В 1884 г. был введен новый университетский устав, которым предусматривалось значительное расширение лабораторных занятий по всем естественным наукам. В связи с этим декан физико-математического факультета предложил всем заведующим кабинетами и лабораториями изложить свое мнение о путях улучшения и расширения практических занятий студентов.
Д. И. Менделеев представил записку, к которой присоединились и другие профессора химии — А. М. Бутлеров и Н. А. Меншуткин. В записке указывалось, что для коренного преобразования всего дела преподавания химии в Петербургском университете требуется радикальное мероприятие — создание совершенно новой химической лаборатории.
В своей записке Д. И. Менделеев набрасывает в общих чертах проект будущей химической лаборатории и указывает ее предполагаемую стоимость.
Совет Петербургского университета создал специальную комиссию, которой поручил изучить положение дела и высказать свое мнение о нуждах лабораторий и кабинетов физико-математического факультета. Комиссия пришла к убеждению, что назрела острая необходимость в сооружении новых зданий для ряда «учебно-вспомогательных учреждений», в том числе и для химической лаборатории.
Совет солидаризовался с мнением комиссии и обратился с аргументированным докладом к министру народного просвещения. Однако по установившейся печальной традиции доклад долгое время пролежал без движения в министерских канцеляриях. Только опустя несколько лет «гора родила мышь» — университету было ассигновано всего навсего три тысячи рублей на улучшение вентиляции в химической лаборатории.
В 1в90 г. министерство финансов наконец-то предложило Петербургскому университету представить смету на строительство новой химической лаборатории. К этому времени Д. И. Менделеев покинул университет и теперь старейшему профессору химии Н. А. Меншуткину было поручено вплотную заняться вопросом постройки лаборатории. В течение всего летнего каникулярного времени он работал над проектом лаборатории и осенью 1890 г. представил свои соображения физико-математическому факультету. Описав предполагаемое размещение всех отделений лаборатории, Меншуткин особо подчеркнул, что «устройство отопления, вентиляции, тяг, освещения и т. п. требует внимательного изучения. Желательно, чтобы один из профессоров химии, которому будет поручено наблюдение за постройкой лаборатории, мог бы съездить осмотреть приспособления в новейших заграничных лабораториях» [1, стр. 123].
Физико-математический факультет, согласившись в основном с предложениями Николая Александровича, образовал под его председательством комиссию для составления сметы и рабочего проекта химической лаборатории. В комиссию вошли экстраординарные профессора Д. П. Коновалов и И. И. Боргман. К ее работе был привлечен видный архитектор академик А. Ф. Красов-ский. Комиссия на своих многочисленных заседаниях наметила контуры будущей лаборатории. Было признано целесообразным, прежде чем составить окончательный проект, командировать Н. А. Меншуткина и А. Ф. Красовского за границу для ознакомления с крупнейшими химическими лабораториями Западной Европы. Николай Александрович изучил все имевшиеся печатные материалы об иностранных лабораториях, которые он намеревался посмотреть. Летом 1891 г. профессор Меншуткин и архитектор Красовский отправились в Европу. Они побывали в Берлине, Мюнхене, Вене, Будапеште, Цюрихе и других центрах высшего образования за рубежом. Известные ученые — А. В. Гофман в Берлине, А. Байер в Мюнхене—лично давали объяснения по всем вопросам, интересующим русских гостей. При осмотре лабораторий Меншуткин уделял большое внимание йсем деталям их организации и оборудования, особенно он интересовался устройством вентиляции, отопления и освещения. После возвращения Меншуткина и Красовского в Россию закипела работа по составлению окончательного проекта лаборатории. Осмотр заграничных лабораторий не вызвал значительных изменений в первоначальных набросках. Осенью 1891 г. проект и смета были представлены университетом министру народного просвещения. Однако смета не была утверждена, так как она превышала ассигнованную правительством сумму в 250 000 рублей. Министр предложил в целях сокращения затрат уменьшить размеры лабораторного корпуса. Комиссия признала невозможным выполнить требование министра и поручила Меншуткину отстаивать первоначальные планы. Вот что писал Николай Александрович по этому вопросу физико-математическому факультету: «При составлении проекта лаборатории комиссия исходила из положения, что необходимо возможно лучше обставить преподавание химии и практические занятия студентов... Сокращать размеры здания лаборатории можно только в ущерб самому делу; сокращенные размеры не отвечали бы не только требованиям химического преподавания в ближайшем будущем, но даже и в настоящем... Изменение проекта возможно только в смысле урезывания числа мест для занимающихся или нарушения удобств занятий. В обоих случаях цель сооружения здания — служить на много лет для занятий по химии со многими поколениями учащихся, притом в условиях более удобных чем ныне,— не была бы достигнута» [1, стр. 126].
Комиссия признала, что единственный выход из создавшегося положения — ассигновать недостающую сумму (порядка 20 000 рублей) из специальных средств университета. Это совершенно необходимо «для приведения хотя бы одного из учебно-вспомогательных учреждений университета в такой вид, который будет достоин столичного университета и будет отвечать требованиям подъема промышленных сил нашего отечества» [1, стр. 127].
