Мы видим, что Тимирязев исходит по существу из диалек тического подхода к органическому миру как единству прерывного и непрерывного, как к одной из форм вечно движу щейся и изменяющейся материи. Он подчеркивает, что «вида, как категории, строго определенной, всегда себе равной и неизменной, в природе не существует; утверждать обратное значило бы действительно повторять старую ошибку схоластиков—реалистов». Но рядом с этим, и совершенно независимо от этого вывода, мы должны признать, что виды — в наблюдаемый нами момент—имеют реальное существование, и это — факт, ожидающий объяснения».
Такое понимание вида стоит значительно выше, чем понимание вида у Дарвина. Однако Тимирязев не смог до конца преодолеть плоский эволюционизм Дарвина в понимании вида. Он не подверг критике и своих первоначальных воззрений на вид. Более того, он попрежнему придерживается метафизической формулировки Дарвина, что «разновидность есть зачинающийся вид, вид — резко выраженная разновидность». Он пишет, что если вид, противополагаемый другому виду, есть объективный факт, то вид, противополагаемый разновидности, есть лишь «отвлеченное понятие».
Тимирязев строго по-дарвиновски объясняет и дивергенцию, т. е. расхождение признаков организмов в процессе эволюции. Одной из заслуг дарвиновской теории отбора Тимирязев считает объяснение противоречия между непрерывностью органического мира в целом и разрозненностью в частностях, т.е. наличие резких граней между видами, отсутствие промежуточных форм между ними. В отличие от Геккеля, Роменса и других дарвинистов Запада, Тимирязев обращает на эту сторону дарвинизма особенно серьезное внимание. Он указывает на ее огромное значение в эволюции. «С логической, философской точки зрения, это, несомненно, одна из самых оригинальных, блестящих сторон его (Дарвина. — Г. П.) учения, и невольно удивляешься тому, как относительно мало ее оценили даже самые ревностные сторонники великого ученого».
Враги эволюционной теории выставляли отсутствие промежуточных форм как доказательство невозможности объяснения происхождения органического мира естественным путем. Некоторые из них (Агассис и др.) пытались объяснить наличие глубокой связи, сродства между различными органическими видами при одновременном разграничении их тем, что единство органических форм является не действительным, реальным, а только выражением «плана творения», осуществлением общей «идеи», положенной в основу органического мира. Тимирязев подвергает критике как эти явно идеалистические измышления, так и механистическую попытку отрицать наличие резких граней между видами. Он называет совершенно неправдоподобным предположение Ламарка, будто промежуточные формы между видами сохранились до сих пор, но остаются человеку неизвестными, схоронившись где-то в не исследованных человеком уголках земли.
На попытку Данилевского убедить читателя цитатой из антидарвинистической болтовни академика Миддендорфа, отрицавшего естественное видообразование, Тимирязев на полях его книги пишет: «Тупоумный немец, не читавший Д[арвина], иначе знал бы, что расхождение признаков имеется и что большинство в[идов] имеют резко очерченные границы».
Органическая природа напоминает Тимирязеву «мозаичную картину», которая кажется сплошной лишь при рассмотрении ее издалека, подобно Млечному пути, где невооруженный глаз не различает отдельных светил. «... Совокупность органических существ, — пишет Тимирязев, — представляет несомненную цепь, но именно цепь из отдельных звеньев, а не непрерывную нить».
Тимирязев подчеркивает, что отсутствие промежуточных форм не только не является препятствием для эволюционной теории, но, наоборот, оказывается неизбежным выводом из нее. Объяснение стремления органического мира к разнообразию и к одновременному уничтожению промежуточных звеньев между этими бесконечно разнообразными формами Тимирязев называет одним из неотразимых логических выводов учения о естественном отборе. «То, что было камнем преткновения для Ламарка и Конта, — говорит он, — легло во главу угла стройного здания дарвинизма».
Причиной резкого разграничения видов одного от другого Тимирязев считает расхождение признаков — сохранение особей с наиболее резко выраженными приспособительными признаками и уничтожение менее приспособленных форм. Однако, совершенно правильно подчеркивая огромное значение расхождения признаков, Тимирязев, вслед за Дарвином, дает ему неверное объяснение. Тимирязев считает, что промежуточные между видами формы существовали в прошлом, но впоследствии вымерли в результате якобы имеющей место внутривидовой конкуренции.
Вымирание промежуточных форм и сохранение крайних, по его мнению, происходят потому, что борьба между наиболее сходными организмами оказывается и наиболее истребительной, вследствие чего средние формы вымирают, а крайние сохраняются.
Мы уже видели, что при объяснении органической эволюции Тимирязев исходил из признания перенаселенности в живой природе. Это привело его и к неверному истолкованию причин расхождения признаков. Расхождение призна ков — реальный факт, действительно имеющий место в природе. Однако осуществление его идет независимо от перенаселенности. Мичуринская биология наглядно показывает, что расхождение признаков осуществляется в результате направленного характера изменчивости под влиянием условий среды.
