Связь явлений, обнаруживаемая при применении одного только сравнительного метода лишь как их сходство и сосуществование, с переходом науки к историческому методу стала выявляться уже как единство всей природы, как всеобщая причинная связь между всеми ее предметами и явлениями. Поэтому Тимирязев от исторического метода требует прежде всего не абстрактного, а конкретного подхода, рассмотрения каждого явления лишь как звена в бесконечной цепи причинной связи. Тимирязев пишет:
«Химия, физика, механика, говорят, не знают истории. Но это верно только в известном, условном смысле. Конечно, жизненный процесс, являясь всегда только эпизодом, только отрывком одного непрерывного явления, при начале которого мы никогда не присутствуем, более, чем процессы неорганической природы, нуждается в пособии истории. Но, с другой стороны, разве существует какое-нибудь явление, которое не было бы только звеном в бесконечной цепи причинной связи?
Только абстрактное отношение к явлению, причем исследователь, отвлекаясь от реальной связи с прошлым и будущим, произвольно определяет границы изучаемого явления, освобождает этого исследователя от восхождения к прошлому. Всякое же возможно полное изучение конкретного явления неизменно приводит к изучению его истории. Для изучения законов равновесия и падения тел довольно данных экспериментального метода и вычисления; для объяснения же, почему именно развалился дом на Кузнецком мосту, нужна его история. Для раскрытия законов движения небесных тел довольно законов механики, но для объяснения, почему планеты солнечной системы движутся именно так, а не иначе (т. е. в одну сторону и т. д.), нельзя было обойтись без попытки восстановить их историю...». Требование рассматривать каждое явление в природе только как одно из звеньев бесконечной цепи причинной связи, т. е. требование рассматривать все явления в природе в их взаимных связях и опосредствованиях, Тимирязев обосновывает тем, что только такой подход будет соответствовать самой окружающей нас действительности.
Замечательным примером глубокого понимания взаимосвязи и взаимообусловленности предметов и явлений в природе является трактовка Тимирязевым вопроса о тесной зависимости органических существ от окружающих их внешних условий.
Тимирязев принадлежал к той категории ученых-мыслителей, которые, по его собственному выражению, были способны, отрывая свой взгляд от ближайших, узких задач своего ежедневного труда, окинуть взором всю совокупность биологического целого. Он беспощадно критикует представителей метафизического взгляда на природу как на хаос изолированных, ничем не связанных друг с другом частей. «Показав в тумане, — пишет Тимирязев, — какое величественное целое представляет природа, они спешили разбить его на бесчисленные осколки, утверждая, что между ними никогда не существовало связи!».
Блестящим доказательством единства неорганической природы Тимирязев считает закон сохранения и превращения энергии, периодический закон химических элементов, открытый Д. И. Менделеевым, электромагнитную теорию, подтвержденную в замечательных экспериментах П. Н. Лебедева, и другие новейшие открытия в области физики и химии.
Тимирязев старается выявить и показать также связи, устанавливаюшие единство органической природы. Он подчеркивает единство в многообразии видов растений и животных. В лекции «Растение и животное» Тимирязев показывает, что движение, раздражимость, характер питания и другие явления у животных и растений не разделяют их каменной стеной, ибо каждое из этих явлений присуще в той или иной степени как животным, так и растениям. Замечательным подтверждением единства мира животных и растений он считает также новейшие открытия в биологии: наличие железа в хлорофилле и гемоглобине — важнейших органических веществах того и другого царства, наличие у растений фермента папаина, сходного с пепсином — ферментом, характерным для животных.
С особым вниманием Тимирязев отмечает факты переходов, связующих звеньев между различными группами организмов внутри растительного и животного мира. Так, ов большое значение придает открытию Гофмейстером переходных форм между явнобрачными и тайнобрачными растениями. Тимирязев называет замечательным открытием работу русского биолога А. О. Ковалевского по изучению зачатков осевых опорных органов и нервной системы у асцидии и ланцетника.
