Новый 1869/70 учебный год Н. А. Меншуткин начинает уже в профессорском звании и становится деятельным участником всех заседаний физико-математического факультета и Совета университета. Его энергия и организационные способности обратили на себя внимание, и в сентябре 1871 г. Николай Александрович избирается секретарем физико-математического факультета на три года. С этого времени начинается его активнейшее участие во всех факультетских делах, которое продолжалось в течение многих лет.
В начале 1876 г. на физико-математическом факультете открылась вакансия ординарного профессора. Д. И. Менделеев и А. М. Бутлеров выставили кандидатуру Николая Александровича, представив Совету университета от имени факультета следующую записку об его ученых трудах: «Н. А. Меншуткин, что ни год, то произведет научную работу или несколько, и все они представляют хороший, самостоятельный и стоящий большого труда вклад в сокровищницу органической химии, и преимущественно в историю азотистых соединений. С 1864 года по сие время видна та же неутомимость и усидчивость. Общее направление в работах Н. А. Меншуткина последних лет заставляет ждать, что он когда-нибудь соберется изложить историю азотистых органических соединений по тому плану, какой проглядывает в его последних работах. Профессорская деятельность Н. А. Меншуткина выражается не одним чтением курсов и изданием руководства по аналитической химии, а состоит преимущественно в трудной и весьма хлопотливой роли руководителя первых работ студентов в химической лаборатории. Устройство нашего обширного аналитического отделения лаборатории все на его руках вот уже лет семь... Такого-то деятельного ученого и профессора, каков Н. А. Меншуткин, имеет честь рекомендовать факультет на освободившуюся вакансию» [1, стр. 21].
22 марта 1876 г. Совет университета избирает Н. А. Меншуткина ординарным профессором по кафедре технической химии. Спустя три года физико-математическому факультету предстояло избрать нового декана. Из всех кандидатов наибольшее число голосов получил ординарный профессор Н. А. Меншуткин. В течение восьми лет оставался Николай Александрович деканом физико-математического факультета и принимал непосредственное участие в управлении университетом.
На посту декана Н. А. Меншуткину пришлось вплотную столкнуться с различными проявлениями произвола парских чиновников. Министерством народного просвещения в конце семидесятых годов управлял по совместительству... обер-прокурор святейшего синода граф Д. А. Толстой. Тот самый Толстой, о котором даже отъявленные монархисты и апологеты самодержавия отзывались как о наиболее гнусном и злобном из русских сановников.
Он начал с реформы гимназического образования. Русская средняя школа была придавлена тяжелой плитой мертвящей схоластики. В ней стали господствовать мертвые языки - латинский и древнегреческий. Усилия воспитателей преследовали одну цель - уберечь «незрелую» молодежь от «вредных размышлений» и «превратных воззрений».
Закончив реформу средней школы, рьяный «слуга престола» принялся «наводить порядок» в университетах. Какие только «прожекты» не сочинялись в министерских канцеляриях, чтобы искоренить «крамолу», подавить студенческое движение. Наконец, 29 августа 1879 года граф Д. А. Толстой «осчастливил» отечественные университеты новыми «Временными правилами». Студентам запрещалось устраивать сходки и создавать какие-либо кружки. Даже традиционные студенческие концерты теперь не допускались. Ни о какой студенческой корпорации не могло быть и речи. Студент - это «отдельный посетитель» университета и только. Центральной фигурой стал инспектор с его многочисленными помощниками. Чинам инспекции вменяется в обязанность денно и нощно «пестовать» студентов, наведываться к ним на квартиры, следить за их поведением в общественных местах, допытываться об их образе мыслей. Инспектор становится тенью студента...
По воспоминаниям современника, порядки, введенные царским сатрапом, всколыхнули «весь университет - лекции были прекращены, и студенты распущены по домам. Вообще... такого брожения давно не было в университете. Анархия полнейшая: никого не слушают, никого и знать не хотят!»
«Временные правила» были встречены враждебно не только студентами, но и передовыми профессорами.
Совет Петербургского университета остро реагировал на временные правила для студентов, введенные министром Д. А. Толстым.
Один из тогдашних реакционеров с возмущением писал, что ректор Петербургского университета «дозволил при объявлении новых порядков Совету университета глумиться и ругаться над этими порядками в Совете в течение трех часов» [21, л. 21].
Совет признал, что эти правила находятся в явном противоречии со многими положениями устава 1863 г., о чем и сообщил Министерству народного просвещения. Однако реакционеры из правительственного лагеря игнорировали «демарш» Совета Петербургского университета.
Студенты ответили по-своему на крутые меры Д. А. Толстого - в Петербургском университете произошли крупные волнения. 139 человек было предано университетскому суду. Однако суд, состоявший из либеральных профессоров, в пику правительству оправдал подавляющее большинство обвиняемых, а в отношении остальных ограничился выговором или замечанием, и только трех студентов приговорил к трехдневному аресту при университете. Один из членов суда, профессор А. С. Фаминцын *, представил Совету университета докладную записку о причинах непрекращающихся студенческих волнений. Автор записки обвинил правительство в том, что оно само создает такие нетерпимые условия университетской жизни, при которых возмущение становится неизбежным.
При рассмотрении записки А. С. Фаминцына на заседании Совета университета разгорелась острая дискуссия. Н. А. Меншуткин был в числе тех, кто поддерживал записку и целиком одобрял. Он без всяких дипломатических уверток заявил, что давно настало время сказать правительству правду без всяких прикрас. Совет
-----------------------------
* Андрей Сергеевич Фаминцын (1835-1918)- русский ботаник-физиолог, академик Петербургской Академии наук, заведующий кафедрой физиологии растений Петербургского университета. Важнейшие исследования посвящены проблеме фотосинтеза. Основатель петербургской научной школы ботаников-физиологов.
-----------------------------
полностью солидаризовался с запиской А. С. Фаминцына и представил ее уже от своего имени Министерству.
Начальство встретило либеральные предложения Совета со скрежетом зубовным. Попечитель в резкой форме обязал ректора обратить внимание Совета на неуместность и несвоевременность его рекомендаций и поставить Совету на вид, что «он вышел далеко за пределы предоставленных ему законом прав и обязанностей». Вскоре после введения «Временных правил» в университете появился новый инспектор Антропов, из отставных моряков, назначенный на «высокий» пост по личной рекомендации петербургского генерал-губернатора И. В. Гурко. Антропов становится полновластным хозяином университета. Всюду - в аудитории, лаборатории, читальне и даже курилке - допекал «бравый» моряк студенческую молодежь докучливыми наставлениями. Только и слышно было: «прошу не носить красной сорочки», «прошу отдавать почтение инспекции», «прошу не собираться кучками», «прошу держать себя почтительнее», «прошу соблюдать порядок и тишину» и т. п. Но наставлениями дело не ограничивалось. За малейшую «провинность» студентов сажали в карцер на хлеб и воду. В те времена полицейской слежки широко практиковалась перлюстрация частной переписки. В одном из писем, побывавшем в руках самого царя, студент Петербургского университета изливал душу своему приятелю: «Ты, вероятно, слышал, что неограниченная власть теперь у инспектора: он может со студентами сделать, что ему угодно... Мы, оплеванные и пригнутые, должны отдавать честь нашему инспектору Антропову... Но я думаю, свихнется он и сломает себе шею» [22, л. 7]. Автор другого письма еще резче отзывается все о том же злополучном инспекторе Антропове: «Неуч сел в заправилы. Вот и пошел городить, что наука - зло всему!.. Жаль, что нет той осины, на которой повесился Иуда, всех бы их туда!» [22, л. 14].
В одном агентурном донесении III отделению «собственной его императорского величества» канцелярии рассказывалось об интересном эпизоде, ярко характеризующем умонастроение учащейся молодежи того бурного времени. Как-то в курилке университета собралось много студентов. Один из них стал читать листок с пресловутыми «Временными правилами», сопровождая каждый параграф едкими комментариями, в которых высмеивались начальники всех рангов. «Временные правила,- начал студент,- и после выразительной паузы добавил, отчеканивая каждое слово:... изданные нашими отцами и благодетелями - Зуровым (петербургский полицеймейстер.- Авт.), Гурко и тому подобной швалью». Затем следовал параграф первый: «Студенты должны вести себя чинно». И тут же комментарий: «В противном случае будут избиты казацкой плетью, по приказанию Зурова». Параграф: «Концерты воспрещаются» сопровождался хлестким добавлением: «Отныне будут дирижировать - фискал Антропов и казак с нагайкой в руке». Другие комментарии в таком же духе. Закончилось чтение страстным призывом: «Студенты! Неужели мы стали тряпками и позволим навязывать нам всякие мерзостные правила, и не заявим... протеста. В 1861 году студенты боролись против «нововведений». Будем же и мы протестовать...» [23].
