Николай Александрович приближался к своему 60-летию. Он по-прежнему читал лекции по органической химии, руководил совместно с лаборантами практическими занятиями, много сил и энергии отдавал научным исследованиям. Его постоянно окружала талантливая молодежь, которую он воспитывал с отеческой любовью. Все чаще на страницах химического журнала стали появляться труды его учеников. Казалось, Николай Александрович уже до конца своей жизни не расстанется с Петербургским университетом, со своим любимым детищем — новой химической лабораторией. Однако, как известно уже читателю, Меншуткин в 1902 г. покинул университет, уступив кафедру органической химии А. Е. Фаворскому, чтобы посвятить себя всецело Петербургскому политехническому институту, который находился тогда еще в стадии строительства. Все началось с того, что еще в 1900 г. Николая Александровича пригласили вместе с другими известными химиками — Д. И. Менделеевым, Н. С. Курнаковым и П. И. Вальденом — участвовать в совещаниях при министерстве финансов, на которых разрабатывались основные положения устава Политехнического института, его учебные планы и программы. Был создан ряд комиссий, в том числе химическая.
П. И. Вальден, вспоминая об этом времени, пишет: «Комиссия химиков должна была представить примерные учебные планы металлургического отделения с электрохимическим подотделом. Подобный труд был сделан после подробного обсуждения со стороны нас — трех химиков, а именно — Н. А. Меншуткина, Н. С. Курнакова и меня — и представлен мной на собрании всего совещания. Мы отстаивали наши учебные планы... и таковые вошли без изменения в представление об учреждении Петербургского политехнического института». Положение об институте вместе со всеми учебными планами и программами было внесено на утверждение Государственного совета. Началось комплектование штатов института. Деканом металлургического отделения был утвержден Н. А. Меншуткин. По его предложению, кафедру общей химии занял Н. С. Курнаков.
Николай Александрович был поглощен организационной работой, так как на деканов возлагалась вся подготовка к открытию института. Все свободное от университета время Меншуткин отдавал своим новым обязанностям. Совершенно неожиданно в начале 1902 г. от министра поступило предложение организовать весь уклад жизни Политехнического института по образцу... военно-учебных заведений и, в частности, заменить обычную гражданскую инспекцию военной. Свое предложение министр мотивировал тем, что только при такой организации института можно будет избежать студенческих волнений, которые в тот год буквально потрясали высшие учебные заведения Российской империи. Немедленно созывается совещание директора и деканов института и выносится решение представить министру мотивированные возражения против всех его предложений. В записке, написанной в основном Н. А. Меншуткиным, мы читаем: «Едва ли можно надеяться, чтобы организация института по образцу военно-учебных заведений содействовала спокойствию будущих студентов Политехнического института... Строгое требование соблюдения военной дисциплины от... молодых людей может невольно повести к возникновению множества мелких проступков, взыскание за которые подаст повод к волнениям. Угрозой суровых наказаний едва ли можно будет успокоить эти волнения... Нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что при военной организации института могут встретиться большие затруднения в приискании профессоров для всех отделений, так как многие профессора затруднятся работать при непривычном для них режиме... Все эти соображения заставляют меня прийти к заключению о нежелательности введения в институте организации наподобие организации военно-учебных заведений».
В связи с предложением министра о введении военной инспекции в записке указывается, что в граждан-оких учебных заведениях «она окажется прямо несостоятельной». Далее высказывается смелая мысль о необходимости вообще радикального изменения всей системы инспекции в высших учебных заведениях: «Переходя... к вопросу, какова должна быть организация инспекции для того, чтобы она могла наилучшим образом способствовать правильному течению студенческой жизни, я прихожу к глубокому убеждению, что роль инспектора прежде всего должна быть воспитательная, а не «полицейская, существующая в настоящее время в университетах. Инспекция есть учреждение, преследующее чисто полицейские цели... В университете опыт показал, насколько такая организация мало удовлетворительна. Для изменения этой бесцельной системы, вовсе не гарантирующей спокойного течения академической жизни, инспекторские обязанности, разумея под ними воспитательное значение, следовало бы возлагать не на лицо, постороннее коллегии преподавателей, а непременно на одного из профессоров, который должен считаться помощником директора и его заместителем... Тогда инспекция, имея органическую связь с профессорской коллегией, получит в глазах студенчества авторитет, необходимый для благотворного воспитательного влияния. Однако для того, чтобы можно было надеяться на полное спокойствие студентов, недостаточно только ввести организованную по вышесказанному образцу инспекцию; необходимо еще добиться того чтобы студенты с любовью и интересом занимались наукой. Этого... можно... достичь, давая студентам возможность уже с первого курса под руководством компетентных преподавателей работать самостоятельно, дабы они были заинтересованы в результате работы». Далее в записке прозрачно намекается, что студенческие волнения вызываются не только условиями академической жизни, но и общим политическим положением в стране: «нельзя быть уверенным, что волнения не могут быть занесены извне, под влиянием причин, ничего общего с 'педагогической деятельностью института не имеющих». В записке особенно резко критикуется намерение министра отложить открытие института на неопределенное время — до полного прекращения волнения: «Одно предположение о возможности беспорядков в 1902—1903 академическом году едва ли может послужить серьезным препятствием к тому, чтобы отложить на неопределенное время функционирование в высшей степени полезного учебного заведения, ровно ничем яе повинного в происходящих ныне студенческих волнениях... Решение отложить открытие Политехнического института могло бы тяжело отразиться и на интересах ни в чем не повинного подрастающего поколения, значительная часть которого в настоящее время, при недостатке учебных заведений, не имеет доступа к высшему образованию и, вынужденная остановиться как бы на полдороге, разочарованная в самых лучших своих надеждах, поневоле переходит в ряды граждан, ни к какой полезной деятельности не подготовленных» [1, стр. 153—155].
