Мечта Тимирязева о создании науки, не только объясняющей, но и изменяющей органический мир, нашла блестящее осуществление в трудах славных советских биологов — И. В. Мичурина, В. Р. Вильямса, Т. Д. Лысенко и их последователей.
Таким образом, уже в определении задачи биологии Тимирязев сделал огромный шаг вперед по сравнению с Дарвином, оставшимся, несмотря на все значение проделанной им работы, представителем старого, созерцательного материализма. Значение этого шага, сделанного Тимирязевым, станет еще более очевидным, если мы вспомним, что современные ему буржуазные ученые не только не ставили задачу управления природой, но все больше и больше скатывались в лагерь агностицизма и прагматизма, отрицая даже возможность познания мира и видя задачу науки в простом описании явлений.
Чтобы сознательно управлять эволюцией, нужно знать ее движущие силы, ее факторы. Тимирязев оставил специальную работу по этому вопросу: «Факторы органической эволюции», о которой академик Т. Д. Лысенко в своем докладе на 4-й сессии ВАСХНИЛ в 1948 г. отозвался как о «замечательной теоретической работе». Тимирязев называет здесь три фактора: «среду — изменяющую, наследственность — накопляющую эти изменения, и отбор—приспособляющий, организующий, налагающий на живые формы ту печать совершенства, которая представлялась назойливой загадкой с той минуты, как человек только начал мыслить».
Возвращаясь к этому вопросу в начале XX в., Тимирязев подчеркивал,- что «дальнейшее развитие биологии должно заключаться в более глубоком анализе двух основных свойств организмов, от которых дарвинизм отправляется, как от данных: в анализе изменчивости и наследственности и, прежде всего, первой, как самого первичного фактора эволюции».
Рассмотрим, что нового внес Тимирязев в изучение каждого из этих факторов.
Важнейшим законом развития органического мира Тимирязев считает изменчивость органических форм. Особое внимание он уделяет изучению причин изменчивости, изучению «начального происхождения того материала, без которого и процесс отбора не может осуществиться».
Известно, что Дарвин вопрос о конкретных причинах изменчивости оставил почти не разработанным. При этом он явно недооценивал роль среды, нередко сводя ее к роли внешнего толчка, который якобы совершенно не определяет характера изменений организма подобно тому, как искра не влияет на свойства вызванного ею пламени. В последние годы жизни Дарвин сам писал как об одном из своих крупных упущений о недооценке прямого влияния среды на изменчивость организмов.
За умаление роли прямого действия среды на организм критиковали Дарвина Маркс и Энгельс. Способность организмов приспособляться к изменившимся климатическим и географическим условиям Энгельс считает важнейшим фактором эволюции. Он решительно говорит об изменении организмов под прямым действием физических и химических факторов: «Если, следовательно, древесная лягушка или насекомое, питающееся листьями, имеет зеленую окраску, если животные пустынь имеют окраску песочножелтую, а полярные животные — преимущественно снежнобелую, то, конечно, они приобрели такую окраску не намеренно и не руководствуясь какими-либо представлениями: напротив, эта окраска объясняется только действием физических сил и химических факторов».
На огромную роль среды в процессе эволюции указывает и Маркс. По поводу книги Тремо «Происхождение и превращение человека и других живых существ» (1865), в которой была высказана мысль об огромном влиянии почвы на развитие организмов, Маркс пишет, что, несмотря на ряд ее недостатков, автор книги «имеет ту заслугу, что умно, т. е. умнее, чем это делали раньше, подчеркнул влияние „почвы" на образование рас и, следовательно, видов...». Основную идею книги о влиянии почвы на органическую эволюцию Маркс называет «такой идеей, которую нужно только высказать, чтобы она навсегда завоевала себе право гражданства в науке...».
Тимирязев тоже видел недостаточность трактовки Дарви-ном причин изменчивости. Он писал, что за общей биологической задачей объяснения эволюционного процесса «...выступает физиологическая или, скорее, бесконечный ряд физиологических задач, раскрывающих causae efficientes (действующие причины. — Г. П.) тех морфологических изменений, от которых учение о естественном отборе отправляется, как от готовых данных». Тимирязев считает необходимым теорию естественного отбора Дарвина дополнить учением Ламарка об определяющей роли среды в развитии организмов.
Представители вейсманистского направления третируют Ламарка и его учение как якобы «ненаучное», «недостойное внимания биологов». Однако умаление заслуг Ламарка совершенно неправильно. И. В. Сталин в своей работе «Анархизм или социализм?» указывает, что неодарвинизм на самом деле уступает место теории неоламаркизма. Опираясь на это положение И. В. Сталина, Т. Д. Лысенко в своем докладе «О положении в биологической науке» говорит: «... в споре, разгоревшемся в начале XX века между вейсманистами и ламаркистами, последние были ближе к истине, ибо они отстаивали интересы науки, тогда как вейсманисты ударялись в мистику и порывали с наукой».