Вскоре на бурной сходке студенты решительно потребовали от ректора защитить их от «безрассудного» начальства. Ректор ответил, что теперь он только номинальный глава университета - власть не в его руках. «Стоит захотеть некоторым лицам,- добавил ректор,- и университет будет окружен жандармами. Я со своей стороны могу только посоветовать не начинать дела, которое может повлечь за собой очень печальные результаты» [22, л. 35].
Антропов продолжал свирепствовать... Однажды «в порядке надзора» он отправился на лекцию Н. А. Меншуткина. Не успел инспектор появиться на пороге аудитории, как профессор прервал лекцию и предложил непрошенному «визитеру» немедленно удалиться. Однако инспектор в развязном тоне заявил, что пришел на лекцию по «обязанности наблюдателя». Меншуткин, указывая рукой на дверь, решительно сказал: «Все, что происходит в аудитории, Вас, господин инспектор, совершенно не касается». Антропову пришлось ретироваться. После лекции он потребовал от Меншуткина объяснения, напомнив, что по новым правилам ему, инспектору Антропову, как лицу, принадлежащему к университетскому персоналу, «не возбраняется доступ в аудитории». Присутствовавший при этом споре Дмитрий Иванович Менделеев, не стесняясь находящихся здесь же студентов, насмешливо заметил, что если господин Антропов «считает себя принадлежащим к университетской корпорации, то ведь точно на таком же основании могут причислить себя к ней и трубочисты, которые чистят в университете трубы» [21, л. 15].
Требовалось большое гражданское мужество, чтобы публично осмеять зазнавшегося ставленника генерал-губернатора.
В III отделение тотчас поступило донесение агента тайной полиции, в котором подробно сообщалось о столкновении между инспектором и профессорами.
Весть о конфликте молниеносно распространилась по всему университету. Среди студентов началось сильное брожение - они требовали отмены новых «порядков» и немедленного удаления опостылевшего инспектора. Шеф жандармов и главный начальник III отделения генерал-адъютант Дрентельн доносил Александру II: «Опасения о возможности возникновения беспорядков в высших учебных заведениях, по-видимому, могут осуществиться. Из агентурных сведений на прошлой неделе стало известно, что в Петербургском университете некоторые из профессоров (подчеркнуто царем.- Авт.) крайне нецеремонным обращением с инспектором развивают у студентов неудовольствие против вновь установленных порядков (царь заметил на полях: «Я давно это предвидел из переписок» *). Вместе с тем сообщалось, что между студентами замышляется подача адреса по этому предмету; но кому и в каком порядке адрес должен быть представлен, пока еще неизвестно. (На полях царская пометка: «Надеюсь, что начальство на это обратит внимание»)... Вчера я получил от графа Лорис-Меликова ** письмо, в котором он также сообщает свои опасения насчет возможности волнений в университете... Граф Лорис-Меликов заключает свое письмо выражением убеждения, что новые порядки должны быть удержаны без всякого послабления». Против подчеркнутого им текста царь написал: «Непременно» [24, стр. 164].
Оскорбление, нанесенное Менделеевым инспектору, вызвало негодование в реакционных кругах. Один из
-------------------------------
* Имеются в виду перлюстрированные письма, которые доставлялись для прочтения царю.
** М. Т. Лорис-Меликов - виднейший государственный деятель того времени. Фактический диктатор России в последний год царствования Александра II.
-------------------------------
приспешников графа Толстого - редактор Журнала министерства народного просвещения Е. Ф. Феоктистов - писал московскому консервативному публицисту М. Н. Каткову: «В университете заваривается каша. Главные и единственные виновники ее - профессора». Этот же «деятель» народного просвещения советовал петербургскому генерал-губернатору «призвать Менделеева и Меншуткина и сказать им, что, так как их действия возбудили волнения среди студентов, то они и должны отвечать за них. Если волнения немедленно не прекратятся, то они (Менделеев и Меншуткин) будут высланы административным порядком в отдаленные города. Разумеется, надо это безотлагательно исполнить, а потом приняться за студентов» [21, л. 16].
Генерал-губернатор последовал этому совету и вызвал к себе обоих профессоров. О содержании их «беседы» мы узнаем из донесения царю все того же шефа жандармов генерала Дрентельна: «Генерал-адъютант Гурко объявил профессорам Менделееву и Меншуткину, которые, судя по агентурным сведениям, относились неуважительно к инспекции, что, если произойдет со стороны студентов какая-нибудь демонстрация, то оба они будут немедленно высланы из Петербурга (царь с удовлетворением написал на полях: «И хорошо сделал»). Одновременно с этим было приказано закрыть студенческую читальную залу и арестовать двенадцать человек студентов, которые как по агентурным сведениям, так и по указанию инспекции, были как бы руководителями движения» (на полях царская пометка: «Дельно») [24, стр. 165-166].
Шеф жандармов умолчал в своем донесении, что оба профессора без обиняков заявили генерал-губернатору, что благодаря «новым порядкам», «настроение студентов действительно весьма неблагонадежно» [21, л. 23].
Под давлением студенческих волнений властям пришлось пойти на уступки - с университетского горизонта исчезает, наконец-то, одиозная личность инспектора Антропова. «Беспорядки», однако, не прекратились - студенты требовали отмены ненавистных «Временных правил», которые железным обручом сковали академическую жизнь.
Вот жанровая сценка университетской жизни того времени, нарисованная учившимся в Петербурге Д. Благоевым - будущим основателем Болгарской коммунистической партии: «Никогда не забуду картину, которую застал, войдя в аудиторию на первую лекцию: обширный зал аудитории был переполнен сотнями студентов; на одной из студенческих скамеек стоял студент и резкими пламенными словами бичевал полицейский произвол, русский реакционный режим, призывал студенчество на борьбу с ним. Его речь сопровождалась бурными аплодисментами и бурными восклицаниями одобрения со стороны студентов. Это была студенческая сходка. Седой професор показался из комнаты, соседней с аудиторией, и направился к кафедре. Однако студенты попросили его отложить свою лекцию, потому что у них сходка. Профессор, улыбаясь, ушел. Сходка кончилась без инцидентов» [25].
По настоянию графа Лорис-Меликова весной 1880 г. Д. А. Толстой был, наконец, освобожден от обязанностей министра народного просвещения. Новый министр А. А. Сабуров в начале 1881 г. отменил ненавистные «Временные правила». Наступили, хотя и ненадолго, лучшие времена: стало легче дышать, полицейский гнет в университете заметно ослабел.
По предложению нового министра царь передал студенческий вопрос на обсуждение «особого совещания» министров. В порядке подготовки к этому обсуждению Совету Петербургского университета предлагалось высказать свое мнение. Совет создал комиссию, в состав которой наряду с другими деканами вошел Н. А. Меншуткин, принявший активное участие во всех ее заседаниях. В архиве Николая Александровича сохранились наброски предложений, которые он лично вносил в комиссию. Правила для студентов, разработанные комиссией, были по тем временам очень либеральными. Студентам предоставлялось право собираться на курсовые, факультетские и общеуниверситетские сходки для обсуждения вопросов учебной и общественной жизни. Правда, для созыва сходок в каждом отдельном случае требовалось согласие ректора, который утверждал повестку дня. Студентам разрешалось устраивать кассы взаимопомощи, читальни, столовые и т. д. Они могли создавать корпоративные товарищества для занятий науками, литературой, искусствами. Предусматривалась также организация студенческого суда чести.
Этому проекту новых правил суждено было остаться достоянием архивов: 1 марта 1881 г. народовольцами был убит царь Александр II и началась жесточайшая реакция. На пост министра народного просвещения назначается И. Д. Делянов. В основу его политики был положен принцип устрашения и подавления.
