Царское правительство, серьезно напуганное этими событиями в стране, приняло решительные меры против проникновения революционно-демократических идей в народные массы. В деревню были направлены многочисленные карательные экспедиции, чинившие зверскую расправу с восставшими крестьянами. Достаточно сказать, что в результате страшного террора царизма за один только 1861 г. было убито 210 человек, заключено под стражу 1712, предано суду 1213, наказано розгами и шпицрутенами 4777, отправлено в ссылку 220 человек.
Наряду с жестоким подавлением крестьянских восстаний были произведены массовые аресты среди тех, кто проявлял симпатии к крестьянам, кто выражал малейшее недовольство проведенной реформой. С целью дискредитации революционных демократов и оправдания массовых арестов царское правительство организовало в Петербурге провокационные пожары, обвиняя в них Чернышевского и его соратников. Царские власти выследили и арестовали Михайлова, Шелгунова, Серно-Соловьевича и других революционеров-демократов, запретили выпуск «Современника» и «Русского слова». В июле 1862 г. был посажен в каземат Петропавловской крепости Писарев. Почти одновременно был арестован Чернышевский, который затем, в 1864 г., после гнусного суда, был сослан в Сибирь на каторгу. Однако идеи Чернышевского и после его ареста продолжали служить революционно-демократическому лагерю руководством в борьбе против крепостников и либералов.
Либералы, напуганные революционным движением, не только прославляли проведенную царем реформу, но и призывали правительство к жесточайшему подавлению народного недовольства ею. Либерал Кавелин, которого В. И. Ленин назвал «одним из отвратительнейших типов либерального хамства», приветствовал арест Чернышевского и его друзей. Он цинично заявил, что аресты, проводимые царскими властями, ему «не кажутся возмутительными». Это была точка зрения всего либерально-монархического лагеря.
Весь пореформенный период развития России характеризуется непримиримой борьбой революционно-демократического лагеря против лагеря либерально-монархического. «Либералы 1860-х годов и Чернышевский, — писал В. И. Ленин в 1911 г., — суть представители двух исторических тенденций, двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до нашего времени определяют исход борьбы за новую Россию».
Вполне понятно поэтому, что для определения места и значения того или иного общественного деятеля, философа, ученого, художника, жившего в ту эпоху, нужно прежде всего определить его отношение к этим двум лагерям. Это в полной мере относится и к Тимирязеву, ученому-демократу, который никогда не замыкался в рамках кабинетной, «чистой» науки, а всегда стремился связывать свою научную деятельность с нуждами трудящихся.
Общественно-политические и философские взгляды К. А. Тимирязева сложились под непосредственным влиянием революционно-освободительного движения в России и новейших достижений естествознания.
«Освободительное движение в России, — писал В. И. Ленин в 1914 г., — прошло три главные этапа, соответственно трем главным классам русского общества, налагавшим свою печать на движение: 1) период дворянский, примерно с 1825 по 1861 год; 2) разночинский или буржуазно-демократический, приблизительно с 1861 по 1895 год; 3) пролетарский, с 1895 по настоящее время». Тимирязев жил с 1843 по 1920 г., захватив, таким образом, все три основных этапа в развитии освободительного движения в России: дворянский, разночинский, или буржуазно-демократический, и пролетарский.
К. А. Тимирязев родился 22 мая (3 июня) 1843 г. в дворянской семье, сочувствовавшей декабристам. Традиции дворянских революционеров свято хранились отцом Тимирязева — Аркадием Семеновичем и его братьями. А. С. Тимирязев принимал участие в Отечественной войне 1812 г., но за «вольнодумство» и «неблагонадежность» был отчислен из действующей армии во время похода русской армии на Париж. Впоследствии он работал в Петербурге директором таможни, где постоянно испытывал на себе «всевидящее око» III отделения. После ряда интриг и необоснованных обвинений в служебных «попущениях» его, наконец, изгнали со службы под предлогом упразднения занимаемой им должности. А. С. Тимирязев был страстным поклонником Робеспьера и чрезвычайно гордился тем, что его рождение совпало с началом французской революции 1789—1793 гг. Он любил рассказывать детям о восстании в Петербурге 14 декабря 1825 г., о его мужественных организаторах, о том, как народ, сочувствовавший восставшим, бросал в царские войска камни из-за забора, окружавшего Исаакиевский собор.
Светлые образы героев 14 декабря навсегда запечатлелись в1 сознании молодого К. А. Тимирязева. Он видел прямую преемственную связь между событиями 14 декабря 1825 г. и 25 октября (7 ноября) 1917 г. Тимирязев гордился тем, что родился и жил в Петербурге «в самом начале той Галерной улицы, которую менее чем за два десятка лет перед тем залил кровью победитель 14 декабря своей картечью, косившей дрогнувшие ряды восставших — войска и народ». Дети Тимирязевых воспитывались в духе патриотизма, любви к русскому народу и страстной ненависти к царскому крепостническому строю. «Мое детство, — писал К. А. Тимирязев, — прошло еще под впечатлением живого предания „священной памяти двенадцатого года"; знал я лично и героев-севастопольцев и тех, что проделали зимний поход через Балканы (1877 г.) и освободили болгарский народ».
Для характеристики той семейной обстановки, в которой воспитывался Тимирязев, весьма показательно следующее его воспоминание: «В 1848 году к отцу один собеседник пристал с вопросом: „какую карьеру готовите вы своим четырем сыновьям?" Отец отшучивался, но когда тот не отставал, ответил: „Какую карьеру? — А вот какую. Сошью я пять синих блуз, как у французских рабочих, куплю пять ружей и пойдем с другими — на Зимний дворец"».
