Тимирязев постепенно распознает подлинную антинародную сущность партии кадетов, лицемерно прикрывавшей свой реакционный характер демагогической вывеской «партии народной свободы». Последующие сообщения «Русских ведомостей» о заседаниях кадетской группы в Москве говорят о том, что Тимирязев не присутствовал более ни на одном из них, а впоследствии Тимирязев писал, что кадетская партия двигалась в своем развитии не вперед, а «раком», выбрасывая «по своему пути все основные принципы, когда-то взятые напрокат у партий действительно демократических». В своей переписке с Горьким в 1916 г. Тимирязев советует Алексею Максимовичу не огорчаться «писком всех этих кадетских крыс». В том же году он писал, что с начала войны у него были серьезные разногласия с М. М. Ковалевским, с которым ранее был в дружеских отношениях. А после Февральской революции 1917 г. Тимирязев неоднократно клеймил кадетов и их главаря Милюкова, как прямых врагов народа, как продажных слуг американо-английского империализма. О господстве буржуазного Временного правительства в 1917 г. Тимирязев говорил как о «худшем из рабств, к тому же еще замаскированном отвратительной комедией парламентаризма, состряпанного Столыпиными, Гучковыми, Саблерами и им подобными, разыгранной Милюковыми, Пуришкевичами, Маклаковыми и всеми прочими».
Для понимания тех сдвигов, которые присходят в сознании Тимирязева в период столыпинской реакции, большой интерес представляет его переписка в этот период с проф. А. И. Чу-провым. Весной 1906 г. Тимирязев выехал в Дрезден, где пробыл до осени 1907 г., а в Мюнхене в это время жил его старый знакомый по Московскому университету, Чупров.
Между ними завязалась оживленная переписка. Из писем Тимирязева к Чупрову видно, что он внимательно следил по газетам за событиями в России. В письме, написанном, пови-димому, в январе 1907 г. («повидимому» — потому, что Тимирязев, как правило, не датировал своих писем, о датах же его писем можно судить лишь приблизительно по письмам Чупрова, на которые отвечал Тимирязев), Тимирязев называл царских правителей ворами и головорезами. В другом письме, относящемся примерно к маю—июню 1907 г., он писал: «А сколько воды утекло с Вашего письма — сколько новых ужасов, сколько упорного дикого тупоумия со стороны власть имущих, и попрежнему стоишь упершись в стену, ничего не видя перед собой». В этом же письме Тимирязев сообщал, что наряду с газетами он читает много книг и что особенно заинтересовала его книга Атлантикуса, о которой он читал, что в ней дается «точная, на цифрах основанная, картина будущего социалистического строя». Но книга эта слишком упрощенно подходила к вопросу об осуществлении социализма и не удовлетворила Тимирязева.
Несколько позднее, очевидно, после разгона II Государственной думы и отправки в Сибирь социал-демократической думской фракции, Тимирязев с горечью и возмущением пишет: «... Теперь выяснилось, что придется вернуться в Москву, не повидавшись с Вами. Не скажу, чтобы сожаление об этом искупалось радостью увидеть дорогое отечество. Никогда оно, кажется, не представлялось в более мерзостном виде. Невольно вспоминаются слова Робеспьера: Разбойники торжествуют — все погибло. Такого ликования мерзавцев, такого виляния людей, которых считал порядочными (хотя бы Евг. Трубецкого — вчера рассыпавшегося перед Центральным Органом и сегодня перед Октябристами) даже я не ожидал».
По возвращении в Москву Тимирязев, несмотря на тяжелую политическую обстановку в стране, убеждается в том, что силы и вера народа в победу не сломлены, что рано или поздно царизм будет разгромлен.
В годы первой русской революции и последовавший за ними период реакции Тимирязев особенно усиленно развернул свою популяризаторскую деятельность. В 1904 г. он выпустил в свет шестое издание «Жизни растения», в 1906 г. — сборник «Земледелие и физиология растений», в 1907 г. подготовил к печати работы: «Основные черты истории развития биологии в XIX веке», «Пробуждение естествознания в третьей четверти века» и седьмое издание «Жизни растения», в 1908 г. третье издание сборника «Насущные задачи современного естествознания», в 1909 г. печатает ряд работ, посвященных 50-летнему юбилею дарвинизма, и т. д.
И эта сторона деятельности Тимирязева — борьба за популяризацию науки — имела точно так же огромное значение для развития его политических убеждений. Если в первые десятилетия деятельность Тимирязева как популяризатора науки носила в значительной мере просветительский характер, то с начала XX в. он начинает смотреть на популяризацию как на одну из форм политической борьбы. Он выдвигает свой знаменитый призыв: «Наука и демократия», указывая на наличие двоякой связи между ними — связи материальной и духовной. Первая заключается в том, что наука, приходя на помощь труду, делает его более производительным, а с другой стороны, она, опираясь на сознательную поддержку демократии, освобождается от унизительной опеки буржуазных правительств и меценатства. Умственная и нравственная связь их не менее сильна. Демократизация общества возлагает на каждого гражданина высокую нравственную ответственность за участие в общественных делах. Необходимым условием этого является способность к логическому мышлению. А эта способность лучше всего вырабатывается при изучении естествознания. Наука в свою очередь при демократии получает полную свободу для своего развития.
