Таким образом, овладев основными положениями диалектического и исторического материализма, Тимирязев не успел еще усвоить марксистско-ленинской философии настолько, чтобы последовательно материалистически решать вопросы общественного развития. В предыдущих главах мы видели, что не сделал он этого в полной мере и в отношении изучения природы.
Идя по пути овладения диалектическим и историческим материализмом, Тимирязев не успел завершить этот путь, не смог в полном объеме понять и последовательно применить в своей работе положения и выводы марксистско-ленинской философии диалектического материализма.
Изучение трудов классиков марксизма дало возможность Тимирязеву в последние годы жизни лучше разобраться в сложной общественной обстановке. В свою очередь крупнейшие события общественной жизни — первая мировая война, Февральская буржуазно-демократическая революция и Великая Октябрьская социалистическая революция, освободительная борьба советского народа против иноземных захватчиков и контрреволюции внутри России, а также активное участие самого Тимирязева во всех этих событиях — помогают ему глубже осознать правильность марксистско-ленинского учения.
Февральскую революцию 1917 г. Тимирязев сначала встретил с энтузиазмом. Первое время ему казалось, что теперь его «старческие мечты превратились в молодую действительность». В первом же письме Горькому после свержения царизма Тимирязев пишет: «Поздравляю Вас с днем, какого еще не видывала настрадавшаяся страна. „Что день грядущий мне готовит?" — Кто знает, одно только всякому ясно — мы отчалили наконец от того берега и отчалили навсегда! Это повторяешь себе десятки раз — так неожиданно пришла эта счастливая весть, когда уже охватывало такое отчаяние». Из этих слов Тимирязева видно, что свержение самодержавия было его давнишней заветной мечтой.
Тимирязева радует отнюдь не буржуазный характер Февральской революции. Он считал, что революция действительно принесла народу полную свободу, обеспечила прекращение империалистической войны. Говоря о победе «демократической молодой России», Тимирязев имеет в виду победу трудящихся — «рабочих, работниц и солдат». Вместе с ними он участвует в первой свободной первомайской демонстрации в России в 1917 г. Тимирязев восторженно описывает эту демонстрацию в своей статье «Красное знамя»: «... Как сон, как светлое видение, выступает картина московской улицы в день того первого международного, общечеловеческого праздника, в первый раз приобщившего молодую демократическую Россию к культурным трудовым массам всего мира. Без конца, без начала, заполняющий всю ширину улицы, человеческий поток, а над ним, залитые ярким солнцем, раздуваемые весенним ветерком, радуя взоры бесконечными переливами того же ликующего алого цвета, — несметные флажки, флаги, знамена, хоругви, только яснее выявлявшие могучее, стройное движение этой сплошной текучей, живущей одной общей разумной волей, могучей массы человеческих существ. Тайна свободы чуялась в стихийном единстве этого непреодолимого поступательного движения. Более великого дня, конечно, никогда не переживал наш, — да, полно, переживал ли и какой другой народ!».
Однако очень скоро Тимирязев убеждается, что надежды его оказались тщетными. Он обнаруживает, что «плоды
Февральской революции, добытые петербургскими рабочими и солдатами, достались случайно вынесенным на гребень ее волны представителям цензовых классов...», которые сознательно оттягивали созыв Учредительного собрания и желали повторить парижские события 1848 г.
В апреле 1917 г. были опубликованы исторические «Апрельские тезисы» В. И. Ленина. Сын Тимирязева, Аркадий Клементьевич Тимирязев, рассказывает, что страницы номера «Правды», где был опубликован этот замечательный документ, были буквально испещрены восторженными замечаниями его отца. Простые и ясные слова гения социалистической революции В. И. Ленина, призывавшего пролетариат к борьбе за переход от буржуазно-демократической революции к социалистической, помогли Тимирязеву вполне осознать характер происходящих событий. С этого времени он окончательно стал под красное знамя социалистической революции. Он уже четко отграничивал его от трехцветного знамени буржуазных революций, тем самым присоединяясь к последовательным сторонникам социалистической революции. Весь характер статьи «Красное знамя», написанной вскоре после опубликования Апрельских тезисов, свидетельствует о том, что наименование «Красное знамя» Тимирязев употреблял для выражения идеи социалистической революции, диктатуры пролетариата.