Правление и Совет университета признали доводы Н. А. Меншуткина достаточно убедительными; было решено выделить недостающую сумму на постройку химической лаборатории из специальных средств университета.
Наконец, к весне 1892 г. все хлопоты остались позади — проект с незначительными изменениями был утвержден. Кредиты открыты — можно было приступать к строительству, долгожданному строительству нового здания химической лаборатории Петербургского университета.
По распоряжению министра народного просвещения была организована «Строительная комиссия для возведения здания химической лаборатории С.-Петербургского университета». Она очень энергично принялась за дело и уже в сентябре началось возведение второго этажа. В этом месяце состоялась закладка лаборатории. На торжество собрались виднейшие русские ученые и среди них Д. И. Менделеев.
С приветственной речью выступил член строительной комиссии, душа всего дела, заслуженный профессор Н. А. Меншуткин. Он сказал, в частности: «В знаменательный для университета день закладки новой химической лаборатории... мы не можем не вспомнить и о тех ближайших причинах, обусловивших необходимость возведения для химической лаборатории столь величественного здания. Прошедшее 25-летие в истории научной жизни нашего университета займет выдающееся положение... В этот период времени на кафедре химии мы видим знаменитых Менделеева и Бутлерова. Со всей России стекались желающие послушать живое слово этих великих учителей и уже давно сделалась чувствительной недостаточность старой лаборатории и аудитории. Благодаря неустанному усердию Д. И. Менделеева... удавалось расширять помещение, увеличить учебный персонал; но все увеличения оставались позади потребностей, которые в старом здании лаборатории удовлетворить оказалось невозможным. Назрело убеждение в необходимости постройки новой лаборатории... Ближайшие причины, вызвавшие необходимость постройки новой химической лаборатории, оказываются... в ученых заслугах наших славных ученых — Менделеева и Бутлерова» [1, стр. 131]. После речи Меншуткина в присутствии многих почетных гостей в стену здания была замурована мемориальная доска.
Строительство химической лаборатории в Петербурге вызвало большой интерес среди международной научной общественности. Проект лаборатории в числе других экспонатов министерства народного просвещения демонстрировался на всемирной выставке в Чикаго, где он получил высокую оценку крупнейших специалистов.
К осени 1894 г. строительство химической лаборатории было закончено. Русская столица украсилась громадным прекрасным зданием, привлекавшим всеобщее внимание. В первом этаже разместились отделение общей химии и громадная лаборатория качественного анализа на 96 мест. Второй этаж был отведен под лабораторию количественного анализа (48 мест) и лабораторию технической химии. Здесь же находилась большая аудитория на 350 мест, а также библиотека Русского физико-химического общества. Наконец, на третьем этаже расположилась лаборатория органической химии (на 24 места) и малая аудитория на 72 места. На всех этажах находились специальные лаборатории для научных исследовании, профессорские кабинеты и многочисленные лаборантские.
В специально изданной Петербургским университетом брошюре дается описание химической лаборатории Петербургского университета. «Особенностью нашей лаборатории,— читаем в брошюре,— является также распределение помещения соответственно отделам науки. Не только отделам аналитической и органической химии отведены обширные помещения, но и для сравнительно нового отдела — физико-химии имеется соответствующее приспособленное помещение. Чтобы удовлетворить увеличивающейся потребности в знании практических приложений химии, устроено удобное помещение для работ по технической химии» [24].
День 16 октября 1894 г. вошел знаменательной датой в историю Петербургского университета — в торжественной обстановке состоялось открытие химической лаборатории. Это был подлинный праздник русской науки. Собрались видные деятели народного просвещения; собрался цвет столичной профессуры. На всех присутствующих большое впечатление произвела яркая, эмоциональная речь Н. А. Меншуткина. Он прежде всего обрисовал успехи химического образования в стране: «Вторая четверть нашего столетия и у нас, в России, была ознаменована появлением значительных химических сил: укажем на профессора Горного института академика Гесса и на Клауса — профессора Дерптокого и Казанского университетов. Наибольшее (влияние на развитие химических знаний у нас оказали, однако, ученики Либиха. Достаточно назвать Воскресенского, Зинина, Ильенкова, Лясковского, Соколова, Ходнева, чтобы вспомнить осноза-ние химических лабораторий в наших университетах.
В этих лабораториях заложено начало русской химии, в них воспитались поколения русских химиков. На первый взгляд покажется невероятным, если я скажу, что во Франции и Англии учебные химические лаборатории появились позже, чем в России» [25, стр. 406].
