Тимирязев был лично знаком со многими виднейшими деятелями науки за рубежом. Во время заграничной командировки 1868—1870 гг. он работал в лабораториях Кирхгофа, Бунзена, Гофмейстера (Германия), Бертло, Буссенго, Клода Бернара (Франция). Впоследствии Тимирязев встречался с английскими учеными, в частности с Ч. Дарвином. Чуждый какого бы то ни было шовинизма и национализма, он высоко ценил и охотно использовал в своей работе все лучшее, что было создано мировой наукой, всегда восставая, однако, против рабского преклонения перед зарубежными авторитетами.
Что касается различных идеалистических школок и направлений в буржуазной науке Запада, то с ними Тимирязев вел решительную борьбу. Более того, он с негодованием отвергал все попытки некоторых русских ученых перетащить этот хлам в Россию под видом «самоновейшей» науки.
Если передовые западноевропейские естественно-научные теории, наряду с нашим отечественным естествознанием, играли значительную роль в формировании мировоззрения Тимирязева, то этого нельзя сказать ни об одной из буржуазных философских школ Запада. И это вполне понятно, поскольку Тимирязев, вооруженный передовыми идеями русской классической философии, стоял на голову выше любого из представителей домарксистских философов Западной Европы.
Разоблачая ложный, антинаучный характер современных ему идеалистических направлений в философии и естествознании — Маха, Петцольда, Бергсона, Бэтсона и др., Тимирязев бичует в то же время и их «духовных отцов» — Платона, Фому Аквииского, Беркли, Канта, Гегеля, Ницше, Шопенгауэра — всю линию идеализма в философии.
О представителях материализма Тимирязев, напротив, отзывается чрезвычайно высоко, показывая, что прогрессивные идеи материалистов прошлого сыграли важную роль в развитии современного научного мировоззрения, в борьбе против идеализма. Тимирязев отмечает заслуги Э. Роттердамского, Р. Бэкона, Ф. Бэкона, Дж. Бруно, Декарта, Спинозы, Локка, Пристли, Дидро и др. Однако он понимает, что их воззрения - уже пройденная ступень в развитии научной и философской мысли.
В сочинениях Тимирязева можно нередко встретить хвалебные отзывы о философии О. Конта. Известно, что Конт был идеологом французской реакционной буржуазии, склонившейся в середине XIX в. под страхом пролетарской революции к союзу с дворянством. К. Маркс писал о нем: «Конт известен парижским рабочим как пророк империи (личной диктатуры) в политике, господства капиталистов в политической экономии, иерархии во всех сферах человеческой деятельности, даже в сфере науки, и как автор нового катехизиса с новым папой и новыми святыми вместо старых».
Философия Конта — «позитивизм» — была своеобразной попыткой протащить в философию и науку идеализм, придав ему «наукообразную» форму. Реакционный и идеалистический характер философии Конта был верно раскрыт в русской философии Белинским и Чернышевским.
Тимирязев, так же как Писарев и многие естествоиспытатели, не будучи в состоянии до конца раскрыть идеалистическое существо философии Конта, нередко называл его «великим мыслителем», а себя — убежденным позитивистом. Это, однако, не может служить основанием для того, чтобы безоговорочно относить Тимирязева к позитивистам, как то делают некоторые авторы. «О человеке, — писал В. И. Ленин, — судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по делам его. О философах надо судить не по тем вывескам, которые они сами на себя навешивают („позитивизм», философия „чистого опыта", „монизм" или „эмпириомонизм", „философия естествознания" и т. п.), а по тому, как они на деле решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и последователей». Если мы так подойдем к рассмотрению взглядов Тимирязева (а только такой подход и может быть действительно научным подходом к изучению той или иной исторической личности), то увидим, что Тимирязев отнюдь не был последователем О. Конта.
Тимирязева подкупало в Конте то, что подкупало в нем и других естествоиспытателей, — его, по словам Маркса, «энциклопедичность, его синтез». Тимирязеву казалось, что Конт искренне требует борьбы с «метафизикой», развития науки на основе «опыта», и его философия может поэтому служить оружием в борьбе за науку, против господствовавшего официального религиозно-идеалистического мировоззрения. Этому способствовал, между прочим, и тот факт, что книги Конта были значительное время запрещены царской цензурой.
Чл.-корр-.- АН СССР А. А. Максимов совершенно справедливо указывает в своей книге «Очерки по истории борьбы за материализм в русском естествознании», что многие русские ученые и общественные деятели видели в позитивизме то, чего в нем на самом деле не было, усматривали в нем материалистические и революционные взгляды. Так, например, В. Зайцев, один из ближайших соратников Писарева по журналу «Русское слово», писал: «В сущности позитивизм есть одна из реальных положительных концепций всего сущего, с которым нигилизм, материализм, атеизм совпадают».