Он разоблачал клевету контрреволюционных писак, будто красное знамя социалистической революции несет человечеству гибель и кровь. Напротив, утверждал Тимирязев, только красное знамя может спасти человечество от тех новых потоков крови, которые полились в связи с возобновлением русского наступления 18 июня 1917 г. по приказу англо-американских капиталистов и их верных прислужников — Керенского, Милюкова, Родзянко и т. п. Керенского Тимирязев прямо называет «предателем своего народа», а Милюкова — «лакеем проконсула английского капитала Бьюкенена». Тимирязев изобличает позорную зависимость буржуазного Временного правительства от английского и американского капитала.
Вскоре после начавшегося 18 июня 1917 г. наступления русской армии газеты опубликовали телеграмму о повышении курса русских ценностей в Америке. Тимирязев дает блестящий анализ причин подобного явления: «Когда американские капиталисты приветствуют войну повышением, вывод может быть только один: она ведется в их интересах... Царская Россия не жалела миллионов жизней в угоду английским капиталистам. Россия освободившаяся, как видно из телеграммы, имеет дело уже с капиталистами великой заатлантической демократии. Неужели в этом весь успех? Неужели в этом завоевание нашей славной революции? Неужели история повторяется, и кровавые Июньские дни являются ответом на славные Февральские, как в 1848 г. во Франции...?». Тимирязев вскрывает международные связи всего капиталистического мира, говорит о «капиталистически государственном международном организме».
Истинные побуждения заправил финансового капитала, их призывы к продолжению империалистической войны Тимирязев охарактеризовал как бешеный вой: «Дайте нам перебить еще несколько миллионов людей. Дайте нам обложить еще несколькими сотнями миллиардов живущие и еще не родившиеся поколения. Дайте нам перевести эти миллиарды из сумы трудящихся в золотые мешки миллиардеров, или в сундуки их биллионных синдикатов... А прежде всего дайте нам безнаказанно лгать и клеветать, ограждая свою ложь благодетельной цензурой и желтой прессой. Дайте нам все это, и тогда придет наше царство — царство золота и лжи, железа и крови».
Читая эти строки, вскрывающие затаенные мысли миллиардеров, жаждущих крови для превращения ее в золото, можно подумать, что они написаны автором не 30 лет назад, а теперь, когда свора Эйзенхауэров и ачесонов исступленно воет, раздувая психоз войны. И так же по-современному звучит дышащий силой и гневом, призыв Тимирязева к трудящимся бороться против своих эксплуататоров: «„Воспряньте, народы, и подсчитайте своих утеснителей", а подсчитав — вырвите из их рук нагло отнятые у вас священнейшие права ваши: право на жизнь, на труд, на свет и прежде всего на свободу, и тогда водворится на земле истина и разум, производительный труд и честный обмен их плодами».
Нередко в литературе о Тимирязеве можно встретить как высшую похвалу заявление, что Тимирязев не задумываясь «принял» или «признал» Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Но сама постановка вопроса здесь явно ложная. Ему не нужно было ни «признавать», ни «принимать» революцию. Задолго до ее совершения, с того момента, когда Ленин поставил вопрос о борьбе за осуществление социалистической революции, Тимирязев всецело проникается идеей революционного свержения буржуазного строя. Уже одна статья «Красное знамя» показывает, что Тимирязев не только встал под боевое знамя Ленина—Сталина, но и принимал непосредственное участие в борьбе за осуществление идеи социалистической революции. Возвращаясь впоследствии к мысли о красном знамени в своем приветствии первому рабочему факультету, Тимирязев с гордостью писал: «... Я стал под это знамя, как раз в те дни, когда темные силы всего мира набросились на него в надежде еще раз потопить его в кровн. Красное знамя — это символ грядущей победы труда и знания над их врагами».
Летом 1917 г. Тимирязев указывает на дилемму, вставшую перед народами, — либо победа пролетарской революции, либо неминуемая гибель: «Развернет ли человечество свое славное красное знамя, или исступленным и трусливым врагам „красной тряпки" удастся еще раз волочить его в лужах пролитой ими крови? Раздастся ли победный гимн свободе и миру всего мира, или он потонет в диком вопле поклонников войны: „Кровушки! кровушки! кровушки! Крови посвежей!" Вот в чем вопрос».
