В 60-х годах И. М. Сеченов, исходя из теории развития органического мира, создает новое физиологическое учение,. поднятое впоследствии на новую ступень в трудах И. П. Павлова. Начиная с 1865 г. А. О. Ковалевский и И. И. Мечников публикуют ряд исследований по зародышевому развитию беспозвоночных. Эти работы заложили основу эмбриологической науки, построенной на принципах дарвинизма. В 70-х годах В. О. Ковалевский делает ряд замечательных открытий в области палеонтологии, позволивших перестроить всю эту науку в духе эволюционного учения. И. И. Мечников создает свою фагоцитарную теорию, являющуюся новым блестящим подтверждением учения Дарвина о переживании наиболее приспособленных. А. Н. Бекетов и Н. А. Северцов заложили основы дарвинистской географии животных и растений. Труды всех этих выдающихся русских ученых внесли неоценимый вклад в развитие и обоснование теории Дарвина.
Особенно большое значение для распространения и развития идей дарвинизма, начиная с 60-х годов, имели работы К. А. Тимирязева, который не только создал основанную на учении Дарвина физиологию растений, но и сыграл выдающуюся роль в пропаганде учения Дарвина и разработке ряда его важнейших теоретических положений. Совершенно справедливо говорят, что если дарвинизм был рожден великим Дарвином, то утвержден он был великим Тимирязевым.
В. Л. Комаров писал, что многие поколения русских биологов воспитывались на блестящих работах Тимирязева о дарвинизме, отличающихся железной логикой и ясностью. Об этом же свидетельствует В. Р. Вильяме в своей статье «Чарлз Дарвин и К. А. Тимирязев»: «Для меня представление о Дарвине, дарвинизме и о теории эволюции неразрывно связано с образом К. А. Тимирязева. Еще учеником Московского реального училища Мазинга я под влиянием нашего ботаника Ярцева, бывшего слушателя лекций Тимирязева, воспринял дарвинизм как единственно правильную теорию развития органического мира. А о Клименте Аркадьевиче я составил себе представление, как о замечательном продолжателе дарвинизма на русской почве».
Кроме книги «Чарлз Дарвин и его учение», Тимирязев написал целый ряд других работ, посвященных эволюционному учению. Чрезвычайно большой интерес среди них представляет книга «Исторический метод в биологии» — курс дарвинизма, читанный им в Москве зимой 1889/90 г. Первые 6 лекций («чтений») этого курса были опубликованы в журнале «Русская мысль» в 1892—1895 гг., варианты следующих трех лекций («Изменчивость», «Наследственность» и «Отбор естественный») были напечатаны в энциклопедическом словаре «Гранат»; часть заключительной, десятой лекции впервые была опубликована в 1901 г. под заглавием «Творчество природы и творчество человека». В целом весь курс был подготовлен Тимирязевым к печати в последние годы его жизни и вышел в свет в 1922 г. В этой книге Тимирязев освещает историю возникновения и развития идеи эволюции органического мира и дает глубокий анализ учения Дарвина. Поскольку работа эта была написана Тимирязевым значительно позднее, чем книга «Чарлз Дарвин и его учение», в период, когда он уже вполне сложился как самостоятельный, зрелый ученый, многие вопросы теории развития органического мира решаются здесь значительно глубже, чем в ранних работах, в которых он ближе следовал взглядам самого Дарвина. Это ясно следует при рассмотрении целого ряда вопросов — роль среды, борьба за существование, определение вида и т. д.
Большую роль в пропаганде дарвинизма Тимирязев сыграл и как переводчик трудов Дарвина на русский язык. Четвертое русское издание «Происхождения видов» (1896) вышло в переводе К. А. Тимирязева, А. П. Павлова, М. А. Мензбира и И. А. Петровского, причем перевод большей части глав принадлежит Тимирязеву. Все советские издания «Происхождения видов» в нашей стране основывались на этом переводе.
В изложении Тимирязева теория Дарвина приобретала ту ясность и последовательность, которой нередко недоставало самому Дарвину. Маркс писал о свойственной Дарвину грубо английской манере изложения материала. На этот недостаток
книги Дарвина указывал также и Н. Г. Чернышевский. Тимирязев, по его собственному признанию, старался сообщить изложению по возможности дидактический характер, раскрывая, прежде всего, внутренний остов учения. В. Л. Комаров писал, что Тимирязев, как стальным молотком, вбивает в память читателя свои аргументы, что его изложение запоминается надолго и дает сильный толчок к диалектическому воззрению на природу. Своей деятельностью по пропаганде, защите и дальнейшему развитию дарвинизма Тимирязев, наряду с другими русскими философами и учеными-материалистами, сыграл немаловажную роль в подготовке благоприятной идейной почвы для восприятия и распространения в нашей стране диалектико-материалистического мировоззрения.
Вполне понятно поэтому, что нападки со стороны реакционеров и мракобесов от науки были направлены против Тимирязева не в меньшей, если не в большей мере, чем против самого Дарвина.
В 1885—1889 гг. вышли в свет два огромных тома книги Н. Я. Данилевского «Дарвинизм», где автор пытается опровергнуть эволюционную теорию Дарвина с религиозно-идеалистических позиций. Вслед за Данилевским выступили Н. Н. Страхов, Вл. Соловьев и Другие реакционеры. Эти выступления против дарвинизма означали не что иное, как буржуазно-помещичью идеалистическую реакцию на учение, заложившее основы научной, материалистической биологии.
