Реакционные буржуазные биологи и социологи подхватили эту ошибку Дарвина, раздули ее и образовали на ее основе ряд направлений в буржуазной лженауке — социал-дарвинизм, евгенику, педологию и др. Эти направления сомкнулись с идеалистическим учением о наследственности — вейсманиз-мом-морганизмом — и послужили началом для расистских бредней апологетов империализма.
Сам Дарвин, конечно, не доходил до чудовищных выводов современных морганистов о том, что «миллионеры суть продукт естественного отбора, действовавшего на человечество», что задача науки якобы заключается в «выведении новых пород людей путем искусственного осеменения», как это утверждают в наше время ученые прислужники англо-американского капитала. Однако он неоднократно высказывал мнение, что борьба за существование и естественный отбор характерны для общества так же, как и для природы. Дарвин не понимал качественного различия между законами развития природы и законами развития общества. В своем истолковании происхождения человека он опирался на закономерности, присущие животному и растительному миру. Так, Дарвин писал: «Человек, подобно всякому другому животному, очевидно поднялся до своего настоящего высокого уровня путем борьбы за существование, проистекающей из его быстрого размножения; если ему суждено подвигаться еще далее вперед, то ему необходимо оставаться под влиянием жестокой борьбы. Иначе он быстро впадет в бездействие, и наиболее одаренные люди не получат большего успеха в битве жизни, чем менее одаренные».
Тимирязев никогда не разделял этого вредного, антинаучного положения Дарвина. Более того, он пытался даже доказать, что и Дарвин якобы не распространял учения о борьбе за существование и естественном отборе на современного культурного человека. Приведенные слова Дарвина показывают, что Тимирязев был здесь не прав. Выражая свой собственный, совершенно правильный взгляд, что «борьба за существование останавливается на пороге культурной истории», Тимирязев приписал его и Дарвину. Понятны причины этого обстоятельства. Против Дарвина велась бешеная травля. Его учение объявлялось церковниками и буржуазными моралистами, повинным в кровавых войнах, в падении нравов в капиталистическом обществе. Целью этой клеветнической кампании было сложить с буржуазии ответственность за войны, за угнетение колоний и эксплуатацию трудящихся, вызвать в массах отвращение к материалистической теории происхождения органического мира и восстановить пошатнувшуюся религиозную веру.
Тимирязев разоблачал эту дикую клевету на Дарвина, но при этом он ошибочно затушевывал мысль Дарвина о наличии в обществе «борьбы за существование». Тимирязев считал, что борьба за существование происходила в «темном прошлом» человечества, но не в его настоящем и будущем. Так, в цикле лекций «Исторический метод в биологии» он говорит: «Останавливаясь на отношении дарвинизма к человеку, мы должны различать две точки зрения: отношение к его прошлому и к его настоящему. Дарвин никогда не предлагал своего учения в качестве кодекса для поведения человека в его настоящем; оно должно было служить только ключом для объяснения его темного прошлого».
В своем предисловии к сборнику «Некоторые основные задачи современного естествознания» (1895) Тимирязев приходит к выводу, что человеческое общество не управляется законом «борьбы за существование»: «... несчастное выражение „борьба за существование", — говорит он, — не имеет ничего общего с учением о нравственности, так как человеческая нравственность создана не биологическим, а социальным строем, создана „обществом и для общества"». А в 1901 г. Тимирязев еще более определенно пишет, что «учение о борьбе за существование останавливается на пороге культурной истории. Вся разумная, культурная деятельность человека только одна борьба, — с борьбой за существование».
Тимирязев называет естественный отбор «грубым неповоротливым механизмом», который в человеческом обществе заменяется более «тонким механизмом» — разумной деятельностью. Он подвергает критике тех, кто ищет в обществе аналогии с борьбой за существование, происходящей в природе: «... задача исследователя заключается не только в том, чтобы видеть сходство, где оно есть, но и не видеть его там, где его нет, где оно прекращается».
Отрицательное отношение к Мальтусу и его эпигонам сложилось у Тимирязева под благотворным влиянием русских революционных демократов.
Известно, что Чернышевский дал решительную критику мальтузианства. Он называл Мальтуса шарлатаном и мракобесом. Будучи горячим сторонником теории эволюции органического мира еще до ознакомления с книгой Дарвина «Происхождение видов», Чернышевский выступил с резкой критикой его мальтузианских ошибок. В 1888 г. Чернышевский поместил в «Русской мысли» свою статью «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь», где показал прямую связь дарвинизма с «законом» Мальтуса. Отмечая «неутомимое трудолюбие, безусловную добросовестность, искреннейшую скромность, доброжелательнейшую готовность признавать чужие заслуги, отдавать полную справедливость трудам соперников, кротость незлобивой души, непоколебимую никакими нападениями врагов... сильный ум, громадный запас знаний...» Дарвина, Чернышевский вместе с тем называет его «наивным оптимистом», не понявшим реакционности идеи Мальтуса, которую он, по собственному признанию, положил в основу своей теории. «В восторге от внезапного озарения ума,— говорит Чернышевский, — Дарвин вырвал из аргументации Мальтуса очаровавшую его мысль, не потрудившись рассмотреть мыслей, с которыми она соединена... и которыми определяется ее смысл»
реакционная идея Мальтуса, найдя такого приверженца, как Дарвин, расползлась затем по наукам о человеческой жизни. Именно это «расползание» и заставило Чернышевского выступить не только против реакционного социал-дарвинизма, но и против ошибочных воззрений самого Дарвина.