В начале 1884 г. И. Д. Делянов внес на рассмотрение Государственного совета проект нового университетского устава, в основу которого были положены «идеи» графа Д. А. Толстого и других ультрареакционеров. Несмотря на то что Государственный совет отклонил этот проект, император Александр III его все же утвердил. Устав 1884 года действовал в течение 20 лет - он был отменен только во время революции 1905 года. Новый устав решительно покончил с университетской корпорацией и со всеми другими «вольностями». В его основе лежало демонстративное «выражение недоверия к добросовестности и благонадежности профессорских коллегий». Выборное начало было ликвидировано. Ректор университета, деканы и профессора назначались министром. Университеты по существу отдавались «на откуп» попечителю, которому принадлежало решающее слово при решении всех вопросов. Чтобы затруднить доступ в университет разночинцев, плата за учение значительно увеличилась. Но это еще не все. Для поступления в университет требовалось представить свидетельство от полиции о «безукоризненной политической благонадежности».
За малейшее нарушение установленного порядка предусматривались строжайшие взыскания, вплоть до заключения в университетский карцер сроком до четырех недель и исключения из университета. Новый университетский устав был встречен с возмущением почти во всех слоях русского общества. Даже такой приверженец Александра III, как граф С. Ю. Витте, вынужден был признать, что «перемена университетского устава 60-х годов на устав 1884 года... была большой ошибкой» [26]. Устав 1884 года не замедлил дать свои горькие плоды - число студентов в Петербургском университете заметно уменьшилось. Новый устав вызвал много осложнений и в отношении профессорского состава, так как число кафедр на факультетах было значительно сокращено. Например, по химии вместо двух кафедр, как полагалось по прежнему уставу, осталась
только одна.
В связи с создавшимся положением Н. А. Меншуткин, как декан физико-математического факультета, забил тревогу. Он обратился к ректору университета со следующим заявлением: «В составе профессоров физико-математического факультета есть много имен, составляющих гордость и украшение русской науки. С осуществлением непосредственного применения... устава 1884 года факультет должен потерять следующих профессоров: Бутлерова, Менделеева, Петрушевского, Овсянникова, Советова, Вагнера... Возможное от этого расстройство преподавания заставляет меня просить ходатайствовать об оставлении всех названных лиц на занимаемых ими кафедрах» [1, стр. 29].
Совет университета присоединился к ходатайству физико-математического факультета, после чего ректор направил его на рассмотрение попечителя и министра. Начальство разъяснило, что профессора, прослужившие 25 лет, уже не считаются штатными и получают оклады из специальных фондов университета. Угроза, нависшая над А. М. Бутлеровым, Д. И. Менделеевым и другими профессорами, миновала, и все они остались на своих местах.
Физико-математическому факультету и его декану Меншуткину пришлось много потрудиться над составлением новых учебных планов и программ, которые надо было привести в соответствие с уставными положениями. Наконец, весной 1885 г. все эти планы и программы были готовы и представлены Совету университета. Николай Александрович, учитывая поползновения начальства вмешиваться в любую сферу университетской деятельности, писал Совету: «Факультеты представляют единственные коллегии, компетентные в составлении программ». Министр, однако, не утвердил программы и планы, подготовленные факультетом, и взамен их прислал для руководства соответствующие документы, разработанные его чиновниками. Этот эпизод ярко показывает, до какого крайнего предела дошел бюрократический контроль за учебно-методической деятельностью университета.
Несмотря на большую педагогическую и административную работу, Николай Александрович с конца семидесятых годов развернул интенсивную исследовательскую деятельность. Он изучает теперь зависимость между скоростью реакций и строением органических соединений. Особенно много работ посвящается исследованию скорости процесса этерификации в зависимости от строения спиртов и кислот.
В химической лаборатории Н. А. Меншуткин засиживался до позднего вечера, а иногда и до глубокой ночи. На страницах химических журналов регулярно появлялись его статьи. Особенно много работ было напечатано в начале восьмидесятых годов. Только в одном 1882 г. Н. А. Меншуткин опубликовал пять больших статей. Плодотворная научная работа Николая Александровича естественно обратила на себя внимание отечественных и зарубежных научных кругов. Академик А. М. Бутлеров, высоко ценивший научное творчество Меншуткина, решил выдвинуть его кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук. Осенью 1883 г. академики А. М. Бутлеров и Н. И. Кокшаров обратились в физико-математическое отделение Академии наук со следующим «представлением к избранию в члены-корреспонденты Академии наук Н. А. Меншуткина»:
«...Профессор С.-Петербургского университета Николай Александрович Меншуткин, один из заслуженнейших русских химиков... Выступив на химическое поприще в качестве самостоятельного исследователя почти 20 лет тому назад, в 1864 году, проф. Меншуткин постоянно и неутомимо работал и работает на нем до сего времени. Работы его существенно содействовали обогащению органической химии. С самого начала г. Меншуткин показал существование интересных веществ, относящихся к мало разработанному и поныне разряду сочетаний органических кислот с минеральными. Позже, в 1868-1869 гг., видное место занимают его работы над действием циановой кислоты на амидо-кислоты. Работы эти привели его, с одной стороны, к исследованию некоторых амидов, с другой - к продолжительному изучению некоторых производных мочевой кислоты. Изучение это, как и вообще работы г. Меншуткина, характеризуются чистотой опытов и определенностью добытых данных.
С 1877 года начинается появление ряда замечательных исследований проф. Меншуткина над образованием эфиров. Вопрос этот, разработанный несколько Бертло и Пеан де-сен-Жилем, скоро приобретает под руками нашего ученого неожиданный объем и первостепенное значение... Отнесшись к этому вопросу с оригинальной точки зрения и показав в нем совершенно новые стороны, проф. Меншуткин сумел придать явлениям этерификации обширное значение, которого прежде трудно было и ожидать. Г. Меншуткину пришлось прежде всего выработать способ ведения процесса этерификации и легкого и точного определения количеств прореагировавших веществ. Он достиг этого вполне, установив новый простой и весьма изящный метод. Кроме имевшегося понятия о пределе, наш ученый ввел еще понятие о начальной скорости этерификации и на многочисленных и систематически веденных определениях этих этерификащионных данных или коэффициентов сочетания в различных системах веществ, т. е. в разных смесях тела кислотной функции с телом спиртовой функции, он основал массу интересных выводов.
Круг исследований проф. Меншуткина чрезвычайно обширен; он захватывает множество разнообразных веществ кислотных и спиртовых как предельных, так и непредельных, как жирных, так и ароматических, как одноатомных, так и многоатомных...
В области учено-педагогической химической литературы г. Меншуткин обладает также крупной заслугой: его «Аналитическая химия», появившись в 1871 году, достигла ныне 5-го издания и составляет необходимую книгу каждого русского, серьезно учащегося химии. Этот оригинальный труд был также переведен на немецкий язык и пользуется почетной известностью в
Германии.
Все изложенное дает нам право надеяться, что Академия не откажет почтить справедливо ученые заслуги проф. Н. А. Меншуткина причислением его к числу своих корреспондентов. Список ученых работ г. Меншуткина при сем прилагается.
Акад. А. Бутлеров
Акад. Н. Кокшаров *» [27, стр. 271-272].
-----------------------------
* Николай Иванович Кокшаров (1818-1892) - крупнейший русский минералог, академик. Автор многотомного труда «Материалы для минералогии России». В течение ряда лет был директором Горного института в Петербурге.
-----------------------------
29 ноября 1883 г. на заседании Физико-математического отделения Академии наук состоялись выборы членов-корреспондентов. Кроме Н. А. Меншуткина, баллотировались профессор Московского университета В. В. Марковников* и профессор Казанского университета А. М. Зайцев, кандидатуры которых были выдвинуты также А. М. Бутлеровым. Ни один из этих трех кандидатов не был избран. За Н. А. Меншуткина было подано восемь, а против - девять голосов.
Вместо кандидатов, предложенных А. М. Бутлеровым, Физико-математическое отделение избрало членами-корреспондентами двух немецких ученых и русского химика Ф. Ф. Бейльштейна. Провал на выборах таких выдающихся ученых, как Н. А. Меншуткин, В. В. Марковников и А. М. Зайцев, имена которых были известны всему ученому миру, объясняется происками реакционной группы ученых в Петербургской Академии наук, известной под названием «немецкой партии». Эта самая «немецкая партия» в свое время не допустила избрания в академики Д. И. Менделеева (см. гл. IV).