Тимирязев указывает не только на сходство, но и на тесную, неразрывную связь отдельных организмов между собой. Он пишет, что мы не вправе рассматривать жизнь любого организма независимо от жизни всего органического мира в целом. Он требует от каждого биолога изучения бесчисленных сложных соотношений зависимости, связывающих между собой все органические существа К Он считает, что дарвиновский метафорический термин «борьба за существование» является не чем иным, как выражением всей совокупности сложных отношений, которые существуют между организмами.
Тимирязев указывает на существование не только внешних, но и внутренних форм связей, т. е. связей и зависимостей не только между данной особью и средой, но и внутри особи, между отдельными ее органами — так называемый закон соотношения развития (корреляция). Согласно этому закону, между отдельными органами живых существ имеется определенная зависимость, вследствие которой изменение одной части сопровождается изменением другой.
Тимирязев говорит об организме как о едином целом, где-каждый орган, каждая часть, каждая клеточка находятся в согласном взаимодействии, координации между собой. Тимирязев далек от понимания организма как простой суммы клеток, как утверждали это Вирхов и Ферворн. Он называет неудачным притязание Ферворна обосновать какую-то новую физиологию клеточки, независимую от физиологии всего организма.
Тимирязев рассматривает как единое целое не только весь животный и растительный мир, но и всю неорганическую и органическую природу. Единство тел мертвой и живой природы Тимирязев видит прежде всего в том, что они имеют общий химический состав, что неорганические вещества, будучи усвоены организмом, сами становятся его неотъемлемой составной частью, что в основе биологических процессов лежат физико-химические превращения. Тимирязев указывает, что в природе постоянно происходит круговорот химических элементов — углерода, кислорода, водорода и т. д. Вместе с этим идет непрерывный процесс превращения энергии. Лучшим подтверждением единства живой и мертвой природы Тимирязев считает искусственный синтез ряда сложнейших органических соединений. У Тимирязева нет никаких сомнений в том, что органическая природа, так же как неорганическая, подчинена закону сохранения материи и закону сохранения энергии.
Для обоснования единства мертвой и живой природы Тимирязев много сделал своими исследованиями в области фотосинтеза. Разрабатывая проблему усвоения света и углекислоты растением, он вскрыл самую тесную и непосредственную связь между такими, казалось бы, весьма далекими друг от друга видами материи, как солнечный свет, воздух, почва, растительный и животный мир. Если до Тимирязева делались только предположения о возможности действия закона сохранения энергии в процессах, происходящих в живом теле, в частности, в процессе фотосинтеза, то он своими блестящими экспериментальными работами превратил это предположение в неоспоримую истину. Тимирязев первый доказал применимость закона сохранения и превращения энергии к растениям. Вместе с тем он доказал, что не только не существует непроходимой пропасти между неорганическими и органическими телами, но при известных условиях первые могут превращаться во вторые.
Тимирязев требует рассмотрения в единстве, во взаимосвязи не только явлений и предметов природы, но и отдельных отраслей науки. Он считает необходимым, чтобы ученый, занимающийся узко специальными задачами, не забывал об
их связи с целым, ибо отдельные отрасли науки составляют лишь тесно связанные друг с другом звенья общей цепи. Так, характеризуя комплекс агрономических дисциплин, он пишет: «... агрономия ставит вопросы; агрономическая химия дает средства для их научного разрешения; физиология растений, исследуя их на живом объекте деятельности агронома, дает окончательный ответ на запросы практики». Тимирязев подчеркивает, что современный уровень развития науки дает все возможности для широких обобщений, для сближения ее отдельных дисциплин. Он отнюдь не выступает против специализации научного труда, считая, наоборот, что без нее невозможно дальнейшее развитие науки. Он говорит только о необходимости обезвредить последствия этой специализации, обеспечив совершенный обмен продуктами разделенного труда. Объективной основой единства и связи наук Тимирязев считает единство и связь, присущие объективной материальной действительности.
Свои взгляды на материальное единство мира Тимирязев развивает в борьбе с метафизически-идеалистическим утверждением виталистов о существовании якобы непроходимой пропасти между органическим и неорганическим миром.