Н. Я. Данилевский (1822—1885) — в молодости «петрашевец», а потом реакционер, признанный глава позднего славянофильства. Будучи магистром биологических наук, он занимался ихтиологией, но в то же время много внимания уделял общественным вопросам. Его главный труд «Россия и Европа», рекомендованный правительством Александра III в качестве настольного руководства всем преподавателям истории, являлся выражением классового мировоззрения русских помещиков, исполненных ужасом перед надвигающейся демократической революцией. Противопоставляя Россию Западу, Данилевский развертывал систему реакционного великодержавного национализма, призывал вспять к допетровским временам. Крепостнический режим Данилевский считал идеалом общественного строя, самодержавие — «внутренней сущностью» русского народа. Царь, по Данилевскому, есть «живое осуществление политического самосознания и воли народной». Ратуя за «самостоятельность» и «самобытность» развития России, ее хозяйственной и культурной жизни, Данилевский вместе с тем просто приспосабливал гегелевское учение о превосходстве немецкой нации на потребу русского помещика. Он выдвинул теорию «культурно-исторических типов», согласно которой существуют, с одной стороны, избранные народы, являющиеся «культурно-историческими типами»; с другой стороны — не способные к самостоятельному развитию» являющиеся всего лишь «навозом истории». Из избранных народов полностью развить все стороны культурно-исторического типа, по Данилевскому, могут лишь русские, которые якобы призваны создать единое всеславянское государство. Отсюда он делал вывод: «Идея славянства должна быть высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения».
Интересна судьба этой концепции Данилевского. Будучи сама в известной мере развитием и приспособлением на русский лад гегелевского учения о превосходстве немецкой нации, она нашла себе в 20-х годах нашего века горячих приверженцев в лице нарождавшегося германского фашизма. Книга Данилевского «Россия и Европа» в 1920 г. появилась в немецком переводе. В духе развиваемых в ней реакционных идей была написана книга Шпенглера «Закат Европы», явившаяся одним из идейных истоков фашизма. Шпенглер по существу повторял философско-историческую концепцию Данилевского о своеобразии культурно-исторических типов, его отрицание преемственности культурно-исторического процесса, его «морфологический» метод изучения культур и т. д.
Классовым чутьем крепостника-помещика Данилевский почуял в науке и просвещении своих заклятых врагов. И вот в то самое время, когда Д. Толстой вместе с Победоносцевым и Катковым вел крайне реакционную войну с наукой, в общий хор черносотенцев врывается вопль Данилевского против дарвинизма. Данилевский взывал к «блюстителям порядка» о войне против дарвинизма, ибо это учение, отрицая «руковождение Верховного Божества», подрывает самые основы крепостнического строя. Борьбу с дарвинизмом он считал кровным делом всякого «мыслящего» (читай: заинтересованного в сохранении реакционно-помещичьего строя) человека.
Дав характеристику философского значения положений дарвинизма, Данилевский писал: «Из сказанного ясно, какой первостепенной важности вопрос о том, прав Дарвин или нет, не для зоологов и ботаников только, но для всякого мало-мальски мыслящего человека. Важность его такова, что я твердо убежден, что нет другого вопроса, который равнялся бы ему по важности, ни в одной области нашего знания и ни в одной области практической жизни. Ведь в этом самом деле вопрос о «быть или не быть» в самом полном и самом широком смысле. Можно ли, следовательно, полагаться в вопросе такой важности на то, что скажут другие, хотя бы ц самые высшие авторитеты, хотя бы даже сама современная наука, как любят у нас выражаться. Ведь если бы современная наука решила, что нам ничего не остается, как лишиться своего имущества, самых дорогих нам благ и лиц, нашей жизни наконец, оставив нам впрочем на произвол: исполнить ее решение, или нет, — разве мы последовали бы ему, не вникнув самым внимательнейшим образом, к какому только способны, и притом не доверившись никому — в вопрос: да полно, правильно ли она решила это дело, столь близко нас касающееся, не ошиблась ли в чем? А вопрос, решаемый Дарвинизмом, неизмеримо важнее и всего имущества, и всех благ, и жизни не только каждого из нас в отдельности, но жизни всех нас и всего нашего потомства в совокупности». В этом дышащем злобой предостережении отъявленного реакционера со всей силой звучит ужас крепостника перед наукой, перед прогрессом, перед надвигающейся революцией. Данилевский хвастливо утверждал, что «после долгого изучения и еще более долгого размышления... все здание теории (Дарвина. — Г. П.) изрешетилось, а наконец, и развалилось в бессвязную кучу мусора». В реакционных кругах книга Данилевского встретила горячую поддержку. В катковском журнале «Русский вестник» на нее появляется кричащая хвалебная рецензия: «Полное опровержение дарвинизма», написанная другим мракобесом — Н. Н. Страховым. Русские читатели уже ранее успели ознакомиться с этим отъявленным реакционером по проводимой им травле Чернышевского и Писарева. Страхов считал себя учеником Гегеля и развил свои идеалистические взгляды в ряде книг: «Мир как целое», «Об основных понятиях психологии и физиологии» и др.