Много места в своей речи Меншуткин уделил волновавшему его вопросу о связи науки с жизнью, с практикой, с промышленностью, о их взаимном проникновении: «Университетское преподавание химии должно идти не только вместе с наукой, но, по возможности, во главе ее: оно должно отмечать назревающие вопросы науки и изыскивать методы опытного решения их... Удовлетворяя запросам чистой науки, современные химические лаборатории не могут оставаться глухими к запросам жизни, которая с различных сторон врывается в лабораторию... Химическая промышленность Германии за последнюю четверть века сделала гигантский шаг вперед... Прогресс был бы немыслим, если бы не было в стране громадного запаса химических знаний к услугам промышленности... Едва, в шестидесятых годах, обозначились успехи химии, промышленность тотчас ими воспользовалась... Теория слилась с практикой и стала ее надежной руководительницей. Успехи органической химии дозволили, например, газовый деготь, это вонючее, противное вещество, обратить в краски бесчисленных оттенков... и, таким образом, из заводского отброса создать на сотни миллионов ценностей... Химический завод... в котлах и автоклавах воспроизводит реакции, открываемые химиком в колбах и стаканах... Если университетская лаборатория наложила свою печать на деятельность химического завода, то и последний произвел влияние на производство работ в химических лабораториях» [25, стр. 407—409].
Меншуткин в своей речи не обошел и тот печальный факт, что химия работает не только на созидание, но и на разрушение: «К несчастью, человек эксплуатирует науку не всегда для достижения наибольшей суммы счастья: бездымный порох, которого не на пользу человека готовится на много десятков миллионов,— есть, также дитя органической химии» [25, стр. 408].
В выступлении Меншуткина звучала гордость за отечественную науку, в полной мере проявились его патриотические чувства, его передовые взгляды, в которых явственно выступает идея «о праве на образование», столь созвучная нашему времени: «Успехи химии за последнюю четверть века в значительной степени были обусловлены трудами русских ученых. Всем известные, дорогие для нас имена в продолжение многих лет привлекали в Петербургский университет толпы молодежи, жаждавшей изучить химию, и давно уже и лаборатория, и аудитория сделались тесными; приходилось с болью в сердце отказывать многим в удовлетворении благороднейшего из стремлений и неотъемлемого права...— права учиться» [25, стр. 409].
В заключительной части речи Николай Александрович обрисовал в общих чертах облик новой химической лаборатории: «Не раз во время постройки... лаборатории те, которым дороги интересы университета, обращались к нам с вопросом: будет ли представлять наша новая лаборатория последнее слово науки?.. Стараясь сколь можно удобнее обставить химические работы, мы озаботились, чтобы в лаборатории было вдоволь воздуха и света. Светом лаборатория залита; обильный приток свежего воздуха обеспечен системой вентиляции... Занимающийся имеет под рукой газ для нагревания, воду, - электричество, разреженный воздух и вытяжные шкафы для работ с пахучими веществами. Принимая во внимание вышеприведенные удобства и имея в виду, что наша лаборатория обеспечивает преподавание опытной химии во всей ее совокупности, что в такой полноте едва ли где встретится в заграничных лабораториях, мы не можем нe прийти к выводу, что среди лабораторий, как наших, отечественных, так и западноевропейских, новая лаборатория Петербургского университета займет выдающееся место» [25, стр. 410—411].
Меншуткин закончил свою речь следующими взволнованными словами: «Приступая к преподаванию в этом дворце химии, мы приложим всю силу нашего разумения, чтобы наполнить его живым словом науки и сделать достойным великих традиций нашей лаборатории, завещанных нам славной деятельностью Менделеева и Бутлерова» [25, стр. 411].
Первая лекция в новой химической лаборатории была прочитана Н. А. Меншуткиным по его курсу органической химии. Начало было положено — лаборатория зажила полнокровной жизнью, насыщенной трудом, творчеством, научным поиском.
В девяностых годах Меншуткин ставит очень важный вопрос о дифференциации подготовки студентов естественного отделения физико-математического факультета, хотя, он, конечно, сознавал важность достаточной общей естественно-исторической эрудиции питомцев физико-математического факультета. Николай Александрович подчеркивал ненормальность того положенья, что все студенты-естественники, независимо от своей будущей узкой специальности, изучают все предметы учебного плана в одинаковом объеме и по одинаковой программе. Поэтому нет никакого различия, например, в химической подготовке будущего химика и будущего зоолога или ботаника. С другой стороны, будущий химик так же эрудирован в зоологии, как и будущий зоолог, а в ботанике — как будущий ботаник. Все это приводило к тому, что естественное отделение физико-математического факультета готовило «всех» и «никого». «Из этого явствует,— писал Меншуткин министерству народного просвещения,— что объявивший себя специалистом-химиком на самом деле может химию знать не более, чем неспециалист по химии... Причина этому заключается в том, что общеобязательные курсы по всем наукам являются чрезвычайно расширенными. Для химика масса времени уходит на обязательные практические работы по зоологии, ботанике и другим естественным наукам; эти обязательные практические занятия поставлены столь широко, что отнимают массу лучших учебных часов, и, вполне законные для натуралистов, они в такой мере для химика излишни» [1, стр. 55]. В заключение Меншуткин указывал, что степень подготовки лиц, оканчивающих университетский курс, к «работе на избираемых ими поприщах» должна определяться объемом специальных знаний в той или иной области естествознания.