В связи с тем, что все предложенные А. М. Бутлеровым кандидаты были забаллотированы, он выступил со следующим заявлением на Общем собрании Академии наук, состоявшемся 3 декабря 1883 г.:
«Так как Общему собранию доносится только о лицах, избранных в корреспонденты Академии, на предмет их утверждения,... то г.г. члены Общего собрания Академии, не принадлежащие к составу 1 Отделения (т. е. Физико-математического отделения. - Авт.), могли бы быть приведены к мысли, что я, будучи в Академии единственным представителем по химии, не назвал кандидатов к избранию и тем не оказал должного внимания к заслугам русских химиков, которые признаются всюду как у нас, так и в Западной Европе.
-------------------------------
* Владимир Васильевич Марковников (1838-1904)-профессор Казанского, Новороссийского и Московского университетов. Ученик А. М. Бутлерова. Разрабатывая теорию химического строения, исследовал вопрос о взаимном влиянии атомов в молекулах органических соединений. Установил закономерность присоединения галогенов к непредельным органическим соединениям («правило Марковникова»). Занимаясь изучением кавказской нефти, открыл новый класс углеводородов - циклопарафины («нафтены»). Был одним из учредителей Русского химического общества.
-------------------------------
В отклонение от себя такого упрека, я считаю необходимым, в дополнение к донесению Отделения, довести до сведения Общего собрания Академии, что мною предложены были к избранию в корреспонденты заслуженные наши химики профессора В. В. Марковников, А. М. Зайцев и Н. А. Меншуткин; но они не были избраны большинством 1 Отделения.
Настоящее донесение мое покорнейше прошу внести в протокол сегодняшнего заседания» [27, стр. 273].
Приобщением к протоколу этого примечательного документа и закончилась история о провале реакционерами кандидатуры передового ученого Н. А. Меншуткина в члены-корреспонденты императорской Академии наук.
В 80-90-х гг. исследования Н. А. Меншуткина получили признание далеко за пределами России. Так, Общество чешских химиков избирает Николая Александровича своим почетным членом и неизменно приглашает его на съезды чешских естествоиспытателей и врачей для участия в работе химической секции.
Н. А. Меншуткин находился в постоянном контакте также с французскими и немецкими научными кругами. В конце 1886 г. В. Оствальд * задумал основать журнал физической химии и обратился к виднейшим европейским химикам с призывом поддержать его начинание. Среди тех, к кому обратился В. Оствальд, был и профессор Петербургского университета Н. А. Меншуткин. «Уже долгое время,- писал В. Оствальд Н. А. Меншуткину,- я имел намерение, покончив с моим учебником, издавать журнал общей (физической) химии, чтобы собирать рассеянные работы из этой области. Теперь этот план приводится в исполнение и я позволяю себе просить Вас о поддержке его в виде присылки статей и побуждения Ваших молодых соотечественников, работающих в той же области, к тому же. Мое предприятие с самого начала будет носить довольно международный характер, так как обещались участвовать ученые Италии, Голландии, Швеции, Дании
-------------------------------
* Вильгельм Фридрих Оствальд (1853-1932) - крупный немецкий физико-химик. Профессор Рижского политехнического училища, а затем профессор Лейпцигского университета, член-корреспондент Петербургской Академии наук; основные работы посвящены развитию теории электролитической диссоциации и катализа.
-------------------------------
и Англии. Я думаю, мне нечего распространиться о пользе такого предприятия в деле разработки и развития нашей научной дисциплины. Наибольшая польза получится, конечно, в том случае, если принимающие участие ученые будут действовать по возможности единодушно. Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы позволили мне в объявление о журнале поместить Ваше имя среди основателей его» [1, стр. 111]. H. А. Меншуткин ответил согласием на это предложение. Скоро пришло новое письмо от В. Оствальда, в котором он, поблагодарив Н. А. Меншуткина за его согласие участвовать в журнале, сообщил, что он уже заручился сотрудничеством профессоров Д. И. Менделеева, П. Вааге, К. М. Гульдберга и Г. Шиффа. Работы Н. А. Меншуткина, начиная с 1888 г., систематически печатались в журнале В. Оствальда «Zeitschrift fur physikalische Cheraie». Имя Н. А. Меншуткина стояло на обложке журнала в качестве одного из постоянных сотрудников.
1 марта 1887 г. в Петербурге произошло «чрезвычайное происшествие» - была схвачена террористическая группа, готовившая покушение на императора Александра III. Члены группы, возглавляемой Александром Ульяновым, старшим братом В. И. Ленина, оказались студентами Петербургского университета. Сообщение об аресте А. Ульянова и его товарищей вызвало переполох в кругах университетского начальства. Ведь еще не так давно ректор университета, вручая Ульянову золотую медаль за его «зоологическую работу о кольчатых червях», назвал юношу гордостью Петербургского университета.
Правительство стало смотреть на Петербургский университет как на опаснейший очаг крамолы. Министр народного просвещения И. Д. Делянов распорядился немедленно закрыть студенческое научно-литературное общество, членами которого состояли все главные участники покушения на царя, а Ульянов исполнял обязанности секретаря Общества.
На заре 8 мая Александр Ульянов был казнен во дворе Шлиссельбургской крепости...
В первой половине мая по университету распространились зловещие слухи, что предстоит массовое исключение прогрессивных студентов под предлогом их материальной необеспеченности. Среди студентов началась паника. Они стали отказываться от стипендии, опасаясь изгнания из университета. Слухи эти очень скоро подтвердились. Министр народного просвещения предложил правлению университета указать ему от 800 до 1000 студентов, которые по своему материальному положению не могут оставаться больше в университете. Правление срочно собралось для обсуждения распоряжения министра. Заседание было очень бурным и затянулось далеко за полночь. Передовые профессора, и в их числе Н. А. Меншуткин, резко выступали против действия министра и указывали на их противозаконность. На следующий день ректор Петербургского университета профессор И. Е. Андреевский был отстранен от должности, а профессора Ю. Э. Янсон и Н. А. Меншуткин в знак протеста против произвола царского министра ушли в отставку с постов деканов юридического и физико-математического факультетов. Ректором университета был назначен отъявленный реакционер профессор М. И. Владиславлев. Летом 1887 г., во время каникул, он создал из своих приспешников особую комиссию, которая вынесла решение об исключении на первых порах 126 студентов, причем «жертвы» были намечены самим ректором.
Таким было начало печальной деятельности М. И. Владиславлева на посту ректора Петербургского университета, того самого Владиславлева, о котором известный русский ученый А. А. Банков * сказал: «Есть проклятые имена, которые нельзя вспоминать равнодушно. К числу таких имен относится имя ректора Петербургского университета Владиславлева».
Весной 1887 г. Д. И. Менделеев и Н. А. Меншуткин приглашаются распорядительным комитетом Британской ассоциации на съезд ученых в Манчестере [28]. Они с удовлетворением приняли это приглашение. В течение всего лета Менделеев, находившийся тогда в своем подмосковном имении, ведет оживленную переписку с Николаем Александровичем.
-------------------------------
* Александр Александрович Байков (1870-1946) - академик, Герой Социалистического Труда, крупнейший специалист в области металловедения. Основные работы посвящены исследованию сплавов и теории металлургических процессов. Основатель школы металловедов в Петербургском политехническом институте. В советское время был видным общественным и государственным деятелем.
-------------------------------
В одном из писем он просит Меншуткина выполнить ряд его поручений: «1) если поездка в Англию назначится, то меня о том известите, пожалуйста (г. Клин Моск. губ.), 2) об том известите от нашего общего имени Роско и комитет, если найдете нужным, 3)им объясните, что я теперь уехал из Питера, но буду к сроку, 4) а в какой срок - не знаю? 5) полезно бы списаться со Спрингом * и с Вант-Гоффом **, а то что же ездить, если не застанем» [1, стр. 120].