Согласно новому учению о биологическом виде, разработанному Т. Д. Лысенко, промежуточные между видами формы отсутствуют не потому, что они вымерли в результате внутривидовой борьбы, а потому, что в природе их вообще никогда не было и не может быть. Рождение разновидности и рождение вида — явления разнородные. Новые виды образуются отнюдь не через последовательное уклонение той или иной разновидности. «Разновидности, — говорит Лысенко, — это формы существования данного вида, а не ступеньки его превращения в другой вид. Богатство разновидностей обеспечивается многогранной экологической приспособленностью данного вида, содействуя его процветанию и сохранению»'. Резкие грани, разрывы между видами получились не в результате механического выпадения или уничтожения друг другом качественно не различающихся между собой промежуточных органических форм, а в результате зарождения под воздействием внешней среды качественно новых групп организмов новых видов в недрах старого вида.
«Мичуринское учение — творческий дарвинизм — понимает развитие не как плоскую эволюцию, а как зарождение в недрах старого противоречащего ему начала нового качества, претерпевающего постепенное количественное накопление своих особенностей и, в процессе борьбы со старым качеством, оформляющегося в новую, принципиально отличную совокупность свойств со своим собственным, отличным законом существования».
Это важнейшее теоретическое положение, устраняющее плоскую, монотонную эволюционность Дарвина, Лысенко иллюстрирует примерами превращения твердой пшеницы (Triticum durum) в мягкую (Tr. vulgare). Данное превращение осуществляется под влиянием двух-, четырехлетнего осеннего посева яровой пшеницы. При этом 28-хромосомная пшеница Tr. durum превращается в различные разновидности 42-хромосомной пшеницы Tr. vulgare скачкообразно, без каких-либо промежуточных форм. Точно так же, без всяких промежуточных мостиков, происходит образование зерен ржи в колосьях твердой и мягкой пшеницы, зерна овсюга в метелке овса, зерен твердой и мягкой пшеницы в колосьях ветвистой пшеницы и т. д. На основе этих наблюдений и опытов Т. Д. Лысенко делает вывод, поднимающий на новую ступень учение о виде: «Виды — не абстракция, а реально существующие узлы (звенья) в общей биологической цепи. Живая природа — это биологическая цепь, как бы разорванная на отдельные звенья — виды. Поэтому неправильно говорить, что виды ни на какой период не сохраняют постоянства своей качественно-видовой определенности. Говорить так — это значит признавать развитие живой природы как плоскую эволюцию без скачков». Академик Лысенко подчеркивает, что основной единицей органического мира является вид, а не особь, как это имело место у Дарвина. Виды — это особые качества, из которых складывается вся органическая материя.
Мы видим, таким образом, что Лысенко, опираясь на понятие вида, развитое Тимирязевым, поднимает его на новую высоту, приведя в полное соответствие с принципами диалектического материализма. Это позволило ему совершенно по-новому поставить вопрос о видообразовании, о движущих силах эволюции, освободив теорию развития органического мира от плоского эволюционизма и связанного с ним мальтузианства.
Борьба Тимирязева за материализм в биологии сыграла огромную роль в создании научно-теоретических предпосылок возникновения и победы в нашей стране мичуринской биологической науки.
Было бы преувеличением утверждать, что, развивая дарвинизм, Тимирязев смог полностью очистить его от присущих Дарвину ошибок и идеалистических извращений, что он совершил революцию в развитии биологической науки.
Полная и решительная победа материалистической биологии над реакционным менделизмом-морганизмом, означающая подлинный переворот в области биологии, была достигнута лишь в наше время, в условиях победившего социализма, передовыми биологами-мичуринцами.
«Мичуринское учение, — писали в своем письме И. В. Сталину участники сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г.,— новый высший этап в развитии материалистической биологии».
Материально-техническую, производственную основу мичу ринской биологической науки составляет социалистическое сельское хозяйство, в невиданных масштабах преобразующее живую и мертвую природу. Ее философскую основу составляет диалектический материализм — мировоззрение марксистско-ленинской партии.
Главной и решающей силой, обеспечившей победу мичуринского учения, является коммунистическая партия. Под ее руководством советский народ первым в мире построил социалистическое общество. Благодаря ее неустанной деятельности по воспитанию народных масс марксистская философия — диалектический материализм — стала мировоззрением подавляющего большинства советских людей — рабочих, колхозников, интеллигентов. Партия и ее вожди — В. И. Ленин и И. В. Сталин — открыли и спасли И. В. Мичурина для народа, сделали его учение достоянием масс. «Гению человечества — товарищу Сталину, — говорит Т. Д. Лысенко, — мы обязаны тем, что биология в нашей великой Родине вступила в новую, высшую фазу своего развития».
В. М. Молотов в своем докладе о 31-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции подчеркнул, что научная дискуссия по вопросам биологии, принесшая полную победу мичуринскому направлению, была проведена под направляющим влиянием нашей партии. «Руководящие идеи товарища Сталина, — сказал В. М. Молотов, — и здесь сыграли решающую роль, открыв новые широкие перспективы в научной и практической работе».
Классики марксизма-ленинизма — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин — не только создали философию диалектического материализма, на незыблемых принципах которого развивается мичуринская биология, но и сделали ряд прямых указаний, в каком направлении следовало развивать эволюционную теорию Дарвина, какие стороны его учения должны быть отброшены при построении подлинно материалистической биологии. Таковы указания классиков марксизма-ленинизма о необходимости перехода от созерцательной, только объясняющей науки к науке действенной, преобразующей мир. Таковы указания о необходимости более глубокого изучения влияния среды на организм, ее огромной преобразующей роли в органической эволюции. Таковы указания о необходимости освобождения дарвинизма от плоского эволюционизма и реакционных идеалистических пережитков мальтузианства.
