Подводя итоги истории русской науки в середине XIX в., Тимирязев пишет: «Этого, по необходимости слишком беглого, обзора, тем не менее, достаточно, чтобы показать, чем было и чем стало у нас естествознание в начале и в конце приблизительно одной четверти столетия благодаря таким деятелям, как Менделеев, Бутлеров, Ценковский, Ковалевский, Мечников, Сеченов, Столетов, Бабухин и др., в каких-нибудь 10—15 лет двинувшим русскую науку в общеевропейскую семью уже не в качестве учеников, а полноправными деятелями, сотрудниками, а порою и намечающими путь руководителями».
Тимирязев отмечает огромное — «не узкоутилитарное, а общеобразовательное философское значение» отечественного естествознания в общей борьбе прогрессивных сил обществ против сил реакции и мракобесия. Последние в свою очередь чинили всевозможные препятствия развитию свободной русской науки. И «если путь тех, — говорит Тимирязев, — кто насаждал у нас истинную науку, не всегда был усыпан розами, если, несмотря на противодействие науки официальной, мундирной, они все же успевали много сделать, то не значит ли это, что и в самих деятелях и в той среде (русском народе. — Г. П.), на которую они воздействовали, существует что-то, по своей природе к тому особенно пригодное».
Большое значение в подъеме естествознания в России Тимирязев придавал, наряду с университетами, научным съездам и ученым обществам. Тимирязев был сам членом ряда ученых обществ: Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, Московского общества испытателей природы, Петербургского общества естествоиспытателей, Русского физико-химического общества и др. В их работе он принимал деятельное участие: выступал с речами и докладами, участвовал в обсуждении докладов других ученых, публиковал свои работы в ученых трудах и т. д. В Обществе любителей естествознания он долго был председателем ботанического отделения. Как видно из отчета этого отделения, Тимирязев только за 10 лет (с 1884 по 1894 г.) сделал на его заседаниях 16 сообщений, каждое из которых представляет оригинальное научное исследование. Тимирязев выступал с докладами также на съездах русских естествоиспытателей и врачей (на I, II, VI, VIII, IX) и принимал участие в их организации. На некоторых из них он сделал даже не по одному, а по нескольку сообщений, выступая как на пленарных, так и на секционных заседаниях. Так, на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей он сделал такие сообщения: 1) О физиологическом значении хлорофилла; 2) Дифференциальный атмоскоп, прибор, служащий для изучения дыхания растений; 3) Количественный анализ хлорофилла; 4) Объективное изучение закона абсорбции и количественное изучение смесей двух хлорофилловых пигментов; 5) Клейковина, как материал для осмотических исследований; 6) О методах спектрального исследования в применении к хлорофиллу.
Тимирязев был избран председателем IX съезда русских естествоиспытателей и врачей, состоявшегося в Москве в декабре 1893—январе 1894 г. Он был одним из организаторов XII съезда в конце 1909 г. Тяжелая болезнь помешала ему принять личное участие в съезде, но он, как мы уже видели в первой главе, внимательно следил за его работой, в частности ознакомился с произнесенной на съезде исторической речью И. П. Павлова «Естествознание и мозг».
Тимирязев неоднократно указывал на необходимость ежегодных съездов ученых России, видя в них мощное средство развития и популяризации отечественной науки. Он негодует против того, что царское правительство, несмотря на многократные требования русских ученых о разрешении ежегодных научных съездов, неизменно отвечало на них отказом.
Деятелям русской науки приходилось ограничиваться лишь эпизодическими съездами. «Тем не менее, — говорит Тимирязев, — даже в своей отрывочной форме съезды сыграли несомненную полезную роль. Они периодически объединяли, сближали всех русских натуралистов, поддерживая в них идею какого-то общего и общественно-важного дела».
Уже на I съезде русских естествоиспытателей и врачей, состоявшемся в Петербурге в конце 1867—начале 1868 г., было организовано Русское химическое общество, явившееся образцом нового типа ученых обществ, полных кипучей, бодрой жизни. По его примеру вскоре возник целый ряд обществ естествознания при всех русских университетах. Наиболее выдающимся Тимирязев называет Московское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии.
В своей речи «Общественные задачи ученых обществ», произнесенной на заседании Московского общества любителей естествознания, Тимирязев указал на необходимость коренной перестройки деятельности научных обществ, обсуждения больших принципиальных методологических вопросов. Тимирязев выдвинул предложение об организации широкого обмена знаниями, об усилении научной критики. «Кроме открытия новых и по необходимости чаще мелких, чем крупных фактов, — говорил он, — для научной деятельности в настоящее время представляется и другое, не менее полезное поприще, — в широком применении научной критики (подчеркнуто мной. — Г. П.), отсутствием которой, за недосугом, в погоне за приобретением эмпирических фактов, так страдает наша наука. Этой-то стороне дела и должен быть, по моему мнению, открыт наибольший простор в деятельности ученых обществ». В обсуждении общих вопросов естествознания, в усилении научной критики и обмене знаниями Тимирязев видит решающее «преимущество коллективной мысли перед одинокими усилиями или произволом отдельного лица».