5 августа 1887 г. Менделеев пишет: «Друг Н. А.! Изъяснять нет времени, я быть может поднимаюсь на аэростате из Клина в затмение. Извещу, если спуск будет ладен или если не удастся подняться. Ваш Д. Менделеев». На другой день, 6 августа, пришла телеграмма из Клина: «Наполняем аэростат «Россия».
Воздушная «проулка» Д. И. Менделеева закончилась благополучно, и 10 августа он приехал в Петербург. А через день Менделеев и Меншуткин отправились в Англию. По дороге они остановились в Амстердаме, где встретились с Вант-Гоффом, а затем посетили Спринга в Льеже. Приехав в Манчестер, они поселились у В. Арнольда - редактора, известной либеральной газеты «Манчестер Гардиан». Русские ученые выступили на химической секции съезда с сообщениями о своих последних работах. Британская ассоциация избрала Н. А. Меншуткина и Д. И. Менделеева почетными членами. Съезд прошел с большим успехом, было много интересных докладов, вызвавших жаркие, продолжительные дебаты. Заседания съезда перемежались с экскурсиями на промышленные предприятия и загородными увеселительными прогулками. Когда выпадал свободный вечер, то Николай Александрович и Дмитрий Иванович проводили его в обществе своего радушного хозяина и его супруги - великолепной музыкантши, которая развлекала
-------------------------------
* Вальтер Виктор Спринг (1848-19.11) - бельгийский химик, профессор теоретической химии в Льеже. Известны его исследования взаимодействия металлов с серой и мышьяком под высоким давлением.
** Якоб Гендрик Вант-Гофф (1852-1911)- голландский химик. Один из основателей современной физической химии и стереохимии. Иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук. Исследования Вант-Гоффа в области кинетики и термодинамики химических реакций получили мировое признание. Его классический труд «Очерки по химической динамике» переведен на русский язык.
--------------------------------
гостей игрой на фортепьяно. Николай Александрович разучил несколько произведений и играл с англичанкой в четыре руки. Оба наших ученых остались очень довольны своим пребыванием в Манчестере и после возвращения на родину Николай Александрович выразил Распорядительному комитету благодарность за оказанное Менделееву и ему гостеприимство.
В жизни Петербургского университета новый, 1887/88 учебный год был особенным: в университет поступило всего 200 студентов, тогда как в предыдущем году было принято 650 человек. Такое резкое уменьшение числа студентов явилось закономерным результатом новых правил приема - от поступающих стали требовать свидетельства о политической благонадежности, которые выдавались директорами гимназий. Лица, окончившие гимназии в других учебных округах, принимались только в том случае, если у них имелись родственники, проживающие в столице, которые в письменной форме обязывались постоянно наблюдать за поведением будущих студентов. Наконец, большую роль сыграло значительное повышение платы за обучение.
Уже в самом начале учебного года резко обострились отношения между новым, реакционно настроенным ректорам М. И. Владиславлввым и профессорами физико-математического факультета. По установившейся практике в лабораториях имелись сверхштатные лаборанты, которые получали содержание из специальных средств университета. С введением устава 1884 года специальные средства были сильно урезаны и поэтому возник вопрос об увольнении большинства сверхштатных лаборантов. Владиславлёв отказался ходатайствовать перед министерством о выделении особой суммы для сохранения в университете столь необходимого и высококвалифицированного лаборантского персонала. Он заявил, что преподавание на физико-математическом факультете обставлено слишком «роскошно» и предложил либо сократить часть лаборантов, либо значительно уменьшить оклады всем лаборантам, чтобы уложиться в ассигнованную сметой сумму. При обсуждении этогр вопроса на заседании Совета Н. А. Меншуткин остро критиковал позицию, занятую ректором.
В октябре 1887 г. профессорская корпорация чествовала смещенного ректора проф. И. Е. Андреевского и вышедших в отставку деканов Н. А. Меншуткина и Ю. Э. Янсона. Обращаясь к бывшему ректору с приветственным словом, Николай Александрович между прочим, сказал: «Как ректор, Вы были не только официально назначенным представителем закона, но как наш выборный ректор, наш товарищ. Вы делили с нами редкие радости и частое горе нашей университетской жизни. К Вам мы обращались за советом, в Вас видели опору и защитника законных наших прав. Увы, все это теперь находится уже в прошедшем. Это прошедшее представляется нам прекрасным. Принося Вам нашу искреннюю благодарность за понесенные Вами труды, мы жалеем, что это выражение благодарности является неполным за отсутствием дорогих Вашему сердцу наших питомцев, студентов университета, которых Вы так сильно любили и о которых так много заботились» [I, стр. 38]. Эти теплые, проникновенные слова приветствия, сказанные в адрес опального ректора в годы самой мрачной реакции, свидетельствуют о смелости и принципиальности
оратора.
На этом торжественном собрании Н. А. Меншуткин еще раз выступил, чтобы ответить на приветствия, обращенные к нему и Ю. Янсону: «Позвольте принести Вам, дорогие товарищи, благодарность за сегодняшнее чествование нас, отставных деканов. Хотя и стараюсь, я не могу, однако, не видеть в том поступке, который Вы так одобряете, ничего иного, как момент сознания полного бессилия своего остановить наступление тех грустных событий, свидетелями которых мы были прошлым летом... За мной 14 лет несения факультетских обязанностей, частью как секретаря и частью как декана. За этот длинный промежуток времени не менее четырех раз мои уважаемые товарищи по факультету изъявляли мне доверие постоянными выборами, так или иначе, представителем факультета... Я сделался членом факультета в 1866 году, в то относительно счастливое время, когда под уставом 1863 года только стал организоваться наш факультет, и пробыл в нем в период его полного расцвета. Вращаясь среди людей высоко даровитых, нетрудно было мне быть выразителем высоких стремлений факультета. Мне приятно видеть здесь многих, кому я обязан развитием своего нравственного характера. Позвольте мие принести им благодарность равно как испросить прощения у тех, кого я, быть может, так или иначе обидел» [1, стр. 38-39].
А между тем положение в Петербургском университете становилось все более напряженным. Ректор университета Владиславлев, опасаясь протеста профессоров в связи с увольнением прогрессивного ученого С. Ф. Миллера, оттягивал созыв очередного заседания Совета. Наконец, в начале ноября заседание Совета все же состоялось. Оно открылось, как обычно, чтением протокола предыдущего заседания. К удивлению членов Совета, в протоколе даже не упоминалась печально «знаменитая» речь ректора, которой он разразился в прошлый раз (в этой речи Владиславлёв обвинил чуть ли не всю профессорскую коллегию в «преступном свободомыслии»). Прения открыл проф. Н. А. Меншуткин, который указал на незаконные действия ректора, опубликовавшего свою, ставшую «притчей во языцех», речь в газете «Московские Ведомости» без предварительного разрешения попечителя и согласия членов Совета. Касаясь содержания речи ректора, Николай Александрович с огромным темпераментом бичевал ее фальшь, ее тенденциозное освещение академической жизни, ее злостные нападки на самых уважаемых и достойных профессоров университета. Взбешенный ректор не раз перебивал оратора и даже пытался лишить его слова. Николай Александрович все же закончил свое выступление, хотя ему дважды пришлось обращаться к ректору с призывом не мешать ему говорить. После Меншуткина и другие члены Совета стали просить слова, чтобы продолжить обсуждение речи ректора. Однако Владиславлев заявил, что дальнейших дебатов по этому вопросу он не допустит. Температура заседания Совета быстро приближалась к точке кипения. Чтобы разрядить атмосферу, Николай Александрович предложил, в соответствии с уставом, прервать заседание. К этому предложению присоединились и другие члены Совета, но ректор, игнорируя указания закона, категорически отказался это сделать и настаивал на рассмотрении других вопросов, стоящих на повестке дня. Подавляющее большинство членов Совета в знак протеста покинуло зал заседания.
В начале декабря стало известно, что ректор замыслил во время рождественских каникул исключить множество студентов, которых он причислял к «смутьянам». Встревоженная молодежь пыталась обратиться за разъяснениями к попечителю, но он отказался с ней встретиться. Несмотря на все усилия, студентам так и не удалось «лицезреть» высокое начальство. Студенты начали волноваться. Напряжение усиливалось с каждым днем, с каждым часом. Уже одно появление ректора в коридоре вызывало шумные протесты. Растерявшийся Владиславлев вызвал для успокоения разбушевавшейся «стихии» полицию и жандармерию, которые заняли университетское здание. Таким образом, ректор, лишенный нравственного авторитета, вынужден был опереться на «авторитет» грубой силы. По распоряжению властей Петербургский университет был закрыт.