Отвергая витализм с его абсолютным противопоставлением живой и неживой природы, Тимирязев в своей полемике с виталистами нередко впадает в другую крайность, говоря о необходимости «сведения» сложных процессов в живых организмах к более простым явлениям неорганической природы.
На этом основании многие авторы обвиняли Тимирязева в механицизме, но обвинение это исходит из неправильного толкования того, что Тимирязев подразумевал под «сведением» сложного к простому. Говоря о «сведении», он проводил лишь мысль о необходимости всегда иметь в виду, что наиболее общие законы природы, например, закон сохранения и превращения энергии, присущи как мертвой, так и живой природе, что сложным явлениям предшествовали простые и т. п. «Историческое развитие каждой науки, — говорит Тимирязев, — требует, чтобы простейшее в ней предшествовало более сложному... Для того, чтобы быть морфологом, нужно быть морфологом, и только. Для того, чтобы быть физиологом, нужно быть в известной степени и физиком, и химиком, и морфологом. Отсюда понятно, что физиологическое направление могло появиться в науке позже, т. е. только после развития физики и химии». Точно так же не дает основания считать Тимирязева механистом и его требование найти для всякого явления «механическое» объяснение. В отличие от Грова, который «сильно склонен думать, что прочие состояния материи являются модификациями движения и в конце концов будут сведены к ним», в отличие от Декарта, сводившего все явления к движению частей материи по законам механики, Тимирязев под «механическим мировоззрением» подразумевает, как он сам нередко пишет об этом, нечто совершенно иное, а именно — причинное, каузальное объяснение явлений, которое он противопоставляет объяснению телеологическому. Употребляя выражение «механические явления», Тимирязев имеет в виду объективные, материальные процессы.
Говоря о единстве мира, Тимирязев не игнорирует его многообразия, качественного отличия одних форм движения материи от других. Тимирязев совершенно определенно указывает на то, что одними только законами физики и химии, достаточными для объяснения процессов, происходящих в неорганической природе, невозможно объяснить всю сложность процессов в органической природе. Решительно отвергая пресловутую «жизненную силу» виталистов и показывая на ряде примеров, что многие явления в организме могут быть объяснены законами физики и химии, Тимирязев пишет: «До тех пор, пока нам не докажут противного, мы вправе видеть в растении — „механизм, сам себя обновляющий" и обладающий историей. Мы вправе требовать от этой науки (физиологии.— Г. П.), при ее современном состоянии, чтобы при объяснении явлений жизни она прибегала только к троякого рода причинам: химическим, физическим и историческим».
Таким образом, наряду с химическими и физическими факторами, Тимирязев считал совершенно необходимым при изучении органических форм учитывать также и их историю, которая как раз и определяет специфику живых существ, их качественное отличие от тел мертвой природы. Под «историческими» причинами явлений жизни Тимирязев подразумевает не что иное, как специфически биологические закономерности. Как мы подробнее рассмотрим в четвертой главе, к ним он относит прежде всего постоянный обмен веществ между организмом и средой, обмен, который не только не приводит к разрушению живого тела, но, напротив, является непременным условием его существования. Сюда же Тимирязев относит такие закономерности, как наследственность и изменчивость органических форм, которые, как он пишет, ярко характеризуют организм по отношению к неорганизму. Тесно связано с наследственностью и изменчивостью такое существенное отличие живого от мертвого, как целесообразная приспособленность организма к окружающей среде. Тимирязев предлагает сравнить между собой две сходные по внешнему виду картины: густо заросший клочок земли с бесконечным разнообразием растительных форм и их окраски и один из тех фантастических ландшафтов, которые мороз рисует на наших окнах. Между этими картинами есть безусловно сходство, но в то же время они качественно отличны друг от друга. «Кристалл представляет части, самое слово организм указывает, что его части — органы, т. е. орудия. Организмы суть тела орудийные, как выражались в старину. Но если слово организм включает понятие об орудии, то понятие об орудии предполагает понятие об употреблении, об отправлении, о служебном значении, или, как говорилось также в старину, о цели».