Тимирязев (особенно на первых порах своей деятельности) точно так же расценивал позитивизм как материалистическое учение, ведущее борьбу против идеализма. Именно поэтому он и называл себя «убежденным позитивистом». В действительности же Тимирязев по существу не только не был последователем Конта, но и подвергал критике те положения, которые составляют краеугольный камень позитивизма.
В отличие от Конта, который вовсе не являлся сторонником атеизма, Тимирязев еще в юношеские годы потерял веру в бога, и с тех пор всю жизнь был атеистом.
Тимирязев не разделял утверждения Конта, что наука должна заниматься простым описанием явлений. В противовес этому Тимирязев считал, что вскрытие причин составляет главный предмет науки. На полях «Курса позитивной философии» Конта Тимирязев ставит большой вопросительный знак по поводу заявления автора, что «внутренняя природа явлений непознаваема». Он отвергает всякие попытки установить границы познания природы. Тимирязев был убежден в полной познаваемости мира. Он решительно боролся против агностицизма, присущего философии Конта.
Принципиальное различие философских взглядов Тимирязева и Конта выступает и в диаметрально противоположном понимании того, что представляет собой опыт. Конт, пытаясь завуалировать идеалистическое существо своей философии и привлечь на свою сторону естествоиспытателей, постоянно жонглировал термином «опыт». Нередко он называл свою философию философией опыта, философией науки. Но истолкование термина «опыт» он давал идеалистическое, сходное с тем, которое давали ему впоследствии эмпириокритики. Для него опыт — не более как установление отношений между ощущениями, «согласование наблюдаемых фактов». Тимирязев же, наоборот, истолковывает опыт материалистически: опыт — это исходный и конечный момент процесса познайия, это воздействие человека на окружающие предметы своими органами и орудиями и отражение этих предметов в нашем сознании через органы чувств. В противоположность Кенту, который считал опыт лишенным объективного содержания, Тимирязев никак не мог представить себе опыт без объективного содержания, т. е. такого содержания, которое не зависит от воли и сознания человека.
Точно так же обстоит дело и с истолкованием понятия «метафизика». Конт подразумевал под метафизикой всякое философское учение, которое признает нечто, лежащее за явлениями, — внутреннюю сущность предмета. При этом острие своей критики он явно направлял не против идеализма, а против материализма. Всех, кто не разделяет точки зрения агностицизма, он относил к лагерю «метафизиков». Конт называл метафизиками тех, кто считает природу объективной реальностью. Тимирязев же, наоборот, термином «метафизика» обозначал идеализм. Он называл метафизику «пьяной спекуляцией», «схоластикой», «телеологией».
В определении метафизики Тимирязев допускал ту же ошибку, что и Чернышевский: В. И. Ленин писал, что Чернышевский «в своей терминологии смешивает противоположение материализма идеализму с противоположением метафизического мышления диалектическому». Однако эта ошибка Тимирязева, как видим, не имеет ничего общего с уловкой Конта, пытавшегося под видом борьбы с метафизикой отвергать всякое учение, признающее объективное существование внешнего мира вне и независимо от сознания людей.
Тимирязев указывает на несостоятельность утверждения Конта о неизменности органического мира, об абсолютном характере гармонии в нем, о равновесии между организмом и средой. Взглядам Конта Тимирязев противопоставляет теорию развития органического мира. Конт высказывает утверждение, что если бы все мыслимые организмы были помещены в данную среду, то подавляющее большинство их, как неприспособленных к ней, были бы уничтожены, элиминированы и остались бы только те, которые ныне в ней находятся. Тими рязев видит в этой мысли сходство с теорией Дарвина, но в то же время подчеркивает и огромное различие между ними, указывая на порочность воззрений Конта: «Их (Конта и Дарвина. — Г. П.) коренное различие заключается, во-первых, в том, что объяснение Конта начинается с момента, когда органические формы (по его мнению, как мы видели, неподвижные) уже даны; между тем, Дарвин в свое объяснение, в свой исторический процесс включает и самое образование формы. Для Конта этот процесс клонится к водворению предельного, наиболее устойчивого равновесия между средой и заранее данным ограниченным числом форм. По Дарвину, самые формы пластичны и равновесие подвижное, беспредельно меняющееся, так как самые формы, изменяясь и усложняясь, осуществляют все более сложные и более тонко обеспеченные состояния равновесия. Второе коренное различие заключается в том, что процесс элиминации Конта является только логическою возможностью; вполне понятен и очевиден он только по отношению к формам уродливым, явно не соответствующим условиям их существования. У Дарвина этот процесс является роковою необходимостью, грозящею не только форме уродливой, но и всякой форме, хотя бы в данный момент она и была совершенной, если только рядом с ней возникла форма более совершенная».