В начале января 1888 г. занятия возобновились. Владиславлев по-прежнему оставался на посту ректора. На первом же заседании Совета профессор Н. А. Меншуткин представил на его рассмотрение от своего имени и от имени некоторых других профессоров следующий документ: «Мы, нижеподписавшиеся члены Совета, считаем священным долгом заявить, что мы всегда твердо держались закона во всей деятельности и впредь будем исполнять свои обязанности согласно уставу университета и правилам, на нем основанным, и выражаем свою уверенность, что употребление чрезвычайных мероприятий, практикуемых в ректорство г. Владиславлева, с устранением Совета университета от его прав и обязанностей... не может служить основой и залогом нормального и спокойного течения университетской жизни. Полагаем, что это наше заявление по голосовании могло бы получить форму постановления Совета и быть представленным в законном порядке г. министру» [1, стр. 42-43].
В протоколе заседания Совета об этом заявлении даже не упоминается: видимо, Владиславлев не допустил его оглашения.
В это же время министр народного просвещения, чтобы как-то утихомирить студентов, решается на новый, несколько необычный, шаг: он задумал возложить на профессоров повседневную «воспитательную» работу среди студенческой молодежи. В официальном документе он предложил профессорам на лекциях, практических занятиях и консультациях разъяснять своим питомцам их обязанности «перед университетом и отечеством». При личном свидании с деканом физико-математического факультета министр разрешил представить ему в письменном виде мнение факультета по данному вопросу. По просьбе декана и профессоров, Николай Александрович Меншуткин составил обширный «меморандум», в котором отражается, с одной стороны, обстановка, сложившаяся в Петербургском университете, а с другой, индивидуальность автора документа. Мы приводим из него некоторые
выдержки:
«...Представляя свои соображения, факультет... ценит данное г. министром разрешение, особенно ввиду того, что ректор не разрешил Совету университета сделать определение по сему вопросу... Профессора физико-математического факультета считают необходимым заявить, что разъяснение студентам их долга перед отечеством и обязанностей перед университетом возможно путем лишь собеседований со студентами, иначе слова профессора были бы бесполезным повторением тех правил, которые обязаны знать и знают студенты. Ввиду того что подобные совещания примут характер прений, представляются нижеследующие соображения:
На лекциях разъяснение обязанностей студентам можно сделать только при начале учебного полугодия. При непрестанном же разъяснении неминуемо пострадает преподавание и умалится авторитет профессора. Мало того, после отвлечения внимания в сторону разъяснения обязанностей студента, трудно будет вернуться - профессору к стройному изложению, студенту же - к спокойному усвоению научного вопроса.
Разъяснения студентам их нравственных обязанностей в часы учебных занятий или во время совещательных часов (консультаций.- Авт.) может не только ухудшить преподавание, но и совершенно подорвать дисциплину студентов... Для ближайшего уяснения невозможности подобных собеседований рассмотрим несколько случаев.
а) Представим себе наиболее счастливый случай: совещательный час или время практических занятий, обращенное в собрание студентов под председательством профессора и посвященное беседе не научного характера, идет спокойно. Поставлен ли профессор в такие условия, в которых он мог бы разъяснить студентам их обязанности перед университетом и их недоумения и вопросы? Профессор не знает, какие в данный момент применены относительно студентов меры, так как г. ректор ни разу не обсуждал таковые с Советом, а напротив, не только устранял от этого Совет, но и не допускал обсуждения таких вопросов в Совете. Затем, при разговоре со студентом профессор не может ссылаться на устав, так как г. ректор постоянно прибегает к чрезвычайным мероприятиям. Невозможно говорить студенту, что такое-то обстоятельство по уставу решается так-то, но как поступит в данном случае г. ректор, ему, профессору, неизвестно, а между тем во многих случаях иного ответа быть не может. Но подобный ответ едва ли желателен: он, очевидно, не может содействовать ни возвышению нравственных достоинств студента, ни убеждению его в святости закона.
б) Во время сходок... хотя бы они были и спокойные, профессор может быть поставлен в крайне неловкое положение студентами. Студенты могут указывать на причины беспорядков и просить их устранения. Так как причины беспорядков не были исследованы, то на собеседованиях со студентами последними могут быть возбуждены вопросы, в высшей степени щекотливые, например - просьбы об отмене тех или других правил, об удалении г. инспектора и даже самого г. ректора и т. п....
в) Во время тех же совещаний студенты... могут закричать профессору, что он старается их убеждать поступать так или иначе не по внутреннему убеждению, но из желания сохранить жалованье, так как при повторении беспорядков университет может быть закрыт, и профессора будут лишены жалованья.
Все случаи, рассмотренные в пунктах а, б, в, указывают на невозможность собеседования со студентами о предметах, не касающихся преподавания...
...Стремление всеми зависящими средствами воздействовать в добрую на студентов сторону всегда руководило и впредь будет руководить всеми действиями профессоров по отношению к студентам. Средства, которыми можно достичь этого, состоят в следующем:
а) чтобы строго научным, объективным, лишенным всякой тенденциозности преподаванием облегчить студентам доступ к познанию научных истин, вселять им любовь и уважение к науке и привлекать их к самостоятельному научному труду;
б) чтобы собственным примером строгого исполнения долга укреплять и в студентах сознание о необходимости свято чтить закон...
Дополнить эти средства другими, необходимыми для водворения прочного спокойствия и мирного процветания С. Петербургского университета, не во власти профессоров; они с своей стороны могут только всеми силами стремиться к тому, чтобы держать уровень науки на надлежащей высоте, твердо стоять на почве закона и, поступая таким образом, исполнять свой долг перед... отечеством и перед университетом» [1, стр. 43-47]. Каждая строка этого документа, вышедшего из-под пера Н. А. Меншуткина, пропитана протестом против режима произвола, установившегося с благословения самого министра в Петербургском университете, против всего «несчастного положения», в котором очутился столичный университет. Совершенно естественно, что прогрессивная профессура физико-математического факультета категорически отклонила «идеологическое» задание министра - заниматься политическим воспитанием студентов в духе, угодном царскому правительству.
19 октября 1888 г. научная общественность Петербурга и других университетских городов чествовала ординарного профессора Николая Александровича Меншуткина по случаю 25-летия его научной, педагогической и общественной деятельности. Юбиляром были получены многочисленные поздравления. С теплым приветствием обратился к нему, в частности, бывший ректор Петербургского университета профессор И. Е. Андреевский:
«Многоуважаемый Николай Александрович!
Прочитал в газетах, будто исполнилось 25-летие Вашей ученой деятельности. Стал пересчитывать годы, и, кажется, это верно. Не находя удобным явиться в то здание, где Вы обитаете (Меншуткин жил в то время в здании университета.- Авт.), чтобы расцеловать Вас с самыми задушевными пожеланиями, письменно приношу Вам самое теплое дружеское поздравление с искреннейшей просьбой: оставайтесь, по крайней мере, еще четверть столетия (а по возможности и еще гораздо долее) столь же молодым, энергичным, склонным к истинно ученому труду и потому склонным ко всему хорошему и честному, чем Вы так умели пленить окружающих и особенно меня, обнимающего Вас и крепко целующего» [1, стр. 48].
Лучшей наградой для юбиляра за его многотрудные дела явились задушевные слова тех, кому он посвятил всю свою жизнь,- слова питомцев Петербургского университета:
«Минуло двадцать пять лет служения Вашего науке и университету. Не нам, конечно, оценивать первую сторону деятельности Вашей, не нам, ученикам науки, говорить о научных заслугах Ваших - это дело сотоварищей Ваших, а не студентов. Мы приветствуем деятельность Вашу, как профессора в широком смысле этого слова. Мы, русская университетская молодежь, продолжаем смотреть на университет, как на организм, в котором все, и студенты, и профессора слиты воедино, одухотворены одним стремлением к истине на пользу всего человечества и, в частности, своего народа, и мы все должны жить общей жизнью, участвовать в общем труде, радоваться общими радостями, болеть общими болями; вся Ваша деятельность являлась ярким выражением этого взгляда, и мы приветствуем сегодня двадцатипятилетие «истинного» профессорства. Помимо научных работ Ваших, Вы много потрудились на пользу Петербургского университета: Вашими знаниями, энергией и неутомимостью твердо поставлены на ноги систематические лабораторные занятия петербургских студентов, за это и за прекрасную книгу Вашу, не одним только нам облегчившую занятия анализом, великое спасибо.