Материальная и духовная связь науки и демократии подкрепляется также и сходством их исторического прошлого, их эволюции. «Как в науке человечество нашло третью и верную форму искания истины, изверившись в первых двух (теологии и метафизике. — Г. П.), так и в демократии оно видит третью форму осуществления правды в жизни, изверившись в первых двух (аристократии и буржуазии. — Г. П.). Как... науке приходится выдерживать натиск ближайшей своей предшественницы метафизики, так и демократии приходится выдерживать натиск со стороны вырождающейся буржуазии. Как метафизика, желая удержать развитие человеческого разума рамками своей схоластической диалектики, невольно вынуждена бросать приветливые взгляды своему исконному врагу — клерикализму, так и та часть буржуазии, которая не желает подчиниться закону развития, вынуждена вступать в союз с теми силами, победительницею которых еще недавно себя считала. Наконец, и вздыхающая по прошлому метафизика, и пятящаяся назад буржуазия не прочь протянуть друг другу руку помощи. В мировой борьбе, завязывающейся между той частью человечества, которая смотрит вперед, и той, которая, роковым образом, вынуждена обращать свои взоры назад, на знамени первой будут начертаны эти слова — наука и демократия. — In hoc signo vinces!». Эти бодрые, оптимистические слова были написаны Тимирязевым в 1908 г., т. е. в период реакции, в разгар столыпинщины. Период первой русской революции 1905—1907 гг. и последовавшие за ним годы реакции воочию обнаружили перед ним начало раскола мира на два враждебных лагеря, показали загнивание, разложение и неизбежность гибели одного из них — лагеря буржуазии и рост, консолидацию сил второго — лагеря демократии.
Очень важно отметить, что здесь Тимирязев уже противопоставляет демократию не только царско-помещичьему строю, но и буржуазии. Более того, он указывал на наличие связи между буржуазией и дворянством. Под демократией здесь он понимает, следовательно, пролетарскую демократию. Это наглядно подтверждается еще и тем, что 6 статье «Наука и демократия» от 1 января 1913 г. Тимирязев отзывается о Базельском конгрессе II интернационала, как о «мощном голосе демократии всей Европы». Говоря о союзе науки и демократии, он характеризует его как «всемирное братство представителей науки и труда».
Призыв Тимирязева к союзу науки и демократии теперь стал, следовательно, призывом к соединению науки и пролетарского движения. Так, на первых порах расплывчатый просветительский лозунг распространения науки в массах в ходе дальнейшей борьбы становится все более и более определенным и острым.
Таким образом, в годы реакции и наступившего за ними периода подъема революционного движения все энергичнее отстаивая интересы революционной демократии, Тимирязев делает новые шаги в сторону пролетариата.
О росте внимания Тимирязева к рабочему движению в этот период свидетельствует еще такой штрих. Встретив в какой-то из газет подвальную статью «Международное профессиональное движение», он вырезал и сохранил ее, как это он всегда делал со статьями, которые казались ему особенно важными и необходимыми для своей работы. Вырезка эта и сейчас хранится в Музее К. А. Тимирязева, но ни название газеты, из которой она была вырезана, ни точную дату ее опубликования определить сейчас не представляется возможным. Однако по фактам, которые освещаются в статье, видно, что она относится примерно к концу 1907—1908 гг.
Весьма показательно, что Тимирязев все более сближается с рабочим классом именно в тот период, когда подавляющая масса буржуазной интеллигенции в тяжелой обстановке реакции открыто переходит в лагерь контрреволюции. Предательский, антинародный характер позиции идеологов буржуазно-помещичьего либерализма наиболее ярко проявился в сборнике «Вехи». Один из его авторов, М. О. Гершензон, с откровенным цинизмом признавался: «Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». В этом бесстыдном и злобном признании продажного царского холуя раскрывается во всей своей омерзительной наготе антинародная сущность буржуазно-помещичьего либерализма. Примыкавшая к нему буржуазная интеллигенция, пытавшаяся до революции 1905—1907 гг. разыгрывать из себя «оппозицию» по отношению к царю, теперь увидела в царском режиме единственную надежду на спасение от нарастающего движения народных масс. Сильное воздействие на общественно-политические взгляды Тимирязева оказывают начавшееся в 1911 г. оживление в рабочем движении и новый подъем революционного движения в 1912—1914 гг. Весьма показательным для характеристики политических убеждений Тимирязева в этот период является опубликованное недавно письмо Тимирязева от 31 мая 1911 г. ректору Московского университета Любавскому.
В начале 1911 г. в знак протеста против действий министра народного просвещения Кассо, предоставившего в связи со студенческими волнениями Московский университет в распоряжение полиции, 125 профессоров и преподавателей университета подали в отставку. Среди них был, разумеется, и Тимирязев. Отставка значительной части профессорско-преподавательского состава университета произвела большое впечатление не только в России, но и за границей. В целях смягчения создавшегося положения администрация решила пригласить подавших в отставку заслуженных профессоров вернуться в университет, обещая им возвращение всех «принадлежащих им по закону прав». В числе прочих профессоров приглашение было послано ректором университета и Тимирязеву.