Тимирязев так же высоко отзывается о Ламарке. Он характеризует Ламарка смелым мыслителем, решившимся порвать цепь предрассудков, которые опутывали в его время вопрос о происхождении живых веществ. Тимирязев называет замечательным произведение Ламарка «Философия зоологии», в котором была изложена его эволюционная теория. Он чрезвычайно высоко отзывается об основной идее Ламарка — о влиянии внешней среды на формообразовательные процессы в органической природе. Тимирязев указывает при этом, что и сам Дарвин высоко ценил этот принцип Ламарка. Но Тимирязев придает ему еще большее значение. Он считает, что «только соединение этой стороны Ламаркизма с Дарвинизмом и обещает полное разрешение биологической задачи».
Вместе с тем Тимирязев подвергает критике утверждение Ламарка и его последователей, будто все органические существа обладают каким-то внутренним мистическим стремлением к прогрессу, будто «сама потребность», «внутреннее чувство», «стремления» животных порождают орган. Иначе говоря, Тимирязев критикует Ламарка за известные уступки идеализму. При оценке Ламарка Тимирязев различает выдвинутые им принципы эволюции животных и растений. Если в своем истолковании эволюции животных Ламарк допускал серьезную ошибку, говоря о возникновении новых органов под влиянием «психического импульса» и отрицая непосредственное изменение животных форм под действием внешних факторов, то в отношении растений он придерживался совершенно правильной точки зрения. «По отношению к растениям, — говорит Тимирязев, — Ламарк стоял на строго научной почве фактов, и высказанные им мысли сохранили полное значение и в настоящее время. ... Можно сказать, что если бы Ламарк ограничился своими ботаническими воззрениями, потомство без оговорок признало бы его одним из блестящих пионеров эволюционного учения, выдвинувшего вперед несомненно важнейший фактор изменчивости органических существ — действие внешних условий».
При всех допущенных ошибках Ламарк безусловно сыграл выдающуюся роль в развитии эволюционной идеи. Его учение не только не утратило силы с возникновением дарвинизма, но и является серьезным дополнением к нему. Тимирязев считает Ламарка одним из провозвестников экспериментальной морфологии. Он подвергает резкой критике как противопоставление Ламарка Дарвину, так и недооценку, игнорирование значения Ламарка в развитии науки. Тимирязев справедливо подчеркивает, что не те недочеты, которые были допущены французским биологом, «...а именно общая широта научного мировоззрения Ламарка, шедшая в разрез с торжествовавшею в то время по всей линии реакцией, была причиной тому, что современники не оценили значения „Philosophic Zoologique" и не признали в Ламарке одного из величайших натуралистов-мыслителей своего века».
Указывая на необходимость соединения положительных сторон ламаркизма и дарвинизма, Тимирязев в то же время выступает на защиту теории Дарвина от попыток ряда антидарвинистов (Гартман, Негели, Коопидр.) подорвать все здание дарвинизма на том основании, что Дарвин не дал объяснения причин изменчивости. Тимирязев писал, что Дарвин совершенно не был обязан сам разрабатывать эту сложную проблему.
Изучение причин изменчивости в силу их бесконечной сложности, по мнению Тимирязева, должно составлять одну из задач особого отдела биологии — экспериментальной морфологии.
Тимирязев считает необходимой детальную разработку проблемы изменчивости. Он определяет изменчивость как «одно из основных свойств организмов», которое «заключается в их способности находиться в постоянном взаимодействии с веществами и силами окружающей среды, находиться в подвижном равновесии с этою средой, постоянно изменяться...».
Подобное определение изменчивости вытекает у Тимирязева из глубокого понимания им диалектического единства организма и среды. Среда и только она является причиной изменчивости организмов. Первым фактором эволюции Тимирязев не случайно называет «среду — изменяющую организм». Для него ясно, что не может быть изменчивости помимо воздействия среды. Он пишет: «Исходной причиной, вызывающей в организме изменения, должно быть непосредственное или посредственное действие внешних условий, а затем уже действие вторичных влияний, соотношения в развитии частей, упражнения органов и т. д.».
На полях упомянутой ранее книги Г. С. Вильямса о Лютере Бербанке Тимирязев, отчеркнув в тексте фразу Бербанка: «Наследственность есть сумма всех прошлых окружающих условий», — ставит на полях NB, подчеркнув его тремя чертами, и далее пишет: «Молодец, верно». Пометки Тимирязева на полях книги о Бербанке представляют особый интерес, поскольку они являются одними из последних его записей по вопросам биологической теории и относятся к тому периоду, когда он уже основательно ознакомился с сочинениями классиков марксизма-ленинизма. Эти пометки лишний раз показывают, какую огромную роль в эволюции отводил Тимирязев наследованию приобретенных признаков.