Беспредельную ненависть к буржуазии вызывает у Тимирязева расстрел демонстрации в Петербурге 3 июля 1917 г. и последовавший за ним разгул реакции. Он пишет в письме к Горькому: «Снова и снова повторяю Некрасова — „были времена и хуже, не было подлее»... Кажется, мерзавцы торжествуют по всей линии — и не сегодня завтра г.г. Корниловы, Милюковы-Дарданельские и Родзянки-болванские восстановят Столыпинское „успокоение" или что еще хуже».
В другом письме, несмотря на все свое уважение к Короленко как художнику, Тимирязев бичует его за елейные письма к народу с призывом продолжать империалистическую войну, ведущуюся якобы в интересах защиты отечества. Тимирязев говорит здесь о необходимости торопиться сказать, что хотелось, «пока нас не прихлопнули всякие Бурцевы и прочие Милюковские лакеи». Действительно, такая опасность была вполне реальной. Контрреволюционный лагерь видит в Тимирязеве одного из своих опасных врагов. Тимирязев пишет Горькому о создавшейся обстановке: «Здесь я „впал в разбойники", окружен кадетской сволочью в роде „Оглина" из „Р. В." — этого органа Белорусовых и прочих охранников».
Придерживаясь установки большевистской партии, Тимирязев до июля 1917 г. считал возможным мирное развитие революции. Но после событий 3 июля он ясно увидел, что буржуазное Временное правительство само толкает рабочий класс и солдатские массы к вооруженному восстанию. Главнейшими проявлениями реакции, вызвавшими неизбежность вооруженного свержения власти буржуазии, Тимирязев считал «предательство корниловщины, недостойную комедию Московского совещания и Булыгинского (республиканского?!) совета, два похода главнокомандующих на Петербург...».
Тимирязев глубоко возмущался лживостью буржуазной прессы, особенно кадетской газеты «Русские ведомости», а начиная с июля 1917 г. и меньшевистской газеты «Новая жизнь». Напротив, чтение большевистских газет, по свидетельству проф. С. А. Новикова, вызывало у Тимирязева прилив бодрости и энергии. Он высказывает восхищение последовательной революционностью большевистской партии, ее преданностью народу. С начала выхода в свет (март 1917 г.) органа Московского комитета РСДРП (б) «Социал-Демократ» Тимирязев регулярно и с большим удовлетворением читал эту газету наряду с центральным органом большевистской партии — газетой «Правда». Все это говорит о том, что еще задолго до Октября идея социалистической революции стала родной и близкой Тимирязеву.
Будучи сам активным пропагандистом социалистической революции, Тимирязев с радостью приветствовал ее победу в октябре 1917 г. Он понимал, что Великая Октябрьская социалистическая революция была единственным средством спасения русского народа от нищеты, разорения и порабощения иностранным капиталом. Тимирязеву была ясна огромная роль большевистской партии в подготовке и проведении Октябрьской революции. Он прямо указывал, что Петербург от предательских походов Корнилова был спасен только благодаря большевикам. Характеризуя Октябрьскую революцию, он пишет: «Победа оказалась на стороне большевизма, а побежденными оказались разношерстные враги революции».
Когда заклятый враг советского народа Черчилль организовал свой разбойничий «поход 14 государств» против молодой Советской республики, Тимирязев писал страстные статьи в защиту социалистического отечества, где разоблачал перед всем миром захватнические, империалистические цели этого «похода» и призывал трудящихся Англии, Франции, Америки и других стран встать на защиту цитадели социализма — Советской России. Тимирязев всегда был горячим патриотом своей Родины. Он справедливо писал, что в течение всей своей жизни по мере сил и разумения своего старался служить тому, что считал соответствующим свободе и культуре своей страны. Вся научная и общественная деятельность Тимирязева была служением своему народу, своей Родине. Патриотизм был одним из самых сильных побудительных мотивов, которые заставляли его, преодолевая самые разнообразные препятствия, двигать вперед биологическую науку, бороться за то, чтобы поставить ее на службу трудящимся массам родной страны. Тимирязев гордился деятелями русской науки, культуры, прославившими свою Родину. Как мы уже видели, он выступал пламенным борцом за приоритет русской науки во многих ее областях. Он всегда выражал свое восхищение героическим русским народом: «Русский народ и вышедший из его рядов русский солдат был всегда равно достоин, равно велик и в счастьи, и в несчастьи; и в несчастьи, может быть, еще более, чем в счастьи».