Записка возымела свое действие — министр не стал настаивать на своих предложениях. Весной 1902 г. положение о Петербургском политехническом институте было, наконец-то, утверждено без существенных изменений.
Осенью 1902 г. Политехнический институт открылся и начались регулярные занятия. Лабораторный практикум по химии, однако, пришлось отложить — не было еще газа и воды. Спустя год Николай Александрович начал читать студентам второго курса лекции по аналитической и органической химии. Несмотря на преклонный возраст и громкое научное имя, он лично руководил лабораторными занятиями по аналитической химии, которая являлась одним из главных предметов металлургического отделения. Подобно тому, как было заведено в Петербургском университете, лаборатория аналитической химии в Политехническом институте оставалась открытой до позднего вечера, и студенты имели полную возможность работать в ней сверх времени, установленного «о расписанию. В лаборатории по вечерам дежурили преподаватели, которые консультировали студентов, а также проверяли правильность решения аналитических задач и в случае необходимости давали повторные задачи.
Занятия в лаборатории аналитической химии проводились по системе, детально разработанной Меншуткиным. Студент прежде всего прорабатывал теоретический материал, касающийся той или иной аналитической группы, и знакомился на опыте с соответствующими реакциями. После этого он беседовал со своим преподавателем, и если его знания признавались достаточными, то он получал задачу. Задача считалась решенной только тогда, когда ответ был абсолютно правильным. В противном случае выдавалась повторная задача. Нередко случалось, что студенту приходилось переделывать задачу несколько раз, пока он добивался точного ответа. Нечего и говорить, что такая система приучала студентов к тщательной экспериментальной -работе, терпению и максимальной внимательности и сосредоточенности. После принятия преподавателем задачи студент обязан был представить письменный отчет, в котором подробно указывался систематический ход анализа и излагались соображения, которыми он руководствовался при выборе тех или иных реакций. Отчет рассматривался преподавателем и сохранялся в личном деле студента. По этим отчетам кафедра могла судить о степени успеваемости каждого студента. Один из преподавателей аналитической химии Политехнического института пишет в своих воспоминаниях: «Как для старых университетских, так и для политехнических слушателей Николая Александровича особенно памятны его «беседы» в качественной лаборатории по пройденным отделам курса. В Политехническом институте каждой такой беседе предшествовало решение аналитической задачи и описание проделанных опытов в форме краткого отчета. Эти отчеты или «листочки», как называл их Николай Алексадрович, и служили темой для разговоров.
Польза от таких собеседований была громадная: заключая в себе все положительные черты экзамена, они не имели отрицательных его сторон, да к тому же происходили не раз, а много раз в течение семестра, заставляя студентов постоянно освежать и систематизировать их сведения» [3, стр. XI].
После решения последней контрольной задачи студент получал зачет по качественному анализу. Затем следовал количественный анализ, при изучении которого ставилась цель дать достаточное полное представление о главнейших приемах количественных определений. В конечном итоге приобретались такие экспериментальные навыки, которые позволяли учащемуся производить вполне самостоятельно различные определения. При изучении количественного анализа для каждого задания устанавливалась жесткая максимальная ошибка. Если ошибка студента превышала этот максимум, то задание выдавалось вторично. Полный зачет по аналитической химии студент получал только тогда, когда все количественные определения были сделаны безупречно.
Система занятий по аналитической химии, разработанная Меншуткиным, сохранялась на протяжении многих лет почти без изменения [26]. Педагогическая деятельность Николая Александровича, продолжавшаяся четыре десятилетия, оставила глубокий след в истории русского химического образования. Меншуткин принадлежал к числу тех русских педагогов, которые прокладывали новые пути в методике преподавания в высшей школе, не только отечественной, но и зарубежной.