Так как дети А. С. Тимирязева не учились в казенной школе, а получили среднее образование дома, то влияние семьи на них было особенно значительным. Тимирязев очень любил своих родителей и всю жизнь испытывал к ним глубочайшую благодарность за то воспитание, которое они дали ему. Незадолго до своей кончины, посвящая им свою книгу «Наука и демократия», он писал: «С первых проблесков моего сознания, в ту темную пору, когда, по словам поэта, „под кровлею отеческой не западало ни одно жизни чистой, человеческой, плодотворное зерно", вы внушали мне, словом и примером, безграничную любовь к истине и кипучую ненависть ко всякой, особенно общественной, неправде. Вам посвящаю я эти страницы, связанные общим стремлением к научной истине и к этической, общественно-этической, социалистической правде».
После увольнения отца с работы К. А. Тимирязев уже с 15-летнего возраста был вынужден сам зарабатывать себе средства для существования. Прекрасное знание английского языка дало ему возможность устроиться на работу в качестве переводчика с английского языка и референта в газете «Голос». Впоследствии он занимался также переводами рома- нов Диккенса и других английских писателей на русский язык. Работа в редакции способствовала дальнейшему полила тическому развитию Тимирязева, помогала ему знакомиться не только с русской, но и с иностранной прессой, внимательно следить за общественно-политическими событиями во всем мире. Неизгладимое впечатление произвели на Тимирязева сочинения А. И. Герцена и в особенности издаваемый им «Колокол», нелегально распространявшийся в России. «Чуть не с детских лет, — пишет Тимирязев, — приучился я чтить автора „Кто виноват", а в бурные студенческие годы украдкой почитывал „Колокол"». Горячая любовь и уважение к Герцену сохранились у Тимирязева на всю жизнь.
Тимирязев горячо любил и ценил Герцена за его патриотизм, за любовь к своему народу, за то, что он высоко ставил естествознание, за преодоление им идеализма Гегеля. «... В своем кружке, исключительно изучавшем Гегеля, — подчеркивает Тимирязев, — Герцен составляет исключение своим сочувствием к естествознанию, своим убеждением, что именно естествознание должно лечь в основу разумного Воспитания, готовящего к разумной жизни». Тимирязев сочувственно цитирует далее собственные слова Герцена: «Одно из главных требований нашего времени — обобщение истинных дельных сведений об естествознании. Их много в науке, мало в обществе, надобно втиснуть их в поток общественного сознания, надобно их сделать доступными; надобно дать им форму живую, как жива природа, надобно дать им язык откровенный, простой, как ее собственный язык, которым она развертывает бесконечное богатство своей сущности в величественной и величавой простоте. Нам кажется почти невозможным без естествоведения воспитать действительное мощное умственное развитие».
У Тимирязева находил горячий отклик призыв Герцена к молодежи двигать науку, отдаваясь ей целиком. Его неудержимо влекло к «властителю дум современной русской молодежи, — к Герцену». В 1870 г., находясь в заграничной командировке в Париже, Тимирязев стремился познакомиться с другом Герцена — Вырубовым, а через него и с самим Герценом. Но в этот момент оборвалась жизнь замечательного русского философа и революционера. Тысячи парижан шли отдать ему последний долг. Среди них был и Тимирязев. Он вспоминает впоследствии об этих днях: «Кого прославлял в Герцене этот Париж, собиравшийся сбросить с себя двадцатилетний позор второй империи? Борца против императорской России, красноречивого защитника социалистических идей, беспощадно бичевавшего восторжествовавшую в крови июньских дней буржуазию, и наконец защитника угнетаемого польского народа». Именно за все эти заслуги перед народом царские сатрапы и их оруженосцы типа Каткова или Чичерина травили Герцена. «В этой Катковской Москве за простое упоминание имени Герцена, по поводу его смерти, закрывались газеты и профессора лишались кафедры. Герцен и Катков! В этой антитезе целая мрачная полоса русской истории». Эти замечательные слова Тимирязева показывают нам, что для него было совершенно ясно размежевание основных классовых сил в России в тот период. Выразителем интересов революционно-демократического лагеря в конце 60-х годов, когда Чернышевский находился в Сибири, а Добролюбова уже не было в живых, Тимирязев считает Герцена, а выразителем интересов лагеря крепостников — верного царского лакея Каткова.
Тимирязев в 1920 г. говорит о Герцене как о «защитнике русского народа, с таким неугасимым энтузиазмом пророчившем ему ту будущность, начало исполнения которой в наши дни может не сознавать разве только тот, кто желает умышленно закрывать глаза перед действительностью». В той же статье («21 января 1870 г. — 20 января 1920 г.») Тимирязев проводит нить, связывающую Герцена с Лениным: Герцен мечтал о свободной России, Ленин воплотил эту мечту в действительность.
Уже одни эти прямые высказывания указывают на огромное влияние, которое оказал Герцен на молодого Тимирязева. Еще убедительнее это выступит при рассмотрении философских и политических взглядов Тимирязева. Тимирязев тщательно изучал произведения Герцена — этого замечательного классика русской философии. В его библиотеке сохранились работы Герцена «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы», с многочисленными пометками Тимирязева. Изучение сочинений Герцена, начавшееся еще до поступления Тимирязева в университет, завершает период влияния на него идеологии дворянских революционеров.