Указание на необходимость «проверять свои мысли столкновением с чужими мыслями» Тимирязев делает и в своей речи «Праздник русской науки», произнесенной на IX съезде русских естествоиспытателей и врачей в 1894 г. Эти требования Тимирязева об усилении критики, о коллективной борьбе против «произвола одного лица», об организации всестороннего обсуждения в ученых обществах и на съездах важнейших вопросов науки особенно актуально звучат в свете указаний И. В. Сталина о невозможности развития науки «без борьбы мнений, без свободы критики», о недопустимости монополий и «аракчеевского режима» в науке, о необходимости организации широких творческих дискуссий.
В той же речи Тимирязев высказывает глубокую мысль о том, чти научные, общества должны стать местом встреч ученых «с представителями практического, прикладного знания, ботаника, например, с сельским хозяином и садоводом». Тимирязев подчеркивает исключительное значение таких встреч как для ученых, так и для практиков.
Ни протяжении многих десятилетий Тимирязев выступал с рецензиями, с публицистическими статьями по различным животрепещущим вопросам текущей научной жизни. Таковы его статьи: «Бессильная злоба антидарвиниста», «Точно ли человечеству грозит скорая гибель», «Возможна ли жизнь на других планетах?», «Новая победа науки над природой», «Из летописи науки за ужасный год», «Химическая смута», «Погоня за чудом, как умственный атавизм у людей науки» и много других. В этих статьях Тимирязев поддерживал все передовое и беспощадно расправлялся со всеми реакционными поползновениями и вульгаризацией в науке.
Участием в работе ученых обществ, своими научно-публицистическими статьями Тимирязев оказывал большое влияние на развитие отечественного естествознания, на сохранение и укрепление в нем материалистических традиций. В этом — огромная заслуга Тимирязева как организатора науки. Тимирязев не занимал в царской России никаких административных постов по руководству наукой. Участие его в этом большом деле было «любительским». Тимирязев постоянно встречал на своем пути упорное противодействие со стороны царских властей, реакционной печати и официальной науки. Но смелая мысль Тимирязева прорывалась через все эти кордоны, доходила до сознания молодых русских ученых и накладывала на развитие русской науки свой неизгладимый отпечаток. Конечно, в этой борьбе Тимирязев был не одинок. Рука об руку с ним боролись И. М. Сеченов, И. П. Павлов, И. И. Мечников, Д. И. Менделеев, А. Г. Столетов, П. Н. Лебедев, А. М. Бутлеров, Н. А. Умов и многие другие. Оказывая друг другу идейную и моральную поддержку, эти корифеи науки высоко держали знамя русской науки вопреки многоголосому хору ее врагов -как внутри нашей Родины, так и за ее пределами.
В своих работах по истории наук Тимирязев не только отмечал выдающуюся роль русских ученых в развитии мировой научной мысли, но и вел непримиримую борьбу против тех, кто в интересах эксплуататорских классов принижал их значение, заставлял их пойти на выучку к различным западноевропейским буржуазным специалистам. Тимирязев бичевал русских ученых, «поющих с голосов» немецких мракобесов, — Фаминцына, Бородина, Половцева, Коржинского, Данилевского, Страхова, Кольцова и др.
Многие из них, как Данилевский и Страхов, проповедывали борьбу с «вредоносным», «тлетворным» влиянием Запада, но все их доводы, например, против дарвинизма — не что иное, как плагиат у тех или иных «авторитетов» Европы. В полемике с Тимирязевым Страхов прибегает к ссылке на Негели, как на высшую инстанцию в области биологии. По этому поводу Тимирязев пишет: «Скажу я, во-первых, не комично ли, прежде всего, положение, в которое добровольно ставит себя сам г. Страхов, проповедующий „борьбу с Западом", чающий искоренения вредоносной западной науки какою-то внеевропейскою русскою наукой и бегущий, чуть дело за спором, судиться к представителю той же тлетворной науки Запада? Во-вторых, я скажу, что magister dixit (что в настоящем случае пришлось бы перевести „немец сказал") я никогда не признавал и не признаю за логический аргумент. Мнения, чьи бы то ни были, для меня только слова, — убедительную силу я признаю за фактами и логическими доводами».
