тем, указывая в качестве примера на ржавчинные грибы, В. Л. Комаров говорит, что биохимические различия - «очень чувствительный показатель, отличающий в отдельных случаях вид от вида на основании химических особенностей с изумительной точностью». Такие примеры позволяют думать, что в основе всех, даже чисто морфологических признаков, по которым устанавливаются виды и классифицируются растения, лежат именно биохимические различия.
По этой причине В. Л. Комаров полагает, что в будущем возможна химическая трактовка и сущности жизни, и вида, который, таким образом, предстанет как биохимическая единица.