Этот факт говорит о гениальной прозорливости великого русского мыслителя, что с особой ясностью подтверждается теперь, когда советские ученые окончательно разоблачили антинаучный характер мальтузианской схемы, примененной Дарвином к органической природе. Чернышевский отнюдь не был противником теории развития органического мира, как это до последнего времени утверждали многие авторы. Чернышевский писал, что с ранней юности он является горячим приверженцем идеи трансформизма. «Дарвинизм для меня, — говорил он, — не новость своими справедливыми сторонами».
Чернышевский выступал против попытки антидарвинистов отрицать «то, что совершенно справедливо у Дарвина: трансформизм». В своей статье «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь» Чернышевский, наряду с критикой мальтузианства, подчеркивал, что он признает основную идею Дарвина о естественном происхождении органического мира. Он указывал на огромную роль внешних условий в развитии органических форм, на выдающиеся заслуги Ламарка в установлении этой роли. Таким образом, правильно различая положительные и отрицательные стороны в учении Дарвина, Чернышевский активно поддерживал первые и решительно возражал против вторых.
Тимирязев высоко ценил борьбу Чернышевского против мальтузианства. Читая статью Чернышевского, в местах, где автор бичует мальтузианство, Тимирязев пишет на полях: «Одобряю». С чувством гордости за русскую науку он говорил, что теорию Мальтуса «с негодованием всегда отвергали русские экономисты, — вспомним хотя бы только Чернышевского. Закон Мальтуса грозен только для бессознательных существ; творческая мысль человека его себе подчиняет».
Со всей страстью последовательного борца за передовую науку Тимирязев обрушивается на стремление буржуазных ученых использовать дарвинизм в своих классово-эгоистических целях. Он клеймит позором Геккеля за его попытку
противопоставить дарвинизм социализму. Несмотря на уважение к Геккелю за его разработку проблем эволюции, Тимирязев в некрологе о нем в 1919 г. пишет: «Честный и смелый борец, пока дело шло о свободе мысли, он выступает тупым невежественным буржуа, как только переходит на почву политики». Слова Геккеля о том, что эволюционная теория Дарвина служит опровержением социалистического учения о равенстве прав и обязанностей для каждого гражданина, Тимирязев называет «возмутительным вздором». «Но еще бессмысленнее также двукратно повторяемое Геккелем утверждение, что дарвинизм по существу „аристократичен" и потому враждебен социализму».
На примере Вирхова и Геккеля Тимирязев показывает, что буржуазные деятели науки, толкуя о свободе слова и мысли вообще, неизбежно начинают «высказывать „отвратительно" безнравственные и возмутительно бессмысленные вещи, как только дело касается буржуазного догмата имущественного неравенства».
Однако признавая заслугу Чернышевского в разоблачении антинаучного существа мальтузианства в применении к человеческому обществу, Тимирязев допускает серьезную ошибку, расходясь с Чернышевским в вопросе о действии «закона» Мальтуса в органической природе. В сочинениях Тимирязева можно найти мысль о том, что закон Мальтуса якобы является чуть ли не основным законом органической природы. Так, он пишет, что XIX в. «в дарвинизме возвысил этот закон на степень мирового, определившего весь ход развития органического мира...».
В этом вопросе, более чем где бы то ни было, над Тимирязевым довлели ошибочные воззрения Дарвина. Исходя из абстрактного подсчета количества одуванчиков, которое может дать потомство этого растения за десять лет, Тимирязев пытается доказать наличие перенаселенности в природе. Такой формальный математический подсчет игнорирует действительную жизнь растения, его сложнейшие взаимоотношения с другими видами животных и растений, с климатическими, почвенными и иными факторами среды. Академик Т. Д. Лысенко указал на допущенные в этом отношении ошибки Тимирязева.
В то же время Т. Д. Лысенко неоднократно подчеркивал выдающуюся роль Тимирязева в развитии материалистических основ биологической науки. Действительно, в решении ряда важнейших вопросов биологии, в том числе и вопроса о характере и значении борьбы за существование в развитии органического мира, Тимирязев пошел значительно дальше Дарвина, приближаясь к мичуринской биологической науке. Дарвиновский термин «борьба за существование» Тимирязев считает весьма неудачным, ибо он, по сути своей, охватывает далеко не все сложнейшие формы взаимоотношений, складывающиеся в органической природе. Тимирязев очень часто высказывает мысль, что все отношения организмов никак не могут быть сведены к «борьбе за существование». Он указывает на наличие в природе не только борьбы, но и взаимопомощи, особенно ярко проявляющейся в так называемом симбиозе.