В лекциях Ваших, всегда ясных и строго логических, Вы учили нас тонкому критическому анализу теорий и гипотез и в то же время ясно показывали, что стремление к истине должно быть неразрывно связано с полным беспристрастием. В Вашей административной деятельности, в Вашем выборе молодых научных сил отсутствовала малейшая тень лицеприятия.
Не мало положили Вы труда в такое общеуниверситетское дело, как журнал физико-химического общества, не мало порадели и в Обществе вспомоществования студентам. Вот как трудились Вы тем общим прудом, который, по нашему мнению, должен характеризовать университетскую жизнь, а как Вы чувствовали, как страдали университетскими горестями,- мы все свидетели, не будем говорить об этом,- раны еще слишком свежи; пусть сегодняшний день не омрачится грустными воспоминаниями... Кончаем тем, чем начали: приветствуем Вашу двадцатипятилетнюю деятельность «истинного» профессора, слово и дело которого всегда было едино, и от души желаем Вам еще многих лет такой деятельности, нам еще многих таких профессоров» [1, стр. 48-
49].
Это приветствие Николаю Александровичу Меншуткину от университетской молодежи, от этих «бунтарей» и «смутьянов», говорит о многом, говорит о том, как молодежь любила и глубоко почитала своего на вид сурового, но справедливого, гуманного и мужественного руководителя и наставника.
Ширилась известность Меншуткина как крупнейшего специалиста-химика. Он привлекался правительственными организациями для участия в различных делах чисто практического характера. Так, он совместно с Д. И. Менделеевым участвовал в разработке рецептуры бумаги, предназначенной для чеков. Бумага должна была обладать особыми свойствами, чтобы легко обнаруживались всякие подделки и подчистки. Технология производства «чековой» бумаги, рекомендованная учеными, с успехом применялась на практике.
Николаю Александровичу приходилось часто участвовать в разнообразных судебных экспертизах. Например, по поручению особой следственной комиссии он исследовал документы интендантского ведомства периода турецкой войны 1877 г. и установил явные подлоги.
Николай Александрович приобретает большую популярность в кругах научной общественности. Он избирается почетным членом Минер алогического общества, Общества естествоиспытателей при Казанском университете и Киевского общества естествоиспытателей. Югославенская академия «Знаности и уметности» и Английское химическое общество избирает проф. Н. А. Меншуткина своим почетным членом. Николай Александрович ежегодно получал приглашения на съезды Британской ассоциации, но воспользоваться ими ему больше не пришлось. Однако у него сохранились дружеские связи с английскими учеными. Так, известный химик Т. Карнелли писал Меншуткину в 1888 г.: «В настоящее время освободилась кафедра в Эбердинском университете; побуждаемый многочисленными друзьями в Эбердине выступить кандидатом на нее, я, тщательно взвесив все обстоятельства, решил сделать это. Как Вы, может быть, знаете, назначение производится у нас в большой степени на основании рекомендаций; поэтому я пишу Вам с просьбой дать отзыв, основанный на моих опубликованных исследованиях: рекомендация ученого, столь хорошо известного здешним химикам, несомненно принесет мне большую пользу. Если можете сделать мне это одолжение, то буду Вам очень благодарен» [1, стр. 114]. В 1889 г. Д. И. Менделеев прочитал фарадеевскую лекцию о периодической системе элементов в Лондонском химическом обществе. В связи с этим английский журнал «Nature» поручил химику Т. Э. Торпу * напи-
--------------------------------
* Томас Эдуард Торп (1845-1925)- английский химик и историк химии, член Лондонского королевского общества. Специалист в области неорганической химии. Получил ряд соединений фосфора (фоофористый ангидрид и другие). Дал определение атомного веса радия.
--------------------------------
сать биографию Менделеева для опубликования ее на страницах журнала. Т. Э. Торп обратился за помощью к Меншуткину, который с большим удовольствием выполнил просьбу английского коллеги и послал ему весь необходимый материал. К помощи Николая Александровича, в совершенстве владевшего английским языком, приходилось пробегать и Д. И. Менделееву. В одном из своих писем он писал Меншуткину: «Многоуважаемый Николай Александрович! Живя в деревне, у получил от проф. Армстронга прилагаемую корректуру статьи о периодическом законе с желанием ее прочесть и поправить, если надобно, да выслать поскорее. Вы знаете, что я не могу владеть подробностями английского языка и потому решаюсь просить Вас прочесть и исправить, что где сочтете надобным... Очень обяжете, если не откажетесь» [1, стр. 109]. Меншуткин охотно выполнил эту просьбу, о чем свидетельствует воспроизводимая фотокопия его письма Менделееву (см. стр. 67).
В одну из годовщин основания университета Николай Александрович вместе с другими прогрессивными профессорами был приглашен студентами на товарищеский обед, на котором он выступил со следующим кратким словом: «Позвольте поздравить Вас от имени старых студентов с годовщиной основания Петербургского университета и сообщить, что, по мнению старых студентов, Вы сегодня прислали к нам неладных представителей. Они сказали нам, что между новыми студентами и нами, старыми студентами, новый устав провел разграничительную черту. Старые студенты просят меня сказать, что это неверно: и старые и молодые, мы все студенты Петербургского университета. Пью за здоровье студентов Петербургского университета».
Даже такое, казалось бы, совершенно невинное общение профессоров со студентами не ускользнуло от «недреманного ока» начальства, и Николаю Александровичу пришлось иметь не очень приятное объяснение с самим господином министром.
При непосредственном участии Н. А. Меншуткина проходили защиты многих магистерских и докторских диссертаций на ученом совете физико-математического факультета Петербургского университета. Он выступал официальным оппонентом на защите докторских диссертаций Е. Е. Вагнера (1888 г.), А. Е. Фаворского (1891 г.), И. Л. Кондакова (1894 г.), П. И. Вальдена (1899 г.) и иногих других*.
После защиты тесная компания петербургских химиков обычно заходила в ресторан, чтобы отпраздновать «рождение» нового магистра или доктора химии. Такие вечера проходили шумно и весело. Остроты и меткие сравнения вызывали взрывы смеха. На одном из банкетов Дмитрий Петрович Коновалов ** провозгласил такой тост:
«Я поднимаю свой бокал за самую крупную в прямом и дереносном смысле фигуру среди русской химической дружины - Николая Александровича Меншуткина».
Когда смех затих, Николай Александрович ответил:
«Я поднимаю свой бокал за самую блестящую в прямом и переносном смысле голову среди русских химиков: Дмитрия Петровича Коновалова».
Этот обмен остроумными комплиментами вызвал бурные аплодисменты; Николай Александрович был действительно самым высоким и крупным среди русских химиков, а на блестящей голове Д. П. Коновалова почти не осталось волос.
Весной 1890 г. Петербургский университет снова переживал неспокойные дни, начались массовые сходки, на которых горячо обсуждались требования студентов, касающиеся все того же «извечного предмета»: свободы для студенческой корпорации, свободы для профессорской коллегии, «свободы преподавания наук».
На одной из таких сходок студенты обратились к присутствующему на ней профессору Д. И. Менделееву с просьбой передать их петицию министру народного просвещения. Менделеев согласился и отправился с петицией к графу Делянову. Однако царский сановник не только отказался ее принять, но и указал Менделееву, что никто из лиц, состоящих на службе у «его импера-
---------------------------------
* Отзывы Н. А. Меншуткина на эти диссертации хранятся в Государственном историческом архиве Ленинградской области (ТИАЛО), ф. 14, оп. 3, д. 14818, 14892, 14914, 14988.
** Дмитрий Петрович Коновалов (1856-1929)- академик, профессор Петербургского университета. В советское время - президент Главной палаты мер и весов. Крупнейший специалист в области физической химии. Важнейшие работы посвящены развитию химической теории растворов и теории химической кинетики, а также вопросам гетерогенного катализа. Занимался изучением процессов химической технологии.
---------------------------------
торокого величества», не имеет права принимать подобные «бумаги». Менделееву не оставалось ничего другого как подать в отставку.
Студенты, узнав о том, что миссия Д. И. Менделеева провалилась и он вынужден покинуть университет, устроили новую грандиозную сходку, на которой раздавались призывы к антиправительственной демонстрации. Профессура физико-математического факультета была крайне возбуждена ошеломляющей отставкой Д. И. Менделеева - гордости не только Петербургского университета, но и всей России. Попытки профессоров удержать Менделеева в университете не имели успеха. Менделеевский курс неорганической химии был передан профессору Д. П. Коновалову. Так закрылась одна из самых ярких страниц в истории Петербургского университета, страница, связанная со славной деятельностью великого русского ученого Д. И. Менделеева [29].
В 1894 г. Петербургский университет отмечал 75-летие со дня своего основания. Была создана юбилейная комиссия во главе с заслуженным профессором Н. А. Меншуткиным, которая наряду с другими мероприятиями решила издать биографический словарь всех преподавателей, работавших в университете со дня его основания. Подготовка к изданию этого словаря была возложена на Н. А. Меншуткина, который затратил много усилий для собирания биографических материалов.
В 1895 г. Н. А. Меншуткин впервые назначается Министерством народного просвещения председателем испытательной комиссии Московского университета. С тех пор, в течение ряда лет, он возглавляет испытательные комиссии различных университетов. По окончании экзаменов Меншуткин составлял подробные отчеты, в которых давался исчерпывающий анализ постановки преподавания в данном университете. В своих отчетах об экзаменах в Московском университете Николай Александрович с большим удовлетворением констатировал очень хорошие знания студентов почти по всем предметам и превосходное качество студенческих дипломных работ, представляющих собой в подавляющем большинстве случаев самостоятельные научные исследования. Меншуткин приходит к заключению, что по уровню преподавания Московский университет - один из лучших в стране.
Совсем другое впечатление осталось у него от Казанского университета. Меншуткин указал на существенные пробелы в общей естественно-исторической подготовке студентов. Попутно он отметил, что Казанский университет нуждается в значительном расширении кабинетов и лабораторий, в особенности химических лабораторий.
Строгая объективность и абсолютная беспристрастность Н. А. Меншуткина на посту председателя испытательной комиссии высоко оценивались студентами, которые не раз выражали ему знаки своего уважения и признательности.
Испытательные комиссии, создававшиеся специально для проведения государственных (выпускных) экзаменов, позволяли Министерству контролировать качество университетского образования, следить за постановкой преподавания и своевременно принимать меры по улучшению педагогического процесса.
В 1895 г. создается национальный русский комитет для сбора пожертвований на сооружение памятника знаменитому французскому ученому Лавуазье * в Париже. В состав комитета вошли виднейшие русские ученые - Д. И. Менделеев, Н. Н. Бекетов **, Ф. Ф. Бейльштейн *** и др. Секретарем комитета избирается Н. А. Меншуткин,
-------------------------------
* Антуан Лоран Лавуазье (1743-1794) - французский химик, член Парижской академии наук. Опроверг ошибочную теорию флогистона и впервые правильно объяснил явления горения и обжигания как процесс соединения веществ с кислородом. Применял количественные методы (точное взвешивание) к исследованию химических превращений. Является одним из основателей термохимии. Применил физико-химические способы к изучению проблем биологии.
** Николай Николаевич Бекетов (1827-1911)- физико-химик, член Петербургской академии наук. Изучая вытеснение одних элементов другими, установил, что водород под давлением способен вытеснять некоторые металлы из растворов их солей. Открыл способ восстановления металлов из их окислов алюминием, положив начало алюминотермии. Занимался термохимическими исследованиями. Читал в Харьковском университете с 1865 г. курс «Физической химии».
*** Федор Федорович Бейльштейн (1838-1906) - член Петербургской академии наук, профессор Петербургского технологического института. Крупный специалист в области органической химии. Его исследования имели большое значение для химической промышленности. Изучал кавказскую нефть. Под его руководством был составлен многотомный справочник по органической химии, получивший широкую известность в России и за рубежом.
-------------------------------
которому поручается вся организационная работа. Николай Александрович поддерживал связь с провинциальными отделениями комитета и вел оживленную переписку с французскими учеными. Русский национальный комитет собрал довольно значительную по тем временам сумму - более одиннадцати тысяч рублей, Н. А. Меншуткин удостоился персональной благодарности от президента Главного комитета в Париже Марселена Бертло. Большая работа, проведенная русским национальным комитетом, символизировала взаимную симпатию русских и французских ученых, их дружбу, ставшую уже традиционной.
Самые различные организации обращались к Меншуткину по всевозможным вопросам, и никому он не отказывал. Отзывчивость на всякое полезное, нужное обществу дело - одна из наиболее характерных черт Николая Александровича. По просьбе комиссии, состоящей при Министерстве народного просвещения, он составляет программу чтения по химии, в которой, в частности, говорится: «Программу чтения для самообразования по химии составить не легко, главным образом потому, что химия... не входит в состав гимназического преподавания. Ближайшим следствием такого положения дела является почти полное отсутствие общедоступно написанных книг по химии и для самоусовершенствования нет почвы. Приходится начинать чтение по химии с приобретения необходимых фактов, которые лежат в основе законов химии, как науки о свойствах и превращениях вещества...
Химия, подобно другим естественным наукам, изучает явления вещественного мира; нужно ознакомиться с химическим явлением, с методами, употребляемыми вообще в естествознании, с теми экспериментальными приемами и приборами, которые употребляются для этой цели. Человеку, не подготовленному гимназией к подобным занятиям, едва ли возможно будет только из книги почерпнуть правильное понимание излагаемых истин; не видав никогда химических приборов, по описанию... их нельзя будет себе правильно представить. Поэтому мы считали бы необходимым указать желающим ознакомиться с химией, что для начала лучше всего прослушать начальный курс химии, в размере 10-12 лекций...» [1, стр. 136-137].
По мнению Николая Александровича, такой курс Химии подготовит «к чтению элементарных учебников..., которые должны сообщить читателю необходимые основные факты по химии». Указав на рад таких учебников, Меншуткин далее пишет; «Русская химическая литература в «Основах химии» Д. И. Менделеева обладает сочинением, равного которому не может представить литература других народов. Это сочинение наиболее глубоко затрагивает и наиболее сильно освещает все вопросы философии химии. Чтение его весьма трудно для начинающего, тем не менее мы указываем и на него, как на цель, к которой должен стремиться всякий желающий ознакомиться с химией» [1, стр. 137].
Из программы Николая Александровича видно, что он подошел к вопросу самообразования, как опытный методист, рекомендуя знакомство с химической литературой в строго определенной, хорошо продуманной последовательности.
Весной 1901 г. министр народного просвещения П. С. Ванновский начал подготовку к разработке нового устава - он прислал в Петербургский университет особый вопросник из 18 пунктов и просил дать на них обстоятельные ответы. В связи с этим Совет университета создал особую комиссию, в которую вошли по три профессора от каждого факультета. Комиссия избрала своим председателем Н. А. Меншуткина. По его предложению, комиссия обратилась ко всем профессорам и приват-доцентам университета с призывом изложить в письменном виде свои взгляды на вопросы, указанные министром. После полуторамесячной работы комиссия представила Совету исчерпывающий доклад, который представлял собой по существу проект нового устава университета. Совет выразил благодарность членам комиссии за их громадный труд и вручил доклад министру. Проект устава, разработанный комиссией Меншуткина, был большим шагом вперед не только по сравнению с уставом 1884 года, но даже по сравнению с либеральным уставом 1863 года.
В конце 1901 г. по предложению П. С. Ванновского Совет университета избрал «комиссию для организации студенчества», в состав которой вошел Н. А. Меншуткин. Эта комиссия в течение нескольких дней разработала «временные правила организации студенческих учреждений» для Петербургского университета. Министр приехал на заключительное заседание комиссии, ознакомился с новыми правилам» и тут же их утвердил. Спустя месяц эти правила в несколько измененном виде были распространены на все высшие учебные заведения.
